Больной убогий мир

Темный коридор. Свет. Тьма. Свет. Тьма.

Тонкая шпилька. Настолько тонкая, что может проткнуть саму грань мира.

Цок. Свет. Цок. Тьма.

Черные лаковые туфельки мелькают в бледном потрескивании ламп.

Цок. Тьма. Цок. Свет.

Хозяйка туфелек остановила стройные ножки около двери. На темной арке, больше напоминающей таинственный проход в иной мир, мелком, красовалась надпись: « Отдел 22. Перед открытием двери – самоубиться».

Лак туфель мелькнул в свете и исчез в темном проеме вместе с хозяйкой обуви. Дверь хлопнула, эхо прокатилось по длинному отростку коридора.

Мгновение спустя, под потрескивание мигающих длинных ламп, раздалась соната до- минор «Истошный дикий визг, что холодит кровь в жилах, а реки обращает вспять. Вой раненого животного, что попало в капкан и готово отгрызть лапу. Крик человека, что чует скорый конец.»

Видимо владелица Тонкой Шпильки все же решила выполнять максимально все инструкции.

Какой, однако, хороший сотрудник. Надо бы повысить.

Лампочка моргнула и погасла.

**

- Вы не можете иметь детей. Извините.

Извиняться не за что. Такое бывает. Кому-то нужно говорить что-то подобное. «У вас рак», « Неоперабельная форма», «вам осталось жить…»,«вы не можете иметь детей». В медицинском их учили, как преподносить подобные травмирующие события. Оценка ставилась в зависимости от ряда факторов: способность преподнести новость, способность правильно подобрать интонацию, успокоить, оценить общее состояние человека. ...И прочее, и прочее, и прочее.

Игорь отличник. Всегда и во всем. И в школе, и в универе, и сейчас на работе. Игорь отличник, ага. И что, сильно ему это помогло? Хорошо оценки продвинули по карьерной лестнице? Помогут эти оценки сейчас женщине, что смотрит на него большими глазами?

Она еще не понимает. Она поймет. Она поймет? Игорь так надеялся , что да. Потому что иначе в этом всем нет ни малейшего смысла.

Рядом с женщиной сидит мужчина. Муж? Кажется, да. Он сжимает ее руку, внимательно смотрит на женщину, а та не отводит глаз от врача. Все молчат. Надо что-то говорить, потому что надо что-то говорить. Молчание душит не хуже веревки.

Игорь проводит пальцами по краям листков перед ним. Смахивает несуществующие пылинки. Не поднимать глаза. Это он так и не научился делать. Смотреть в глаза, когда приговор уже вынесен.

Игорь чувствует взгляд девушки на себе. Тяжелый, вязкий, скользкий. Черт, вот же…Черт.

- Какие у нас варианты? - муж первым нарушил тишину. Его голос, сухой и надломленный, представлял собой саму суть их жизни. У них не так чтобы и много вариантов. Их практически нет.

- Суррогатное материнство, - с места предложил Игорь. Вполне себе хороший вариант. Тем более, что эта процедура за последние несколько лет значительно упростилась и сейчас…

- Нет. Другое, - перебивает мужчина. Девушка все еще молчит. Черт, и почему он не может поднять глаза на них? Он ведь не виноват в том, что организм не в состоянии зачать ребенка. Это ведь не его гребаная вина!

- Процедура ЭКО тоже вполне вариант, - взгляд упирается в монитор. Не смотреть на них, не смотреть. – я могу назначить дату консультации, и в общем-то…

- Это тоже не то, - в сухости голоса появились легкие нотки откровенного раздражения, аромат злости и оттенки отчаяния.

Сколько не учись преподносить плохие новости, но вот этот момент, момент, когда кто-то обвиняет врача, момент, когда на тебя надеются, как на Спасителя, момент, когда готовы тебе душу продать, он наступает. Так или иначе. И ты ничего не можешь сделать. Не можешь, просто потому что ты не тот, на кого они надеются. Не можешь, потому что если бы мог, отправил бы к другим врачам. Не можешь, потому что ты – просто человек. Знающий чуть больше, умеющий, чуть лучше, но просто человек. И слышать, слышать тонкий, спокойный, сломленный голосок, видеть людей, что не понимают, где они так нагрешили, где они и что сделали не то, это Игорь ненавидел. Ненавидел настолько, что скулы белели от ярости. Ненавидел настолько, что в начале ломались ручки , а потом ногти.

Он ненавидел себя. И ничего, совершенно ничего не мог с этим поделать.

- Со мной что-то не так? - несчастный голос. Этот несчастный голос, в котором собрались все муки тьмы и света. И в нем, в этом тихом шепоте ты слышишь: «Я виновата?».

Нет, нет и еще раз нет. Сколь же много по миру бродит несчастных маленьких девочек, сколь же бродит по миру несчастных маленьких мальчиков? Как же вас хочется обнять. Как же хочется молча с вами постоять. Вам не нужна любовь или жалость, вам не нужны оскорбления и унижения. Вашей душе не хватает обычного человеческого покоя. Несчастные дети наказанные неизвестно кем, неизвестно за что.

Ничего не остается. Игорь отводит взгляд от монитора и смотрит в большие, ярко-желтые спокойные глаза. Спокойные, потухшие и такие сухие, что Сахара в сравнении с ними кажется Тихим океаном.

Она старается улыбнуться. Старается, с трудом приподнимая уголок треснувших губ. Она искусала их. Содрала кожицу, пока ждала своего приговора.

Сегодня он напьется. Сегодня, он купит самой дешевой и паленой отравы и зальет в себя, пока не начнет блевать. А завтра не выйдет на работу. Он завтра вообще не проснется. По крайней мере, Игорь на это надеялся. Боги, как же он на это надеялся!

- С вами все в порядке. Генетически, биологически, психологически вы совершенно здоровы. Мы не можем найти объяснимых медицинских причин. Вы здоровы. Мы не можем вам помочь, потому что вы не больны, - он еще что-то говорил. Говорил про то, что такое случается. Говорил о том, что оба партнера полностью здоровы. Говорил, что в конце-концов, всегда можно принять в семью ребенка. А они смотрели на него. Такие молодые, здоровые и совершенно, совершенно, совершенно разбитые. С каждым его новым словом, с каждой его новой буквой, с каждым новым звуком они умирали, разбиваясь на мириады осколков. И в конце концов, Игорю ничего не оставалось, как сказать в конце, прошептав, глядя ей в глаза, одно единственное:

- Простите. Мне правда очень жаль. Мы ничем не можем вам помочь. Вы здоровы.

***

«Вы слишком здоровы».

Что это вообще такое? Что это за диагноз? Как можно быть «слишком здоровым»? Люди гонятся за этим, пьют горы лекарств, делают всякие процедуры, чтобы сохранить здоровье. А она, а она «слишком здорова» . Да что это за диагноз такой? Где они понабрали этих…?

Острие ручки соскользнуло . Длинный темно-синий след протянулось по листку.

Женщина тихо и грязно ругнулась. Ситуация была не из приятных.

- Ксения Валерьевна! – мальчик на первой парте поднял руку, тряся ее в воздухе, на манер флага. – У!!!У! Можно?

Пятый класс. Как его зовут, женщина не помнила в упор, да и специально запоминать не собиралась. Само как-нибудь запомнится. Наверно.

Ксюша взглянула на ребенка. Моргнула. Перед глазами появилось личное дело мальчика. Бионические линзы. Они вживлялись в глаз, заменялись раз в пять лет, давали доступ к важным файлам, позволяли многое. Очень многое.

- Да? Что такое? - он будет ее раздражать. Она знала это. Этот пацан, вертящийся, с вихрами на голове, щербатый и такой какой-то весь слишком(от этого слова женщина вздрогнула) ребенок. Но он будет ее раздражать. И в этом нет его вины.

Рок судьбы, не иначе.

- В туалет можно?

- Да, иди, - мальчишка вскочил и побежал из класса. Ксюша проводила его взглядом, не сулящим ему ничего хорошего. Если верить личному делу, то парень склонен к мелкому хулиганству. Эту энергию да в мирное русло.

Женщина моргнула. Взгляд уставился на кабинет. Половины класса не было и в помине. Кто-то болеет, кто-то прогуливает. Нормальная история. Тем более, что ребятам недавно поставили прививки.

Длинная тонкая трубка лампы замигала. Ксюша вздохнула. В этом весь мир. Это его и погубит. Этот больной ублюдский мир. Изобрели бионические линзы, вживляют сверхлегкие протезы, разбирают цепочку ДНК и на генетическом уровне, на моменте зачатия выбирают пол, количество детей и их внешность, но вот починить лампочку, чтобы она не мигала, это сверхсложная задача. Куда там? Это же не цепочку ДНК разобрать.

Ручка в руках Ксении затрещала. Она и не заметила, как чуть не сломала далеко не хрупкий пластик.

Длинная синяя линия на листе. Прекрасно. Восхитительно. Великолепно. И как, скажите на милость, это убрать? Дети много лет как пишут на планшетах. Или ноутбуках. Или, если у кого-то была возможность, покупали Этну и она запоминала все вместо ребенка. Удобное приспособление, что-то типа наушника открывающего доступ к дополненной реальности игр, веселья и развлечения. Но дети, обычно, отказывались от Этны. Родители настраивали ее как няньку, а значит, ни поиграть во время урока, ни списать, ни порнушку посмотреть.

«Да. Очень здорово. Пока мир шагает вперед, я думаю, где бы взять замазку. Прям развитие пикотехнологий!» - раздражение росло. Оно давало свои ростки, алым цветком раскрываясь в груди, перехватывало глотку, уничтожая последние капли спокойствия.

Воздуха не хватало. Было как-то душно. Плохо как-то было. Очень и очень плохо.

Дверь хлопнула. Мальчик вбежал, сел на место громко скребя стулом по полу. Ноги его не доставали до пола и когда он ими болтал, то чуть подпрыгивал на месте.

Покидать кабинет строго запрещено. Нельзя покидать детей во время урока. Но воздуха не хватало. Женщина протянула руку к пуговице на рубашке, расстегнула верхнюю. Воздуха, пожалуйста, воздуха.

Она думала, что еще мгновение и соединение с реальностью будет потеряно. Но когда несколько секунд отделали женщину от обморока, раздался звонок.

Ксюша схватила сумку, встала из-за стола и цокая каблуками, на манер барабанного боя, вышла из кабинета в ближайший туалет.

Очередной тест на беременность ждал своей очереди.

***

Андрей терпеливо стоял за дверью. Он был готов стоять там час, два, десять. Да хоть вечность. Его радость, его горе. Его жена боялась. И он был готов бояться с нею. Идти с нею до конца. Делать все, что нужно и не нужно до самого упорного, самого последнего конца.

Он был готов. Кажется.

- Ксень, ты там как? – мужчина постучал еще раз. Дверь в туалет открылась. Ему предстала довольно занимательная картина. Туалет, на туалете сидит кудрявая, рыжеволосая женщина и плачет, сжимая что-то в руках, закрывая пухлые губки, с трудом сдерживая рвущиеся на волю рыдания. Он бросается к ее ногам, обнимает кудрявую голову и обнимает. Женщина плачет уже не скрываясь. Постепенно слезы утихают, а вместо них начинается икота.

Женщина ничего не говорит. Только отстраняется и протягивает ему тест. Мужчина смотрит в ее желтые... От слез их цвет становится еще ярче, напоминая липовый мед. Электронная палочка показывала огромный черный плюс в одном окошке и в другом надпись «12 дней».

***

- Беременность идет хорошо, просто прекрасно! Ага. Ага. Ага!? Вот значит как, что же…Ксения Валерьевна, Андрей Михайлович, я довольна, - толстенная женщина в белом широко улыбалась.

Семейная пара. Такие хорошие, такие счастливые, такие радостные. У девушки шел 2 месяц беременности. Сколько они продвигались к этому, не знает никто. Конечно, кроме них.

Люба была счастлива. Наслаждалась она вот такие счастливые моменты. Будучи лучшим акушером-гинекологом в городе Любовь знала, что за такими парами нужно особенное, пристальное внимание. А за деньги, что платила эти двое, женщина была готова отдать все время мира, а это приравнивалось к тому времени, что оплачивал муж.

«Счастливая, мне бы так» - завистливая мыслишка предательским червем скользнула в разум и сердце. Любаша не умела приносить плохие новости, поэтому плохие новости приносил Любаше кто-то другой. «Мы расстаемся», «мы разводимся», «мам, не звони больше! Папа сказал, что ты плохая, что тебе звонить больше нельзя!». В итоге, женщина не нашла ничего умнее, как зарыться в работе. А работа, что характерно, зарылась в ней.

Люба была одной из женщин, кто был рожден не сколько даже для профессии, сколько для формы. Ей бы пошел любой белый халат. Мясник, уборщица, кондитер. Белый халат создал Любу для себя. И, что заметно, в этом списке не значатся слова «мама» и «жена». Не получается оно вот так. А Любе так хочется этого.

Вот и сидит женщина на работе, смотря на разные пары. Ей только это и остается. Ведь снять халат и начать жить своей жизнью, разобраться с проблемами - это не в нашей реальности, не сегодня.

Люба нахмурилась. Планшет перед ней ярко сиял красным оттенком в некоторых строчках. Нехорошо.

- Я не вижу у вас карты прививок от «Солнца», - медик нажала на несколько кнопочек. Кивнула – и правда, отсутствует. Поскольку вы беременны, а вы являетесь отцом ребенка, то вы идете в первой волне, - пара кивнула.

Хорошо. Надо так надо. Не вопрос. Конечно. Запросто. Люба еще раз украдкой вздохнула и почесала руку. Она несколько соврала. Медики шли в первой волне привитых, а следом шли все остальные.

Точка укола чесалась, но женщина старалась не бередить ранку. Вакцина еще не до конца изучена. Хотя, это не странно. После того, что происходило с людьми, страх и поспешность – это разумное поведение. Более или менее.

- Хорошо. Значится, вы сейчас идите и проходите вакцинацию. И покупаете вот эти витаминки, - Люба нажимает еще на несколько клавиш и смахивает их вверх. Ксюша моргает, сосредоточенно вглядывается в пустоту. «Как кошка. И глаза похожие. Желтые.» - неожиданно для себя подмечает врач. – А еще, милая моя, каблуки и шпильки это, конечно, красиво и можно, но не в вашем же положении. Вы бы еще ходули напялили, ей-богу! Кроссовки, только кроссовки и ничего кроме кроссовок!

***

Женщина в белом с голубого экрана вещала, выдавая какие-то странные чудесные слова:

- Новая формула прививки позволяет развить иммунитет и улучшить общее состояние пациентов. Лекарство выведено в оборот без третьего этапа, поскольку на первых двух показало себя более чем позитивно. Первая волна привитых начнется уже в этот понедельник. В первую очередь это будут беременные женщины, медики и педагоги. Это обусловлено тем, что данные субъекты пересекаются с лицами, находящимися в зоне вероятного заражения. Более подробную информацию можно узнать в 18.00 во время интервью с…

Ксюша раздраженно нажала на кнопку пульта от телевизора. Канал сменился. Она тыкала, с каждым разом все сильнее и сильнее продавливая резину кнопки. В итоге, девушка бросила пульт в угол дивана и взвыла, огласив комнату серией не членораздельных звуков.

Телевизор разделил ее вой каким-то недосериалом подходящим к самому концу.

Девушка болела уже несколько дней. Небольшая температура, насморк и соответствующее раздражение. Все было не так, все было не то. Еще и тошнило. Все прелести интоксикации организма, которые обычно называют токсикоз ранних сроков.

Из-за этой противной штуки пришлось взять отпуск по собственному желанию. Никто не знал, что Ксюша беременна. Никто не знал, что они даже старались. Не их это дело. Не чье это дело. Только ее. Ну и, конечно, Андрея.

- Шестичасовые новости! - диктор в выглаженном костюмчике, такой весь лощеный, такой весь бесящий. На лице отражение усталости и беспокойства за этот ужасный и безумный мир. Ах-ох! Какие мы умные и хорошие. Руки зачесались запустить пульт в морду этого козла - и сегодня в эфире: политическая обстановка накалилась; Болезнь отступает, но стоит все еще оставаться внимательными. Но главная новость к этому часу: в больницы прямо сейчас поступает препарат для первой волны вакцинации. Как нам стало известно, вакцинация будет строго добровольной. Более подробно об этом расскажет наш специальный корреспондент…

- Милая, я дома!- дверь хлопнула и голос Андрея раздался по всей малюсенькой квартирке. Шуршание одежды. Негромкие, мягкие шаги. В проеме двери появился мужчина - Как ты?

Ксюша внимательно рассматривала его. Синяки под глазами. Мешки. Все следы усталости от восьми часового рабочего дня, когда хочется умереть. Умереть и радоваться, что смерть тиха и спокойна. Если, конечно, какой-то умный человек не пожелает поднять тебя из мертвых. Ну, это уже какой-то бред.

- Не очень. У меня токсикоз, - она это сказала утром. И она это сказала несколько дней назад. И скажет еще ни раз. Что же, это равнозначная цена за то, что девушке приходится страдать. Он это просто слушает, а она это ощущает.

Как там говорилось? В горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас? В радости было уже. Время горя. А смерть… Смерть уже близко.

Девушка сорвалась с места и пулей побежала в туалет. Склонившись над унитазом, несчастную выворачивало. Сегодня она не поест. Она вообще не очень-то поест ближайшие месяцы.

Андрей стоял у нее за спиной, гладя по голове ничего не говоря.

Завтра к врачу. А еще вакцинация.

Да, день будет сложный.

***

Очередь в кабинет настолько длинная, что риторический вопрос о социальном дистанцировании в больнице, что по сути огромная, живая Чашка Петри, или там о ношении масок вообще не стоял. Люди услышали о возможности спасения и их уже не остановить.

Похожие на тайфун, шторм, ураган они сметали силой своей уверенности все на своем пути. Люди, люди, люди.

Маленькие билетики выданные на руки не помогали.Все сидел впритык друг к другу. Кабинет просто на просто не справлялся. А народ все шел и шел.

Бабулька поднялась в заполненный народом коридор. Дрожащей рукой нацепила очки, затем вторые, принялась искать билетик. Проверена была сумка, карманы пальто, штаны. Билетик не находился. Повторный осмотр не дал ничего. С крайним скепсисом женщина полезла в сумку в третий раз, открыла чехол для очков и достала талон в очередь.

- У хого 325ВЗ? - таким же дрожащим голоском, с характерным говором прошамкала женщина. Люди не проявили никакого участия, скучающе взглянув на сию мадам. Женщина молчала. Очередь молчала. Какое удивительное единодушие.

- Бабушка, да ушли наверно ребята другие анализы сдавать. Вы посидите. Тут же объявляют - приятного вида мужчина, высокий, стройный, широкоплечий вступил в диалог. Рядом сидела беременная девушка. Хотя, пожалуй, стоит говорить беременная женщина. Забавно, но если леди выглядит молодо и вообще прекрасно, то вне зависимости от ее возраста, даже если она беременна, то хочется назвать ее “девушка”. А вот если перед вами сидит крокодилица или дама, в которой нет детской невинности, но есть стать, то где-то на подкорке всплывает слово “женщина”. Хотя, в нем, как таковом, нет ничего плохого. Но почему-то слыша его люди морщатся.

Женщина. Ха! Вот еще! Я девушка! И никак иначе. Странные они все же… Люди.

- Так ясно ж это, - сквозь плотную ткань маски не было ничего слышно. Она мешалась и вообще выглядела нелепо на человеческом лице. - но я так, по привычке что ли спрашиваю. Вот, из дому разрешили выходить, хоть до больницы схожу. А я что? Мне только до больницы и обратно домой. Дома поем, а потом и в аптеку можно. Вот и все мое житье.

Бабулька завела бесконечную песню. Про то, что в их времена такого не было. Про то, что все вот это - это все не правильно. Что негоже старого больного человека по больницам гонять и вообще, где это было видано, чтобы всех прививали, как животных. Это же в конце-то концов не это самое, не оно самое!

А парень, обнимающий свою жену хмурился. Андрей не понимал людей, выдающих подобную политику. Ах и ох! Нам не нравится, что нам дают возможность жить счастливо и здорово.

Как ни крути, люди всегда будут противоречивыми существами. Нет, конечно, люди делают выводы, и часто выводы достаточно неплохи. Но в большинстве своем, все это доходит до такого абсурда, что сойти с ума - это самое логичное и разумное, что нас ждет в этой жизни. Как ни крути. Ибо жизнь их настолько грустна, слаба и безутешна, что сойти с ума это именно то, что им нужно.

Они живут, как живут. Не хорошо, не плохо. У них нет целей, задач. У них нет ничего. Так с чего вдруг их взгляды о том, что их кто-то желает подставить, их взгляды об неясной избранности верны? С чего вдруг?

Ни с чего. Эти люди желают, чтобы кто-то был виновен. Только не они. О нет, сэр. Вокруг враги и я один, как последний сукин сын борюсь против этого больного убогого мира.

Андрей злился еще сильнее. Он сжимал зубы, а губы превращались в тонкую розовато-белесую полосу раздражения и гнева.

На экране высветился номер 228ВЗ, а следом 229ВЗ. Пара подскочила, торопливо пропуская выходящих из кабинета.

Бабулька проводила их осуждающим взглядом. В спину ребятам донеслось:

- Где ж эта виданна, чтобы всех, да под одну гребенку, да как животин, да не всех животин так! Эта оно шо, это оно все заховоры! Я вам говорю! Да оно все давно известна, токма они, тама, на верхах ни че не это самое! Они ж себе не ставят. Это на нас, как на животных и то, где ж эта виданна..!

***

Ксюша бежала по темному коридору. Скорее. Быстрее. Только бы добежать.

Уроки у младшеклассников давным -давно закончились. Но часть ребят, чьи родители путали школу и детский сад, остались на продленке.

Девушка смотрела на ребятишек. Они носились по кабинету. Благо, их было немного, а заживляющий карандаш всегда под рукой. Если имеешь дело с детьми, то ссадины и порезы дело естественное. Но тем не менее, нужно делать вид, что ты большая и взрослая. А еще строга и вообще, они тут у нее, ух!

-Ребята, ну-ка ша! Не бегать! - намеренно строгим голосом произнесла та. Дети повернулись в ее сторону. Дети притихли. Это не на долго. Но и этого достаточно. Краткое молчание - уже счастье. Внимание, вопрос, какой возраст самый ужасный? Ответ вас удивит. Хотя, наверняка, вы уже знаете.

Дети притихли, Ксюша работала, рука саднила. Недавняя прививка ужасно чесалась. Хоть ее и делали не иглой, а какой-то штукой, всей такой мигающей и вообще технологичной, ткани были повреждены. От этого ты никуда не убежишь и ничего с этим не поделаешь.

Но что-то было не так. Совершенно не так. Ксюша не могла понять, но это чувство. Это странное чувство. Живот свело судорогой. Ноги инстинктивно сжались вместе.

Женщина закрыла глаза. Здесь дети. Нельзя пугать детей. Медленно, она поднялась из-за стола, оглядела класс.

- Я выйду на несколько минут. Не шумите. Антон, ты за главного. Приду - строго спрошу.

- Хорошо, Ксения Валерьевна! - хором ответили дети. Антон преисполнился гордости. Ксюша преисполнилась страха.

Только не опять. Только не снова. Нет-нет-нет.

Она бежала в сторону туалета. Длинные лампы перемигивались. Тонкая шпилька, изящный лак туфли. Коридор. Коридор. Коридор.

Ученики постоянно с ней здоровались. Ксюша улыбалась, приостанавливалась, здоровалась в ответ. Нельзя пугать детей.

- Ксения Валерьевна, а у вас пот на лбу, - отметила Любочка. Девочка поправила очки. Те ей были не нужны, а родителям нужны. Они присматривали за дочерью, через встроенную камеру линз.

- Спасибо, все хорошо, - она улыбается и идет еще быстрее. Этаж. Еще этаж. Скоро. Скоро же уже!

- Ксения Валерьевна, в вы побледнели, - отмечает Игорик, милый мальчик.У него отсутствуют нога и рука. Протезы. Но ему завидует вся школа. Не у каждого есть возможность сказать, что он - киборг.

- Спасибо,спасибо большое, - Ксюша улыбается.

- Ксения Валерьевна, а вы...

Ксюша бросается в бег. Вот и заветная дверь с надписью « Отдел 22. Перед открытием двери – самоубиться»( надо посмотреть по камерам и найти того, кто это натворил). Туалет. Обычный, совершенно обыденный туалет. Темнота коридора добавляет ему мрачной таинственности и этакого ощущения загадки.

Ксюша медленно заходит в него. Черная арка поглощает женщину.

Через мгновение, раздается истошный, душераздирающий Крик. Крик, от которого не страшно, нет. От него ужасно. И кровь застывает в жилах. И слезы не катятся. И жить не хочется.

Она опять потеряла ребенка.

У нее опять выкидыш.

Опять.

***

Пять лет. Они старались пять лет. Пять чертовых лет.

Им говорили: “Пять лет это не срок”

Им говорили: “А может витаминки попить?”

Им говорили: “А может на новолуние, лицом на север?”

Лучшие врачи. Лучшие лекарства. Лучшие все.

И ничего.

Третий выкидыш.

Ксюша лежала на диване, лицом в подушку. Сил плакать уже не было. Сил кричать, убиваться, ненавидеть себя тоже. Сил просто не было. Что она делала не так? Где ошиблась?

“Вы слишком здоровы”.

“Что это значит, черт подери? Что вы хотите этим сказать? Слишком здорова. Слишком здорова. Слишком здорова. "

Она успела передумать все. Начиная от того, что ненавидит себя, что подвела семью и ненавидит мужа, заканчивая тем, что эта работо довела ее до этого.

И опять переживать все ей одной. Отчаянье вновь проявилось. Им даже вариантов не дали.

Ничего не дали. Ничего не взяли.

Андрей пропадал на работе. Мужчине так было проще. Забивать чувства, забивать эмоции, забивать на все. Он приходил домой, переодевался и уходил. И так несколько дней.

Дверь хлопнула.

Ксюша не пошевелилась. Какая разница? Это свой. Если бы не свой, программа умного дома устроила бы местный армагеддон. А так это сразу ясно кто там чего.

Это Андрей. Даже думать не надо.

Он тяжело опустился на диван рядом с любимой. Рука его скользнула к ее ступне, но за несколько мгновений до прикосновения, в расстоянии пол-мгновения он отдернул руку. Ксюша чувствовала тепло его руки, чувствовала всем телом.

Но показывать это? Увольте. Она его подвела. Она себя подвела. Всех, совершенно всех.

Мужчина вздохнул. Все беды мира взгромоздились на его плеч и отказывались спускаться.

- Ксюш, может к психологу сходим? - молчание. Молчание это уже хорошо. Это хотя бы не всхлипывание. Хотя бы не крик и не разбивание тарелок. Молчание это молчание. - Нам явно надо. Может посоветует что-то. Или еще что-то предпримем. В конце-концов, этот врач не единственный во всей стране.

- Андрей, - спокойный, тихий, мертвый голос впервые за несколько дней девушка все же ответила - мы три месяца назад обследовались. Он сказал нам это три месяца назад. Если бы была возможность, если был бы хоть полунамек, если бы было хоть что-то, неужели ты думаешь, он бы нам не сказал? Нет, все дело во мне. Это я во всем виновата. Это я тебя подвела. Я и никто иной! - она уткнулась в подушку. Плечи сотрясались от рыданий. Андрей совершенно растерялся.

- Милая, - он не мог ничего поделать, кроме как обнять ее и молчать. Чувствовать всей душой, чувствовать, всем телом, ее страх, обиду и ненависть, выжигающее самую суть себя.

Неудачный поворот тела. Или удачный? Черт его знает. Пульт лежал где-то в складках дивана. Кнопка включения нажалась и в тишину комнаты ворвался голос диктора. Женщина, не знала, как начать. Приветственное слово уже было сказано и новости, что должны быть оглашены, были слишком. Просто слишком.

- Нам...Нам поступила информация, что недавняя вакцинация имеет ряд побочных эффектов. Как нам сообщили, вакцина слишком хорошо сработала. Она усилила иммунитет и теперь все, кто прошел процедуру вакцинации обладают идеальным здоровьем. Это имеет ряд побочных эффектов, среди которых, - девушка сглотнула. Внимательно прочла текст с экрана, перевела взгляд на кого-то, кто был за камерой. Послышался шум, и тихое “давай” - потенциальная стерилизация организма. Поскольку большая часть планеты уже прошла эту процедуру, а сейчас проходит завершающий этап вакцинации, мы ….мы можем...можем….Да ничего мы не можем! В смысле стерильны!? Что за нахрен!? Вы там все с ума посходили!?

Голубой экран и вправду стал голубым. Канал прекратил вещание.

Ксюша и Андрей застыли, как две статуи. Они лежали обнявшись несколько минут, пока мысль не достигла черепной коробки и не с формулировалась в единую совершенно безумную фразу:

Больше никто не сможет иметь детей. Никогда.

***

Что-то типа Эпилога

Правители всех стран, объединяйтесь! Вы накосячили! О, как же вы накосячили. Как же вы все поспешили. И вы это знаете, хоть и делаете вид, в этом большом и темном кабинете, что все под контролем.

Несколько врачей, несколько военных, несколько еще не понять кого и много, невероятно много политиков, беспокоящих только о себе. О себе и ни ком ином. Не о своих людях, не о своем государстве. А о себе. Ну, может еще о своей второй половинке и о детях. А о других? Много чести будет, знаете ли.

Они скрыты в тени. Лиц не увидишь. Да и зачем они нам нужны? Типичный правитель, обыкновенный, 1 штука имеет совершенно типичное лицо, дрожание конечностей, ком в горле и намеки на лысину.

Дверь без стука распахнулась. В кабинет вошли двое мужчин. Один - в костюме тройке - сел в кресло, другой - в белоснежном халате - оглядел всех в кабинете.

- Дамы и господа, у меня пренеприятнейшие известия, - патетично начал субъект.

- Говори нормально. Нам не до Гоголя, - резко оборвал того правитель какого-то государства. В левом ухе у него было забавное устройство. Как и у всех. Эта игрушка переводила все языки, стирая барьеры между людьми в речи. К сожалению, только в ней.

- Что же, ситуация патовая. Все, кто был проверен здоровы. Идеально здоровы. У них нет нарушений в организме, нет отклонений, нет ничего. Но в этом и проблема - указующий перст указал в потолок прежде, чем кто-то что-то успел сказать. - иммунитет воспринимает эмбрионов и любой намек на беременность, как раковую опухоль. А значит, это нужно уничтожить. По сути, эта вакцина, что мы применили создала идеальный иммунитет.

Повисла гробовая тишина. Никто не хотел говорить первым, после такого заявления. Люди переглядывались. Правители нервничали. Но кому-то нужно закончить все это. Или только начать?

- И какие есть варианты? - сухой упавший голос, в гробовой тишине звучал настолько оглушающе, что хотелось зажать уши. Врач лишь криво усмехнулся. О, у него была парочка вариантов. И эти люди примут их. Потому что сейчас, мир будет жить по его правилам. Иначе быть не может. Ведь это он запустил вакцину в оборот, прекрасно зная, какие у нее есть последствия. Что же, он знал – ему и управлять.

- Я предлагаю ввести экзамен на право иметь ребенка. Я предлагаю ввести то, что давно назревает. Я предлагаю показать, что у нас есть то, что одним махом сдержит всех людей от необдуманных поступков.

- Но как? Разве это возможно? Что? Каким образом? - они шумели. Они повскакивали со своих мест. Они боялись и надеялись. Надежда – это последнее, что всегда остается у человека.

Любой правитель мира сего, как ни крути, ребенок и человек, которому ежесекундно страшно, что отберут любимую игрушку. А если не страшно, то должно быть. Страх – это развитие безумия.

- Конечно, варианты есть. Другой вопрос, что эти варианты возможно получить, только в клиниках и под присмотром врачей. Всегда есть варианты. И в нашем случае – они идеальны.

Правители переглянулись. Будущее казалось безумным, но уже не таким мрачным. Будущее уже было. И это хорошо. Они сели. Поправили пиджаки, отряхнули невидимую пылинку с брюк, поправили волосы, создали лицом подобие возвращенной власти. Словно бы не они пару минут назад паниковали. Нет-нет. Это так и было задумано. Такой план.

- Мы вас слушаем.

Начинался новый день.

Новый день здорового разумного мира.