Колыбельная

Сергей взглянул на часы – почти два. Он составлял месячный отчет по продажам. Если особо не торопиться, то он как раз успеет к концу рабочего дня. Сегодня пятница – впереди выходные.

Его пальцы застыли над клавиатурой. Чье-то присутствие за спиной заставило его остановиться. Он оглянулся. Рядом стоял заместитель директора – Евгений Петрович. Пожилой полный мужчина, в очках, с короткой стрижкой, похожий на школьного учителя. Но внешне добродушный вид, скрывал холодного расчетливого человека, иногда жесткого, если дело касалось работы.

- Здравствуйте, - Сергей пытался вспомнить, виделись они сегодня с Евгением Петровичем или нет.

- Здравствуйте, - Евгений Петрович улыбнулся, приблизившись вплотную. – Работа кипит?

Запахло дорогим одеколоном и кофе. В офисе заметно стихло. Всем было интересно содержание разговора.

- Да, отчет делаю.

- Хорошо. У меня к вам есть небольшая просьба. Дело касается вашего соседа.

- Соседа? – удивился Сергей, начиная вспоминать соседей по подъезду.

- По работе, - тут же уточнил Евгений Петрович.

Сергей задумался. Все в офисе, так или иначе, были его соседями. Но напротив него сидел Андрей Резепов. Их столы стояли вплотную к друг к другу. Резепов числился программистом. Колдовал над сайтом и интернет сервисами, чинил компьютеры, устанавливал программы.

Резепов не появлялся на работе со вторника, на звонки не отвечал. О причинах никто не знал. Резепов человек был малообщительный, не компанейский, угрюмый и замкнутый. После работы сразу домой. Ни с кем из офиса не дружил. О нем никто ничего не знал. И в офисе плодились слухи, один чуднее другого. Но по работе претензий к нему не было. Так что к Резепову все привыкли и не лезли к нему. Такой уж человек, что тут поделаешь.

Единственно, что было достоверно известно, он женат и у него есть дочь лет десяти. И то только потому, что на его рабочем столе стояла фотография в рамке. Он с женой и дочерью на фоне живописной лесной опушки. Жена, ничем ни примечательная худенькая женщина с грустным лицом. А вот дочь Настя…

В Насте было что-то особенное. Фотография бледный слепок реальности, втиснутый в плоскость. Но даже на фотографии Настя производила незабываемое впечатление. В отличие от других тусклых копий людей, она выглядела живой. По настоящему, ее лицо на фотографии жило, неуловимо менялось каждое мгновение. Это было необъяснимо и пугающе, что-то такое, о чем лучше не знать и не думать, объясняя все игрой воображения. Кто-то говорил о внезапно растянутых в улыбке губах, кто-то о нахмуренных бровях, кто-то заметил, как Настя моргнула. И множество других едва уловимых движений. Нет, это была не плоская копия, ты будто видел Настю воочию. И она смотрела на тебя, сквозь разделяющее вас пространство, видела тебя, знала о тебе.

Глаза. Ее гипнотический пристальный взгляд. Черные глаза были самыми живыми. Они сияли, но сияние их было темным. Над ними, словно вился темный, еле различимый дымок. И всякий, кто задерживал внимание на фотографии, через некоторое время начинал нервно смеяться, пряча страх.

Никто не понимал, что это, какой-то ловкий трюк, или нечто большее? Слишком уж явным был необычный эффект, чтобы игнорировать собственные ощущения. Но именно все так и делали. Постарались забыть о фотографии. Так мы стараемся забыть страшный сон или тяжелое событие. Человеческая психика и без того хрупкая штука, неустойчивая конструкция на слабеньком фундаменте из веры, чувств и немного логики. Лишний груз и все рассыпется в прах, доведя до нервного срыва, а некоторых и до сумасшедшего дома. Нет, лучше забыть.

Было и еще кое-что. Звонки по телефону. Либо Резепов кому-то звонил, либо ему. Странность была в том, что Резепов всячески старался скрыть содержание разговоров. По сути разговоров не было, чаще он молчал, коротко выслушивая собеседника и ограничиваясь скупыми: «Да», «Нет», «Хорошо», «Ясно». Если разговор требовал более развернутых реплик, Резепов выходил из комнаты. Таких звонков за день могло быть несколько. И так каждый день, без исключений.

Нет, что ни говори, Резепов странный тип. Сергею самому было интересно, куда подевался его сосед.

- Вы говорите о Резепове? – спросил Сергей.

- Да, - кивнул Евгений Петрович. – Вы хорошо его знаете?

- Нет, думаю, здесь его никто не знает. Не очень-то он общительный. А что?

- Вы живете на одной улице.

- Да? – удивился Сергей, - не знал.

- В паре кварталов друг от друга.

- Вот как! - Сергей покачал головой. – Ни разу не встречались на улице.

- Не важно, - Евгений Петрович махнул рукой. - Не могли бы вы навестить его и узнать, почему он не выходит на работу? На звонки он не отвечает, а сейчас телефон и вовсе отключен. Просто вам удобней всего.

- Так я…

- Отчет? Доделаете в понедельник. Можете ехать прямо сейчас и сразу на выходные. На работу сегодня приезжать не нужно.

- Да, мне удобней всего, - быстро согласился Сергей.

- Ну и отлично. Обязательно позвоните в отдел кадров или мне. Надеюсь с Резеповым все нормально. Вот, возьмите адрес, - Евгений Петрович протянул аккуратно сложенный листочек.

Сергей улыбнулся. Курсор мышки задвигался по монитору, сохраняя данные и закрывая рабочие программы. Долой скучные отчеты!

Он развернул листочек бумаги. Резепов жил недалеко от торгового центра в одном из тех частных домов, вся ценность которых, как правило, в участке земли. Они, как реликты прошлого, продолжали упрямо цепляться за жизнь, противопоставляя себя наступающим многоэтажкам, безликим великанам близнецам, создавая необычный и в чем-то гротескный пейзаж.

Вот значит, где живет Резепов. Интересно будет взглянуть. Может, удастся увидеть и Настю. Узнать какая она на самом деле. Многим будет интересно послушать его рассказ.

К нему подошел Николай, менеджер по продажам.

- Слышал, ты к Резепову собрался?

- Ага, хороший у тебя слух.

- Я вообще хороший человек, но сейчас речь не об этом.

- Понятное дело.

- Мне тут пришла в голову идея. Хорошая идея. Ты мог бы купить детскую игрушку. Надеюсь, не надо объяснять для кого.

- Догадываюсь, - Сергей понял, к чему клонит Николай. – Сам хотел бы ее увидеть.

- Вот, - многозначительно сказал Николай, – смышленый ты парень. Хороший дядя пришел с подарком для маленькой девочки. Не станут же ее запирать в комнате. Как думаешь?

- Не знаю, - засомневался Сергей. – Ты мне скажи.

- Попытка не пытка.

- Деньги пополам, - предложил Сергей.

- Конечно, думаю, кто-нибудь еще скинется. Я тут поговорю, не нам двоим интересно, уж поверь. Ты главное, будь понастойчивее в случае чего.

- Постараюсь.

- Уж постарайся, - Николай похлопал Сергея по плечу, - вся надежда на тебя.

***

На улице собирался дождь. Небо темнело на глазах, тяжелые мрачные тучи походили на косматых чудовищ из страшной сказки. По стоянке рыскал ветер, гоняя пыль и мусор. Сергей сидел в машине.

Он задумался, а так ли он хочет увидеть Настю? Все же, хотя он не хотел себе в этом признаваться, помимо естественного любопытства он чувствовал самый настоящий страх. Скажи он кому-нибудь об этом, его бы подняли на смех. Но кто знает, что чувствовали остальные. Не им же идти к Резепову.

Что-то в жизни Андрея Резепова было не так, что-то его сильно тяготило и мучило. Нечто такое, о чем никому нельзя рассказать. У Андрея всегда был усталый, не выспавшийся вид, красные глаза, хмурое лицо. Он никогда не улыбался. Видно было, как тяжелые мысли ворочаются в его голове, не отпуская ни днем, ни ночью.

Сергей был уверен, причина, какой бы она не была, скрывалась в семье. И вряд ли виновата жена. Их дочь, вот о ком, не переставая, думает Резепов. Маленькая девочка, чья фотография вызывала столько разговоров и слухов.

***

К тому времени, когда Сергей нашел дом Резепова, начался сильный дождь. Высокий, глухой забор, без единой щелочки, из широких некрашеных досок потемнел от времени, но выглядел крепким, как крепостная стена. Слишком высокий, если тебе нечего скрывать от любопытных глаз. За ним виднелась только покатая шиферная крыша, чердак с маленьким оконцем. Тонкий черный стержень громоотвода распарывал острием облака.

Сергей достал с заднего сиденья ветровку, чтобы прикрыться от дождя. На переднем сиденье лежал плотный пакет с мультяшными героями. Внутри коробка с куклой, тоненькая блондинка с румяными щеками. Очевидно, не самый лучший подарок. В отделе с детскими товарами, он понял, что не знает, какой подарок выбрать. Любой выглядел неподходящим. Было у него такое странное чувство, не такие подарки обрадовали бы Настю. Другие… Но вот какие именно? Поэтому пришлось выбрать из того что было, ориентируясь на цену и логику.

Он накинул ветровку, подхватил пакет и вышел из машины. Его удивило, что дверь из некрашеного листа профнастила была приоткрыта. Неудачный опыт общения с Резеповым, высокий забор, нет, вряд ли тут ждали гостей. Под табличкой с номером дома находилась кнопка звонка. Сергей пару раз ткнул пальцем в кнопку и стал ждать.

Секунды тянулись, складываясь в долгие минуты. Дождь становился злее и настойчивее, ветровка быстро намокала. Он прижал пакет с подарком к груди и наклонил голову. Через узкую щель между забором и дверью виднелась часть двора и угол дома. Куст какого-то, вероятно, ягодного растения, опрокинутое ржавое ведро и пластмассовая зеленая лейка. Сорная трава и листья куста влажно поблескивали с едва заметным желтоватым оттенком. Значит, в доме горел свет.

Сергей вновь вдавил кнопку звонка. Чуть дольше, чуть смелее и упрямее. Звука он не слышал, да и вряд ли это было возможно, хотя он и прислушивался. Но звонок мог и не работать.

Он потоптался некоторое время у забора. Никто не торопился ему открывать. Не уходить же просто так. Сергей уперся ладонью в дверь.

К крыльцу дома вела узенькая дорожка из неровных сколотых серых плиток, частично утопленных в земле. Дом, вопреки его ожиданиям, оказался на вид гораздо приятнее и добротнее, чем он ожидал. На фасаде было четыре окна и в одном из них, в самом крайнем, справа, горел желтоватый свет.

Сергей быстрым шагом прошел по дорожке и по скрипучим ступенькам поднялся на крыльцо. Еще одна дверь, уже с замком, тоже оказалась незапертой. Она вела в тускло освещенный, узкий коридор. Источником света служило маленькое оконце слева. Полумрак пах грязным бельем и отсыревшим деревом. Белье неопрятной кучкой валялось у стены, прямо на полу. Мятые простыни, футболки, рубашки, джинсы.

Коридор заканчивался парой дверей. Первая прямо – тонкая, из крашеной фанеры, вторая справа – массивная железная дверь. Нестандартного размера, явно сделана под заказ, она смотрелась нелепо в этом старом бревенчатом доме.

Сергей деликатно постучал по холодному металлу, надеясь, что хозяева спокойно отреагируют на вторжение. Но прошла минута, может две, время тянулось неимоверно долго, никто не спешил ему открыть. Он постучал сильнее, теряя терпение, морщась от боли в суставах онемевших пальцев.

Может зря он согласился приехать? Куда могли подеваться хозяева? Сам Резепов не особо его интересовал. Но вот увидеть воочию Настю было бы интересно. И что скрывать, ради этого он и приехал. А что если случилась какая-нибудь беда? Он впервые всерьез задумался о причинах отсутствия Резепова на работе. Пусть Резепов странный, нелюдимый человек, но не настолько же, чтобы не отвечать на телефонные звонки.

Сергею стало зябко. Влага, пропитавшая ветровку, добралась до рубашки. Он прислушался, тщетно пытаясь уловить какие-нибудь звуки внутри дома. По крыше монотонно барабанил дождь, создавая отвлекающий звуковой фон.

Нет, на его стук никто не отреагировал. Сколько он здесь? Несколько минут, но ему показалось, что за это время довольно сильно стемнело. Словно что-то… Он оглянулся. Серый свет вяло лился через маленькое окно. За мутным стеклом высокий кустарник, понуро покачивался, уступая порывам ветра. Вероятно, иногда ветки кустарника наклонялись чуть сильнее, закрывая окно.

Что же делать? Уходить было глупо. Сергей потянулся к ручке на двери. Она оказалась незапертой. Он ее немного приоткрыл и заглянул внутрь.

Его взору предстал небольшой огороженный закуток, что-то вроде прихожей. Узкий проем напротив закрывали полупрозрачные магнитные шторы с узором из цветов. Неприятно пахло какой-то тухлятиной.

- Эй! Кто-нибудь есть? – выкрикнул Сергей.

Но в доме было тихо, никто не отзывался.

- Я захожу, - предупредил Сергей и вошел внутрь, закрыв за собой дверь.

Он осмотрелся. Вешалка для одежды, полки для обуви, шкаф с зеркалом. Он пощелкал выключателем на стене. Свет не загорелся. Он мысленно выругался.

- Кто-нибудь есть? – вновь крикнул он. – Хозяева, вы где?

И в этот раз ему в ответ была только тишина. Что дальше? Он достал из кармана ветровки телефон, включил фонарик и осмотрел прихожую. На вешалке висела одежда, на полке стояла обувь, мужская, женская, детская. Вряд ли так можно узнать, есть ли кто дома. Но в доме горел свет, входная дверь открыта. Какие еще можно сделать выводы?

Сергей снял обувь и, раздвинув магнитные шторы, прошел через дверной проем. И оказался в большой комнате, кухне – столовой. На обеденном столе стояли две тарелки с остатками протухшей еды и средних размеров кастрюля. Пища давно испортилась. В воздухе, густой тошнотворной мутью, висел сладковато-кислый смрад разложения. По столу и тарелкам ползали большие черные мухи. Комната гудела, словно растревоженный пчелиный улей.

Всю неделю стояла жара за тридцать, а пищу не убирали минимум несколько дней. В последний раз Сергей видел Резепова в понедельник, в конце рабочего дня. Скорей всего еда на тарелках гнила с того времени.

Сергей растерянно огляделся, не зная, что делать дальше. Глаза непроизвольно выискивали другие следы беспорядка. Но в остальном в комнате было чисто. Неубранная еда тревожила, вызывая множество вопросов. Он решил осмотреть весь дом, а дальше действовать по обстановке.

Справа от него была двустворчатая дверь с матовым волнистым стеклом. Сергей подошел к ней и в очередной раз прислушался. Если бы не назойливое гудение мух, то тишина была бы полной. Снаружи шел дождь, но звуки дождя, по какой-то необъяснимой причине не могли проникнуть внутрь дома. Он видел, как по оконным стеклам беззвучно били капли дождя, сползая вниз тонкими извилистыми змейками. Он, словно смотрел на экран телевизора, с выключенным звуком.

Следующая комната была гостиной со стандартным набором мебели. Плотно зашторенные окна погрузили комнату в полумрак. На полу валялось несколько игрушек, кучка цветных карандашей и два альбомных листка с каким-то рисунком. Сергей осветил их фонариком в телефоне и присел, чтобы лучше разглядеть.

На деле, «рисунки» представляли собой почти целиком заштрихованный, беспорядочный узор цветных, черных, серых линий и завитушек. Примитивное, бессмысленное детское творчество.

Но… Его взгляд задержался на одном рисунке, будто загипнотизированный, уловив знакомые элементы и детали. Странное переживание, он не мог понять, но у него возникло острое чувство узнавания. Он пригляделся, пытаясь рассмотреть рисунок целиком, не отвлекаясь на отдельные штрихи и контуры. В одно мгновение, хаос внезапно сложился в довольно четкую картинку, она, словно всплыла из темной, мутной глубины. Сергей отпрянул от неожиданности.

- Вот, черт! – тихо выругался он и взял листок бумаги в руки.

На рисунке был изображен офис, в котором он работал. Образ с каждой секундной обрастал подробностями, становился отчетливее, ярче, выпуклее. Ракурс был необычен, вид на помещение открывался сверху, на отдалении, из угла, со стороны входной двери. Прямоугольная комната просматривалась целиком, без слепых зон. За некоторыми столами сидели сослуживцы, он узнавал всех без труда. Кто-то разговаривал по телефону, кто-то печатал на клавиатуре, кто-то смотрел в монитор. Себя он на рисунке не нашел, как и Резепова. У окна, менеджер по продажам, Николай, с хмурым лицом о чем-то разговаривал с помощником бухгалтера, Катей. Сергею почудился то ли шелест, то ли шепот. Он поднял голову, осматриваясь. Два неразборчивых голоса, где-то совсем рядом.

Его взгляд вновь скользнул по листку бумаги. Рисунок, покрылся рябью, отдельные линии и штрихи двигались и дрожали, но сама картинка, как единое целое, напротив стала еще более четкой и яркой. Пугающе четкой…

Он резко отшвырнул листок в сторону. Бумага зашуршала в воздухе, несколько раз перевернулась, и мягко спланировала в паре метров рисунком вверх, вновь превратившись в беспорядочное нагромождение линий и штрихов.

Искусная оптическая иллюзия, созданная неизвестным ему способом? Такого он еще не видел. Он не знал, что и думать.

Перед ним на полу лежал еще один рисунок, выполненный в той же манере, что и первый - заштрихованный линиями листок. Любопытно, что скрывает он. Рука сама потянулась к нему. Просто взглянуть, и как только что-то появится, отвернуться, не вглядываться. Сослуживцы вряд ли поверят его рассказу. А если сфотографировать рисунки? Интересно, сохранится иллюзия на фото?

Вначале, как и на первом рисунке, Сергей ничего не видел. Но прошло пару секунд и появилось изображение. Это был человеческий глаз, отдельно от лица, паривший в холодной синеватой дымке. Разноцветная радужка походила на диковинный цветок – коричневая у зрачка, с отдельными вкраплениями желтого и ярко оранжевого, на периферии с фрагментами темно-синего. В центре, непроницаемо черный зрачок.

Что-то неправильное было в этом глазе, что-то чужеродное, не свойственное человеку. Может быть, все дело было в том, что отсутствовало человеческое лицо, может быть, причина была в другом. Но от глаза веяло крайней жутью. У Сергея возникло стойкое ощущение пристального взгляда. Нарисованный глаз смотрел на него и видел. Прямо сейчас, в данную секунду.

Сергей накрыл рисунок рукой и отвернулся, аккуратно положил листок на пол, словно боялся побеспокоить… Что, глаз? Или что-то использовавшее глаз в качестве органа восприятия?

Не верилось, что автором рисунков могла быть маленькая девочка, как он подумал вначале. Он гадал, как из хаоса появляются такие четкие, не отличимые от реальности картинки? Чья талантливая рука могла изобразить такое? В рисунках было волшебство, но волшебство злое. Странно, это еще больше разожгло его любопытство. Он хотел увидеть еще.

Сергей включил камеру на телефоне и, озираясь по сторонам, словно стыдясь, сделал с десяток снимков, используя разные настройки. Маловероятно, что фотографии сохранят магию рисунков, но попытаться стоит. Он даже подумывал украсть один из рисунков, если дом окажется пуст. Осталось осмотреть последнюю комнату. Ту самую комнату, в которой горел свет.

Сергей, сам не понимая для чего, подошел к двери на цыпочках, стараясь не шуметь. Он осторожно прислонился к двери ухом. И расслышал, как кто-то, очень тихо напевает незнакомый мотивчик. Слов было не разобрать, но судя по тембру, голос был женский.

Он натянул на лицо улыбку, стараясь придать себе дружелюбный вид, там может быть ребенок. Неизвестно какая реакция последует на вторжение чужака. Сергей, все также прижимаясь ухом двери, деликатно постучал в дверь кулаком. За дверью тут же стихло.

- Эй, привет! Я сослуживец Олега. Можно войти?

Никто ему не ответил, за дверью стояла тишина.

- Я вхожу, - предупредил он, открыл дверь и шагнул внутрь.

Первое, что он увидел, лежащее на полу тело. Он сразу узнал Резепова, тот лежал на животе, головой к двери. Его лицо было немного повернуто вверх, глаза открыты. Судя по положению туловища, рук и ног, Резепов в последние мгновения своей жизни пытался доползти до двери.

Комната была вытянута в длину. В левом углу стояла кровать. На ней, укрытая одеялом, лежала жена Резепова. На неподвижном лице застыла безмятежная легкая улыбка. Она, как будто спала, и видела прекрасный сон. И… И, не могла проснуться, или не хотела, сон был настолько хорош.

Правее, в углу, стоял письменный стол. За ним на офисном кресле на колесиках сидела Настя. Она держала в руках карандаш и что-то рисовала. Приход незваного гостя отвлек ее, она с интересом, без страха, спокойно разглядывала Сергея.

- Все в порядке, - растерянно пробормотал он, успокаивая то ли себя, то ли девочку.

- Они спят, - буднично сообщила Настя.

- Да, да, - согласился Сергей, кивая головой, - спят, конечно.

Что здесь произошло? Никаких следов борьбы. Сергей удивленно принюхался – трупный запах отсутствовал. В душной комнате витало мерзкое зловоние мочи и экскрементов, но характерного смрада разлагающейся плоти не было. Чету Резеповых и в самом деле можно было принять за спящих.

Чувство неведомой опасности пришло неожиданно, как резкий порыв горячего ветра, разливаясь в теле невероятной слабостью. Стало невыносимо жарко, словно у него в середине груди вспыхнул огонь. Сергей нервно завертел головой, пытаясь понять, что он проглядел, ощутив себя в ловушке. Темная комната за спиной, единственный выход отсюда, стала еще темней. Жирные тени угрожающе сгустились по углам, наползая на хрупкий коридор света из открытой двери. В этом доме где-то затаилась смерть, он чувствовал ее присутствие. Бежать! Он едва сдерживал себя. Бросить маленькую девочку и на улице вызвать полицию.

Настя склонила голову набок и с интересом наблюдала за ним. Именно так, наблюдала, словно знала все его мысли и ждала, как он поступит. Ему стало стыдно. Он, ведет себя как последний трус в ситуации, в которой решение очевидно для любого взрослого человека. Сергей шагнул к Насте.

- Они спят, - с вызовом сказала Настя.

- Спят, - согласился Сергей, - мы сейчас уйдем отсюда. Не бойся, все в порядке.

Сергей обошел лежащего на полу Резепова и остановился в паре метров от стола, за которым сидела Настя. Она не сводила с него глаз и улыбнулась, словно поощряя подойти. Сергей внезапно осознал, что опасность исходит от нее. Нелепая мысль, он не представлял, чем ему может угрожать маленькая девочка. Здравый смысл отрицал такую возможность. Но дремавший до этого момента инстинкт самосохранения обожгло предчувствие смерти. Страх был иррациональным и его источник сидел перед ним. В этой комнате произошло что-то ужасное…

Сергей беспомощно протянул пакет с купленной куклой. Жалкая попытка…

- Это тебе, - голос его задрожал.

Настя молчала, перестав улыбаться, она пристально смотрела на Сергея. Он попятился, чувствуя тупую боль в голове.

- Я тебя рисовала, - сказала Настя, - вот, посмотри.

Она подняла листок со стола. Знакомый хаос линий по двум рисункам из гостиной. Сергей поспешно отвел взгляд. Нет уж, с него хватит. Он продолжал медленно пятиться, нелепо вытянув руку с пакетом вперед, словно щит.

Настя нахмурилась. Детское лицо преобразилось, приобрело жесткое, недовольное выражение.

- Как хочешь, - сердито произнесла она и положила листок на стол.

В левой руке она держала простой карандаш, который неожиданно, резко опустила на рисунок. Послышался сухой хруст сломанного графитового стержня. Голову Сергея пронзила острая, парализующая боль. Перед глазами потемнело, он пошатнулся, схватившись свободной рукой за голову.

Послышался тихий смешок Насти. Она вдруг запела. Серебряный, чистый голосок закружил вокруг него, непостижимым образом перемещаясь в пространстве, разделяясь на множество голосов. Слов, по сути, не было, протяжные тягучие звуки, вряд ли принадлежали к одному из человеческих языков. Но мотив был знакомым, древний, как само человечество и для него не обязательны были слова. Это была колыбельная. Настя пела ему колыбельную.

Тьма перед глазами стала плотнее. Сергей уже ничего не видел. Боль в голове сменилась тихим гулом, из которого рождались звуки колыбельной. Настя пела прямо у него внутри головы. Слова оплетали его сознание, как паук паутиной пойманную муху, создавая прочный непроницаемый кокон.

Сергей пытался сориентироваться в этой тьме. Он развернулся, нащупал рукой стену и, используя ее в качестве опоры, пошел к двери. Несмотря на ужасающее положение, он не чувствовал ни страха, ни тревоги. Колыбельная успокаивала его, создавая ощущение благополучия и спокойствия. И только разум все еще осознавал, что он в беде и должен продолжать идти. Но песня продолжалась, то громче, то тише, вливая в его тело слабость и бессилие.

Он, словно продирался сквозь вязкую густую среду, и каждый следующий шаг давался все труднее. Тело теряло чувствительность, его собственные руки и ноги превращались в едва осознаваемые части, которые не подчинялись его воле.

В какой-то момент он понял, что падает, но самого падения уже не почувствовал. Его «Я» оказалось в серой дымке окруженное непроницаемой тьмой. И тьма пела голосом Насти колыбельную. Больше ничего не было, его крохотное «Я» в океане тьмы и голос Насти. Сергей ничего не чувствовал, отрезанный от внешнего мира, от собственного тела. Осталось чистое сознание. Тьма шевелилась, словно живое существо. От нее к его сознанию тянулись тонкие пульсирующие нити. Он не воспринимал их обычным зрением, но, тем не менее, каким-то образом видел. Нити были голосом Насти, словами колыбельной. Они липли к его сознанию, быстро разрастаясь новыми ростками, образуя сеть.

Он находился в некоей абстрактной точке пространства, где не было ни верха, ни низа, ни других направлений. Но в какой-то момент его восприятие изменилось, он понял, что тьма находится внизу, прямо под ним, а сверху, на недосягаемой высоте мягко струился слабый серебристо-молочный свет.

Нити переплелись в толстый извивающий жгут. Жгут натянулся, создавая в сознании Сергея нарастающее напряжение. Настя продолжала петь и каждое слово, каждый звук вливал в черный жгут силу. Его сознание медленно подтягивалось к океану клубящейся тьмы. Медленно, так ему казалось, понятие времени утратило для него всякий смысл, возможно, прошла секунда, час или год, когда напряжение достигло предела. Он содрогнулся, почувствовав, как внутри него что-то необратимо рвется, словно звонко лопнула тонкая стальная струна. И спустя мгновение, все еще продолжая слышать затихающий похоронный звон, Сергей, его сознание, рухнуло во тьму.

Настя, тяжело выдохнув, замолчала. Вид у нее был усталый, лоб покрылся испариной. Она с улыбкой посмотрела на мужчину неподвижно лежащего на полу, все еще ощущая его сопротивление. Ей пришлось нелегко, куда тяжелее, чем с мамой и папой.

Она села прямо и взяла лежащий на столе рисунок. Несколько секунд внимательно его рассматривала, а потом разорвала на мелкие кусочки. Теперь он ей был не нужен. Она повернулась влево и выдвинула верхний ящик стола. Сверху лежала старая, потрепанная детская раскраска. Настя бережно взяла ее и положила перед собой на стол.

Она перевернула несколько страниц. Внутри лежал обрезанный лист ватмана. Он был полностью плотно заштрихован, глубокий черный цвет без оттенков. Листок был чуть теплым, теплее, чем обычный кусок бумаги. И если в него внимательно всмотреться, то можно было увидеть три человеческих силуэта в разных позах, парящих в темноте. Безликие вначале, силуэты с каждой секундой обрастали деталями, будто под рукой невидимого художника. Три силуэта – три человека. Они продолжали жить. Но знала об этом только Настя, и видеть их могла только она.

Этот рисунок предназначался только для нее. Только для нее одной…