Пыль цветка

- Я шёл во тьме дождливой ночи...

А. Блок

Огромный готический замок возвышался на горе Каменотеса. Первые слабые лучи солнца из-за серых волн залива Корнас осветили верхи пирамидальных башен дворца. Этот замок был построен одним богатым господином, скопившим свой капитал на том, что торговал людьми. Чёрные дела делаются в молодости. А к старости старик-работорговец зачастил к священнику, развел кошек
и сделался затворником. Смерть не искала его в этих дремучих лесах, и за свою долгую тихую старость на золото, лежащее в простых холстяных мешках, старик построил великолепнейший замок, возвышающийся над округой, и когда солнце находилось в зените, и не было на небе туч, что редко в этом климате, овальные окна замка отсвечивали далеко в море. На строительстве старик схватил "легавую" - так в здешних местах называли простуду - и, провалявшись в бреду три ночи и три дня, - умер. Пропало и золото. Поговаривали, что видели как-то в свете луны белый парус на восточном краю залива, но такая была дурная погода, что это приняли за огни Эльма, чем за старика, топившего свои "золотушный" груз... С этого времени много волн разбилось о гранитные столбы утеса, много ветров оплакали башни дворца, много птиц принесли южное тепло к границе сурового края болот и лесов.

***

В пустых залах залаяла собака.

«Что тебя так тревожит, Джесси»,- эти слова принадлежали старому королю из династии Велинготов, которые вот уже на протяжении трехсот лет правили страной. Он был в домашнем с позументом халате.

«Добрый мой песик, ну, ну.... Что ты так нервничаешь, или вспоминаешь утку, которую мы зацепили на Гнилых болотах?»

Собака - легавой рыжей масти, с невероятной силой прыгала на хозяина, злобно рыча. Вообще с той самой охоты она вела себя беспокойно.

«Джесси, уж не заболела ли ты, бедняжка?»- Король опытным движением руки задрал голову собаки и поглядел в раскрытую пасть. Ничего серьёзного он не заметил, только удивила его розовая, как кружево, пена по краю губ.

В это время в окно ударилась какая-то большая птица, отсветом от окна на полу заплясала сотня рук, с шумом окно отворилось, морской бриз уронил вазу с цветами и свалил на пол шахматные фигуры с небольшого столика, тяжелой влажной ручищей перелистнул книгу, лежащую тут же. Собака злобно завыла, заскулила, закружилась на шахматном паркете зала и с визгом бросилась на своего хозяина. Миг – и лязг зубов собаки старыйкороль услышал около своей шеи. Он упал, на секунду замешкался, расправляя полы халата, поднялся на руку. В это время Джесси делала разворот после неудачного прыжка, кровавым глазом нацелясь на шею короля. Всё решали секунды. Среди разбросанных шахматных фигур, король нашёл двух «офицеров» и после того, как разъяренное животное, вытянув шею в прыжке, раскрыв пасть, чтобы ухватить его за горло, он сильным и резким движением ударил ими собаку по ушным раковинам. Она завизжала, обхватила морду передними лапами, словно жалуясь на боль, и закружила по паркету. Велингот-старший выхватил пику из рук вбежавшего стражника, точным движением пронзил пса между высоких лопаток; собака зашипела, несколько раз запрокинула голову назад, хрипло кашлянула и повалилась на разбросанные фигуры.

***

- Отец, что случилось? Какого черта твоя любимая собака бросается на своего хозяина?

- Ты, сын, не знаешь наше семейное предание. Твой дед, мой отец, Велингот IV, умирая, передал мне завет никогда не появляться на Гнилых болотах. А меня, старика, сам знаешь, эта охота совсем ума лишает. Мы так хорошо шли по следу оленя, что то наставление отца совсем вылетело у меня из головы. А олень, я тебе скажу, был красавец, 1,5 метра в холке, не вру!.. Так вот, умирая, он рассказал мне удивительную легенду: будто Гнилых болот не было раньше, и будто они возникли на месте кровавой расправы над крестьянами в правление Велингота I, в жестокости и неуступчивости которому не было равных на свете. После этой жуткой расправы, когда крестьян заставляли сдирать ногтями кору сосен, и потом, соорудив огромный костер из добытой коры, сожгли их всех. Старожилы рассказывали, что земля стонала до тех пор, пока не прошел дождь, после этого на месте пепелища образовалась небольшая лужа, которая по истечении 300 лет разрослась до сегодняшних границ Гнилых болот. Так-вот, с этих болот и приходит к нам смерть, и лучше ждать своего часа, чем идти и тревожить ее сон.

- Отец, неужели ты веришь во всю эту чепуху?

- Не верил, но после случая с Джесси мне стало не по себе, эта утрата слишком тяжела для меня. И я хочу сказать тебе, Сван, не оставляй своего больного отца, не мне, а нашему государству нужна твоя крепкая рука и твоя умная голова.

- Хорошо, отец, будь по-твоему. Как только я вернусь из похода, я займусь делами государства, и ты поможешь мне, хорошо? - ответил молодой король, улыбаясь.

- Я буду ждать тебя мой сын!

***

Перед государством стояла проблема северо-восточных границ. Вот уже второй год подряд степняки /кочевые племена варваров/ грабили и разрушали деревни и небольшие торговые города. Давно надо было дать им хорошую взбучку. Походы тогда отличались аскетичностью. Сто хорошо вооруженных всадников и столько же пеших воинов, с гружеными подводами отправлялись по утреннему холодку через обширные леса. В селениях их не встречали цветами и улыбками женщины. Степняки вели хитрую войну, они хорошо усвоили, что предупреждение удара не в пользу наступающего, и поэтому в крупных селениях, на торговых улицах всегда можно было встретить купца, продающего заморские диковины, а также специи, соль и сахар. Это были лазутчики-доносители. Легче бить слабого, чем искать слабости у сильного.

Утро предвещало отличную погоду. Туман рассеивался, и желтая песчаная дорога, меж ровных корабельных сосен навевала покой. Молодой король Велингот VI думал о том, что его жизнь - замкнутый круг, и никакая случайность не выбросит его из тех обстоятельств, что складывались вокруг его жизни. Ему хотелось одного, чтобы отец дождался его. Он вспомнил всех этих придворных подхалимов, льстецов, пристающих на кухне к толстым поварихам и вытирающих свои масляные рты их подъюбошниками, они ему были противны.

- Сэр!- и, не успев что-либо сообразить, Сван был свален на землю с коня, каким-то юрким, словно обезьяна, человеком.

- Ты кто такой? - спросил телохранитель Мэтт, огромного телосложения человек, больше похожий на медведя, и на такой же огромной лошади.

- Мэтт, если ты думаешь, что твоя голова может существовать отдельно от тела, я предоставлю тебе такую возможность! Что это за люди, которые могут бросаться на твоего короля?

- Я переломлю этой обезьяне позвоночник, - попросту ответил Мэтт.

- Но, сэр,- сказал этот небольшого роста человек в синем капюшоне, который носили крестьяне в день святого Велингота, - но, сэр, вам грозила смерть,- он показал на огромный булыжник, лежавший в нескольких шагах от короля, - Я не хотел вас беспокоить по данному пустяку, но мне показалось, что вам грозит опасность.

- Мэтт, вышли стрельцов посмотреть этот лес хорошенько и спустите собак. Все остальные цепью к деревне!!!

Сван не спешил отпускать человека, так неожиданно спасшего его жизнь. Он залез на коня и пустил его легким шагом, так что спаситель мог следовать за ним быстрым шагом.

- Кто ты такой, чем занимаешься и куда путь держишь?

- О, много вопросов, а ответ один. Я - актер, лицедей. Кочую, пою песни, ем иногда хлеб, иногда молоко и не жалуюсь на судьбу. Ночую на деревьях, чтоб не сожрали какие-нибудь доходяги, смотришь, и свои брат-актер не побрезгует такой вкуснятиной...

- Послушай…

- Виктор.

- Странное имя, звучное, Виктор. А почему ты решил, что я нуждаюсь в твоём спасении?

- Вот это действительно странный вопрос. Когда я слышу падающий камень, я зажмуриваю глаза, сам не понимая, зачем, и, видя, как человеку на моих глазах хотят размозжить череп, я испытываю то же самое стремление. Спасаю не задумываясь.

- А ты что, видел того человека?

- Видел, только это не человек, это пострашнее твоего Мэтта. По всей видимости, это бродят разорившиеся крестьяне. Хоть власть и печется о них, но печь хлеб им не из чего.

Сван хлестнул плеткой Виктора, а потом коня. Коню явно не понравилось такое действие и он помчался вперед, словно очумелый. В топоте удаляющегося короля Виктор услышал: «Мы еще увидимся, я жду тебя в Соломенных Крышах".

- Охо-хо, если б у меня, как у коня, было бы четыре ноги, я все равно бы не добрался до Соломенных Крыш завтра. Лучше спать, чем выполнять прихоти вельмож.- Он залез на раскидистое дерево и тут же заснул.

***

В деревне, куда въехала сотня, была тишина. Ночь, звезды, лёгкий шум сосен, как прибой, одинокий лай собаки и вдруг. Чу?! Какой-то говор, не то песня. Король и два телохранителя подъехали ближе к кусту сирени, откуда доносились эти звуки.

Я не помню отца с матерью….

Я живу сорок лет один…

Дальше шло сплошное бу-бу-бу или еще что-то, отдаленно напоминающее невнятный лепет.

- Эй, - спросил один из телохранителей, который был повыше и черен волосом, как цыган. - Эй, пивная бочка, где у вас тут может отдохнуть честный человек?

- Я не помню отца с матерью… 0й, больно,- вскрикнул пьяный, когда черноволосый ударил его плетью.

- Если ты думаешь, что ты пуп земли,- ты сильно ошибаешься,- сказал все тот же похожий на цыгана и подал коня прямо на старика. Да, это был старик, сейчас, когда лунный свет, оторвавшийся, как влюбленный, от своих звездочек, полоснул взглядом по небритой его щеке, стало ясно, что этот человек мог даже видеть динозавра.

- Ну, давай, ослиное дерьмо,- еще нетерпимее сказал цыган.

- Не надо, Нэст, ты хочешь заставить вино говорить, когда оно только поет,- попросил Сван.

- Я не помню отца с матерью, я живу сорок лет один... О, я вижу в нашей глуши образованного человека. Если с почтенным стариком ты не можешь держать вровень головы, то хотя бы попроси у него прощения. Если я не ошибаюсь, вы из свиты короля.

- Почему ты так думаешь, отец?- спросил второй телохранитель, белокурый юноша с золотым тиснением на доспехах.

- Я жизнь прожил. А на счет, где переночевать, вам подойдет любая изба, потому что сегодня праздник Золотой рыбы.

- Спасибо, отец. И не забывай: когда не держат тебя ноги, бери с собойпалку, чтобы случайно твоя родная собака не перекусила тебе собственную глотку. Прощай,- сказал король и двинулся в центр селения.

- Галл,- обратился Сван к белокурому телохранителю,- выставь дозоры и предупреди, что по капле выходит жизнь из человека, и по капле вина осушается бочка, когда в ней проделано отверстие. Нэст, а мы пойдем с тобой посмотрим на этой праздник, может, удастся встретиться с тем злоумышленником, который хотел принести твоего короля в жертву своим богам.

Праздник Золотой Рыбы - это праздник любви, праздник во имя скромности и благочестия. Обряд сватанья - жестокий обряд, порой девушка даже не знает своего будущего жениха и чаще всего приносится в жертву долгов родителей, или чего доброго, какой-нибудь их прихоти, а порой и бессилия. Но видно, очень давно мужья очень любили своих жён, а жены из домашних рабынь превращались в домашних господ. Видно, только ум женщины подсказал мужчинам, старейшинам деревни, праздник Золотой Рыбы! Когда девушка вместе с юношей в воде сетью ловят золотую рыбу. Не всякому она попадается, а коль попалась, на том и сватают друг за друга. Юный король знал об этом простом, но очень поэтичном обряде. Когда он и Нэст вышли к огромному озеру то от света звезд и луны, от лёгкой ряби на воде, казалось, что вода озера до краев полна этой золотой рыбой, которая только и ждёт голые тела людей, чтобы позолотить их кожу, звенящую потом в ночной тишине.

- Не нравятся мне эти древние обряды,- настороженно проговорил Нэст,- все придуряются, будто верят.

- Не говори так, ты не справедлив к человеку. Человек так хочет тепла и любви в этом сыром лесу, что придумал себе огонь и греется у нарисованного очага. И не наше с тобой дело осуждать его, если ему, этому человеку, от этого костра легче. Пойдем, я тоже хочу поймать свою «золотую рыбу»! И, Нэст, прошу тебя, расслабься, здесь каждый слишком занят собственной судьбой, чтоб обращать внимание на эти мелочи,- сказал Сван, и раздевшись, бросился за остальными в озеро.

Поразительно было не то, что, смешавшись с группой голых юношей и девушек, король потерял и свои сан и стать, странно то, что, казалось, он сам верил в эти чудеса, в эти стариковские бредни. Оглянувшись вокруг, он увидел сотни любопытных глаз, сотни рук, прикасающихся к его телу; было так, словно ты стоишь в воде и мальки бьются о твои ноги, легко и приятно; всё выше поднималась луна, и без того невиданное количество золотой рыбы умножалось и умножалось. Послышался какой-то далекий звон, и с каким-то шумом и трепыханием вся эта многорукая и многоногая толпа побежала к берегу. Сван, нагнувшись, стараясь удержаться на ногах, словно собирался первым пересечь невидимую ленточку финиша, устремился вперед, вот он толкнул какую-то девушку в пояс своей головой, вот она не удержалась и как скошенный полевой цветок упала на песок, она лежала как большая рыба, выброшенная на берег случайной сильной волной...

- Вы не ушиблись?- подавая руку девушке, спросил юный король.

- Мне опять не везет, сетей не хватает на всех,- улыбнувшись, ответила девушка.

- Если хочешь, я поймаю тебе эту золотую рыбу руками.

- А ты красивый, хоть и чужой. Сети - не главное в жизни, да и в ловле тоже, главное - удача. Я не знаю, кто ты, но ты, наверняка можешь поймать эту рыбу руками.

- Как звать тебя?

- Мария, я живу около колодца, и моя мать очень добрая женщина.

Она засмеялась над ним, над ним, великим королём страны. И что же? Они были вдвоем, они и только ночь. Но после купания каждый должен прятаться в доме, чтобы сохранить то золото, которое осело на влюблённых во время купания. Она побежала домой.

- Я найду тебя, Мария.

- Я полюбила тебя, чужак!

***

Taк день завтрашний не похож на день сегодняшний и вчерашний. Coтня выступила рано утром, по росе. Кони шли неохотно, то и дело вздрагивая мышцами на передних ногах и животе. Люди тянулись с такой же неохотой. Война - дело трудное, война - дело неприятное.

Юный король не волновался за исход битвы, навряд ли найдется кто сильнее его верных солдат, с которыми он вместе учился боевому искусству. Его занимали странные мысли: «Почему всё же мои отец так стар, а я так молод, и я совсем не помню мою мать? И такие понятия моего отца, как: фамильная знатность, чистота крови, непререкаемый закон трона, не вызывают во мне тех же чувств, что у отца? И не означает ли всё это, что из меня выйдет «худой» король. А это хуже всего для власти - «худой» король. Хм! Может, был прав старый пьяница псарь, который говорил, что мой истинный отец погиб в одном из нескончаемых боев при деревне Тёплые воды, и что нынешний отец, чтобы искупить вину за бессмысленные кровопролития, усыновил меня ради примирения двух народов, разделяющих страну на два враждующих лагеря, и якобы это обстоятельство прекратило кровопролитие…. А впрочем, не в этом дело.? А дело всё в...ней. Она не будет плакать, когда, мое тело привезут, укрытое специально сшитым из красного атласа, фамильным плащом, она просто своими синими от холода губами, потому что тогда уже будет холодно, прикоснется к моим замерзшим губам, этого бестолкового бревна, которое было когда-то мною. И всё! Две звезды оконечностями соединятся в одну, в одну судьбу, судьбу смерти… Впрочем, люди не виновны, что их король, кажется, влюбился, чёрте-что… Завтра около полудня, мы будем у северной границы моего королевства, мне нужен трезвый и спокойный ум.

***

Коварство на войне – первейшее благо, в сочетании с хорошей дисциплиной, умелым и четким управлением оно приводит войско к победе: маленьких полководцев к маленьким победам, больших полководцев – к большим! Кроме всего прочего, надо составить верный психологический портрет врага. Племена степняков представляли сложное слияние различных народностей, проще сказать, просто сброд, но только после того они превращались в сброд, когда сытно наедались нахватав богатой добычи, но когда имеешь дело с голодным и злым степняком, лучше уметь обороняться, чем нападать. Они смелы и храбры, и их напор и азарт стоят больших карт. Структура управления стаей упрощена до возможного. Ею правит сильнейший и хитрейший вожак, каждые полгода любые желающие претенденты могут испытать себя в особых упражнениях, поэтому жиреть вожаку не приходится, и сохранить своё главенствующее место он может только часто повторяющимися набегами, чтоб оттянуть срок проверки. И ещё уних нет понятия - женщина, у них эта просто сучка, способная воспроизводить на свет потомство от любого здорового и сильного мужчины. А если нет понятия - женщина, то все остальные синонимы: любовь, нежность, милосердие – тоже не имеют никакого смысла. Значит, война без пленных, без чести, зуб за зуб, кровь за кровь. Это бойня! И не дай бог оказаться на ней быком!

День клонился к ночи, и также наклонялась полоса горизонта, сначала она балансировала, пытаясь принять позицию либо дня, либо ночи, потом она задрожала, как лист осины в осеннем промёрзшем от утренников лесу, потом полыхнула белой спиной паруса и поплыла в тёмные сумерки, за красным шаром раскалённого железа.

Всегда виною люди, а не обстоятельства. И какая, в конце концов, разница, когда к тому же не везёт и везёшь груз ответственности один. Это должно было случиться, но всегда худшее, что случается с нами, мы представляем себе по другому. Нападение случилось около Больших камней – небольшого участка местности, представляющего из себя целый поселок валунов различной высоты и очертания; повернув за первый камень, ты оказываешься в каменном мешке, со всех сторон окруженном буро-красными с белыми лишаями камнями и небом, и здесь остаётся только молиться .

Это было неожиданно, свист отравленных стрел, как стая диких угрей, впилась в спину, в шеи, в круп коня, зашелестела о камни. Крик, брошенные факела, запах опаленной кожи, ржание лошадей - и каменный мешок наполнился смертью и вонью из её рта.

Племя «рыжих псов» отменно рассчитало момент нападения, хорошо ориентируясь в Больших камнях и используя этот природный лабиринт и крепость, они практически оставили безнаказанным своё нападение. Сван был больше в раздумье, чем в панике, страхе или даже в поисках выхода из создавшегося положения. Его верные помощники и рыцари закрывали его своими телами от камней, стрел, факелов и копий. Где-то королевским сотникам удалось пришибить 3-4 «рыжих псов», но это было просто делом случая, и всё это походило не на бой, а на иезуитскую пытку, бессилие и злоба наполняли сердца отважных рыцарей. Только верный конь, привставая на задние ноги, оглядываясь, кружил, как бы опасаясь неожиданного удара со спины. И так же заметалась душа Свана, вдруг мир вокруг него оказался не предсказуемым!!! Окружение вокруг него редело.

- Оружие на землю, мы проиграли, будем драться в рукопашном бою, выжидаем момент, когда большинство из них окажется на открытом месте,- крикнул король, спрыгнув с коня. Вынув белый кружевной платок, он вышел навстречу стрелам и камням. Поразительная скорость выполнения приказа удивила нападающих. Всё стихло… Отсветы от красной луны блеснули на шлемах и кольчугах, сотней высунутых распаренных языков. Из-за камня показался маленький человек - урод с кривыми ногами и изуродованной грудной клеткой, в руке он держал конической формы камень. Быстрой прыгающей походкой, он приближался к королю; еле заметным движением, изогнувшись, он уже собирался ударить Свана, но странный звук, похожий на полет большой птицы, рассекая воздух, гулко ударил этого человека по голове и гулко ударился о камни. Это был бумеранг. Из-за высокого валуна показался хозяин бумеранга. На чужом языке он что-то прокричал, на соседних двух валунах поднялись лучники, изогнув свои кривые луки, они пустили несколько стрел в стоящих безоружных людей, некоторые из них упал. Потом вставили ещё стрелы и снова выпустили их в пленников, за спиной короля раздались крики товарищей. Да-да, на что он надеялся, на то, что эти грязные ублюдки сохранят им жизнь? Король опустил голову, и в ту же минуту хозяин бумеранга что-то вновь прокричал на своем языке, хрипя и кашляя, и еще несколько полуголых человек показалось из-за валунов. Они собрали оружие и, приблизившись к сотне, стали срывать украшения, кинжалы, шлемы, всё, что по их мнению, сулило хоть какую-нибудь выгоду. После чего, связав всех одной верёвкой, потащили за валуны. На какое-то время король остался один. Ему стало страшно... Бежать... Что это за птица надо мной, сова? Что это всё, больше ничего не будет, не будет девушки по имени Мария? Бежать... Но это была лишь секунда слабости, иначе королями могли бы быть и псари. Он овладел собой и направился туда, куда, как стадо баранов, повели его побитую сотню. Тут же, как из-под земли, с обеих сторон выросли два здоровенных охранника, каждый по силе не уступавший Мэтту. Они что-то говорили между собой, и запах пота и крови душил короля.

Выйдя из Больших камней они подошли к небольшой стоянке, где были поставлены шалаши, и около них толпились женщины, старики и дети. В центре этого посёлка стоял столб, на котором, как почки на ветке, были прибиты человеческие головы. Королю вдруг стало легко, он понял одну очень простую истину: умирать надо свободным, даже если нет другого способа, кроме перекусывания вен. Вдруг он услышал крик, обернувшись, Сван увидел Мэтта, его привязали к деревянной доске, изуродованное камнями лицо уже ничего не говорило королю о его верном телохранителе, только мышцы на обнаженном теле и его громоподобный крик пронизывал в самое сердце. Крепкая натура может выдержать многое, и она даёт человеку силу выдерживать ужасные муки. Мэтт был привязан таким образом, что его тело было поднято над землёй на метр, и его ноги свободно болтались. Всё происходило, как в жутком сне, с приторно-пряным привкусом во рту. К подвешенному таким образом Мэтту подвели свору голодных псов-волков, которые были посажены на цепь с таким расчетом, что могли допрыгнуть до ног телохранителя. Собаки бросались, слюна капала из их поганых пастей, с голодной яростью они вцепились в ноги Мэтта, разрывая и перекусывая мышцы и кости, он страшно кричал, это видеть было невозможно.

У Свана оставался последний козырь, пока эти «выдумщики» не расправились со всеми его друзьями таким же образом, да, теперь они уже были его друзьями, он решил применить своё искусство рукопашного боя. На налокотниках, наколенниках и плечах, были сделаны конусообразные выступы, напоминающие боевые украшения, но при соответствующей подготовке и обучении, они превращались в грозное оружие в рукопашном бою. Король отметил, что два человека из его личной охраны, обладающие такой же способностью, свободны и в напряженном состоянии следили за ним. И они увидели своего короля, это был тот же непобедимый в тренировочных упражнениях боец: с молниеносным ударом и хитростью лисы. Пока варвары наслаждались мучением жертвы, двумя сильными ударами в виски король поразил громадин, стоящих по его бокам, они охнули и медленно стали опускаться то на одно, то на другое колено, поворачиваясь, как винт, рухнув у ног Велингота VIс проломленными черепами. До связанных друзей было 100 метров. Было 100 метров.

100 МЕТРОВ

Он не помнил себя и не помнил отца, и вообще не осознавал, где он, и что его окружает. Он помнил только одно: «песок» - это удар коленом в область схождения ребер, «топор» - это удар локтем в выступающий шейный позвонок, он помнил «валун» - это удар тыльной стороной ладони по лбу, когда глаза, как две бусинки на ниточках, повисали из глазниц. Его учил этому отец, отца учил дед, деда - прадед и чтобы продолжить род, он должен вспомнить всё, чему он учился, тренируясь, по 8-10 часов в день.

Сильно кололо под правой лопаткой, какая-то свинцовая тяжесть наполнила ноги, глаза слипались, но осталось пройти 50 метров. Удар, голова словно раскололась, всё закружилось в цветном круговороте, но вот «пила» - удар оттянутыми пальцами в горло. Кто-то упал, хрипит.… А я по кусочкам «собираю» голову, вот затылка нет, холодно, зябко студит открывшиеся мозги. Я вижу и чувствую, как бы со стороны. Я вижу, как подгибается нога лошади, конь хорошо прыгнул через поваленное дерево, но небольшая ямка с очень гладким скосом влево, и копыто, как полозья лыжи, скользит в сторону, хруст ломающейся кости, и все ощущения в тебе. Моя правая нога, что с ней? «Медведь" - удар двумя руками по ушам, сильно и резко. Но правая нога, её нет, ступни нет, я волочу её за собой, опираясь на сломанную кость. Осталось 20 метров, 20 метров, лучше в костёр, в огонь, пусть будет больно от того, что ты горишь, но только не эта боль внутри, во всём теле. Всё кончено, я не дошёл до них всего лишь 5 метров. Аминь.

ТЁМНЫЙ ЛЕС

Жизнь слишком хорошо сидит в нас, и нет повода жаловаться на природу.

Вокруг большого озера стоял лес-солдат. Лес-рядовой, жадно влюбленный в свою любимую зимнюю стужу, когда всё белым-бело, хрустящей хлебной корочкой стоит избушка, среди снежных богатых купцов, одетых в песцовые шубы и шапки. Осенью это отдельный хутор, где поутру гремит рукомойник, мычит корова и лениво лает собака. Летом и весной там так же красиво, хорошо и спокойно.

- Ты молодец, легко отделался, позапрошлый год Иван тоже притащил бродягу, обмёрз, спину перебили, разбойники.… А у тебя невелики потери, всего лишь две недели в бреду, да месяц-другой бревном полежать. Переломы срастаются, яд из крови выгоним, с головой сложнее, её не почистишь...

- Где я?... Кто ты, женщина?

- Лежи, милок, не надо бы тебе подниматься, дело твоё плохое, коли бы не наши мужики, псы эти поганые совсем бы из вас тюрю сделали. Пацанята сообщили, вот мы и на выручку государю.

- А кто жив остался?

- Никого, заботник, погиб, говорят, и наш юный король, с головой, пробитой, с ногой, переломанной, с ядом в сердце.

- А я кто?

- А ты человек, достойный сострадания и покоя, не король ты, не раб ты, да и не враг никому. Твоим силам только со слабостью да со смертью бороться, и битва эта происходит везде: и на воздушных кораблях, и на крутых горах, и под землей, и под водой, в любой малой травинке, ищущей путь к свету, в жеребёнке, опирающемся на пока ещё неокрепшие ноги, во всём живом и неживом, идет борьба твоих сил со слабостью и смертью. Думай об этом, думай о силе своей, и поднимешься, как сокол поднимается на крыло, и полетишь к родному гнезду. А не поднимешься, быть тебе прахом и беспамятью в поколении. Сон не сон, явь не явь, время только ушло в сердце заячье.

СЕРДЦЕ ЗАЯЧЬЕ

Верная примета, если нога болит, ноет в кости, бегать тебе, брат заяц, от собак да волков. И утро сегодня было хорошее, хлебное – август, сколько всего кругом: хоть морковь, хоть капуста. Есть небольшой огород у лесника, хоть и злые собаки, но не всяк заяц и волку по зубам. Хоть ты, братец, и трус, но не отнимаются у тебя ноги, когда надо бежать. Смотришь, ожил через минуту, через другую запетлял и там, смотришь, уже не тебе приходиться ломать голову, а ловчим с их железными пастями, да куриными мозгами. Но с утра заныла лапа, хоть сиди в норе и не выходи никуда, да что там, испугалось сердце, встрепенулось воробьём, и уже болезнь: окостенеют суставы и умрёшь голодной смертью на радость кротам и лисам. Нет, пойду, побегаю, да и день-то хлебный

В заборе был хороший лаз под две подгнившие доски. Главное во всей этой операции по разделу капусты - вовремя поднять уши, оторвавшись от сочного, сладкого листа. Беда зайца в его гурманоподобной природе, и забывает он поднять уши, и бежит мягко, перепрыгивая через вилки капусты, рыжий сеттер вот прыгает сбоку от зайца, оцепеневшего от того, что уши забыл поднять, но какие сейчас уши, когда спасение в прыжке, в случайности, угадает пёс - и хана тебе серый тулупчик, лязгнет стальная челюсть, и с перекусанным позвоночники ты долго будешь ещё биться в смертельной судороге, а растравленный азартом пёс будет рвать тебя на клочки, как подушку. А сердце в зайце живёт долго, даже если бесчувственный, обескровленный заяц уже мёртв, а сердечко ещё вздрагивает, хватает, как рыба, красными жабрами воздух и бьётся и плачет, вспоминая, что больная нога, что день хлебный, что жить хорошо, да две жизни не прожить.

ДВЕ ЖИЗНИ НЕ ЖИТЬ - ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН ВЕРИТЬ ОДНОМУ БОГУ.

Это был обыкновенный осенний день, может немного дождливый. Мягкий лесной настил, словно шерсть, впитывал в себя капли дождя, пахнущего хвоей и смолой. Это был обыкновенный день в череде дней, пока Сван не мог подняться без посторонней помощи. Он приподнялся на кровати, но сильное головокружение словно подхватило его под мышки и перевернуло, он упал, едва не разбив голову об угол кровати.

- Что же ты, милый, мучаешь себя, отдохни чуток, придет твоё время идти в сухой город, придет, окрепнуть надо...

- Какой город?- хотел было спросить король, но яркий свет вспыхнул в мозгу, на мгновение всё сделалось белым, словно кто-то разлил молоко, а потом всё резко почернело.

Сила приходит. Но первой приходит надежда, она открывает путь свету, а за светом приходит сила, медленно, не спеша, она ставит нас на ноги и тогда уже ничто не удержит нас на месте. Мы победили, мы опять оказались сильнее смерти...

Сван поднялся около 6 часов вечера, смеркалось... Откуда-то из-за озера несло белый клочьями туман, огромные столбы тумана передвигались по воздуху, как облака по небу.

- Тебе пора идти,- сказала та женщина, которую когда-то он или видел, или она ему приснилась,- Только помни, тебе дана сила и, сконцентрировав её, ты можешь выполнить любое дело, можешь оказать любую помощь, какой бы странной она не была, но тогда...., но тогда ты навеки останешься в сухом городе...

Он ещё что-то хотел спросить, почему сухой, какое дело и желание он может выполнить, но уже не было избы, теплого очага, запаха мочала и дубовых скамеек, был жёлтый, оранжево-неяркий пустой город, разрушенный и брошенный. Здания, как гнилые зубы, чернели на фоне красноватого в всполыхах неба, пустые глазницы домов и чернота окон придавали им очертания черепов. Шелест и шорох. Ветер. Это и был Сухой город - город, где ты обязательно побываешь, если потеряешь веру в жизнь.

СУХОЙ ГОРОД

Пустой, выжженный солнцем город, странной декорацией провинциального театра, разместился у подножия потухнувшего вулкана Кирсат.… Две краски – жёлтая и чёрная – подчинили художника, писавшего эти декорации, и спившегося в конце работы... Поначалу издали казалось, что по всему городу порхают небольшие летучие мыши, творя на лету какую-то причудливую вязь слов, но войдя в город через ворота, сильный порыв ветра лизнул его желтыми листьями, спадающими с сухих безжизненных деревьев. Королю показалось, что он пропустил что-то очень важное, сказанное старухой, он оглянулся и удивленный, отшагнул назад: ворот, которые он только что прошёл минуту назад, не оказалось, перед ним было зеркальное отражение, того что было впереди.

- Войди в первый дом и укрой мои кости шерстяным одеялом, войди во второй дом и разожги костёр в сыром подвале, войди в третий дом и дай умирающим детям воды...

Откуда шёл этот сухой треснувший голос?... Лишь жёлто-серая пыль и листья, словно речной песок, облизывали мощеные камнем улицы и останки домов...

В дом, куда зашёл Сван, было мрачно и душно, непонятная коричневая слизь сталактитами свисала с потолка, а под ногой хрустело битое стекло. Он шёл тесным длинным коридором и слышал как за стеной гигантская топка потрескивала от горящих поленьев, в некоторых местах коридора стены стискивали его до такой степени, что он всем телом ощущал горячий жар от стены. Он уже подумывал вернуться и, выбрав небольшое расширение, развернулся. Следом за ним шла тьма, она заполняла всё пространство, окружая его со всех сторон. Вдруг послышалось хлопанье дверей, вначале где-то далеко, потом всё ближе и ближе...

- Войди в мой дом и укрой мои кости шерстяным одеялом...

- Ты плохо обо мне думаешь, старая ведьма, с этими словами он выхватил клинок и, вонзая его остриё, бросился в эту душную, мокрую тьму. Он бежал, падал снова бежал, проваливаясь, во всю ту же бестелесную тьму, вдруг чьи-то мелкие острые зубы вцепились во всё тело, растягивая и разрывая его. Нужно верить, что спасение возможно, нужно верить, так он твердил про себя и отяжелевшей от нависших мелких существ рукой, продолжал колоть и рубить их. Нужно верить, даже когда… но в это время хлопанье дверей, которое он слышал до этого, повторилось, только уже в обратной последовательности, от него к выходу, и когда входная дверь открылась, поток света, ветра и пыли, словно кулаком ударил его, и, ломая какие-то деревянные перегородки он был выброшен в небольшую комнату, всю заросшую паутиной, он успел оглянуться, и увидел, как эти маленькие влажные тени, отлетали от луча света…

Спасибо тебе, Господи! Он поднялся и осмотрел себя, кое-где эти гады добрались до тела, и на этом месте были кровоточащие ранки, клинок был словно обглодан. Приложив руку к укушенному месту, он оглядел комнату. Когда-то это было спальней, о чем говорила большая кровать, стоявшая посредине комнаты, пыль и паутина сплели как бы вечный саван для хозяина. В кровати лежала мумия женщины, огромной дырой рта и сухими глазницами она, словно завороженная, смотрела в потолок, волосы, как пакля, клочьями торчали во все стороны. В ногах лежал тёплый плед, аккуратно сложенный, как будто его только что принесли.

- Войди в первый дом и укрой мои кости шерстяным одеялом…

- Не все верят в бога, но в чёрта все,- с такими словами король расправил одеяло и укрыл мумию женщины, ему даже показалось, что стало теплее в этом склепе. Повернувшись к ней спиной, он направился к двери, но кто-то схватил его за плечо. Он обернулся и увидел всё в том же положении лежащую мумию, и только невероятно длинная её рука схватила его за плечо, на секунду ему показалось, что в глазницах мелькнули красные искры.

- Я же красива, разве ты не хочешь быть со мной, этот плод очень сладок, его когда-то испробовал сам великий король ВЕЛИНГОТ II... Ну же, возьми мою грудь,- синий неяркий пламень ходил под трепещущей, словно от ветра, ночной рубашке ожившего скелета.

- Ну же…,- громко и настойчиво произнесла мумия и с невероятной силой дёрнула Свана за плечо. Он упал на мумию и пытался вырваться, но руки соскальзывали с костей мёртвого тела, мумия же охватила его двумя руками и притягивала к своей вонючей пасти, в последней попытке он надавил рукой на подбородок, стараясь хоть немного отжать её от себя, рука соскользнула и про валясь по плечо на дне он почувствовал под пальцами мерзких скользких змей. Собрав последние силы от охватившего его чувства омерзения, он вырвался из цепких объятий «знойной» женщины.

Вечерело, сумерки спускались на сухой город, ни одного огонька, ни одного так согревающего наше сердце звука: лая собаки, скрипа уключин, говора женщин и звенящей цепи колодца. Город молчал, как чёрный подводный корабль, он уходил в глубину иссини-чёрной ночи. Только сейчас, немного успокоившись, он заметил висевшую у него на плече оторванную руку мумии, он содрал её и бросил на мостовую, рука мумии вздрогнула и поползла, сгибаясь в суставах, к своей хозяйке.

- Войди во второй дом и разожги огонь в сыром подвале...

И он вошёл во второй дом, приветливо, как ему показалось, раскрывшему дверь. По сравнению с первым домом, этот второй дом казался ухоженным и жилым, только очень холодным. В большой комнате с огромным камином посредине стояла деревянная мебель, и посредине в кресле-качалке кто-то раскачивался, со спины Свану было-не видно кто это. Наверняка какая-нибудь очередная гадость, которая, как и все здешние фантазии, жаждут его крови. В плетёном кресле-качалке сидел очень старый человек, кожа да кости, словно сухарь. По колено он был укрыт тёплым пледом, на нём была белая легкая рубашка, которая, надо полагать, никак не могла согреть его в этом жутком холоде. Когда старик заговорил, Свану показалось, что открылись несмазанные двери:

- Я знал, что ты придешь, мальчик мой, когда я умирал один в окружении этих жадных крыс, твоих родственников, я думал о нашей встрече…

- Отец,- Сван бросился к ногам отца и, уткнувшись головой в его колени, беззвучно заплакал.

- Да, мой мальчик обстоятельства складываются, как болезни. После известия о твоей смерти, я серьёзно заболел, и правление принял на себя твой дядя. Сынок, зажги камин, мне холодно и к тому же…- старый король замолк, и в его горле послышались какие-то булькающие звуки, отдаленно напомнившие Свану что-то, с чем он бы не захотел встречаться вновь. Он разжег камин и сел напротив отца. Вначале он снова не узнал короля-отца, перед ним сидел какой-то не знакомый сумашедший старик.

- Ты не смотри на меня так пристально, я не Мария,- произнес отец.

- Отец, что с тобой?

- Извини, сынок, это бывает, но я хочу предупредить тебя; как только ты услышишь собачий вой, и под полом зазвучат шаги, беги отсюда, чтобы я тебе не говорил, и даже если сама смерть встанет на твоем пути. Беги! Они боятся тебя, потому что кровь Велинготов - это кровь свободных людей, а не рабов. Рабом человек всегда становится сам...

- Отец, к чему все эти страхи. Ты не представляешь, как я рад, что вижу тебя. Я уже не чаял тебя увидеть,- молодой король поднялся с коленей и хотел поцеловать отца...

- Сиди,- громко приказал отец. Сван сел.- Я должен рассказать тебе все. Твой дядя, этот шут в царской короне, сразу же после того, как унаследовал трон, велел устроить бал-карнавал. Все должны были быть в масках и костюмах, к тому же он раскупорил все вина, запасенные мной на твою свадьбу; после трёхдневного безудержного пьянства и разврата, весь этот сброд отправился на охоту в лес, где были специально для этого расчищены участки леса и накрыты столы со всевозможными закусками. Оргия безумства достигла предела и этот злодей в шутовском колпаке, решил расправиться с остальными наследниками трона. 'Твой двоюродный брат Крист и двоюродный дядя Севьен вместе с прислугой, женой и детьми были препровождены его людьми в специальные места для охоты, огороженные по всей окружности кострами, в первом круге Крист с молодой женой изрядно «поохотились», на них напала свора голодных волков, которых специально для этого приготовил дядя. Крист был достойным тебя, мой мальчик, только благодаря его силе и смелости сумела спастись его жена, вернее её успели спасти, но она больше походила на окровавленный кусок мяса, хотя ещё дышала. Но когда всё семейство Севьена столкнулось с разъяренным смертельно раненым кабаном, над лесом стоял такой крик, от которого протрезвели все, кто безбожно пил уже четвёртый день; кто понимал что тут что-то не то, бросился во второе кольцо, то, что они увидели в свете факелов, заставило вздрогнуть самых смелых… На следующий день всё королевство было погребено под черным шёлком, люди перестали смеяться и петь, они стали угрюмы и озлоблены, потому что это животное в человечьем обличии, в каждом городе повелел убить десять младенцев, чтобы траур, который испытывает новый король, испытывали и все его верноподданные. Я не выдержал этого...

He успел старый король договорить, как раздался неожиданный хохот, и Сван, как наяву, в камине увидел в пламени огня, рыжего жирного короля, который сидел один за огромным столом, уставленным разными яствами.

- Бросьте, вы же знаете старика Велингота V, он сошел с ума, ха-ха-ха, его можно теперь не кормить, нет, ...ха-ха-ха лучше давайте ему много солённой воды... - Видение также резко пропало, как и началось. Сван взглянул на отца, лицо которого покрылось мелкими капельками пота, старик резко задышал...

- Не всему верь, муж мой!- забарабанил тот же противный голос.

Сван подбежал к отцу и рукавом начал стирать пот с лица короля. Промочив рукав и взглянув на него, он увидел кровь... Через поры кожи тоненькими струйками текла кровь. Где-то совсем рядом завыла собака, словно оплакивая покойника.

- Джесси,- позвала мумия старика, сидевшего в кресле... Под полом совершенно ясно послышались гигантские шаги.

- Я всё понял, отец, я всё понял,- ответил сын и повернулся к выходу, прямо на пороге стояла смерть и скалила свой гнилой беззубый рот!..

- Ну что, бабушка, поиграй с внучком,- он вынул свой испытанный клинок и пошел на неё, он сделал фехтовальный выпад в её сторону, но рука провалилась в пустоту и он кубарем, по инерции, пройдя через неё, выкатился на булыжную мостовую сухого города.… Из земли выросли две гигантские челюсти, полыхнул огонь, и дом с хрустом в сомкнутых челюстях ушел под землю.

- Отец,- и Сван перекрестился первый раз в жизни.

- Войди в третий дом и принеси умирающим детям воды...

- Воды, мама, я хочу пить, мама,- где-то совсем рядом причитал и гнусавил маленький ребёнок. Король оглянулся, ничего не было видно, в насмешку над городом светила белая луна. Тени и тишина, шелест ветра или шелест листьев, вот и всё что осталось от мира.

- Я хочу пить, я хочу воды, мама, проснись,- снова заплакал всё тот же детский голос.

- Девочка, где ты, не бойся, я помогу тебе,- Сван оборачивался, пробегал по улицам города, пытаясь даже самим телом уловить этот испуганный детский зов. Но вокруг была пусто. Если рядом с нами нет человека, и если этого человека нет даже пусть очень далеко от нас, мы ощущаем тяжесть пустоты и здесь на земле. Вдруг он заметил тень, так, по крайней мере, ему показалось, на сердце отлегло, кто бы ты ни был, только не эта пустота. Сван выхватил свой клинок и бросился за тенью, и только обогнув полуразрушенный дом, он столкнулся лицом к лицу с этим монстром. Эта была огромная, словно надутая туша, формами напоминающая человека. Он замахнулся на этого урода, но оно издавало вполне человеческие звуки, и Сван опустил руку.

- Если ты очень хочешь увидеть этих девочек, ты должен заплатить за осмотр,- и, уловив недоумевающий взгляд слушающего, добавил,- Я содержатель этих бедных сирот, только благодаря мне, моей доброте и моему мягкому сердцу, они ещё живы.

- Извините, сэр, но ваша шутка столь же неуместна, как и голос «облагодетельствованной» девочки. Где она, слышишь меня, говяжья тушёнка, иначе я уже не ручаюсь за себя, понял?!...

- Вы можете испытывать моё терпение очень долго, так как вы первый посетитель на протяжении последних ста лет, мало остаётся людей с хорошей кровью и силой... О, я чувствую в вас эту силу.

- Ты мелешь, такое же непонятное мне, как и все здесь. Оказывается можно знать один и тот же язык, и говорить вещи, которые не понимаешь. Но сострадание к маленькой девочке - это единственное, что должно же у вас, чудовищ, остаться? Ты это понимаешь тушёнка, или нет...

- Ты не имеешь права так говорить, здесь мои правила игры, хотя вы и при оружии...

- Хорошо! Что же ты просишь за вход?

- Элементарно, всего лишь ваш клинок, так как современная мода меня не интересует.

- На, подавись…- молодой король не успел договорить, моментальная реакция спасла его, он успел отпрянуть вправо, боль в левом плече, легкое головокружение, тепло в ладони, подсказали ему, что его собственный клинок чуть-чуть не стал последним оружием его врага.

- Ах, ты...,- Но этот человек растворился в проёме стены, из которой шёл серый дым. Осторожно вынув клинок и перетянув рану, Сван вошёл в щель и покатился по отлогим ступеням вниз, внизу он ударился головой о железную дверь и на некоторое время потерял сознание. Только голос маленькой девочки заставил его прийти в себя. Он просунул клинок в щель в двери, поднажал и, сломав клинок, открыл эту тяжелую дверь. Теперь он лишился единственного верного друга. К тому же, с трудом открыв дверь, он увидел стену, но оттуда, из-за кирпичной кладки доносился детский плач. Обессиленный, раздраженный от невезения, он прислонился к ней и застонал. Мужчины не плачут, но если нет рядом женщины, что делать с горем безнадежности, кто знает, ответьте? Слабость перешла в неистовство и он, уже не чувствуя ничего, бил кулаками в стену, остатком клинка, кромсал и выщербливал куски красного кирпича, потом что-то застонало и стена двинулась от него, это был его враг, «тушёнка».

- Я убью тебя...- Но догнать он его не успел; в одном из комнат он увидел маленькую худенькую девочку. Девочка, увидев разъярённого, истекающего кровью человека с обломанным клинком в руке, инстинктивно запрыгнула на кровать к матери, и та, видно, потеряв равновесие, как тряпичная кукла, упала на пол, так показалось Свану, но на самом деле, это была мумия женщины с оторванной рукой.

- Нe бойся девочка, не бойся, я сейчас возьму тебя на руки, и мы вместе выберемся из этого ужаса.

- Воды, дай мне воды, я хочу пить,- причитала девочка.

- А это, что?- удивленно спросил Сван, наклонившись над бочкой полной до краев. Он опустил руку, зачерпнул пригоршню и выпил, весь рот обожгло как огнем,- Соль... Соль?! Опять солёная вода, он схватил девочку на руки, но проём двери снова заткнула «тушёнка».

- Ты можешь спасти её, у тебя есть сила, о которой тебе говорила старуха, вылечившая тебя там, на земле, ты можешь этой силой напоить её, но тогда ты навсегда останешься здесь, ты станешь ей и буде...- Теперь не успел договорить уже он, Сван оставшейся частью клинка полоснул по туше, от шеи до живота и оттуда, как во сне, хлынула чистая, родниковая вода, он снял девочку с рук и подтолкнул к этому неожиданному водопаду голубой воды. И, удивительно, девочка как будто вспомнила, что был когда-то дождь и под ним можно прыгать и смяться, брать его в ладоши и бросать вверх, словно возвращая эту благость обратно к небу. Девочка забыла о своем желании пить, она прыгнула в этот водопад, звонко и радостно засмеялась, запрыгала и мягко, совсем по-женски, улыбнулась. Пусть нам трудно и больно, но доброта всё же сильнее в нас, надо только стать этой девочкой, а мы можем, я верю! Но водопад был недолгий, вода словно растаяла, не оставив после себя ничего, только лишь, пожалуй, звук и мелодию. Девочка, недоумевающе провела по сухому полу рукой, по стенам, обернулась к Свану и горько-горько заплакала. Мечта умерла. Сван быстро снял рубашку, выжал совсем немного воды и дал ей. Это всё что он мог сделать... Рассечённая туша так и стояла в двери, заслонив её полностью собой, только линия разреза блестела. Сван взял девочку на руки, убрал со лба завиток и оттолкнул тушу... Она упала, обратившись в прах, и за ней король увидел ...

Море подпрыгивающих детских головок, они все были одинаковые, они были едины в своем порыве иссохших детских ручонок, с единой мольбой:

- ВОДЫ!!!

Но вдруг поверх голов он увидел праздник Золотой рыбы, запах сена, хвои, её плечи, глаза, потом он увидел отца, дядю, издевающегося над отцом, и его решение напоить детей заколебалось…

- Ты останешься здесь и будешь таким же маленьким, будешь мучиться жаждой, и умрешь с этой жаждой на устах. Давай вырвемся из этого страшного моря детских просящих о помощи ручонок, нельзя помочь всем, и жизнь-силу потеряешь напрасно, только звон монеты о каменную плиту и всё...

Никто не узнает, никто не оценит твой жест добра... Ты, словно пыль с цветка, была - и нет, осела и растаяла... Ну что же ты медлишь, над чем ты задумался, войди в реальный мир, здесь чертовщина, уродство, ужас, а там мир, Мария, праздник, месть за отца, ты же истинный принц крови, неужели твой род умрет, неужели опять кровавые короли, неужели снова не будет на земле любви и счастья, ну же... СВАН?!!

Он разжал кисть левой руки, повернул ладонью к детям, закричал, чтоб хоть как-то заглушить бормотание туши у себя внутри и полоснул остатком кинжала по венам…

В мгновенье, пока он не потерял сознанье, в безликой детской толпе он увидел самого себя…

- Воды, дайте им воды !!!