Встреча в 28:40

Автор:
Евгения Юрова
Встреча в 28:40
Работа №112
  • Опубликовано на Дзен

«Новый старый», как язвительно выразилась завуч, директор видной петербургской школы Пётр Валерьевич уже четвёртый день привыкал к своему кабинету. Формально удостоившийся престижного места, а негласно сосланный в почётную отставку после десятилетий университетского преподавания, он всё, буквально всё, от дороговизны краски на стенах до качества бумаги в ксероксе, сравнивал с достославными временами вещания на кафедре — и во всём видел свидетельства собственной должностной деградации.

Настроение директора, ясное дело, было далеко не безоблачным.

Однако покинуть ненавистную клетушку он не мог: сегодня ему наконец предоставилась возможность заняться чем-нибудь поинтереснее обычной возни с бумагами. Ладно, речь шла всего-то о первоклашке, но это девчонка опаздывала вот уже шестой раз, приползая только к десяти или одиннадцати, а значит, и ей, и родителям (им — в первую очередь) следовало сделать серьёзный выговор. А уж выговаривать, давить на совесть и призывать к ответственности Пётр Валерьевич умел лучше кого бы то ни было.

В дверь постучали.

Кажется, будущий пристыжаемый был одним из его прежних студентов, причём из лучших, но радости показывать было нельзя: здесь они — суровый директор и трепещущий родитель.

-Входите, входите.

В дверях показался в меру упитанный, довольно приятный мужчина в очках, помятом костюме и с непослушными кудрявыми волосами чуть длиннее принятого. На галстуке его красовался совершенно детский рисунок с весёлыми китами в морских волнах. Взгляд мужчины выражал лёгкую растерянность; впрочем, знавшие его достаточно давно могли бы сказать, что такая растерянность и некоторая неуклюжесть являлись неотъемлемыми чертами этого наивного мечтателя. В довершение, в руках он сжимал объёмистый подарочный пакет с весёлым узором.

«Да, точно он. Мишка с филфака. Хотя меня он вряд ли помнит».

-Как вас, простите?..

-Михаил Павлович.

-Булочка? Вы отец Василисы, верно?

-Да-да.

-Присаживайтесь. Мне надо многое с вами обсудить, так что давайте я налью чаю, а потом уже поговорим по делу, — заворчал Валерьевич.

Он заварил пылеобразную смесь в гранёных стаканах, выпрошенных у предыдущего хозяина кабинета, и, приняв самый серьёзный вид, какой мог, заговорил «по делу»:

-Ваша дочь, понимаете, уже который раз опаздывает на занятия. Нина Сергеевна, классная, делала ей замечания, даже оставляла на дополнительные уроки, но вот... Вы, наверное, не в курсе? Где она может пропадать, в кино, у друзей, у родственников? Это очень опасно, между прочим! Я вынужден буду сообщить в...

-Ааа, так вы об этом, — рассмеялся папаша, — к курсе, конечно, в курсе. Она пропускает только первые два урока, разве нет?

-Эээ...

-Мы следим, чтобы она узнавала домашние задания и сама учила пропущенный материал. Да и взрослым полезно иногда вспомнить грамоту, так что мы помогаем,— усмехнулся он.

-Иии... ммм... Как?.. Вам то есть не кажется, что это плохо сказывается на её организованности? Проблем с оценками у Василисы нету, но существует же распорядок, как-никак!

Своё намерение изобразить строгого руководителя он уже забыл.

-И что с того?! Я вижу её несчастных одноклассников: валятся с ног, спят сидя на продлёнке! На этом вашем продавленном диване! А вы знаете, сколько ребёнку необходимо спать?!

-Что?..

-Спать, я говорю! До двенадцати часов! А то и больше! А вы разбираетесь хоть немного в том, как важен сон?! Заданий у них столько, что только к вечеру и заканчивают, бедные ребята.

Директор изумлённо захлопал глазами. Никто и никогда ещё не видел этого «добряка Мишку» возмущающимся чем-либо, кроме слякоти на дорогах.

-Я не понимаю. И попрошу не скандалить в моём кабинете! Школьная программа разработана лучшими специалистами, — пробубнил он, засовывая подальше в ворох документов набросанный собственным кривым почерком учебный план, — и он почему-то не мешает другим детям приходить вовремя. Это называется дисциплина!

-Ха, дисциплина!.. Ладно, — резко смягчился Михаил Павлович, — я понимаю, что поведение Лисички...ой... Василисы кажется вам немного необычным. Давайте я расскажу кое-что? Только вам, по секрету. Тогда, возможно, вы войдёте в моё положение. Придётся начать с моего знакомства с женой.

-Прямо так? Ну, если это прояснит ситуацию и не займёт слишком много времени. Прошу вас, приступайте.

-Первый раз я встретил Бернардиту почти девять лет назад...

***

-В возрасте двадцати трёх лет я представлял собой жалкое зрелище: кое-как учился на филфаке в нашем универе, подрабатывал грузчиком на выходных и гардеробщиком по вечерам. Других вакансий в доступности не нашлось, а репетитор из меня оказался никудышный. Возвращался домой к девяти, сгрызал что-нибудь сухое, что нашлось из запасов, добытых на стипендию — родственников для финансирования у меня не осталось — потом шёл на вечернюю смену в соседний театрик таскать куртки и пальто. Приходил домой за полночь, а вставать приходилось в пять, чтобы вовремя добраться из конца света, где была квартирка покойной тётушки. Разумеется, ни о каких свиданиях-женитьбах не могло быть и речи.

***

-Но вы же сказали... — запротестовал директор.

-Дайте мне продолжить.

***

Я чувствовал, что сил моих больше нет вести такую жизнь, но что оставалось? Язык — я ж с факультета французского — я действительно любил, даже планировал, как диплом будет, устроиться в одно хорошее издательство, так что бросать было жалко. Однако недосып и постоянная гонка в учёбе и на подработках уже заметно попортили мои характер и здоровье.

В конце концов в один декабрьский день я не выдержал: наврал про срочные семейные обстоятельства, не пошёл ни на какую работу и завалился спать в совершенно детское время.

***

-Минуточку, а мне что до этого? Какая разница, когда вы там спали?! К сути дела это не относится.

-Вы можете спокойно послушать? Это и есть самая суть!

***

Сколько себя помню, сны у меня всегда были яркими и неправдоподобно... плотными, что ли? Скорее места, чем состояния. Ясное дело, никто не воспринимал их всерьёз, только советовали провериться у врача (проверился — ничего не нашли). В детстве и юношестве, лет до двадцати, я и вовсе лунатил, давая окружающим повод для шуток. Но приснившееся мне в ту ночь превосходило всё, что было до этого.

Я очутился на ночной, но людной площади. Звёзды и луна светили необычайно ярко, а присмотревшись, я понял, что они как будто вырезаны из блестящей фольги и подвешены за нити.

Здания по краям были театрами (откуда-то я это знал), прохожих в них заманивали странные личности в балахонах, как у киношной Инквизиции, и птичьих масках с длинным клювом, ну, как в том фильме Гиллиама, не смотрели? Не важно. Примечательна была архитектура этих зданий: помню, я дольше всего задержался перед миниатюрным Эрмитажем, соседствующим с уменьшенным Каса-Бальо. Не знаете? Ну, дом такой в Барселоне, работы Гауди. Так вот; «массовка», как всегда у меня, представляла собой отнюдь не безликую толпу: я мог описать каждого прохожего, а их наряды, надо сказать, выглядели довольно необычно. Стараясь не обращать внимания на то, что ходили они в основном парами, я занялся вычленением из этого калейдоскопа костюмов, хотя бы частично похожих на одежду реальных стилей и эпох.

Долго витать в облаках не получилось: я на что-то налетел, чуть не расквасив нос о блестящую каменную кладку (даже во сне это вещь не из приятных!) К счастью, встретившиеся препятствие устояло на месте; «к счастью» — потому что это было не «что-то», а «кто-то», а именно, темноволосая женщина в цветастом платье куда более земного вида, чем у прочих гуляющих. Скорее даже девушка, никак не старше меня самого.

-Ой, простите, пожалуйста!

Простая логика, как у этого расхваленного принципа «бритвы Оккама», привитая рационалистическим воспитанием, требовала, чтобы все, населяющие мой сон, говорили на моём же языке. Но какое дело миру до простой логики? Незнакомка не поняла меня, только улыбнулась, помогла подняться и с восторгом а глазах кивком указала на упомянутые памятники архитектуры:

- Qué hermoso, eh? (1)

«Португальский, вроде?» Его я не знал.

-English?..

Она смущённо покачала головой.

Тем не менее я уловил суть предложения и ответил на самом похожем из доступных мне языков — французском:

-Beau, très beau, c’est vrai. (2)

Девушка улыбнулась и пожала плечами, кажется, извиняясь. Не растерявшись, на понятном большинству народов импровизированном языке жестов я предложил ей вместе прогуляться по площади. Она рассмеялась, радостно кивнула и указала на себя пальцем.

-Bernardita.

-Михаил. Можно Миша. Очень приятно!

Русский язык её веселил, и за время прогулки она не раз просила, прибегая к немалой «жестовой» изобретательности, назвать тот или иной предмет.

Девушка была не то чтобы очень красива — в том смысле, какой вкладывают в это слово дурацкие модельные агентства и попсовые киностудии. Но, пусть мы впервые встретились, в её обществе было так хорошо, спокойно, уютно, что в тот момент нельзя было допустить и мысли, будто она всего лишь продукт искажённых мозгом впечатлений, или как там принято объяснять сны у воинствующих материалистов.

-Бердардита, вы... это... не хотите встретиться ещё раз?

«Вот дурак, она же не понимает!»

Я принялся обезьянничать, задействуя все доступные воображению жестовые обозначения знакомства и цифры 2. Казалось, она уже готова была согласиться.

***

...и тут зазвонил будильник! Понимаете, как досадно?! Зазвонил будильник, возвещая, что пора спешно подзаржаться очередным бутербродом с растворимым кофе, засовывать в безразмерный рюкзак конспекты, по дороге в универ на другом конце города повторять материал к сессии— то есть возвратиться к нудной изматывающей рутине, в которую незаметно превратилась столь желанная учёба, и оставить великолепную площадь и прекрасную Бернардиту.

Оставить, может, и пришлось, но только фактически — духовно не получалось ну никак.

Немногочисленные приятели-однокашники только посмеялись и предположили, что видение про театральную площадь связано с местом подработки, а «эта невежественная девчонка» — с собственным страхом провалиться на экзаменах, этакое альтер-эго. Я почувствовал себя дураком, для вида похихикал за компанию, но больше ни о чём им не рассказывал. Знаете, есть вещи, в которых ты просто убеждён и всё, несмотря на все разумные опровержения и пресловутое общественное мнение. И из-за этой уверенности мне было ещё хуже.

Из просто голодного студента я превратился в иссохшего, в прямом и переносном смысле, прямо какого-то юного Вертера XXI века. Таинственная девушка занимала все мои мысли. Конечно, будучи воспитанным отцом-атеистом, лютым ненавистником любой мистики, я уже вообразил шизофрению или что похуже, даже добился сеанса с приходящим университетским врачом. Тот не обнаружил никаких нарушений, лишь сказал не маяться ерундой: меньше читать и больше есть, хотя бы воровать в столовой.

А сны повторялись регулярно: я видел Бернардиту в толпе зрителей в кино, в экране летающего телевизора, среди посетителей космического зоопарка, но подойти друг к другу поближе нам всё время что-то мешало, будь то расстояние или причудливая логика сновидческого мира.

Наконец настал день — точнее, ночь — когда нам снова удалось поговорить. Это было воскресенье, так что я решил счастливо дрыхнуть до обеда. Кстати, давно заметил, что самые интересные сны посещаешь, когда высыпаешься. Врач бы сказал, это потому, что мозг отдыхает начинает лучше работать. Я же считаю, у путешественника больше времени, чтобы дойти.

В тот раз передо мной едва шелестело море глубоких розоватых и бардовых оттенков, какие вряд ли можно увидеть при самом живописном земном закате. Люди — или кем были высокие пляжники в закрученных тюрбанах и пижамоподобных одеждах — вскоре разошлись по домам. А потом появились киты. Нет, не в виде струй воды или спин, показывающихся вдалеке — а в воздухе! Уж не знаю, откуда они вынырнули или прилетели, но факт есть факт: над переливающейся водой парили, время от времени погружаясь в пучину или ныряя за облака, с полдюжины летающих китов самых разных расцветок. На фоне внеземных цветов морского заката и далёкого маяка они представляли собой мечту эскаписта — хоть художника приглашай.

Засмотревшись на китов, я дошёл до конца променада, обозначенного старинными часами, очень похожими на вокзальные из фильмов. Только вот цифры были необычайно мелкими: вместо двенадцати или хотя бы двадцати четырёх на них было тридцать два деления.

Теперь я увидел, что кто-то ещё вышел на позднюю прогулку. И не просто «кто-то», а моя Бернардита!

Одета она была, кажется, как и в предыдущий раз, но сжимала в руке небольшую сумку или конверт.

Заметив меня, она радостно рассмеялась и побежала навстречу, из чего я заключил, что вполне правомерно будет не церемониться и обнять её.

Довольные, мы неспешно прогуливались вдоль берега, посматривая на чудесных животных.

— Ballena es mi animal favorito! (3)

— Что-что?

Хлопнув себя по лбу, сеньорита подняла с пляжа камешек, нарисовала на песке силуэт кита и обвела его сердечком.

«Любит китов, значит. Возьму на заметку».

Любуясь элегантным рисунком и его летающим прототипом, я отвлёкся, и для привлечения внимания Бернардите пришлось потянуть меня за рукав. Теперь, видимо, вспомнив что-то важное, она с заметным энтузиазмом протягивала мне какую-то плоскую штуку, пытаясь — впрочем, безуспешно, — объяснить её происхождение. Мы сели на скамейку у маяка и стали вместе рассматривать трофей. Штука оказалось картой очень занятного свойства. Являя собой нечто среднее между складным флаером, раритетным документом из твёрдой, приятного коричневатого цвета бумаги с филигранными надписями и гугл-картами, она позволяла, управляя компасом в нижнем углу и дотрагиваясь до нужных участков, рассматривать атлас Земли. В некоторых районах карты сверкали белые точки.

Дав мне полюбоваться диковиной, Бернардита не без труда нашла определённое место, отмеченное как раз такой звёздочкой, и ткнула туда пальцем, для убедительности потряся меня за плечо.

«Barcelona», гласила красивая надпись.

«Испания, не совсем угадал».

Я кивнул в знак понимания и взял карту себе. «Пролистав» её к северу и востоку, в свою очередь показал на родной город.

«Санкт-Петербург».

Бернардита минуту с любопытством рассматривала просторы моей родины, после чего вдруг покраснела и, немного помявшись, начала новую пантомиму.

Она по очереди указала на меня, на себя и снова на Петербург. Увидев, что я не впилил, повторила все жесты, только перед «Петербургом» как бы обвела нас обоих окружностью.

«Возьми меня с собой».

Предприняв вторую попытку, она окончательно смутилась, дескать, забудь, ерунда.

Какое там «забудь»!.. Вне себя от радости я обнял её за плечи и притянул к себе. Конечно, надо будет ещё придумать, как бы перетащить её, но прямо сейчас...

***

И тут зазвонил телефон — как выяснилось потом, какому-то не в меру усердному преподу что-то взбрело в голову в выходной день. Ещё оставаясь в пространстве сна и чувствуя, что это ненадолго, я махнул рукой в сторону необычных часов и постарался обозначить на песке первое пришедшее в голову время, 28:40.

Наглый препод звонил всё настойчивее. Злой на весь свет, я проснулся в своей конуре и швырнул простенький кнопочный телефон в стену (к счастью, попал в подушку, не разбил). Больше заснуть куда надо не получалось.

После этого фиаско меня одолело просто невыносимое уныние. Я разрывался между тоской по Бернардите и стыдом за собственное «невежественное суеверие», заставившее меня сохнуть по «конструкту собственного мозга», как его определил бы рядовой здравый человек.

Будучи окончательно съеденным совестью, я, получив одобрение преподов, под видом профессионального интереса взялся за Сартра и Виана, лучшие «приземлительные» средства, способные свести в могилу любого мистика — но вместо реалистического взгляда на жизнь получил глубочайшую депрессию. А вместо летающих китов и любимой девушки, да хотя бы необыкновенных путешествий, как было до этого, мне начали сниться злобные коридорные, повара, гоняющиеся за угрями, и джазмены, из саксофонов которых росли водяные лилии. Я понял, что «эта партровщина», как в шутку называл экзистенциализм, доконает меня окончательно. Следовало срочно сменить жанр.

У меня есть любимый автор — вы его наверняка не читали, он пишет фантастику — который, сам того не зная, не раз выручал меня в сложной ситуации и поддерживал в благополучной. Автор это, по крайней мере в большей части романов, умеет не то чтобы чудом исправлять положение и даже не успокаивать, а, понимаете, утешать (это разные вещи). По горло занятый с момента поступления, я прибегал к помощи его книгопечатного лекарства лишь в крайнем случае. Тогда мне как раз подарили дотоле незнакомое произведение, так что случай выдался не только крайний, но и самый подходящий.

Итак, всё следующее воскресенье я посвятил чтению, оправдав его как противоядие от «партровщины».

В определённой главе один из протагонистов, чудаковатый тип, как и большинство героев автора, рассказывал даме сердца сказку про мечтательного динозаврика, который так любил смотреть на облака, что забыл вымереть и в конце концов сам превратился в облако. Этот забавный сюрреализм помимо умиления вызвал у меня какое-то смутное воспоминание: так бывает, когда на задворках памяти крутится название увиденного в детстве фильма или слова некогда популярной, а теперь забытой песни.

«Точно! Фото!»

Меня осенило. Когда я был ещё в школе, вместе с ещё здравствовавшим дядей мы сделали удивительную фотографию: над его юрмальской дачей «пасся» облачный диплодок самых чётких контуров. Я очень любил рассматривать снимок и даже попросил распечатать его.

Он обнаружился на дне коробки с дядиными вещами, которые я так и не осмелился раздать. Надо же, какое совпадение! Может, автор именно тогда его видел? Что-то сомневаюсь, он же кто угодно, но не латыш. И книга вышла недавно, не могло же это облако так долго держаться?

Эта глупая с виду зацепка дала мне надежду. Чем, как говорится, чёрт не шутит! Если реально сказочное облако, почему бы не быть таковыми сновидениям?! С этой приятной мыслью, держа снимок в руке, я и заснул.

Надо сказать, обычно пространства моих снов красивы, иногда — просто необычны, но бывают и такие, что врагу не пожелаешь. Так же мне «повезло» и в ночь после прочтения той знаменательной главы. Да уж, подобная унылая муть во сне мне попадается редко! Сплошные офисы, лифты, эскалаторы, заполонённые безмолвными толпами офисных дельцов-клонов. Единственной привычной деталью были совершенно неуместно смотревшиеся здесь старомодные часы с тридцатью двумя делениями. На которых, кстати говоря, значилось «28:40». По счастию, в том сновидении я сохранил более или менее цельную память и об остальных «похождениях», и об их связи с так называемой реальной жизнью (что удаётся далеко не всегда), а потому заподозрил, что этот циферблат тут не с проста и означает нечто хорошее.

Оно, это самое «хорошее», ждало меня в следующем лифте. Стадо мрачных как туча «офисников» оттеснила Бердардиту к стене. Я не стесняясь принялся расталкивать этих зомби, освобождая ей дорогу. Она была порядком напугана обстановкой, и, чуть добравшись до меня, не преминула уткнуться носом в пиджак, как котёнок. Весьма вовремя: я как раз закрыл её от удара портфелем какого-то не в меру обидчивого клерка, после чего повёл ко входу в более или менее гостеприимное помещение —скупо обозначенный неоновой вилкой ресторан.

Посетители не сказать чтобы наслаждались обедом (видимо, радость жизни у них считалась за дурной тон), но, пока они медленно и размеренно, будто механически, питались, лица их были чуть менее суровыми и напряжёнными. Некоторые даже закрывали глаза.

«Они что, так спят?», — показала Бернардита.

Не удивился бы.

Как бы то ни было, покидать ресторан не хотелось, и мы решили что-нибудь продегустировать. Сесть хотели подальше от окна, но обратили внимание, что все стены были в той или иной мере прозрачными, таким образом делая ресторан человеческим аквариумом (гораздо менее уютным, чем с рыбками). За стеклом были видны бесчисленные стеклянные небоскрёбы, не отстающие друг от друга и на десяток метров, лестницы, лифты, секундомеры, неведомые механизмы — всё это смешалось в такой хаос бездушно-пластиковых цветов, что невозможно было определить, идёт ли речь просто о плотной застройке или об одном циклопическом здании.

Меню, к обоюдному удивлению, пестрело деликатесами разных стран, а цены нигде указано не было. Я рассудил, что в случае чего разбираться будем постфактум, ну или просто убежим.

Мы заказали сырное ассорти с орехами и грушами. Блюдо довольно быстро подали, и, кивнув официанту, я стал с аппетитом, не в пример окружающим клеркам, поедать свою порцию.

Тем не менее официант, подав заказ, так и не отошёл.

-Пора учиться, работать, читать меньше надо и не радоваться ерунде .

-Извините? — я подумал, что ослышался.

-Читать меньше надо и не веселиться зря, это всё ерунда. — с нажимом повторил он.

Доставшаяся мне от обезьяноподобных предков скудная шерсть встала дыбом. Где-то я уже слышал эту фразу! В зале очень не вовремя наступила тишина хуже прежней: затихли даже шаги персонала.

Я оглянулся. Все официанты подозрительно походили друг на друга — и одновременно на университетского врача, только лет на пять моложе. Словно по немому сигналу все они двинулись в нашу сторону, угрожающе размахивая бокалами, ножами и скрученными в тугой жгут полотенцами. Я вскочил, завёл Бернардиту себе за спину и начал медленно отступать к выходу, парируя уколы вилками и бомбардировку бокалами стянутым со стола подносом. Официантоврачи начали скандировать: «Ерунда! Надо быть реалистом! Ерунда!»

Пока я отбивался подносом, в толпе нападающих появились экземпляры, явно изображающие моего папашу в приступе гнева. Эти вопили: «Опять книги! Опять фантастика! Мусор!» — что раззадорило их соратников, которые принялись кидаться кухонной утварью вдвое активнее. Один всё-таки сумел дотянуться до меня вилкой, поцарапав щёку, но не покалечил.

«Сами будьте реалистами, с меня хватит!» — закричал я, опрокидывая стол на официантоврача с тесаком, — «Фигвам!»

Уж не знаю, закладывали ли Попов и Успенский в свои сказки какое-нибудь мощное заклинание, но армия врачей/официантов/отцов отхлынула и поредела. Мы развернулись и рванули из ресторана — чтобы приземлиться на спину летающего кита...

***

Я проснулся на полу с сильно ушибленным плечом и расцарапанным лицом. Но в объятиях я держал Бернадиту.

Я попросил отгул якобы по болезни, а как только любимая освоилась в новых реалиях, вторым языком взял испанский, так что довольно скоро мы свободно общались (какой же приятной собеседницей она оказалась!). Её саму я устроил частным преподавателем испанского для продолжающих — у себя дома она как раз училась в педагогическом. Документы помогли оформить друзья, у которых родители работали где нужно, и после этого мы поженились.

На медовый месяц чудом достали недорогую путёвку на Бали, чтобы увидеть море; конечно, ему было далеко до того самого, но сами понимаете, ассоциации. А потом Бернардита предложила мне писать фантастику на основе снов, столько ведь материала зря пропадает. И хорошо пошло! Так что теперь мы живём в миленькой квартире в центре, правда, деньги предпочитаем тратить преимущественно на путешествия.

***

-Вы, конечно, можете подумать, что я ку-ку, — развёл руками рассказчик, — ненаучно и всё такое, но все же видели мою жену. Откуда бы я её добыл? Явно не студентка по обмену, языки знает плохо, родственников нет. Но и точно не беженка. Ну и вот, — он кивнул на дневник Василисы, — не могу придумать, как ещё доказать.

Директор по инерции продолжал помешивать ложкой в пустом стакане. Глаза он поднял только через минуты две.

- Ну что ж. Допустим, я верю. Это лучше, чем рассказ об НЛО — я, признаться, ожидал чего-то в таком духе.

-Какое НЛО, что вы, как говорится, я придурок, но не настолько!

-Да уж. Я очень за вас рад, — директор вспомнил, что как раз в тот год пытался дозвониться до Михаила, чтобы попросить помочь с организацией какого-то семинара, но счёл за благо замолчать этот эпизод. — Просите, а...

-Секунду.

Михаил Павлович выудил из кармана допотопной модели телефон.

- Está bien, estaré allí pronto. Si, estoy terriblemente hambriento. Besos. (4)

- Жена?

-Да, спрашивает про ужин, сегодня у нас годовщина начала совместной жизни. То самое ассорти будет с орехами и карамелизованные груши, помнит. Она у меня заботливая. А дочурке я купил плюшевого кита.

-Нда. Ну, я не знаю, что сказать... Вы человек здравый, не врун, я, кстати, помню вас ещё студентом... А это, ну, никак не влияет на вашу совместную жизнь?

-Как же, влияет, это я и попытался объяснить: у нас строго запрещены будильники и звонки до полудня, а каждый член семьи обладает неотъемлемым правом спать, когда и сколько ему заблагорассудится.

***

(1)Как красиво, да? (испанский)

(2)Красиво, очень красиво, действительно (фр.)

(3)Кит — моё любимое животное (исп.)

(4)Всё хорошо, скоро буду. Да, голодный страшно. Целую.

+4
00:07
644
16:08
Хорошо, по-гуманитарному. Идея, конечно, не особо мощная, но написано очень приятно.
Комментарий удален
08:26 (отредактировано)
Логика любого директора: сначала накормить, напоить, в баньке выпарить, а потом уже звездюлей вставлять, что дочь не дисциплинируете. Ну ладно, хозяин-барин. И беседа пошла наивно-душевная, навязчиво-располагающая… Честно сказать, сидела б я там, в компании незнакомца, бочком бы вышла после первых фраз.
Разговорная речь сильно отличается от литературной, между прочим, в первую очередь односложностью и короткими фразами за один раз. А тут столько сложносочиненных предложений, лексических вывертов, пространных описаний… Тут не происходит описаний от первого лица, тут как бы идет вслух повествование от первого лица.
Директор явно не умеет себя вести на руководящих должностях, раз любой человек может отнять у него кучу времени, отвлечь, навязать свои правила и видения ситуации. Ему полтора часа пересказывали сновидения!
Как «чудесно», что за переводом каждой иностранной фразы читатель вынужден гонять в конец всего текста, смотреть, что же там, и лететь назад, тратя время на поиск места, с которого закончилось чтение. Рядом в скобках сделать перевод – Пушкин в гробу перевернется!
Михаил проснулся, побежал на учебу, где рассказал о своем сне всем. Ну чтоб посмеялись или поиздевались немного. Ну нормально же, все так делаем.
32 деления на часах… Что ж, это очень-очень важно. Без этого нельзя было бы читать дальше. Под эти часы же подогнали интригу.
Фреди Крюгер одобрительно кивнул головой в тот момент, когда из сна в реальность удалось вырвать женщину.
«Какое НЛО, что вы, как говорится, я придурок, но не настолько»… Йопта, значит в НЛО профессору-директору верить стремно, а в то, как действительно появилась Бернардита – «Вы что, сумасшедшим меня считаете?» Нет-нет, что вы все совершенно логично, вот АБСОЛЮТНО. Ведь любой может устать настолько, что уснет и вытащит из сна, например, щенка или чемодан с деньгами, или билет на Луну… А директор с открытым ртом сидит наверное, и пытается проглотить то, что ему сейчас скормили… Ну не может же этот бывший его студент придумывать такое! А это было ни чем иным, как объяснением, что детям надо спать до 11. Ложиться раньше? Не-е-е… Следовать всяким научным догмам, что раннее вставание (и раннее укладывание спать!) благотворно влияет на организм – что вы, уж лучше в НЛО верьте, их же не существует!
Не рассказ, а просто крик души, чтоб человеку дали спать, сколько хочется. Хорошо хоть, про ребенка в конце не забыли, а то начали с дочки, а вся история про то, как с женой встретился.
Вот честно, без участия девочки и директора школы все это смотрелось бы куда фантастичнее и гармоничнее.
Загрузка...

Достойные внимания