Ночь Дикой Охоты

Ночь Дикой Охоты
Работа №473. Дисквалификация из-за отсутствия голосования

Он осторожно трогал пальцами мутный пламенеющий хрусталь оконного стекла, глядя на тлеющий шар звезды, падающей за разорвавшие горизонт уступы многоэтажных кирпичных тюрем. Обглоданное закатом небо съеживалось, уступая место давящей на него снаружи туше звездного зверя. Завтра вместе с хрупкой еще паутиной света в захвативший пространство город уверенно вступит голгофа нового дня, ожидая регулярно выстраивающейся к ее подножию очереди добровольных самоубийц. Они двинутся унылой чередой по беспощадно зажатой в камне венозной сетке улиц или будут тоскливо наблюдать за казнью из вырытых в железобетоне сырых, неуютных нор, где по скользкой вертикали стен грязной плесенью ползет одиночество. Цвета зарождающегося дня – лиловый и ядовито-желтый, это цвета свежей, налитой кровью гангрены. Цвета безумия.

Антон придвинул к окну стул и опустился на него, навалившись подбородком на подоконник. Его завораживала непостижимая рассудком ночная магия, наполнявшая мир после захода солнца. Оно, солнце, было беспощадным в своей откровенности обвинителем для каждого мыслящего создания, не оставлявшим ни малейшей возможности для оправдания. Ночь же мягко успокаивала, погружая душу в холодные реки забвения, текущие сквозь ее густую податливую плоть. Иногда она каменела, превращаясь в неразрушимый монолит, черный обелиск на братской могиле всех живущих, и тогда застрявшие в ней несчастные навеки оставались внутри затвердевшего океана мрака, ослепшие и оглохшие, точно увязшие в янтаре насекомые. Антону хорошо было известно эта ее особенность, но он давно уже научился избегать ночного коварства, с точностью до мгновения предугадывая наступления новой фазы темного времени суток. Еще он хорошо чувствовал общее настроение, разносимое невидимками эманаций в наполненном миазмами жизни городском воздухе. У ночи не существовало определенного состава, раз и навсегда одобренного небесной канцелярией, ее сущность изменялась с каждым новым приходом: то это был сонм разумных хищных пауков, жадно пожиравших дневную реальность, то пепел от сгорающих где-то за краем мироздания рулонов драгоценного шелка, которые нечто страшное в диком исступлении свалило бесформенной кучей и подожгло над обрывом в космическую пропасть . Иногда она становилась гарью погребальных костров, пожиравших тела героев из далеких времен и эпох, чуждых настоящему этой планеты. Ночь могла быть легионом черных многоруких демонов, ураганом сорванной с Иггдрасиля листвы, океаном разумной слизи – любой из форм и сущностей, обретающихся в этом темном закоулке вселенной. Многоликая, безымянная, таинственная, снисходительная и жестокая – все вместе и каждое по отдельности, единое в бесконечном множестве. Волшебный коктейль, оставляющий далеко позади амброзию, венец творения тех веков, когда боги еще были молодыми и не успели окончательно обезуметь. Антон радовался, что ему удалось хотя бы отчасти осознать истинную природу этого явления, которое все остальные считали обыденной составляющей небесной механики. Сегодня он собирался вновь выйти в ночь и попытаться узнать о ней нечто большее, чем то, что ему было известно прежде. Он не торопился, зная, что времени для задуманного предостаточно.

Его квартира располагалась в белой пятиэтажной колонне жилого дома возле змеящегося полотна дряхлой речной набережной, засыпанной сейчас тонким слоем снежного пуха. Слева протянулось лежащее на слоноподобных опорах лезвие моста, несущее вдаль пробившую город насквозь стрелу проспекта. Антон смотрел на снующие взад-вперед по мосту машины, на вереницы непрестанно спешащих куда-то людей и был искренне рад, что не причастен ко всей этой суматохе. Ему никогда не удалось бы окончательно отгородиться от мира за окном, а точнее – места, где его угораздило родиться, но он прекрасно понимал, что находиться в далеко не худшем положении. Там, за вуалью электрических рассветов, фасадами стеклянных дворцов, клубами дыма из фабричных ноздрей, за лабиринтами пугающих человеческих фантазий и забралами серых лиц всегда таится нечто иное, чужое и враждебное, что некоторые иногда ощущают в сгустившемся воздухе, а большинство старается благоразумно не замечать. Здесь, в этом городе, оно обычно незримо, хотя иногда властно заявляет о себе. Пока что оно не обращало внимания на Антона, и его вполне устраивало такое положение дел.

До сегодняшнего момента.

На улице уже почти стемнело, когда он допил чай из пластмассовой кружки и, набросив на плечи пальто, покинул квартиру. Слабый мороз почти не ощущался, словно не желая доставлять прохожим досадные неудобства. Антон спустился во двор и остановился, разглядывая непривычно чистое небо с туманной россыпью созвездий. Потом он заметил невысокую женскую фигуру, выходящую из арки между домами и направляющуюся в его сторону.

Они встретились возле подъезда, и Антон крепко обнял девушку. Достав из кармана ключи, он вложил их в узкую, затянутую в перчатку ладонь.

- Не жди меня сегодня, я приду поздно, - попросил он.

- Опять будешь бродить полночи? – на лице девушки читалась грусть, смешанная с тревогой. – Зачем тебе это? Останься дома.

- Я… мне нужно идти, - Антон запнулся, опустил глаза. – Это сложно объяснить… Не обижайся на меня.

- Я никогда не обижалась, - ответила девушка. Не оборачиваясь, она поднялась на крыльцо, а Антон тем временем уже спешил к выходу со двора, следуя указаниям внутреннего компаса.

На улице было шумно, разноголосое эхо декабрьского вечера отражалось от стен многоэтажного лабиринта и стекало вниз, на холодный серпантин тротуаров. Неожиданно Антон почувствовал себя очень комфортно в этой знакомой суете, которая порою так раздражала его, но где можно было легко раствориться, затеряться, стать неразличимой частицей общего хаоса, получив его временное покровительство. Хаос бережно хранил своих миньонов, требуя в обмен лишь беспрекословное соблюдение обязательных для серой массы правил. Ты должен быть покорен и незаметен, любое отличие от большинства незамедлительно карается остракизмом, изгнанием на необитаемый остров одиночества. К сожалению, робинзонов, способных выжить наедине с собой, с каждым днем остается все меньше и меньше…

Он двинулся по мосту на противоположный берег Двины, туда, где темнела мохнатая клякса городского парка. Глухое и странное место, с приходом ночи превращавшееся из элемента городского ландшафта в бездонную черную дыру, дьявольскую воронку, искажавшую формы и рождавшую новые сущности. Там, в глубине, среди невидимых для чужих глаз древесных алтарей на заросших мертвым кустарником полянах в диких плясках ломали свои тела городские шаманы, впитывая кожей струи эфира из далеких миров. Они открывали луне белые лица с выжженными лихорадкой глазами, скаля в усмешке подпиленные зубы, и наблюдали, как с неба к ним спускается жуткая свита хозяев ночного светила. Антон знал, что шаманы могли выходить из тел и бродить по поверхности непригодных для человека планет и в безвоздушных пропастях между ними. Он также знал, что со временем сам научится творить подобные чудеса, пусть за это и придется дорого заплатить. Но сейчас он спешил в парк совсем не для наблюдения за тайными ритуалами. Он вообще не знал, почему так стремится туда сегодня. Что-то неясное, незримое утягивало его в глубокий омут с лежащей на дне грудой страшных сокровищ. Их вид ужасает, их звон лишает рассудка, прикосновение к ним грозит мучительной смертью…

Свет фонарей. Блеск снежных пятен на мостовой. Нимбы падших созданий в черном небе, обрамляющие своим сиянием пустоту. Антон воспринимал все это одновременно, наполняя себя магией происходящего вместе с дыханием, он видел недобрую городскую подкладку, ощущал исходившую от нее угрозу. Другой бы на его месте испугался и отступил, но Антон слишком долго смотрел в темноту, и чувство опасности изменило ему. Перейдя мост, он прошел вдоль набережной и углубился в запущенное пространство парка, двигаясь по одной из извилистых тропинок. Голая зимняя чаща обступила его со всех сторон рядами окостеневших стволов, торчащих из земли, словно ободранные позвоночные столбы. Ничто не шевелилось в этом сплетении неживой древесной плоти, даже птицы не сидели на ветвях мрачными наблюдателями. Звуки улицы резко смолкли позади, точно отрезанные невидимым барьером. Антон двигался вперед почти наугад, пытаясь достичь центра этой инопланетной области, живущей по собственным законам. И когда наконец ему сделалось страшно от того, что он может навсегда остаться здесь, заблудившись в лабиринте иссохших оболочек и превратиться в игрушку его обитателей – тогда пришли Они.

С беззвучным треском разошлись сжатые физическими константами слои пространства, и откуда-то из многоликой тьмы последних пределов, из самого сердца звездных руин к жалкому обитаемому островку двинулась темная, сокрушительная волна. Она могла превратить в прах любую преграду на своем пути, и этот маленький ущербный шарик, на котором бились в истерике семь миллиардов теплокровных уродцев и еще куча разной живности, не был ее финальным пристанищем. Здесь собирались остаться лишь несколько пловцов.

Поначалу Антон не мог осознать увиденного. Из хрупкого стеклянного воздуха навстречу ему выдвинулись исполинские фигуры, укутанные в бледно-серые балахоны. По мере приближения к нему они слегка уменьшились в размерах, точно провалившись внутрь собственных туманных силуэтов. Их очертания иногда расплывались, чтобы мгновение спустя вдруг обрести режущую глаз четкость, и было в них нечто потустороннее, чужое, не поддающееся анализу, но очень четко улавливаемое подкоркой. Антон не отступил, когда передняя фигура подошла вплотную и склонила голову, заглядывая ему в лицо. Точнее, попыталась это сделать, поскольку у нее не было глаз.

Голова существа напоминала по форме широкое полотно колуна, сужающееся в лицевой части. Ее покрывала морщинистая кожа трупно-синего цвета, на которой не было заметно никаких внешних органов чувств. Лишь внизу, рядом с тем местом, где должен располагаться подбородок, темнела широкая щель безгубой пасти. Но, несмотря на кажущуюся слепоту, существо, похоже, улавливало каждый вздох Антона, малейшее движение его тела. Оно неторопливо покачивалось, точно извивающаяся под звуки флейты змея. Из-под скрывающего туловище савана выползла костлявая семипалая конечность с непомерно длинными черными когтями и протянулась к Антону, показывая раскрытую ладонь. Поколебавшись, тот вложил в нее свою руку, маленькую и беззащитную по сравнению с гротескной лапой чудовища. Многосуставчатые пальцы сомкнулись на кисти Антона, и безмолвный пришелец повел человека за собой через сплетенные в тугие узлы густые заросли. За ним по пятам двинулись его молчаливые спутники.

Откуда-то из самых глубоких подземелий рассудка стали раздаваться звуки – поначалу негромкие, но с каждым мгновением усиливающиеся, пока не переросли в нестерпимый грохот. Как ни странно, эта какофония в голове не мешала Антону ориентироваться в пространстве, однако ее тягучие, болезненные вибрации полностью разрушили привычный ход мыслей, смешали в бесформенную кучу образы и символы, открыв путь мутному потоку пугающих ассоциаций. Антон взглянул на своего громадного спутника – тот повернул к нему голову и приоткрыл черный провал пасти со стеклянистыми клыками, напоминавшими зубы акулы. Его чужой реликтовый разум в эту минуту погружался в человеческое сознание, распахивая перед ним новые способы восприятия, как серийный убийца распахивает перед своей жертвой чулан, полный окровавленных пыточных инструментов. Антон чувствовал, как привычная картина мира неотвратимо смещается куда-то в сторону и проваливается в глубокую темную яму, вырытую чужими кошмарами. А из нее, из этой влажной могилы наружу вырывался страшный свет неживой зари, обливавшей гаснущий город багровым пожаром. На эту картину накладывались другие – странные и прекрасные видения незнакомых городов-дворцов под одной гигантской крышей сменялись тенями угрюмых мегаполисов-застенков, чья каменная плоть века назад пожрала последние хилые ростки жизни и с тех пор превратилась в изъеденную бесконечными кислотными ливнями трухлявую корку. Над этими столицами мрачных планет в разреженном воздухе клубилось кровавое марево…

Они уходили все дальше и дальше от знакомой Антону черты, за которой располагался неуютная, но давно ставшая привычной городская утроба. Деревья вокруг изменились до неузнаваемости, превратившись в изломанные непрекращающейся агонией скульптуры из грубо сшитых между собой человеческих тел. Они тянули к распахнутой глотке небес обескровленные руки, разрывали рты в немых молитвах, с отчаянием ловили взглядами проносящиеся над головой клочья серых туч. Антон не хотел даже задумываться о том, что могло превратить этих людей в полуживые надгробия. Его сопровождающие уводили его все глубже во тьму, в гнездо мрака, и вряд ли он сумеет вернуться из него домой, в прежнюю жизнь. Все знакомое осталось позади, в далеком прошлом, когда миллион лет назад он вышел из своей квартиры в сумерки. Теперь оно уже не имело ни малейшего смысла.

Впереди, между расступившихся обелисков чужой боли показалось залитое чарующим мертвым светом пространство. Слепые великаны вывели Антона на большую голую поляну, в центре которой расположилось нечто вроде гигантской губчатой амебы, окруженной жужжащим роем черных насекомых. Амебы тяжело вздыхала и медленно колыхалась, грозя расплескать свою жидкую плоть по голой земле. Антон смотрел на жуткое создание, завороженный безумной картиной происходящего, а в это время его спутники выдвинулись вперед, принявшись сбрасывать с себя одежду. Антон похолодел, увидев их странные, лишенные всякого сходства с любыми живыми организмами тела. Это были уродливые конструкторы, собранные из часто пульсирующих белесых пузырьков, наполненных мерцающей жидкостью, слитков неизвестных минералов, набрякших гнилым ихором опухолей, извивающихся по-змеиному кишок и еще чего-то, на что не хотелось смотреть. Раздевшись, чудовищные пришельцы стали вплотную друг к другу, намертво сцепившись своими многочисленными конечностями, а затем слились во что-то невообразимое. Перед Антоном предстал скроенный из ужаса далеких миров и останков нечисти голем, призванный сюда безымянными силами посланец энтропии из гибнущей вселенной. Он опустился на толстые лапы, и откуда-то из его нутра вырвался долгий протяжный вой – режущий, точно звук раздираемого металла. Кружащийся вокруг амебы сонм летунов тут же двинулся к призывающему, накрыв его темным облаком, и превратился в живую гудящую мантию. Голем двинулся к Антону, а тот стоял неподвижно, парализованный творящейся вокруг жутью. Создание подступило к нему вплотную, положив лапы на его плечи, отчего Антон упал на колени, не в силах сопротивляться навалившейся тяжести. Он глядел снизу вверх на существо и видел слишком многое, отчего ему неодолимо хотелось зажмурить глаза, чтобы не замечать новых деталей. Но, справляясь с собой, он продолжал смотреть.

- Я – Единый-во-Множестве, - сказал ему голем. – Ты – Ищущий.

Антон осознал, что инициация началась. Его заполнила благодарность, смешанная со страхом неизвестности, превращения в нечто кардинально иное, отличное от человека. Страшно было потерять привычную сущность, переродившись в гротескную пародию на прежнего себя, принеся в жертву запретному плоду разум и душу. Он боялся и одновременно страстно желал того, что должно было произойти.

Чешуйчатый коготь голема прочертил на его лбу глубокую вертикальную борозду. Затем он зарылся в собственную плоть и, покрытый грязновато-белесой жидкостью, коснулся свежей царапины на коже Антона. Кровь чудовища и человека смешалась. Антон ощутил резкую боль, на мгновение ослепнув. Но и там, в открывшемся ему изменчивом хаосе, он не был один. Перед внутренним взором проплывали громадные зубчатые колеса, детали биомеханизмов, радужные полосы неведомых цветов и целое множество того, чему не существовало названия. Когда спустя мгновение он вновь обрел способность видеть, то различил лишь стоящего перед ним колосса в живом шевелящемся плаще. Антон пригляделся повнимательнее и понял, что те, кого он поначалу принял за насекомых, на самом деле были крохотными человекоподобными созданиями с трепещущими за спиной полупрозрачными крыльями. Они напоминали эльфов из страшной сказки, и когда несколько из них приблизилось к Антону вплотную, тот невольно отшатнулся. Однако он уже ощущал странную энергию, проникшую в его тело вместе с кровью голема. Эльфы тоже почувствовали в нем некое смутное родство и даже попытались заговорить с ним тонкими писклявыми голосами. Антон не понимал их, но внимательно вслушивался в звуки пугающе-древнего языка.

- Иди-за-мной, - вдруг отчетливо раздались слова голема. Он повернулся и зашагал в сторону покрытого ледяной шкурой речного русла, оставляя в земле глубокие ямы следов. За ним в воздухе стелился шлейф из крылатых созданий. Антон шел рядом, движимый приказами чужой несгибаемой воли. Пройдя по пустынной береговой полосе, покрытой грязными шрамами снежных разводов, исполин остановился и замер. Антон тоже застыл, всматриваясь в холодную, непроглядную даль. Он чувствовал, как позади него в зимней ночи растворяется короткая и глупая жизнь со всеми ее мечтаниями, снами, наивными планами и несбывшимися надеждами. Впереди ждало нечто бесконечное, необъятное, ослепительное, чего он себе и вообразить не мог. Но это уже не было жизнью.

Голем поднял лапу, выставив вперед серпообразный коготь. Антон покорно двинулся в указанном направлении, ощущая подошвами дыхание затаившейся до прихода тепла водяной стихии. Мороз усилился, впиваясь в лицо иззубренными крючьями. Стигмата на лбу пульсировала в такт ударам сердца, и Антон чувствовал, как по переносице у него медленно течет что-то теплое. Была ли это по-прежнему кровь, или прикосновение пришельца навсегда изменило ее, обратив в текущий по венам яд, он не знал. И не хотел знать.

Он видел, как рядом в небеса устремлялись дымные колонны черного света, заслоняя собой речной берег. Он слышал далекий стук копыт, раздающийся откуда-то из страшного далека, из-за стен многоэтажных могил, с темной стороны лунного диска. Что-то стремительно приближалось, торопясь проникнуть в мир. Антон поднял голову и увидел несущиеся ему навстречу размытые тени, ломающиеся, точно пляшущие арлекины. Это были всадники зимы, спешащие по его душу, дикая охота звездного лимба, врывающаяся в городской кошмар за новой добычей. Он остановился и раскинул руки, ожидая слияния. И когда они спустились на речной лед, Антон увидел, что всадники состоят из сгустков пустоты, являя собой движущие провалы в бесконечность. Во главе отряда скакал наездник исполинского роста, чье рожденное вихрями бездны лицо напоминало святого, спустившегося с дряхлых икон. Антон подал ему руку, и всадник одним рывком забросил его в седло. Пустота мгновенно поглотила Антон, но он продолжал существовать, слившись с сонмом неприкаянных призраков. Правда, теперь он видел мир иначе, ему открылось множество ранее недоступных плоскостей, углов и измерений. Он познал ночь – она оказалась волной, выносящей реальность на берег небытия и слизывающей ее обратно, точно голодный прилив. Антон видел женщину, тоскливо дожидающуюся его у окна. Что-то слабо шевельнулось внутри – умирающая жалость?.. Плоть человечности проваливалась глубоко внутрь, исчезая в темной глубине новорожденного существа. Он не оспаривал правильность случившегося, слепо доверившись происходящим с ним метаморфозам.

Мокрый снег душной пеленой накрывал ослепший ночной город. Всадники неслись над мрачными глыбами спящих домов, стремясь прорвать дрожащий от их тяжелой поступи воздушный купол и унестись на дышащие холодом и тьмой просторы. Антон улыбался, касаясь пальцами туго натянутой мембраны пространства. Он знал, что вскоре увидит все чудеса бесчисленных храмов мироздания, скрытые прежде от его глаз.

Долгая декабрьская ночь пристально смотрела ему вслед.

КОНЕЦ.

+2
15:09
817
17:40
+1
Излишество и скудность в одном рассказе. Так много слов про окружение, словно фон стал целью. А ответа на главный вопрос нема — почему Антон? Зачем? Кто он вообще такой?
Но нет — только витиеватые слова и Дикая Охота. Вот и всё наполнение. Как фальшивая новогодняя игрушка.
21:04
+1
Девушка, Антон, предложения-гусеницы, уходящие за горизонт, нелепые сравнения по две штуки на предложение — какие мучительно знакомые персонажи.
06:44
Бедный Антон… Что ж ему из раза в раз достаётся-то…
22:42
Автор умеет сложно и витиевато сказать о простом. Через такое нагромождение образов и словесных оборотов тяжело пробираться. Вот если бы автор умел просто, но красиво и метко!, сказать о сложном — это был бы совсем другой уровень мастерства!
17:48
Было ощущение, что «разгребаю сугробы», как писал Мураками
Загрузка...
Анна Неделина №2

Достойные внимания