Биомех

— Что, Вася, сдал?

— Сдал, — выдохнул Вася.

— Повезло тебе. Чуркину выговор и штраф, — хмыкнул Алексей Иванович и вынув из кармана зажигалку, чиркнул ей, зажёг сигарету и закурил.

— Мне тоже сказали пару ласковых.

— Это другое дело, на то они и ласковые. Ты давай, не топчись тут, а то Пешков скоро приедет, первым делом отделы осмотрит.

— А вы?

— Мне уже шестьдесят восемь, меня учить поздно, — хрипло ответил Суриков, тяжело кашляя.

— А надо бы, бросайте уже курить.

— Не учи учёного, — фыркнул зав отделом и выкинул сигарету в форточку. Потом, толкнув Васю в сторону отдела, пошёл следом за ним.

Сегодня в НИЧ был первый неофициальный выходной в череде последующих новогодних, потому в отделе, помимо младшего научного сотрудника Васи и начальника отдела, были: Марина Смольнина — новый лаборант и Сергей Евтушин — помощник Алексея Ивановича. БИОМЕХ, а точнее «Научно-исследовательский институт биомеханических материалов» был государственным, а потом все праздники строго соблюдались, даже те, что были неофициальными, впрочем, отчётность по больничным и отпускам была строгой, как и переработки.

Собственно, научно-исследовательский отдел в данный момент посчитали бы отделом героев, так как помимо него работали разве что некоторые преподаватели, принимающие вовремя несданные работы студентов. В остальном университет был пуст. Но тот самый Пешков — злобный упырь, как его называли промеж себя ничевские, помощник проректора по научной деятельности, а на деле просто злобный поборник опозданий и скрупулёзный пунктуальный педант и зануда, он портил кровь всему отделу.

Чем заниматься в такой день Васе было совершенно не ясно. Отчёт сдан, нагоняй получен, расходы сведены, бумагами подкреплены. Как любил повторять Алексей Иванович: «На каждую расходную какашку, должна быть, Вася, своя бумажка». Запомнил это Мышкин быстро, как только бухгалтер пришла с криками об отсутствии подписи ректора на гарантийном письме о внебюджетных средствах, а конкурс был выигран. Так Вася и сел в лужу, точнее похолодел, внебюджетные средства в пятьсот тысяч, с его зарплатой в двадцать. Тогда Васе повезло, что сумма была небольшой, ректор подписал гарантийное письмо, сказав, что в таком размере средства найти возможно. В конце концов, конкурсы, в которых участвовали кафедры института могли быть ни на один миллион, а на два, три и даже десять, что предполагало часто пятьдесят процентов привлечённых средств.

В отделе было тихо. Марина беспрестанно щёлкала мышкой по экрану, Сергей с видом деловой скорби, смотрел на монитор своего компьютера. Вася сел за свой рабочий стол и, повозив мышкой по столу, уставился на экран приветствия. Компьютер опять завис. Мышкин вздохнул и нажал «Reset» на системном блоке. Какое-то время слышен был только шум загружаемого компьютера. Зазвонил телефон. Марина сняла трубку.

— Слушаю, — ответила она. — Да, я. Что? Здесь, передать трубку? — Марина что-то записала на листке, и положила трубку на рычаг, — Алексей Иванович, от Пал Палыча звонили.

— Ну, — оторвался от монитора начальник, — ах ты ж, к едрене фени! Убили!

— Поставка новая. Просили техническое задание занести, если подписано.

— А я тут причём? Я всё отдал, — не отрываясь от монитора, ответил Алексей Иванович.

— Мне перезвонить? — неуверенно спросила Марина.

— Нет, не нужно, я сам к ним зайду. Ах, ты ж, мать вашу. Вот ведь, — Суриков зло стукнул по клавиатуре, а потом схватил мышку и загрузил игру заново.

— Вы их не напрямую лупите, обойдите с тыла.

— Да с какого тут тыла? — раздражённо спросил Суриков, — Окружили же.

— Там слева есть окоп.

Сергей встал позади Алексея Ивановича и ткнул в монитор. Алексей Иванович помолчал, возя мышкой, два раз щёлкнул и возликовал.

— Ах ты едрёна-матрёна как всё тут просто! Сейчас я вам суки заграничные покажу! Землю русскую топтать, фашисты говённые.

— Алексей Иванович, — попросила Марина.

— Да-да, Мариша, забыл, больше не буду.

Алексей Иванович замолчал. Раздавалось только активное щёлканье мышки и стук от клавиатуры под Мариниными ногтями. «Наверно с кем-то переписывается», — подумал Вася. Сергей имел вид деловой. Хотя по внешнему виду никогда не удавалось определить, чем именно Сергей занимался; он мог работать или смотреть yotube с одинаково каменным лицом.

Часы показывали двенадцать, до обеда час, заняться нечем. Вася просмотрел сводку новостей, ничего нового — в США заседают, в Европе бастуют, Китай перевыполнил пятилетку, в России готовятся к празднованию дня взаимопомощи и труда живых и неживых. Мышкин скривился, СМИ по-прежнему называли их неживыми, хорошо не мертвецами, о чувствах граждан беспокоятся. Хотя БИОМЕХ запатентовал имя «Неживой организм первой активации», а сокращенно НЖО1, оно так и не прижилось, а вот в простонародное неожопа вошло в обиход. Дошло до того, что сами сотрудники БИОМЕХА называли свои разработки просто жопами. Сейчас СтройМедМаш, запускал НЖО3, то есть изделия третьей активации. Третья активация была намного умнее первой и второй. Они уже могли выполнять не только запрограммированную работу, но и понимать различные простые команды и выполнять целый спектр обслуживающих работ. Примечательно, что сам БИОМЕХ предпочитал обходиться живыми сотрудниками, за исключением нескольких опытных образцов, которые остались в институте и служили на благо общества в качестве уборщиков. Покупали разработки БИОМЕХА в основном крупные холдинговые компании, с целью сократить работников и сэкономить на зарплате, но самым крупным покупателем оставалось правительство. Оно закупало неожопы крупными партиями и не всегда на правительственные нужды, иногда на завод СтройМедМаш заруливали депутаты с целью приобрести полезную рабочую силу для дома.

Когда неожопы только появились, вместе с ними появились и правозащитники. Сложно было сказать, представители Гринписа это были, или оскорблённые православные. В любом случае, появились те, кому вовсе не нравилась идея о работающих трупах. Вася отлично помнил, как всего два года назад, он, будучи выпускником, прорывался сквозь толпы демонстрантов. Тогда им ещё никто не помогал. До правительства донести свои мысли БИИОМЕХ не успело, проект был на грани закрытия. Благодаря ректору, лично позвонившему президенту, институт оставили в покое. В это же время стали создавать благоприятный образ в глазах граждан и вот даже придумали праздник.

Прочитав программу праздника, Вася решил, что неплохо бы сходить на конкурс пива. Можно было пойти с Толиком из системной.

— Алесей Иванович, — голос Марины снова нарушил тишину. — Они сказали, что это срочно.

— Ах ты ж мать, прям под руку! Сейчас! — Суриков зажал кнопку на клавиатуре и встал изо стола. Покопавшись на столе и не обнаружив бумаг, он подошёл к телефону и набрал номер.

— Света, Пал Палыча дай. Алло, Палыч? Отдал я твою техничку, ещё на прошлой неделе. Кому? — Алексей Иванович почесал затылок. — Второй вашей, ну да новенькой. А что мне было делать? Никого в отделе не было! Сначала со своими сотрудниками разберись, а потом мне звони! Мне ваши жопы на даром не нать! — Алексей Ильич бросил трубку на рычаг, — Безобразие!

— Потеряли? — поинтересовалась Марина.

— Такое не теряют, такое просирают! — зло ответил Алексей Иванович, — Евтушин за старшего! Пешков приедет, пусть меня дождётся, — бросил начальник НИЧ и хлопнул дверью, выходя из отдела.

— Чего волноваться? Есть электронный вариант, — сказал Вася.

— Ректор в Москве, подписать некому, вернётся перед самым учёным советом, — ответила Марина.

— У Иванова подписать.

— Он имеет право только учебную деятельность подписывать, — сказал Сергей.

— Может, сходим в столовую, пообедаем? — предложила Марина.

— Ты иди, — ответил Сергей, а нам надо Пешкова дождаться.

— Принести вам пирожков?

— Нет там сегодня пирожков, — отозвался Вася. — Тараканов травили на кухне.

— А обедать тогда чем?

— Вчерашним.

— Ладно, посмотрю, что от вчерашнего осталось, — вздохнула Марина и вышла за дверь.

Кабинет снова погрузился в тишину. Вася углубился в новости, Сергей сосредоточено щёлкал мышкой. На лице его не было, как и час назад, ни единой складки, ни намёка на выражение эмоции. «И не скучно же ему, — подумал Мышкин, — смотрит, и смотрит в этот экран, будто там сосредоточие всего самого важного. А что там может быть? Кроме дурацких таблиц и цифр?» Вася взглянул на свой монитор: вкладка яндекса, список новостей, погода, курс валют и почта. На почте ни одного письма, за исключением спама. Щёлкнув в избранное, Вася принялся рассматривать когда-то заинтересовавшие его вкладки, всё это были сайты с конкурсами, первой в списке стояла ссылка на сайт университета, второй на Министерство образования. Посмотришь так, образцовый работник, всё по делу. Или просто скучный, заурядный тип.

«Господи, зачем я это делаю? — подумал Мышкин, — скольким ещё можно было бы заняться, а не бессмысленно кликать мышью, рассматривать не интересующие новости и не заниматься этой рутиной. Что угодно, только бы не эти нудные, тягомотные дни».

— Ты чем занят? — спросил вдруг Вася, оборачиваясь к Сергею. Евтушин посмотрел на него так, будто только что осознал, что находится в кабинете не один.

— А ты чем? — спросил он.

— Новости про БИОМЕХ читаю, — ответил Вася.

— Что пишут?

— Всякое, вот к примеру, хотят наградить нас в очередной раз, а ещё праздник будет скоро в честь неживых, — заговорил Мышкин. Он говорил, пока спустя минут пятнадцать, не взглянул на Сергея и не обнаружил, что тот его давно не слушал. Евтушин смотрел в монитор и не проявлял никаких признаков заинтересованности во внешнем мире.

— Эй, — позвал Мышкин. — Я же с тобой разговариваю!

— Ты прекрасно справляешься один.

— Ты мог бы поддержать разговор.

— Зачем? — недоумённо поинтересовался Евтушин, не отрывая глаз от монитора.

— Из вежливости.

— Зачем?

— Что зачем? — уже не понял Мышкин.

— Зачем мне быть с тобой вежливым?

— Ну как это, зачем. Принято так, — нескладно ответил Вася, уже жалея, что вообще заговорил с Сергеем. Тот же не испытывал никаких неудобств, даже в лице не изменился, его нарочитое недовольство в словах никак не проявлялось в голосе или на лице.

— У кого принято? — продолжил Сергей.

— У людей! — фыркнул Вася и отвернулся от собеседника. Сев за компьютер, он принялся активно кликать мышкой.

— Ты зря тут воздух негодованием нагреваешь, — послышалось из-за спины, — я не намерен был оскорблять тебя.

— Поговорить захотелось?

— Нет, просто своим пыхтением ты мне мешаешь.

— Да чем ты там таким важным занят?! — разозлился Вася по-настоящему. Он встал из стола и подошёл к рабочему месту Сергея, бесцеремонно заглянув в монитор. Сначала, Мышкин подумал, что Евтушин просто успел закрыть от него то, чем он занимался, а потом увидел, что руки Сергея лежали на коленях.

— Что это? — недоумённо спросил Вася, осматривая чёрный экран с поблескивающими на нём точками.

— Окно, — ответил Сергей.

— Куда?

— Куда угодно, — ровно ответил Евтушин. Мышкин потянул руку, желая прикоснуться к чёрному экрану, но получил по рукам.

— Не трогай.

— А зачем ты смотришь в него?

— Жду, — Мышкин тоже принялся смотреть в экран, непонятно чего ожидая. Просто, почему-то казалось, что смотреть в черноту — жизненно важно. Она будто засасывала Мышкина. Это было и не изображение вовсе, а настоящее окно куда-то. Куда-то за пределы всего, что было здесь. Обещание неведомого и невидимого Мышкиным до этого. Будто раньше Вася жил в маленькой спичечной коробке всю жизнь и вдруг кто-то приоткрыл небольшую щель, и позволил взглянуть на то, что было за пределами коробка. Всё закончилось слишком неожиданно, вдруг Мышкин услышал как хлопнула дверь. На пороге возник заместитель проректора НИЧ Семён Васильевич Пешков. Он окинул недовольным взглядом кабинет и направился к двум сотрудникам. Вася испугался, что Пешков сейчас увидит то, что находилось на мониторе, но когда тот подошёл и посмотрел, то почему-то довольно улыбнулся и похлопал Сергея по плечу.

— Молодцы, а то нынешней молодёжи только бы порнуху заграничную смотреть! А вы работаете. Таких, как вы в пример надо ставить, — Вася перевёл взгляд на монитор и с удивлением обнаружил, что окно вовсе никуда не исчезло. Каким образом Пешков увидел, что они работают, Мышкин не понял. Сергей выглядел собранным и уверенным. Он пожал крупную руку Пешкова так, будто делал это каждый день.

— А где Алексей Иванович? — спросил Пешков.

— Он в отделе опытного конструирования, сказал, чтобы вы его подождали, а документы, у меня.

Мышкин стоял, как вкопанный, молча слушая, обсуждения Сергей с Пешковым. Те ругали внешнее исполнение — теперь трупы обрабатывали новым составом и они быстрее портились, сетовали на уменьшение финансирования и на то, что никто не занимался подлинной наукой, а потому не понимал, как важна работа БИОМЕХА.

— Хорошо, что дождался, — сказал, ворвавшийся и запыхавшийся Алексей Иванович. Он схватил руку Пешкова и принялся активно её трясти. — Нет, ты представляешь, это гады из конструкторского, чего удумали! На меня, на наш отдел свалить пропажу. Списать на нас!Похерили своё ТЗ, а мы виноваты, да они его криво сделали! Вот и похоронили. На наших девочек, а? Ты представь? На Маришу нашу, мол она где-то закопала. А вы чего тут сидите? — спросил Суриков, вдруг заметив Сергея и Васю, внимательно слушающих его негодование.

— Уже семь, давайте отсюдова. Завтра, чтобы ровно были, без опозданий, дел много, — запыхавшись, пробормотал Алексей Иванович. Пешков всё это время молчал. Мышкин с удивлением обнаружил, что на часах без пятнадцати семь. Он с двух часов пялился в экран Евтушина и даже не заметил этого? Пока Мышкин раздумывал, Сергей надел куртку и перекинул через плечо сумку.

— Ты идёшь? — спросил он Васю.

— Да, — ответил Вася и тоже принялся собираться. Распрощавшись с начальством, они не спеша двинулись по коридорам университета.

— Почему Пешков не увидел окна? — спросил Мышкин.

— Увидел то, что ожидал увидеть, — меланхолично ответил Сергей.

— Как мы так долго смотрели, что даже уход Марины пропустили?

— Это ты пропустил. Она после обеда пришла, а потом отпросилась пораньше, я её отпустил.

— Как же я так, — сам себя спросил Мышкин. — А что это вообще такое? Куда это окно?

— Смотри, — кивнул Сергей в сторону женского туалета. Там, у двери, сжавшись, валялось тело, пытавшееся видимо до этого вытереть что-то на полу, потому что даже лёжа и судорожно вздрагивая, правой рукой с тряпкой оно тёрло всё, что ему попадалось под руку.

— Жопа один, — ответил Вася, — сломался.

— Сломалась, — поправил Сергей.

— У жоп нет пола, — тут же сказал Вася, для верности ещё раз посмотрев на НЖО1. Ну да, лицо явно женское и волосы длинные, кудрявые, только скатавшиеся в войлок. Мышкин с тоской подумал о том, что когда-то их обладательница расчёсывала их каждый день и любила их наверно. Женщины всегда любят свои волосы.

— А когда ты станешь жопой, тебе, как думаешь, яйца отрежут? — поинтересовался Сергей так, будто спросил о том, какая погода на улице или который час. Мышкин задохнулся от гадливости вопроса и вообще предположения, которое Евтушин сделал в отношении его.

— Я не стану жопой, для их создания используют только…

— Бездомных, знаю. Это пока.

— Почему пока?

— Потому что, когда мы их усовершенствуем и они будут долговечны и высокотехнологичны, каждому захочется иметь такую жопу. А кому-то захочется, чтобы она была красивой. Ресурса просто не хватит. Вот и введут какой-нибудь закон о том, что после смерти нужно отдавать долг обществу.

После слов Сергея, Мышкин внутренне вздрогнул. Стать вот таким жалким субъектом, обтирающим полы в лежачем состоянии, сносить все издёвки, даже не понимая их, быть объектом для насмешек, называться жопой… Васька вздрогнул, пытаясь отогнать неприятные мысли. Хотя это уже будет и не он, а тело и нервные остаточные импульсы в голове, его сознание… Его сознание. Где было его сознание, когда он смотрел в монитор Сергея? Куда оно делось?

— Ты не ответил насчёт окна, — сказал Вася.

— Окно это просто окно, ты в него смотрел.

— Я не понял, что это! И почему ты в него всё время смотришь? Чего ты ждёшь?

— Момента, чтобы уйти. Я, знаешь ли, материалом для жопы быть не хочу.

— А куда уйти?

— Да куда угодно.

— А если куда угодно, почему сегодня не ушёл?

— Ещё рано, вот придёт время, тогда я и уйду. А пока я смотрю туда, и жду. Больше я ничего не могу сделать.

— А если я тоже хочу уйти? — вдруг спросил Мышкин.

— Уходи, кто ж тебе мешает.

— А как это сделать?

— Я же сказал, придёт время.

* * *

Время не пришло. Оно не пришло ни на завтра, ни через неделю. Евтушин терпеливо смотрел в свой монитор, а Вася нетерпеливо ёрзал на стуле, ожидая конца рабочего дня, чтобы поговорить с Сергеем. В конце-концов Вася не выдержал и подошёл к Сергею во время обеденного перерыва.

— Как ты нашёл окно? — спросил он напрямую. Сергей, тщательно пережевывающий котлету из курицы, оторвал свой взор от гречки и тупо уставился на Мышкина.

— Просто нашёл и всё, — сухо ответил Евтушин.

— А почему я его вижу, а остальные нет?

— Фон работает.

— Какой такой фон?

— Ну, — Сергей отпил кислый компот и поморщился, — фон мира. Это вроде как жить всё время в комнате с вертикальными полосами. Знаешь про эксперимент с кошкой, проводившийся в семидесятых?

— Это когда, котят растили в коробках с вертикальными полосами, а потом они не реагировали ни на что кроме них? — спросил Мышкин, садясь напротив.

— Именно, с людьми тоже самое.

— Но мы не растём в комнате с полосами, — ответил Вася, нахмурившись. — Нас вообще никто никуда не сажал.

— Сначала твои родители, потом детский сад, потом школа, университет, работодатель, а в нашем с тобой случае, институт. Каждый раз, когда ты слышишь чьё-то мнение, ты впускаешь его в свой ум и именно оно и становится вертикальной полосой. Никто не может досконально сказать, что такое сознание, но называя его сознанием и давая ему другие определения из слов, они как-будто дают ему место, ограничивают его, пытаясь упорядочить. И всё то, что ты думаешь, это не то что есть, это то, как ты категоризируешь мир. Но от слов, которыми ты всё вокруг называешь, мир не становится понятнее. Однако со временем ты подменяешь его для себя словами. Он становится ворохом звуков и понятий из толкового словаря.

— То есть существует нечто, для чего названия нет? — спросил Мышкин.

— Для всего можно найти название и каждый раз понятие не будет отображать и сотую долю того, что есть на самом деле. К примеру, ты зовёшь его окном, но что такое окно? Это дыра в стене, ведущая на улицу, а для чего она? Для воздуха, или для выхода?

— Для выхода используют дверь, — сказал Вася и тут же понял. Он не назвал чёрное пространство дверью, он назвал его окном. Сергей проследил за его реакцией и спросил:

— Понял?

— Окно, потому что это не выход. Это только то, куда я могу заглянуть. Но и оно ненастоящее.

— Ненастоящее. Пожалуй единственное точное называние, которые мы смогли придумать, это они, — Сергей кивнул на модель НЖО1, убиравшую подносы со столов и протиравшую их мокрой тряпкой. Движения модели были неловкими и вялыми, как-будто она пребывала в состоянии полусна.

— Она как-будто спит, — сказал Вася, даже не заметив, что невольно назвал модель женским родом.

— Она и так спит, уже давно, но ей не дают этого сделать по-человечески.

Сергей встал и, не дожидаясь Мышкина, отнёс свой поднос на раздачу. Вася смотрел на монотонные движения модели и ощущал тревогу и тоску. А ведь даже будь эта женщина при жизни бездомной, разве после смерти она не заслужила того, чтобы быть погребённой?

Вася последовал за Евтушиным, но тот как-будто испарился. В столовой его уже не было, коридор тоже был пуст. Мышкин услышал гул со стороны актового зала и решил посмотреть, что там происходит. Зал был полон людей, на сцене стояло шесть стульев, трое из них были заняты мужчинами в костюмах, четверо остальных были пусты, повсюду репортёры с камерами. Вася нахмурился, он не припоминал никаких официальных мероприятий. У входа обнаружилась Марина. Мышкин с удивлением осмотрел её. Ещё утром она была в тёплом свитере и джинсах, а сейчас на ней была белая блуза, чёрная юбка, а на её шее висел бейдж.

— Марина, — позвал Вася, — а что здесь происходит?

— Ты где ходишь?! — зашипела на него девушка. — Забыл что ли? Сегодня же презентация новой модели.

— Разве? Я думал сегодня последний рабочий день, — сказал Мышкин.

— Очень смешно, где костюм? Тебе на сцену иди, а ты выглядишь как студент, — Васька хотел возразить, мол он и так аспирант и выступать ему незачем, но Смольнина ловко схватила его за руку и сжала её с такой силой, что Мышкин почти взвыл от боли. Девушка сквозь толпу протащила его к сцене и передала Любовь Сергеевне.

— Вот, полюбуйтесь, а ведь говорила ему.

— Васенька, нехорошо это. Телевиденье здесь, — мягко сказала женщина. Мышкин смотрел на неё расширившимися глазами. Когда это Любовь Сергеевна к нему обращалась «Васенька»?

— Послушайте, вы что-то путаете Какая презентация? НЖО3 ещё не выпущена. Что представлять? И почему я?

— Какое НЖО3? — фыркнула Марина, выуживая откуда-то пиджак и надевая его на несопротивляющегося Мышкина. — Это название давно не используется. Давай, Васька, чтобы как в прошлый раз.

Мышкина буквально вытурили на сцену и он вдруг понял, что пять стульев уже занято, а шестое пустовавшее, видимо было для него. Васька посмотрел на пятерых человек, никого знакомого среди них не было. Как только Мышкин двинулся к своему месту, в зале захлопали. Васька посмотрел на людей, сидящих в зале, но увидел только черноту. Свет на сцене был слишком ярким. Мышкин сел на свой стул.

— Что ж, Василий Александрович всё-таки смог выкроить для нас время. Давайте, начнём, — сказала Маринка, тоже вышедшая на сцену. Она уже не выглядела девушкой, это была она, без сомнения, но только старше лет на десять. Её чёрные вьющиеся волосы были уложены в гладкую причёску, а сама она источала уверенность и властность. Мышкин подумал, что бредит. Васька вновь посмотрел в зал и увидел бесконечную засасывающую черноту, такую же, какую он видел на мониторе Евтушина.

— Вам слово, Василий Александрович, — сказала Марина и выразительно посмотрела на Мышкина. Тот помотал головой в знак отказа. Женщина сложила губы в знакомую презрительную улыбку, а потом сказала в микрофон, — Артур Сергеевич, давайте с вас. Расскажите, пожалуйста, о последней модели немёртвых.

Васька затряс головой, пытаясь отвлечься от голоса Марины у себя в голове и от голоса Артура Сергеевича, вставшего от него по правую руку и начавшего с преувеличенным оптимизмом говорить о модели номер шестнадцать, созданной в БИОМЕХЕ под руководством Мышкина Василия Александровича. Ничего не выходило, этот отвратительный гул, хлопки, одобрения, шутки о немёртвых, о новом законе, разрешающим использовать в качестве моделей приговорённых к смертной казни людей — всё это вызывало в Мышкине острый приступ тошноты. В конце-концов, он встал и закричал:

— Я не создавал их! НЕ СОЗДАВАЛ! Я НИКОГДА ИХ НЕ СОЗДАВАЛ!

Артур Сергеевич замолчал, все взгляды были устремлены на Мышкина. Вася искал глазами лицо, хотя бы одно, понимающее его, сочувствующее и могущее спасти. И он нашёл его. Это лицо Сергея Евтушина, сидевшего в первом ряду и смотревшего не на его, а куда-то вдаль. Мышкин закричал Сергею, замахал руками, но тот его как-будто не видел. В конце-концов Вася спрыгнул со сцены в черноту.

— Эй, — плеча Васьки коснулась рука и потрясла его. — Мышкин зажмурил глаза и помотал головой. Перед ним стоял Сергей Евтушин. Они были в столовой, в руках Васи всё ещё был пустой поднос.

— Что это было? — спросил Мышкин, оглядываясь вокруг и не веря, что он находился в столовой.

— Что именно?

— Презентация модели шестнадцать, — сказал Вася. — Её же не было?

— Ещё третью не выпустили, — сказал Сергей.

— Неужели их создадут, — сам себе сказал Мышкин. — И я буду участвовать в этом.

— Все будут участвовать в этом, — меланхолично ответил Евтушин.

— А если я не хочу? Я ведь могу не делать этого? Уйти прямо сейчас? — Сергей вновь посмотрел на первую модель, всё ещё трущую один и тот же стол. Теперь Мышкину казалось отвратительным даже то, что в столовой было существо, которое давно должно было быть похоронено и забыто.

— Идём, — сказал Евтушин. — Обед давно кончился.

Они вернулись в НИЧ. Сергей занялся тем, что выбрасывал бумаги со стола, решая к Новому году, наконец, очистить своё рабочее место. Марина подкалывала входящие документы, проставляя на них номера. Вася некоторое время таращился на неё, а потом на Сергея. В отдел вернулся Суриков.

— Ну что, молодёжь, всё ещё здесь? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Если срочных дел нет, собирайтесь и домой, — Маринка тут же захлопнула папку с входящей документацией и поставила её на полку, вырубила компьютер и начала собираться.

— А вы чего сидит? — спросил Алексей Иванович. Сергей пожал плечами, мол он не сидит, а собирается, просто не слишком резво. Вася хмуро следил за Мариной.

— Кстати, Васька, — сказал Суриков. — Твоё направление по биоинженерии, не хочешь перейти на неживую материю?

— Нет, — тут же ответил Мышкин, внутреннее холодея.

— А то смотри, я посодействую, защититься по третей модели сможешь, а после аспирантуры…

— Нет, спасибо, — ответил Мышкин слишком резко.

— Зря ты так, — ответила Марина. — Я бы перешла с удовольствием. Это ведущая деятельность института, да мы сейчас лучший вуз России!

— Вот это правильный здоровый отклик, — похвалил Марину Суриков. — А ты, Васька, всё-таки подумай.

* * *

Все праздники Мышкину снился один и тот же сон — презентация шестнадцатой модели. Заканчивался он одинаково — Васька проваливался в черноту зала и просыпался. Весь в поту с дрожащими руками, Мышкин шёл в ванну, где умывался холодной водой и долго смотрел на себя в зеркало. Он думал о том, что возможно ли считать совпадением то, что ему предложили перейти на кафедру неживой матери? Хотя Вася понимал, что его сны и собственный страх быть причастным к чему-то столько отвратительному, никак не могли быть связаны с предложением Сурикова, Мышкина не отпускало чувство неотвратимого кошмара. А если это была его судьба?

В дверь постучали. Сосед по комнате — Костя Зимин заворочался, но не проснулся. Мышкин прошёл к двери и открыл её. На пороге стоял Евтушин.

— Ну что? — спросил он. — Как спиться?

— Хреново, — неприветливо ответил Мышкин, пропуская Сергея внутрь.

— А что так? Будущие грехи не дают покоя?

— Чего ты вообще пришёл? — спросил Сергей, включая электрический чайник и обшаривая тумбочку на наличие заварочных пакетиков и сахара.

— Можем идти, — сказал Евтушин, смотря на Мышкина беспристрастно.

— Куда? — спросил Васька, опрокидывая сахарницу и чертыхаясь.

— Куда угодно. Время пришло.

— Что-то я не помню, чтобы куда-то собирался.

— Собираешься остаться и создать модель шестнадцать? — спросил Евтушин.

— Да хоть бы и так! — сказал Мышкин, протирая пол посудной тряпкой и кидая ту в раковину в ванне.

— Это не просто сны. Это воспоминания.

— О чём? О будущем? Не может быть воспоминаний о том, чего ещё не было.

— Может, если оно уже было. Воспоминания есть о чём угодно и о будущем тоже. Если ты не хочешь здесь быть, то не будь.

— А если я должен быть здесь? Если создать модель — моя судьба? — Мышкин неуверенно почесал затылок.

— Это не ты говоришь, — уверенно сказал Сергей. — Это та дрянь, которой люди в себе восхищаются, называя центром стремления к лучшему.

— А что плохого в том, чтобы добиться чего-то?

— Ничего, — ответил Евтушин, — если это не эксплуатация чужих тел. И не аморальные исследования, цель которых состоит в наживе. И не учёный, который стал им лишь для того, чтобы стать хоть кем-то.

— Я не такой! — чуть громче чем хотел, сказал Мышкин. — И я не для того, чтобы…

Евтушин смотрел с пониманием и разочарованием.

— Каждый раз одно и то же, — сказал он вдруг.

— О чём ты? — спросил Мышкин.

— Я спасаю тебя, а ты вновь делаешь этот выбор. Почему? — спросил Сергей серьёзно. — Неужели желание стать известным для тебя важнее всего? Важнее твоей совести, свободы, важнее понимания иного мира? Это был последний раз.

— Что за хрень ты несёшь?

— Раз за разом, ты переживаешь это. Зачем ты это делаешь? Какой смысл заставлять себя заниматься тем, чем ты занимаешься? У тебя есть все подсказки, чтобы избежать этой жизни. Тебе нужно лишь слушать себя, а не то что говорят вокруг.

— В данный момент, это ты меня пытаешься в чём-то переубедить. Как думаешь, мне стоит последовать твоему совету? — ядовито поинтересовался Мышкин.

— Следуй, — кивнул Евтушин. — Давай, скажи, чего ты хочешь?

— Я не хочу быть мальчиком на побегушках, — сказал совершенно серьёзно Вася. — Не хочу жить от зарплаты до зарплаты, не хочу думать о том, что моя мать нуждается в деньгах, а мне до сих пор совершенно нечего ей отправить. Я не хочу добиваться девушки лишь своим обаянием — это уже никого не интересует. И я хочу, чтобы меня слушали, а не кивали. Но они ведь никогда меня не слушают. Всегда лишь… Разве я многого прошу? — спросил Мышкин. — Я ведь всегда был хорошим работником. И сейчас, когда Суриков предложил мне перейти на неживую материю, это же такой шанс.

— Сделка с дьяволом, — ответил Сергей.

— Почему у тебя всё так? Почему ты думаешь, что это плохо?

— А ты сам-то как думаешь? Считаешь, что имеешь право распоряжаться кем-то после его смерти? Не обманывай себя, даже на трансплантацию требуется согласие донора. Люди могут многое, но переступая черту морали, они перестают быть людьми. В своей жизни ты можешь распоряжаться только собой и собственным выбором. И я не предлагал тебе оставить всё, как есть. Ты можешь уйти куда угодно. Я же говорил тебе.

— Куда угодно? Через ту дыру в твоём мониторе? — язвительно спросил Мышкин. Евтушин тяжело вздохнул.

— Дыра или не дыра, какая разница? Я же тебе говорил, неважно, как и что называется. Не люди творили этот мир, он сам прекрасно справился без их фантазии на названия. Не ставь себе преград для преодоления, их и так достаточно.

— Ты чокнутый, — сказал вдруг Мышкин. — Абсолютно ненормальный. Ты пялишься в чёрный экран и думаешь, что что-то понимаешь, но ты ведь ни черта не знаешь. Думаешь, твоё вселенское спокойствие и пара фраз из средневековой философии изменят мир? Кто станет слушать меня? — отчаянно спросил Вася. — Кто будет считаться со мной, если я так и останусь тем, кто я есть?

— Как и всегда, — ответил Сергей. — Я сделал всё, что мог.

— Это я сделаю всё, что смогу, — сказал Мышкин. — И ты увидишь, я был прав.

— Нет, — ответил Евтушин. — Я уже ничего не увижу.

Мышкин не мог сказать точно, что произошло. В какой-то момент он увидел, как стена одной комнаты исчезла, превратившись в длинную заснеженную дорогу. Она вела так далеко, что казалось, уходила к самому горизонту. Сергей уверенно преступил черту комнаты и улицы, как-будто делал это очень и очень много раз. Василий просунул руку в отверстие дыры и зачерпнул немного снега, тот был холодным и хрустящим. Мышкин хотел было выйти в это странное окно, на эту бесконечную дорогу, но вдруг всё скрылось, превратившись в стену комнаты общежития.

* * *

— Презентационная модель готова? — спросил Мышкин, поправляя давивший на шею воротник рубашки. Марина тут же отпихнула его руку от воротника и поправила сама.

— Не трогай, — сказал она, — замусолишь. Готова, но она всё ещё заедает на функциях три и семь, лучше их не демонстрируй.

— Чёртовы технологи, — зарычал Мышкин. — Я же просил всё исправить до презентации.

— Они старались, но там всё оказалось сложнее, чем они думали. Центр принятия решений у данной модели…

— Прекрати, — тут же оборвал Марину Мышкин. — Не хочу знать. Всё, время.

Они оба стояли за кулисами, когда зрители начали хлопать. Марина уверенно подошла к микрофону и объявила выход шести учёных, сделавших особый вклад в разработку модели шестнадцать. Мышкин вышел последним. Он был собран, насмешливо-спокоен и чуть отстранён. На презентации у Василия Александровича Мышкина не возникло никаких проблем ни с речью, ни с вопросами из зала. Когда Марина привела модель шестнадцать и предложила Мышкину самому продемонстрировать работу немёртвого, Василий скользнул взглядом по лицу модели и замер. Это был Сергей Евтушин, тот самый, которого он не видел более двадцати лет, так и не вернувшийся со своей зимней дороги. Мышкин подошёл к модели и чуть дрогнувшим голосом сказал:

— Модель шестнадцать, назовите своё имя.

— У модели нет имени, только серийный номер. Желаете узнать серийный номер? — спросила модель голосом Сергея. Мышкин поражённо смотрел на Марину потом вновь на Евтушина. Василий Александрович подошёл к своей помощнице и прошипел ей на ухо:

— Где вы его взяли?

— Кого?

— Его? — Мышкин кивнул на модель.

— Откуда мне знать, они же из морга без истории приходят, с номерами, — Мышкин замер. То, о чём говорил Сергей исполнилось и исполнялось, должно быть, всегда.

— А узнать, кто он? Это можно?

— Давай не сейчас! — недовольно ответила Марина шёпотом, а потом улыбнулась залу, — Василий Александрович не может участвовать в демонстрации. Думаю, вы не будете против, если это сделаю я.

Мышкин спустился в зал и тяжело осел в кресло. Он тупо смотрел перед собой, не понимая, где находится. Может это опять был очередной сон? Или может это его галлюцинация. Разве он думал когда-нибудь, что будет участвовать в чём-то подобном? Ведь он всегда не этого хотел? Он хотел быть полезным. Хотел заниматься чем-то… «Не щёлкать мышкой, — подумал Вася, — никогда больше не заниматься невыносимой рутиной и чем-то, что уничижает тебя внутри». Но он всё равно занялся. Мышкин вдруг ощутил острый приступ тошноты, его мутило от мыслей, от людей, от Марины, которая бойко давала команды модели шестнадцати, ловя аплодисменты. «Цирковая собака, — с ненавистью подумал Мышкин, — и я тоже. Да все мы. Одни прыгают на сцене, другие, открыв рты, смотрят. А взгляды всегда прикованы друг к другу и никогда не видим ничего, что происходит за нашими спинами».

Успех был грандиозный. Марина разливалась соловьём перед камерами, кивала на мрачного Мышкина, извинялась за его потрёпанный вид, говоря, что тот просто слишком устал, ведь модель отняла слишком много сил. Васька терпел, думая о том, что когда окажется дома, первое, что он сделает — это возьмёт бутылку водки и выжрет где-нибудь под окнами на скамье, как делал это, когда был студентом. Тогда ещё у него были друзья, с которыми он мог это делать. А кто остался сейчас? Он один, совершенно один. И никто даже не видит, как ему плохо, как ему противно всё происходящее, как ему жаль…

Когда журналист спросил Мышкина о том, сложно ли было создать говорящую модель, глаза Васьки потемнели от гнева, его дыхание участилось, а лоб покрылся испариной.

— Я не создавал его, — сказал он вдруг. Марина хотела оттащить Мышкина от камер, но прежде чем она это сделала, Василий обвёл собравшихся мутным взглядом и заорал: — Я НЕ СОЗДАВАЛ ЕГО! Я НИКОГДА ИХ НЕ СОЗДАВАЛ!

После этого Мышкина увезли на скорой помощи, а в утренних новостях сообщалось, что известный учёный, доктор биологических наук Мышкин Василий Сергеевич умер от сердечного приступа. Его тело завещано институту БИОМЕХ, которому он отдал более тридцати лет своей жизни. БИОМЕХ в лице Марины Смольниной обещал заморозить тело учёного с целью найти способ создать новую интеллектуальную модель, способную решать сложные задачи и тем самым увековечить память о великом учёном.

* * *

Маринка бесконечно печатала на компьютере. «Переписывается с кем-то», — подумал Васька. Суриков играл в какой-то шутер, попеременно матерясь и «избивая» клавиатуру. Сам Васька смотрел на отчёт, тяжело вздыхая. Перед новым годом ничего не хотелось делать. Периодически Мышкин кидал взгляды на пустое рабочее место, раздумывая о том, что никогда не видел, чтобы оно было занято.

— Алексей Иванович, — позвал Сурикова Мышкин.

— Ну, — сказал Суриков, не отрывая лица от экрана.

— А кто там сидел? — спросил Васька. Алексей Иванович посмотрел на пустой стол и пожал плечами.

— Да никто там не сидел. А что?

— А зачем тогда рабочее место?

— Да кто его знает. Ну есть и хорошо. Хочешь пересесть?

— Нет, просто место есть, а человека нет, — сказал Васька. Суриков его уже не слушал, сосредоточенно щёлкая мышкой по экрану. «Зачем я всё это делаю?» — с тоской подумал Мышкин, заполняя пустые графы цифрами.