​Считающий ворон

Всё началось с похорон, с того момента, когда бабушка Татьяна Васильевна, оттолкнув Кирилла, крикнула матери:

– А я вам говорила – вот зло! Всю гадость в дом вы с ним принесли!

Или раньше? Когда воспитательница, имя-то позабылось, трясла его плечо, а он никак не мог проснуться:

– Да что же это такое?! За ним родители приехали! Как можно спать-то!

Он так ждал этого момента, наверное, больше всех ребят вокруг, что не верил тому, что слышал теперь. Казалось, сон продолжается, и не стоит открывать глаза. Но вдруг подскочил в кроватке и бросился в приёмную, как есть, в пижаме и босиком.

Он не помнил, как выглядели его родители, но эти двое с зовущими улыбками во все лица, протягивающие руки, как щупальца, явно были не они. Тогда Кирилл повернулся к ним спиной и пошёл вон. Но воспитательница остановила его, улыбаясь чужакам как-то особенно радушно.

– Не расстраивайтесь – детки у нас непростые, сами знаете.

– Да мы всё понимаем, – женский голос показался Кириллу приятным, и он обернулся.– Подойди ко мне, малыш, давай познакомимся.

Воспитательница подтолкнула в спину, и он сделал маленький шажок, – чего им нужно, что от него хотят? Зачем знакомиться вообще?

– Поедем домой, – мужчина протянул Кириллу руку, но тот не торопился, стоял как вкопанный, только таращил глаза поочерёдно на каждого из взрослых и совершенно не понимал, что происходит.

– Он не глухой? Не немой? – встревожился мужчина.

– Нет-нет, что вы, – поспешила успокоить его воспитательница. – Он здоровый мальчик. У него всё в порядке. Нормально развивается. Только не говорит пока. Ну, да не он один. Многие детки до пяти лет не разговаривают. А потом как начнут болтать без умолку, – ой! – она махнула рукой. – Но, сами понимаете, стресс. Сирота.

– Ну, ладно, будем надеяться. Да и наш Севка кого угодно разговорит. Пойдём, малыш, – улыбнулась женщина.

Кирилл продолжал стоять, не шевелясь, и воспитательница снова слегка подтолкнула его в спину:

– Ну что ты? Иди-иди. Это твои новые папа и мама. А ещё у тебя будет старший братик. Иди.

Зачем новые? – думал Кирилл, когда он своих ждёт, а что будет, если они придут за ним, а его нет? Он даже хотел сказать про это. Но рука мужчины уже сжимала его ладошку, и привычный сухой ком опять сдавил горло.

А, может быть, всё началось ещё раньше, но только Кирилл никак не мог вспомнить, что же случилось, и куда все, с кем он когда-то жил, делись. А тому, что иногда кричала бабушка Татьяна Васильевна, что его настоящий отец прирезал от ревности мать и теперь сидит где-то в тюрьме, он не верил, она всё время что-то кричала, много чего, про Севку, например. Она вообще говорить не умела, только кричать. От этого Кирилл совсем расхотел издавать какие-нибудь звуки.

Новая мама иногда пела. Кирилл думал попробовать однажды подпеть, но слишком долго собирался, даже стал раскачиваться на стуле, чтобы подтолкнуть себя и высвободить наконец какой-нибудь звук, застрявший внутри и словно бы окаменевший, но бабушка одёрнула его:

– Не качайся! Свалишься! Не хватало ещё, чтобы шею себе свернул! Господи, не имела баба хлопот, – купила порося.

Кирилл не понял, что она имеет в виду и сжался ещё сильней.

Он часто слышал, как взрослые шепчутся за его спиной про немоту, да слабоумие. Только Севке было всё равно, он словно не замечал, что Кирилл не говорит, сам болтал за обоих, и с ним было легко и спокойно, и Кирилл стал придумывать, чтобы сказать брату, с чего начать. Нужно бы что-то важное, особенное, ведь это будет его первое слово, наверное. Но как только он был готов, что-то происходило, и дыхание перехватывало, а жирный ком сдавливал горло и выпускал только противный бессмысленный хрип.

И вот день, когда мокрый мячик, побывавший во всех дворовых лужах, выскользнул из рук и с неимоверной скоростью бросился вон со двора на улицу, Кирилл видел грузовик, въезжающий в ворота почему-то тоже слишком быстро. Горло само всклокотало, словно бы каркнуло, и этот звук подхватили вороны, сидевшие до того спокойно на ветвях, и Севка оглянулся, а лучше бы не оглядывался. Грузовик конечно затормозил, но поздно. А вороны каркали всё неистовей. Кирилл не знал, что люди плохо относятся к их голосам, приписывают им всякие беды, он слышал тревогу и плач по птенцу.

Кирилла не вернули в детский дом, несмотря на заверения Татьяны Васильевны, что он и есть главное зло. Бабушка сама, чертыхаясь и крестясь одновременно, собрала свои вещи и уехала куда-то. А Кирилла стали водить по врачам.

– Я не вижу никаких причин, кроме психологических, в его немоте, – сказал очередной доктор. – Терпите, разговаривайте с ним. Постепенно заговорит. Столько стрессов для такого малыша. Вы сама, мамаша, чернее тучи, надо жить дальше. Я понимаю ваше горе. Но вы взяли ребёнка, молодец, а, если будете так убиваться, ему точно не поможете. Что теперь поделаешь. Вы молодая…

Доктор ещё много, чего говорил, мама тихо плакала, папа ждал в машине, а Кирилл чувствовал что-то странное, словно Севка стоит за спиной.

Прошёл год, Кирилл молчал, и его определили по возрасту в школу для слаборазвитых детей. Никто не знал, что читать и считать он выучился ещё когда был жив Севка, и давно знал наизусть все книжки с полочки в детской. А когда взял томик в кабинете отца, услышал:

– Не тронь, Кирюша. В этих книжках картинок нет. Порвёшь случайно, будет жалко.

Книгу он поставил на место и принялся за учебники, оставшиеся после Севы.

В школе делать было нечего. Он кое-как быстро, не стараясь, выполнял нехитрые письменные задания, чтобы было время почитать учебники для старших классов.

– Странный он у вас, – говорили учителя. – Возьмёт книгу с полки, любую, и смотрит в неё, словно читает. Аутизм может по разному себя проявлять. Да.

А после уроков он садился на лавочку во дворе, если была хорошая погода. И считал ворон. Буквально. А они стремились его запутать, перелетая с места на место, громко каркая, кружили над его головой, мешали сосредоточиться. Он придумывал разные способы угомонить их: то несколько шкурок сала кинет, то кусочки колбаски, чтобы высмотреть всех, пока расхватывают. Но вороны тоже не дуры, – догадались, приняли игру, и стал Кирилл замечать странную вещи – птицы начали выбирать дежурного, который собирал и приносил подачки всем членам стаи. Чаще всего это был старый крупный самец. Почему-то Кирилл понял, что он ­ главный, и начал предлагать корм из своих рук.

Старая птица опустилась метрах в трёх от Кирилла. Тот неподвижно держал на вытянутой руке лакомый кусочек ветчины. Ворон наклонил голову, левым глазом внимательно следя за мальчиком. И Кирилл заметил, что смотрит тот не на подачку, а в глаза, даже дальше куда-то, в душу. Кирилл сосредоточился. Он любил так делать, когда слушал музыку или пространство вокруг, словом, когда надо было только слышать, ни о чём не думая. Это получилось однажды само собой во время дождя и доставило столько удовольствия, что с тех пор он тренировал это и проверял на всех возможных и невозможных звуках.

Сначала шумел город. Обычно и спокойно. Где-то летел самолёт. Не один, кажется три-четыре – два из города, удаляясь. Поезда перебивали друг друга, – не сосчитать, автомобили пели нестройным хором, а что-то очень стройным, – это лэп, кажется. Ворона смотрела в душу беззвучно. Но появилось что-то другое, и Кирилл позволил себе подумать «не опасно», ­ только эти два слова, – предлог с наречием, это он тоже мысленно отметил, при этом птица сначала сделала пару прыжков к нему, а потом отпрыгнула в сторону. Кирилл снова сосредоточился. Ему показалось, он догадывается, в чём дело, и тряхнул головой, словно все посторонние мысли могли выпасть из ушей, и продумал: «подойди и возьми». Птица приблизилась на четыре прыжка. «Не опасно?» – не совсем так, но очень близко, и вообще это не Кирилл подумал, но мысль появилась в его голове. Он снова сосредоточился изо всех сил, стараясь вообще ничего случайно не подумать, кроме: «подойди и возьми» Птица тут же, смешно свешивая голову на бок, чтобы всё время смотреть Кириллу в глаза, подскакала совсем близко и потянулась к угощению.

«Бери», – проговорил мысленно Кирилл, и ворона осторожно взяв ветчину, мгновенно убралась подальше.

От напряжения у него болела голова, и он решил больше не продолжать своих экспериментов в этот день.

Ещё год Кирилл договаривался с воронами. Они уже не боялись его и даже садились ему на плечи и шевелили клювами его волосы, словно перья чистили. А соседи наоборот стали снова поговаривать, что права была бабка Татьяна Васильевна, и мальчишка этот детдомовский одержимый, сатанист, антихрист и прочее. Кириллу было всё равно, – он ни с кем, кроме ворон, во дворе не общался. Папе было некогда, а мама насторожилась.

– Что с тобой, маленький? – заговорила она с ним однажды вечером после того, как он в очередной раз у всего двора на глазах прогуливался с дикой вороной на плече. – Я понимаю, ты не разговариваешь, вот детки с тобой и не играют. Но вороны-то зачем?

Он смотрел на неё, стараясь улыбаться. Это тоже выходило у него не очень – судорога сводила мышцы, и получалась кривая ухмылка, мама это понимала, других раздражало.

Она вдруг заплакала и крепко прижала его к себе, гладя по голове, по спине, приговаривала:

– Маленький, бедненький. Досталось же нам. И тебе и нам. Солнышко ты моё, что хочешь делай, хоть с воронами, хоть один, только живи.

Вдруг в этом тепле и трепете он почувствовал что-то новое, чего не было раньше. Это был и звук, и мысль откуда-то, непонятно откуда, дальше, чем самолёты. И сам не ожидая, он вдруг отстранился от матери и хрипловато прошептал:

– Сева?

Мать вскочила, а он, уставившись на её живот, снова прошептал только громче:

– Сева.

На следующий день Кириллу радостно объявили, что у него будет младший брат, и снова начались походы по врачам.

На вердикты врачей ему было плевать, он даже не слышал, что они говорили, гораздо интереснее было то, что они думали. То есть вообще ничего особенного, почти все одно и тоже «Откуда я знаю, что творится с этим парнем. Здоров абсолютно. Условия прекрасные. Умственно отсталый непонятно почему» И только один доктор однажды усомнился в недоразвитости Кирилла.

Как старая ворона он смотрел прямо в душу, и Кирилл попробовал:

«Здравствуйте»

– Мамочка, – вдруг произнёс доктор, отложив в сторону какие-то молоточки, – не могли бы вы оставить нас с молодым человеком вдвоём на несколько минут?

– Да-да, конечно, – мама поспешно вышла.

Доктор снова уставился на Кирилла:

«Ну-с?»

«Как-то так» – подумал Кирилл в ответ.

– А теперь всё тоже самое, только вслух, – почти шёпотом проговорил доктор и продолжил нараспев. – Ну-у-с.

– Как-то так, – прокаркал Кирилл.

– Читать умеешь? – тут же, без паузы, спросил доктор.

Кирилл кивнул.

Доктор быстро с хлопком выложил на стол книгу.

– Прочти название. Быстро!

– Сказки! – той же интонацией почти выкрикнул Кирилл и испугался собственного голоса

– А с воронами что? – доктор смотрел в упор.

Кирилл подумал. Громко. «Ничего»

– Понятно, – сказал доктор и крикнул. – Мамаша, войдите!

– Отличный парень, – улыбнулся он, когда мать вошла. – Придёте через пару месяцев. Ко мне. А пока давать ему все книги, которые он захочет взять с ваших полок. Все. Вы меня поняли? И из этой школы заберите. Нечего ему там делать.

– Что с ним? – то ли встревожилась ещё больше, то ли обрадовалась мать.

– Типичное индиго, – доктор хлопнул ладонью по столу.

– Что? – не поняла мама.

– Это не опасно, надеюсь, ну и не заразно точно, – хмыкнул доктор. – Придёте в следующий раз, объясню подробнее. Да. Соседям и прочее скажите: аутизм. Не опасно ни для их душ, ни для их тел. И читать, сколько хочет.

Если счастье есть, то оно пожаловало к Кириллу. С утра он получал доступ к библиотеке отца и не вылезал из неё до вечера, когда, наспех поужинав, выбегал во двор к воронам делиться колбасой и прочитанным. Старые вороны без особого интереса слушали его мысли, только периодически он ловил их замечания «ну тупые, ну тупые эти люди», а молодым нравился Маяковский. Они мгновенно запоминали продуманные Кириллом стихи и декламировали их после, даже подкаркивая в ритм, страшно раздражая соседей. Через некоторое время Кирилл понял, что дело было именно в ритме, а смысл они считали никчёмным. «Сами вы недоумки» – обижался Кирилл. Но общаться с ними всё равно было классно.

Кирилл пытался почитать им Хлебникова. Назло. Пусть помучаются. А им понравилось. «Вот!» смотрели они в душу Кирилла. «Это сила!» И в благодарность принесли ему угощение.

Это случилось первый раз после стихотворения про смехачей. Молодой, почти ещё воронёнок, принёс Кириллу конфету. Не грязную, замусоленную, а где-то только что взятую. И гордый собой, положил её на колени приятелю – «бери»

«Интересно, что ты ещё можешь притащить?» – подумал Кирилл. «Что захочешь» – ответил воронёнок. «А деньги?» – Кирилл сам от себя не ожидал, что подумает такое. «Что это?» – не поняла птица. Кирилл объяснил. «Ну, точно тупые» – услышал он хор вороньих мыслей. «Надо же так всё усложнять»

Конечно не такими словами думали вороны, и вообще они сначала думали не словами, но постепенно они всей стаей вместе с Кириллом создали антропо-вороний язык. Трудно было бы обычному человеку осознать, что это такое. Люди разделяют понятия мыслей, чувств, эмоций и образов, а птицы умеют это объединять. Как и Кирилл, вероятно. То есть он сам про себя стал так думать, начитавшись всяких книжек про животных и людей.

На следующий день воронёнок принёс бумажку, пятидесятирублёвую. «Хватит?»

Кирилл объяснил, что это маленькие деньги, и их хватит только на маленькую шоколадку из киоска напротив их дома.

К концу месяца у Кирилла в копилке собралось больше пяти тысяч рублей. Он купил в гастрономе три килограмма любимой воронами ветчины и устроил им пир «Вот зачем деньги!»

Воронам понравилось, и Кирилл снова пересказал им романы Сабатини

От соседей не ускользнуло то, что вороны таскают Кириллу купюры, и они не замедлили предупредить ничего не подозревающих родителей, озабоченных приготовлением к появлению малыша, что предоставленный сам себе недоумок, растёт вором. А как он науськал ворон красть деньги? Так бесы и помогли.

– Ну-с. Так что с воронами? – снова задал свой вопрос доктор, предварительно выставив за дверь озабоченную и перепуганную маму.

Кирилл молчал.

– Молодой человек, я думаю, вы можете ответить на мой вопрос письменно.

Перед Кириллом появилась бумага и ручка. Он смотрел на доктора и не знал о чём рассказывать.

– Обо всём по порядку сказал доктор.

«Это так много, я устану писать», – подумал Кирилл.

– Можете рассказать, это быстрее. Не намного, но не нужно напрягаться писать. Можем сегодня только начать.

– Мы говорим на одном языке, – прошептал Кирилл

– Ты имеешь в виду себя и ворон или нас с тобой?

Кирилл задумался потому что это могло быть правдой в обоих случаях.

– Давай про ворон, – помог доктор.

Приходя к доктору каждый день в течение недели, Кирилл то с трудом рассказывая, перемежая речь с мыслями, то начиная записывать что-то дома, поведал доктору всю свою историю.

– Не знаю, почему от тебя скрыли, что твои родители погибли в автокатастрофе. По-моему ты имеешь права это знать, – сказал доктор на очередном приёме. – Но твои новые папа и мама души в тебе не чают

Кирилл, приготовившийся было зареветь, вдруг улыбнулся без спазма, подумав о новой маме с Севой внутри. Тех, родных, он не помнил и не чувствовал. Их нет здесь. А Севка, вот он, скоро будет. Только имя другое ему дадут. Ну и что?

– А где мои родители? Те? – Кирилл почему-то был уверен, что доктор знает.

– Могу только предположить, что пошли на новый виток. Ты ведь уже понимаешь, что это такое.

«Да», подумал Кирилл.

– А теперь не менее серьёзные темы, – доктор посуровел и взглянул на Кирилла очень строго.

– Знаете ли вы, молодой человек, что такое воровство?

Кирилл уже догадывался, что его эксперимент с воронами пошёл не туда, что-то не то они должны делать вместе. Но иногда так хотелось лишнего шоколада!

– Шоколада, значит, – кивнул доктор. А моей внучке тоже хочется. Твоя ворона свистнула у неё деньги, тебя накормила, а моя внучка сидит и ревёт. Ей обидно. Тебе не жалко мою внучку? Или пусть тоже у кого-нибудь украдёт? У старой больной бабушки, например? Она в аптеку идёт купить лекарство на последние деньги, а твоя или внучкина ворона раз! И на шоколадку. А бабка пусть страдает. Ты же способности имеешь, а все люди, как там твои вороны говорят, недоумки. Пусть страдают. Тебе ведь за этим способности даны, чтобы людей обманывать, делать несчастными. Ну, пока тебя не поймают конечно. А может, чем-нибудь другим заняться? С воронами? Помочь людям понять птиц. Нет, это скучно, шоколадка интереснее

Доктор ходил по кабинету и рассуждал, как будто Кирилл не слышал его. Но Кирилл слышал, и ему было стыдно и очень больно внутри. Он заплакал.

– А ты знаешь, – вдруг улыбнулся доктор, словно не замечая слёз. – Не всё потеряно. Хочешь, в особую школу?

– Хочу! – выпалил Кирилл, чтобы только прекратить неприятный разговор.

– Не бойтесь, – говорил доктор маме. Это не психиатрическая клиника, куда бы он, несомненно попал через годик и где бы ему сделали лоботомию. Это интернат для особенных детей. Все выходные и каникулы он будет с вами. Да и вам полегче с малышом. А мальчика нужно учить, у него талант. Особенный. Не всем понятный. И возраст у него, сами понимаете, подходит непростой. Вот к нам, да и с опережением пойдёт небольшим. В шестой. Соглашайтесь. Образование получит хорошее, не хуже гимназии.

Так Кирилл попал в некое закрытое учебное учреждение, которым руководил доктор. А вся воронья стая, на радость соседям, перелетела в новый роскошный двор с дубами.

– Ты тоже синий-синий! – услышал Кирилл за спиной, и вороны, против обыкновения не разлетелись в разные стороны, а остались сидеть на плечах, руках и даже на голове Кирилла. Они решали задачку по арифметике.

– Синий? – Кирилл обернулся.

Перед ним стояла девчонка примерно его лет.

– Синий. Здесь все дети синие. И это не мешает. Не отвлекает на уроках.

– Мешает? – Кирилл не мог услышать её мысли.

– Не пытайся, – засмеялась она. – Я умею.

– Что умеешь?

Кирилл стал догадываться, о чём она, но лучше было уточнить

– Закрываться. Я – новенькая. Марина. На том же отделении, что и ты. У тебя же специализации биология. Так?

– Так. Кирилл.

– Да, знаю-знаю. Считающий ворон.

– Ага. А ты тоже? Это? Индиго? И с воронами можешь?

– Конечно. Прямо из психушки сюда перевели. Только я не с воронами. Я ауру вижу. Знаешь, что такое аура?

Кирилл кивнул.

– А вороны твои серебристые. Можно? – она протянула руку, и одна из ворон-самочек тут же вспорхула и уселась на ладонь Марины.

– Как приятно! – вскрикнула Марина. – Какие у них лапки нежные! Вот спасибо, правда?! Что Андрей Анатольевич эту школу создал?!

Она стала радостно тараторить, и Кирилл, против обыкновения, не ушёл в свои мысли или диалог с воронами, он слушал её, и наконец узнал, что это за школа, в которой он уже год учится, что за ребята его окружают. Он слушал её и думал, почему до сих пор ему было на всё это плевать? Существовали только он, знания, вороны и семья с младшим братом Димкой, где-то там, в городе, по выходным. А теперь словно занавески сдёрнули, словно окна помыли, словно… Да и откуда все сравнения эти?

Лет через пять, когда они будут студентами биофака, на берегу Чёрного моря, недалеко от горы Медведь, когда он познакомится с другом дельфинов Тарасом, он будет всё так же смотреть на эту девчонку и всё также удивляться её умению прояснять жизнь.