Анна Неделина №2

У ведьм всегда зеленые глаза

У ведьм всегда зеленые глаза
Работа №14

Это был большой торговый городок, в жизнь которого легко мог влиться плутоватый странник, аскетичный паломник или одинокая беременная женщина. Возможно беременную как раз бы и запомнили, не поселись она за чертой городка, в глухом лесу. Тёмно-серый просторный плащ скрывал живот, а ближе к концу срока она вовсе перестала появляться на рынках и ярмарках. Тяжело было выживать посреди деревьев, кормиться собирательством, но жизнь Алары никогда не была легкой. Наконец в одну безлунную тихую ночь, прерываемую лишь далёким воем волков, в лесной глуши раздался крик новорожденного младенца.

Малышка Эли росла в тишине избушки. Алара собирала травы, изредка выбиралась на рынок, и проводила полночи в молитве, едва открывая губы и никогда не произнося ни слова. В дождливые ночи девушке вовсе было не до сна. Скрип старых половиц терялся в раскатах грома и пронзительном стуке капель по крыше. Сердце заходилось в ритме ливня, а ступни через какое-то время переставали ощущать стелющийся холод, задуваемый в многочисленные щели. Скрип ступенек на старом пороге, дверь медленно открывается. Тяжелая неспешная поступь сопровождается тихим бряцанием шпор. Один шаг, второй, ближе, всё ближе… Тёплое дыхание щекочет шею, Алара сладко улыбается в дремотных мечтах. Там, во сне, она плетет венок из прекрасных полевых ромашек. Пока она выводит благозвучные ноты, красивое новое ее платье покрывается красными пятнами. Влажными, маркими, болезненными. Это так мучительно, когда вонь гнилых зубов проникает в сознание и грубые руки больно держат запястья, пресекая попытки вырваться и убежать. В реальности же лес кряхтел, стонал, но больше ничего не происходило. С первыми лучами солнца Алара забывалась нервным беспокойным сном, чтобы проснуться через пару часов для заботы о младенце.

В который раз Милостивый Бог сберегает от дальнейшего видения во сне. Может и правда что-то было в жизни праведное, раз кошмарные воспоминания не доходили до конца? Может и грешна была жизнь Алары, раз не могло прошлое раствориться и исчезнуть. Девушка снова крадется к двери и вслушивается в ночь. Она не замечает, как неудачно взятое лезвие, впивается в нежную ладонь. Сжимает оружие крепче, оставляя еще одну красную полосу. После сотен снов, кто теперь сможет прочесть линию жизни? Может сама она так ее и укорачивает каждую ночь? Ночи же казались все длиннее, дни были полны голода и тревог. “Нужно уходить, дальше, дальше, пока не нашли”, — билось в голове, но маленькая Эли держала в доме. Куда бежать с младенцем на руках? Как? Да и зачем? Аларе хотелось поговорить с кем-нибудь, хотелось забыться хоть на секунду, но тревога, предчувствие и сны-воспоминания не отпускали.

Вот мать, добрая и нежная душа, собирает полуночные травы для успокоения болезней и отпора демонам снов. Мать, страшная и неистовая в гневе, кричит проклятия и призывает кару на головы насильников в форме закона. Мать, жалкая и страдающая, исчезает в пламени костра на главной площади. Последний подарок от бабушки — заклятие, что даёт лишь сто слов своей красивой внучке. Чтобы не раскрыли, чтобы не было соблазна. “Сто слов отныне, а на сто первый смерть выкрутит сердце из груди. А теперь беги, Аларочка, беги за дальней звездой! Не нужно тебе видеть второй костёр. А я не смогу выдержать твой” — так сказала ей старая Мара на прощание, так она ее и запомнит. Двадцать шесть слов спустя помнит, будто вчера случилось. И живет молча, живет в страхе.

Картинки из снов ярче реальности, но крик малышки Эли силен. Сегодня Алара живет для нее, сегодня Алара соберет трав и сварит суп. Она притворится, что чахлые желтые цветы — это большие полевые ромашки. Неказистые корни будут словно жирное мясо для бульона. Венок будет так хорошо смотреться на любимой дочурке, а пустой почти суп даст им силы продержаться еще одну ночь. Если бы, только если бы…

Под ногами становится горячо, слишком горячо. Алара мечется, пытается вырваться из пут, что сковали руки. Привыкшие к молчанию губы раскрываются навстречу зарождающемуся крику. Удар... Дыхание сбивается, сознание мечется в попытках понять. Нос саднит от половицы, поцарапалась при падении с жесткого ложа. Истерический смех вырывается из груди, на мгновение расслабляя напряженное тело. Краем глаза Алара ловит отблеск. Ватные ноги отказываются подниматься. Но надо, надо! В голове гулко стучит сердце: бум, бум, бум. Пот стекает в глаза, мешает смотреть. Примерещилось? Отголосок сна? Тяжелые ступни медленно делают шаг к окну, еще один и еще. Руки дрожат, и не слушаются. Пыльная занавеска на ржавых держателях не поддается, упирается, летит на пол, сдернутая нечеловеческим напряжением мышц. Не померещилось. Огни пляшут в лесу, огни приближаются к дому. Все ее сны снова материализуются.

Алара не может вздохнуть, не может пошевелиться. Она знала, что этот день придёт. Она знала что нужно уходить, но так хотела, чтобы Эли подросла… Эли! Девушка бросается к кроватке. Замотав споро малышку в старый серый плащ, Алара несётся ко второй двери. Чертовы замки и заложки! Дрожащими пальцами пытается она отодвинуть первый засов. Срывается, царапает кожу. Еще раз, еще раз! Огни, огни, она чувствует их приближение и… холодный свежий воздух окатывает надеждой, тьма заботливо принимает беглянок в свои объятия.

Весело занимается пламя. Вот горит кроватка и нехитрый гардероб. Шипит, потрескивает сума, давно уже собранная на случай, на самый плохой случай, поэтому собрана с толком, забыта без памяти. Оранжевые языки пламени лижут сбереженные на особый случай, удобные ботинки, с ними же исчезает и старый добрый дневник. Еще старая Мара начала писать в нем и рисовать разные растения, рецепты, заклинания. Алара писала в основном свои мысли, рисовала пламя, поминала усопших. Быстро поняла, что на чернила не распространяется заботливое проклятие бабушки. Сгорают мысли Алары, сгорают ее мечты, а избушка, как факел, освещает весь лес. Черные тяжелые сапоги со шпорами останавливаются возле маленького следа босой ноги на мокрой земле, принюхиваются. Толпа ликует; толпа гомонит; толпа идёт туда, куда указывает морщинистый властный палец.

Ветки хлещут по лицу Алары, разрывая увядшую от тревог красоту. Не жалко, не страшно. Бежит она, петляет как заяц, но бежать далеко, а огни следуют за ней. Маленькие глаза тревожно глядят на силуэты деревьев, жмурятся, когда красные капли попадают в глаза. Эли молчит, необученная говору и строго воспитанная, повинуется. Эли терпит, привыкшая к лишениям. Что же будет с малышкой Эли? Рождённая без отца, дочка ведьмы, невинна ли по природе своей или может заслужена кара?

— Ты…— голос Алары прерывается хриплым свистом. Едва не упав перед огромным старым дубом за которым через рощицу откроется поляна, девушка бережно, из последних сил кладет малышку возле мощных корней. Валится следом. Перевести бы дыхание да некогда, не тогда и не сейчас, никогда. Грязным рваным подолом Алара вытирает кровавые капли с лица дочери. И продолжает своим отвыкшим от слов горлом, через хрип и слёзы. —...Невинна в душе. Глаза голубые, не ведьминские, не зеленые. Пусть укроет тебя дух покровитель лесов, пусть встанут все святые на защиту. Я люблю тебя, дитя! Прости меня, дитя.

Так много хочется сказать. И о прабабушке и бабушке, что сгорели за волшебные руки и редкие познания. Про грубого мужчину, что вел двойную игру и никогда не был святым. Про то, что отец не тот, кто семя дал, а тот, кто жизнь вдохнул. И что мать и отец могут быть одним, наставник другим, а жизнь и вовсе пойти по третьему пути, который не загадывала. Но не осталось на то слов. Когда их всего сто, разве не оставишь ничего для смертельного врага? На секунду лишь позволила девушка губам задержаться на лбу малышки и вскочила Алара, понеслась прочь. Даже плакать не стала, не было сил. Босые ступни, рваные и грязные, болели, грудь разрывал огонь, руки онемели, но девушка продолжала нестись сквозь деревья. К огням, ближе к огням. Мучили ли они бабушку? Сколько жизнь держится в теле, когда его жгут? Почти радость чувствовала Алара, думая о конце. Шрамы на внутренней стороне ладони зудели предчувствием.

— Сюда, ироды! Возьмите, коли сможете! — дикий крик и страшный смех разорвали мглу леса.

— Ведьма сошла с ума, ведьма опасна? — произнесли за одним из огней факела.

— Взять ведьму! Оттуда крик был! — заорала толпа с пламенем.

Возле шпор приземлился плевок, а Алара бежала. Говорить было больно и тяжело, но крик освобождал. Дальше на восток, подальше от дуба, идите ко мне. Алара остановилась. Это хорошая полянка для смерти. Вот родник бежит рядом, а значит и душе будет легче уйти. А вот и Луна, матушка, вылезла из-за туч поглядеть.

— Будьте прокляты вы и ваш мир. Последние мои слова будут преследовать вас до седьмого колена, — прошептала черно-красная, израненная, умирающая девушка.

— Будьте прокляты! Да так, что сразу не поймете, что покоя не даст черным вашим сердцам. Милостивый Бог придумаем вам кару и через сто лет аукнется, — крикнула Алара и опустилась на колени, чувствуя как сжимается сердце, как сбивается его песнь. Последнее, что она увидела — это шпоры, серебряные шпоры на тяжелых черных сапогах.

Толпа гудела. Сильная рука поднялась в воздух.

— Мы избавили наш мир от последней ведьмы и будет теперь нам спокойствие. Сколько лет они туманили думы почтенных граждан? Скольких младенцев свели у неразумных женщин? А скот, что пал в тринадцатую пятницу? Все их темным богам на усладу! Возрадуемся, помолимся! — на волевом лице застыла торжественная маска смирения, факелы толпы были опущены, а помыслы устремлены вверх. Красный Рэндольф, лишившийся глаза и черноты волос, в многолетней борьбе против ведьм наконец смог вздохнуть со спокойствием. Он всегда мечтал о спокойствии, когда сможет отмолить свершенное и отдаться на благо мирской жизни. Мелькали перед его глазами картинки сладостных воспоминаний, но это в прошлом, в уже далеком прошлом. Странно вот так неожиданно потерять смысл всей жизни, даже если он был надуман. Важно верить в цель, а понимать уже дело второе. Но привыкнуть можно, ведь новые смыслы придумывать просто, особенно если уже не в первый раз.

***

После самых страшных ночей наступает всегда отчего-то самое ласковое и нежное утро. С мелкой глазурью росы, с ласковым теплым ветром и радостными лучиками солнца. Мадам Гринни, как всегда, решила прогуляться до леса, наполнить фляжку чистой родниковой водой и собрать пару горстей горьких, но полезных ягод. Напевая веселый мотивчик, она вдруг удивленно остановилась. Серый сверток у корней дуба шевельнулся или показалось? С осторожностью она подошла ближе и ахнула. Младенец! Да кто же оставил его посреди леса? Мадам Гринни торопливо подняла малыша и почувствовала, как в убитом горем недавней потерей сына сердцем снова что-то проснулось, когда маленькая ручка сжала ее указательный палец.

Мистер Гринни будет хорошим отцом, возможно даже слишком хорошим. Он будет баловать дочь, купать в роскоши, несоизмеримой с достатком семьи. А разве кто смог бы поступить иначе, получив чудесного ребенка? Нет, матушки феи в этих краях не столь щедры на детей-подменышей, чтобы относиться к эдакому волшебству спокойно. Элайза, прозванная так в память о бабке мистера Гринна, никогда не узнает о своем настоящем прошлом. Она будет прилежно учиться, расти, помогать по дому. Никак никто не объяснит тех странных вещей, что будут происходить с молодой красавицей. А она подумает, что со всеми вода в горшке закипает мгновенно, если голоден. Кошки щипят от того, что собак больше сердце привечает, а тоска на душе от молодости бывает. Какая девушка не любит разбитого сердца в юности?

Милостивый бог был не дурак, чтобы последним своим адептом, пусть даже обращенным в веру без памяти, лихо распорядиться. Нет! Все знают, что боги исчезают, когда последние верующие в них обращаются в прах, и такого Милостивый Бог не хотел для себя. Поэтому жизненный путь Элайзы был мирным да сладким, но давно уже был в будущем пересечен с нужными линиями других людей. Милостивый Бог охотно платил своим самым искренним почитателям справедливым возмездием. Даже посмертно платил, а иначе его бы звали Богом Немилостивым. Но то далеко, еще лет пять есть у четы Гринни для наслаждения. Того и гляди может тоже поверят в Милостивого Бога.

Большие зеленые глаза Элайзы смотрели на мир радостно и открыто. А как еще можно, когда сердце точно знает, что впереди его хозяйку ждет что-то чертовски интересное и правильное?

0
19:08
349
Алексей Ханыкин

Достойные внимания