Сasino de los muertos

Жизнь игра, у тебя нет масти

Смерть к тебе не питает страсти.

Кукрыниксы

Ему совсем не было больно.

Он думал, что все тело начнет колотить, трясти, что демоническая боль пронзит его насквозь, но этого не случилось.

Был только щелчок порохового револьвера и тонкий укол, словно иголка вошла в висок. Потом наступил болевой шок, пришла темнота, помутнение, звуки заглохли, а сознание понеслось куда-то вдаль, рассеиваясь. Боль просто не успела захватить власть над его телом.

Мертвая рука лорда Мурена выронила пистолет, вторая — игральные кости, но какая-то часть его сознания, еще не успевшая разбиться на осколки бессвязных ощущений, дала знать: одна игра кончилась, другая — началась.

И главной ставкой была собственная жизнь.

***

Клубы по интересам — самые главные рассадники сплетен, куда их заносят обычно с улицы, и уже внутри, в питательной среде человеческого общения, они разрастаются, размножаются, плесенью покрывая мозги. Хотя, скорее, не так. Если говорить более научно, сплетни — это часть некоего странного симбиоза, паразит, от которого почему-то не хочется избавляться. Пусть себе спокойно живет, он никому не мешает, и мы ему мешать не будем — просто перестанем замечать, и дело с концом.

Под потолком весьма обычной комнаты, освещенной газовыми лампами, располагался один весьма необычный клуб, который сплетни тоже оккупировали — правда, тут им жилось труднее обычного, и сейчас они попрятались по углам. Члены клуба заварили чай, кофе и кое-что покрепче, расселись по креслам, расставленным в круг так, словно кто-то собирался призывать демона, или, на крайний случай, обсуждать очередные коварные планы мировой закулисы.

Три кресла все еще пустовали.

Скрипя половицами и неуклюже дергая ногами, как марионетка с обрезанными ниточками, в комнату ввалился опоздавший и, бросая неразборчивые извинения, уселся. Словно по закону противодействия, другой мужчина — в разы упитанней — поднялся, пустив волну по окружающему пространству, и забасил:

— Двадцать шестое собрание Клуба Не Анонимных Литературных Героев я объявляю открытым! Итак, начнем с переклички, — мужчина залез под пиджак, вытащив стопку листов, и продолжил. Можно было подумать, что в его живот вмонтирована пара-тройка ящиков — отличный вариант для любого офисного работника. — Джейн Эйр?

— Здесь! — воскликнула дама, которая скорее походила на Мисс Марпл, но прикладывала все усилия, чтобы повернуть время вспять, хотя бы визуально. С таким же успехом взрослая форель могла нацепить костюм икринки.

— Замечательно. Гамлет?

— Здесь! — к Гамлету вопросов с точки зрения внешности не возникало.

— Прекрасно! Мерлин?

— Как обычно, опаздывает, — заметил Гамлет.

— Но он никогда не опаздывает, и не приходит слишком рано… — попыталась вставить свои пять копеек Джейн Эйр.

— Нет, дорогая Джейн, это вы не о Мерлине уже говорите, — поправил ее Гамлет.

Председатель назвал еще несколько имен, среди которых оказались: Доктор Джекилл (в отсутствии Митсера Хайда, по крайней мере сегодня), Том Сойер (без соломенный шляпы — соответствующая пометка была сделана), капитан Немо и священник Фролло (сегодня он не выглядел так возбужденно).

— Ну и наконец, — закончил председатель, — второй Толстяк из всех трех Толстяков, то бишь я.

Джейн Эйр неспокойно ерзала в кресле, все никак не находя удобного положения. Предприняв очередную попытку устроиться покомфортнее, она уточнила:

— Мы не будем ждать Мерлина?

— Если бы мы каждый раз ждали его, — вздохнул Фролло, подперев голову рукой, — то ничего бы не успевали. К тому же, это его дом — пусть приходит в любое время.

Джейн Эйр, не желая спорить со священником и опасаясь, чтобы тот ненароком не распознал в ней очередную Эсмеральду, просто пожала плечами и наконец-то смогла расслабиться.

***

Над готическими, прикрытыми вуалью тайн шпилями и крышами Праги, на город глазела полная луна, широко раскрыв свой мистический зрачок. Желтой кляксой висев в черном небе, она пускала свет по узким улочкам, прикрывая то, что должно быть прикрыто, и обнажая то, что должно быть обнажено. Ее матовое свечение туманом кралось по старому сонному городу, неся с собой безмолвные тайны.

Укутавшись ее светом, не скрываясь ни от кого — к чему такая предосторожность ночью? —по земле буквально плыл человек. Он не был волшебником или фокусником-любителем, просто ходил так мягко, что, казалось, даже не касался брусчатки, а двигался прямиком по дорожке приглушенного желтого цвета.

В общем, человек не крался, не бежал, не плутал — он просто шел, чувствуя себя в абсолютно правильной стихии.

Преодолев несколько закоулков старых домов с чудными дверями — они всегда ценились здесь, как отдельный вид искусства, — человек поднялся на крыльцо, облокотился о металлические перила и выудил из кармана фрака ключик.

Покрутив его в свете газового фонаря, висевшего над крыльцом, человек всунул ключик из какого-то желтого металла в замочную скважину. Потом, словно опомнившись, резко вытащил его, помотал головой туда-сюда и громко постучался.

Такое поведение любой наблюдатель счел бы весьма странным, но было у человека два отягощающих обстоятельства: во-первых, улицы пустовали, и наблюдателей, по крайней мере рядом, не было. А во-вторых, он пришел в клуб, который очень удачно расположился именно в его доме, и негоже вваливаться на собрание без стука, даже когда у тебя есть ключ, и ты имеешь полное право войти просто так.

Дверь вскоре открылась, и человек юркнул внутрь.

Там он прежде всего повернулся к зеркалу, поправил головной убор — что-то среднее между шляпой волшебника и ночным колпаком — и почесал бороду, которая выглядело уж как-то слишком… неестественно.

— В следующий раз, — сказал открывший дверь, — попробуй найти бороду еще получше. Она до сих пор не выглядит натуральной. И прекращай опаздывать.

— Ты говоришь мне это каждый раз, и каждая новая борода тебя все еще не устраивает, — пробубнил человек, потерев острый нос, которым хоть дырки в бумаге делай. — И вообще, волшебник не приходит рано, и не…

— Это не Мерлин, а Гэндальф, когда же вы все это уже запомните. Давно пора начислить вам штрафные баллы…

— У меня есть на то причина! — пропищал волшебник-самоучка и выудил свернутую трубкой газету.

— Потом, все потом, тебя заждались.

Они поднялись на второй этаж, где Мерлин галантно скинул шляпу, обнажив лысину, уселся, и очередное заседание Клуба Не Анонимных Литературных Героев продолжилось.

Когда-то Мерлин со вторым Толстяком из трех задумались, что ни один из существующих пражских клубов им не нравится — все потому, что сюда это увлечение притащили англичане, эти «чопорные угли» (цитируя Мерлина), прилетевшие на дирижаблях. Тогда столь инновационные технологии оказались для здешних в новинку, и любовь к английскому стала чем-то наподобие фастфуда: люди начали брать все подряд, не глядя, и подражать прибывшим джентльменам. Клубов это тоже касалось. Чего только пражские удальцы не придумали: открывали и общества любителей шерстяных носков, и клубы разведенных джентльменов, и даже заведения, где говорили исключительно о погоде, а любая другая тема считалась моветоном.

Но Мерлин с Толстяком считали это скучным, неинтересным и бесполезным, не видя ничего чудного и странного в том, чтобы открыть Клуб Не Анонимных Литературных Героев. Все началось с простого осознания: как-то на досуге, определенно, от нечего делать, Мерлина осенило — он в это время как раз принимал ванную, а такие процедуры всегда способствуют гениальным мыслям. Шипели одни бронзовые трубы, пускали облачка другие, из краника с журчанием текла теплая, на пару нагретая вода — и эта индустриальная какофония звуков словно стала топливом для рождения музы, давшей подзатыльник Мерлину. Тогда-то он и подумал, что всегда ассоциировал себя с разными литературными героями, читал и думал: «Да это же вылитый я! Разве только не могу всякие магические штуки делать».

Мерлин решил поделиться этой мыслю с Толстяком, и тот охнул, ахнул, ударил себя по животу, тогда еще только проклевывающемуся, и ответил — с ним такое тоже часто бывало! Проведя подобие ускоренного научного исследования, эти двое поняли: такая реакция читателя на книгу нормальна и распространена столь же широко, сколь сифилис средь королей минувших дней.

Вот и решили второй Толстяк из трех с Мерлином организовать странный клуб, главным правилом которого будет абсолютное повторение манер, внешности и поведения героя — по крайней мере, во время заседаний, остальное оставляли на усмотрение участников. Мерлин согласился устраивать встречи в своем доме, а Толстяк стал председателем — не любил ненастоящий волшебник брать на себя даже малейшую ответственность. Членский взнос установили небольшой, напитки раздавали бесплатно, а книг в доме хранилась целая библиотека — чего еще не хватало для счастья?

Однажды второй Толстяк из трех буквально ворвался домой к Мерлину, тряся книгой так, словно это был Святой Грааль в руках Папы римского.

— Что стряслось? — с порога спросил заспанный Мерлин — утро было раннее, даже туман не успел раствориться и затеряться средь домов.

— Мы с тобой гении! — басил гость. — Просто гении!

— Я, в принципе, догадывался об этом, — зевнул хозяин дома. — Но отчего вдруг такая уверенность?

Войдя внутрь и запросив чашку горячего чая, Толстяк распахнул книгу на случайной странице. При небольшом замедлении — если представить, что это кино — можно было увидеть название, золотым тиснением блестящее на красной коже: «Опыты пражского оккультизма и алхимии. Том II. Знания о судьбе».

— Ты решил поучить меня алхимии? — Мерлин, практически окончательно проснувшийся, поставил фарфоровую чашечку на стол и уселся. — Если бы я хотел, то давно бы окончил Алхимическую Академию, тем более что пражская — самая лучшая, как бы там лондонцы не пыжились. Мы страдали любовью к взрывоопасным опытам еще до того, как господа англичане проложили воздушную сеть дирижаблей и наконец-то доказали, что алхимия — не бесовская наука. Помню тот день — половина наших алхимиков повылезало из своих подпольных убежищ и напилась в стельку так, что весь город на ушах не просто стоял, а прыгал.

Мерлин ностальгически посмотрел куда-то в пустоту.

— Ага, — ответил Толстяк, глотнул чаю и, надув щеки, как падающий дирижабль, дернул хозяина дома за руку. — Смотри!

Мерлин с неохотой, но прочитал, и громко присвистнул бы, не покинь его дар речи.

В книге основатели Клуба Не Анонимных Литературных Героев вычитали, что судьба — сейчас трактат будет практически цитироваться — это своего рода калька, на которую очень тонкими чернилами можно наносить узоры. И, оказалось, алхимия и оккультизм для этого не нужны, но не будем упрекать в непрофессионализме того, кто придумал заголовок «Опытов пражского оккультизма и алхимии. Том II. Знания о судьбе». Вычитали эти двое вот что: если повторять другого человека — превращать себя в ходячую копию, — то твой вектор судьбы соприкасается с его.

Как оказалось, с литературными героями это тоже работало.

Поэтому, над дверями клуба появилась приписочка: «Становимся любимыми героями вместе». Метод работал: не всегда, конечно, но порой выстреливал, как спасающийся от медведя егерь. Члены вступали и, видя успехи, покидали клуб, уступая место новым — больше десяти человек в клубе никогда не задерживалось

Вот и сейчас в комнате их сидело девять. Одно кресло все еще пустовало.

— Никто больше точно не придет? — осведомилась неугомонная Джейн Эйр.

— Дорогая Джейн, я попросил бы вас не выходить из образа… — нахмурился председатель.

— Точно, — решил прояснить картину капитан Немо. — Мурен ушел из клуба, а его место пока никто не занял. Но, думаю, ждать нам осталось недолго…

— Кстати, — вдруг засиял Мерлин, как лампочка под метамфетамином. Хозяин дома достал сложенную в трубочку газету, о которой напрочь забыл до этой минуты. — Вы слышали новости?

— Еще нет, — вздохнул Толстяк, выходя из образа, даже не успев туда войти. — Ты обычно в этих делах первый.

Мерлин развернул широкую газету и повернул ее полосой к другим членам клуба, сказав:

— У Мурена погиб сын.

Сначала все охнули — не как в театре, одновременно, а разрозненно. Получился рой из вздыханий. Потом все, кто был в шляпах, сняли их.

Перед тем, как лорд Мурен вступил в клуб, он долго не мог решить, какой же литературный герой ему нравится больше — Орфей или Фауст. В итоге, мужчина остановился на Фаусте, входя на собраниях именно в его образ.

Судьба оказалась той еще мадамой, и, когда по ней ударяли молотом, как по листу железа, который нужно выпрямить, она вздрагивала в ответ. Вибрация ее могла перевернуть все с ног на голову.

***

Острые, чернеющие от времени шпили Алхимической Академии на Староместской площади распарывали небо, пронзая грозовые тучи, сквозь которые вниз струйками липкого напитка лился свет, стекая по фасаду и превращая старые камни в сплошную игру света и теней.

Огромные астрономические часы — большинству горожан даже время узнать не помогавшие — монотонно тикали, стрелки и круги на них вращались, гипнотизируя. Говорили, что, если очень долго на них смотреть, получишь тот же эффект, что с перепоя — только более духовный, астрономия, все-таки.

Широкие ворота Академии, обустроенной в этом месте после официальной легализации алхимии, во времена первых английских дирижаблей, были широко распахнуты. Их запирали только на ночь, да и то, исключительно для чужих — свои просачивались через специально сделанную калитку, как коты, убегая по своим ночным делам и возвращаясь под утро, иногда в преумноженном количестве.

Сейчас, правда, народу тут толпилось больше обычного, но внутрь никто не заходил — люди разговаривали, перешептывались, запуская пагубные цепочки сплетен, чреватые массовым заражением общего бессознательного на пару дней.

Лорд Мурен, придерживая рукой строгий коричневый цилиндр, вбежал под арочный свод ворот — те словно возжелали раздавить его. Мурен, не показывая виду, ускорился.

Все студенты и профессора будто растворились: внутренний дворик пустовал в гордом одиночестве, натирая нервы даже сильнее, чем каменный свод. Вокруг пахло сыростью и самой настоящей древностью, что просачивалась через щели бежевых кирпичей из далекого прошлого, не давая забыть о делах ушедших дней.

Лорд Мурен влетел в главный зал, громко хлопнув дверью — тут-то он и обнаружил запропастившуюся профессуру и зевак-студентов, измазанных какой-то гарью.

Мурен хотел было задать вопрос, но кто-то из алхимиков не дал ему даже рта открыть, просто ткнул пальцем в нужную сторону и снял шляпу. Мурен понесся по кроличьей норой плутавшему коридору — бегал мужчина как-то странно, со стороны казалось, будто он совсем не ускоряется.

Сбавил шаг Мурен лишь почуяв запах гари, серы и другой алхимической белиберды. В небольшой комнатке, опустив голову, стоял и недовольно цокал седой профессор-алхимик со спущенными на нос малюсенькими очками в золотой оправе. Рядом с его волосами, торчащими нестриженной овечьей шерсткой, окуляры казались совсем мизерными.

На полу лежал сын Мурена — мертвый.

— Ах, лорд Мурен, — заметил гостя профессор. — Мои соболезнования.

— Вы… как? — мужчина находился в том странном состоянии на грани бреда, гнева и рвущихся изнутри слез.

— Несчастный случай, просто несчастный случай. Вы же знаете, мы предупреждаем всех, что алхимия может стоить жизни…

— Но не его жизни, — Мурен попытался сесть, но стула не нашел.

— Все жизни одинаковы, — философски заметил профессор, а потом прищурился. — Кстати, ваш сын случайно не завещал свое тело алхимической науке?

— Что-что? — вопрос показался Мурену нерешаемой теоремой. — Нет. Конечно нет.

— Ладно, очень жаль, — поймав непонимающий взгляд Мурена, профессор продолжил. — Вас. И сына, славный был парень. Ну и тела тоже, такой материал…

Профессор положил тяжелую руку на плечо Мурену.

— Не переживайте, всех нас рано или поздно это ждет, — показал он рукой на тело молодого человека.

— У вас все так просто… — протянул лорд, потирая вспотевшую шею.

— Не у нас, а у жизни, — алхимик предложил Мурену пройтись по коридору. — Мы несемся вперед, оставляя за собой свет из мерцающих картинок, а потом — раз! И свет гаснет, картинки блекнут, все.

— Что — все?

— Все — значит все. Конец, точка, из которой обычно не возвращаются.

Ум Мурена затянуло мутной пеленой, но он ухватился за нужное слово, как за спасательный жилет.

— Что значит обычно? То есть, картинки можно вернуть? — лорд встал прямо посреди коридора.

Профессор тяжело вздохнул.

— Ну, вы сами знаете, что каждая религия предлагает что-то свое. Но мы, как ученые, знаем, что путь обратно гипотетически возможен — потому что из всех вероятных религий, хотя бы одна точно будет немного, но верна. К тому же, жизнь — бесконечная игра в кости, так почему просто не взять реванш?

Мурену нарисовалось казино, в котором пестрыми костями гремят скелеты. Увидев в глазах собеседника огонек надежды, алхимик принялся быстро его тушить.

— Но это лишь предположения. Надо побывать за чертой, чтобы узнать, и вернуться, чтобы рассказать об этом. Первое происходит каждый день, а вот второго не случалось ни разу… Не считая того случая с господином Дж., но, как мы знаем, это было чистой воды мошенничество. Шулер — он и на том свете шулер.

Мурен слышал это историю — в свое время она дала по обществу таким резонансом, что у каждого была теперь хотя бы на слуху. Господин Дж. самым натуральным образом восстал из мертвых прямо на своих похоронах, просто взяв и усевшись в гробу. Когда народ успокоился, а несчастную вдову привели в чувство, выяснилось, что Дж. выиграл свою жизнь обратно. По крайней мере, так утверждал он — не помнил ничего, кроме неоновых кругов перед глазами и какого-то острого ощущения азарта внутри, словно проигрыш в гипотетические кости грозил ему вечным забвением. Конечно, господин Дж. клялся, что это чистая правда, но алхимики и доктора, взявшиеся за этот случай, пришли к выводу — это была какая-то болезнь, временно отключившая организм. Они очень кстати процитировали «Ромео и Джульетту», а еще учли тот факт, что господин Дж. слыл известным шулером, и верить его словам все равно, что есть заплесневелый сыр из ржавой мышеловки.

В голове лорда Мурена эта история заиграла новыми красками, но разговор ему надоел.

— Я уже позвал гробовщиков, — мужчина надел шляпу. — Проследите, чтобы все прошло в лучшем виде, прошу.

Лорд Мурен, недолго думая, покинул Академию, забаррикадировавшись в своих мыслях и уже не ощущая ни сырости старых камней, ни давящей арки, ни гипнотических часов на Староместской площади, ни самой площади. Рычаги в голове лорда работали на полную мощность, сопоставляя факты, слова алхимика, старые новости и истории из детства, которые, как ему казалось, все время были частью одной картины.

Мурен прилетел в Прагу на дирижабле прямиком из солнечной Испании, и сразу стал белым пятном на городских улицах — внешность выдавала его с потрохами, но никто не возмущался. Лишь сперва, когда дирижабли только-только запускали, горожане тяжело привыкали к иностранцам, а те, в свою очередь — к местным. От непривычной для этих мест внешности шарахались, как от слона на моноцикле, катившегося по самой узкой городской улочке. Но эти времена уже записали в учебники истории, хоть Мерлин и помнил их — откровенно говоря, его самого уже пора было внести в такое же пособие.

Но до того, как прилететь сюда, еще в далеком детстве Мурен сидел под душистыми апельсиновыми деревьями и слушал истории. Их рассказывали взрослые, обычно бабушки и дедушки, иногда даже сами родители — говорили о красочных скелетах, об игральных костях и рулетках, которые ждут нас по ту сторону и иногда, раз в году, вылезают повеселиться и потрясти костями. Взрослые пугали, что мертвец обязательно даст бросить игральные кубики, когда поднимется на землю. Если согласишься, но проиграешь, пиши пропало. Тогда Мурен краем сознания понимал — их хотят огородить от азартных игр, тем более что слава о господине Дж. уже гремела фанфарами. Но на маленького Мурена это подействовало наоборот — он больше никогда не боялся играть. И не только в азартные игры, которые, откровенно говоря, недолюбливал. Он не боялся игр жизни — например, вступать в Клуб Не Анонимных Литературных Героев и представлять из себя Фауста, а иногда Орфея, сливаясь воедино с образом.

Лорд находил совпадения, соединял и догадывался, что шанс все-таки есть.

Вернулся к реальности Мурен лишь дойдя до мазутно-черной громадины Калового Моста, охраняемого застывшими скульптурами, которые, казалось, растворялись по ночам и крались по городу, рисуя за собой хвост из черных искр, накликая полные сумерки.

Мурен подошел к перилам и посмотрел на монотонно текущую внизу реку — глаза увидели отражение мрачного, морщинистого Мурена с горбатым носом, а воображение дорисовало танцующих сзади скелетов.

Чтобы понять, надо переступить черту — и вернуться. Или хотя бы вернуть его.

Мурен ожидал ответа от чего угодно: резкого дуновения ветра, реки, прохожего, да даже статуи — пускай оживает, пускай шагает по улице, но намекнет, ответит, что же ему делать. Смерть заглядывает в гости так внезапно, заставая врасплох, а ответа просит незамедлительно.

Лорд поднял голову и прищурился. Солнце било в глаза, на зрачках танцевали причудливые пятна.

— Игра, — вновь подумал Мурен. — Вся наша жизнь — игра.

И почему тогда смерти тоже не быть игрой, но с повышенными ставками?

***

Мерлин не любил выходить из образа, пока позволяли обстоятельства, поэтому часто встречался с другими членами клуба, даже бывшими, ведя себя, как волшебник-маразматик. Волшебство было подчерпнуто от литературного Мерлина, маразм — частично от колдуна, частично — от исполнителя его роли. В общем, Мерлин понимал, что чародей — на то он и чародей — может приходить, когда угодно и куда угодно и, что более важно, заявляться без предупреждения, даже без стука. Выстроив всю свою жизнь по этому правилу, Мерлин оказывался той еще занозой в причинном месте, появляясь перед носом, как черт из табакерки — но в отличии от беса, он любил болтать не по делу.

В этот раз, правда, постучаться пришлось — настоял второй Толстяк из трех, на компанию которого Мерлин поначалу никак не рассчитывал. Но на правах председателя клуба, Толстяк прицепился к волшебнику.

Дверь, кстати, открывать не собирались.

Члены клуба переглянулись и постучали вновь, на этот раз вдвоем.

— А ты уверен, что нам вообще стоило приходить к Мурену? Может, лучше дать ему побыть одному… — засомневался председатель.

— На правах основателей клуба, — деловито поднял палец Мерлин, — мы обязаны высказать ему свои соболезнования! Это даже в правилах прописано.

— Да? А почему я не помню такого…

— Пункт В, подпункт три, строка десятая: «При трагической смерти одного из членов Клуба и/или его родственников…».

— Ладно-ладно! — махнул Толстяк рукой, уставившись на дверь. — Может, его нет дома?

Дверь открылась — было у нее какое-то чутье на драматические моменты.

На пороге стоял заспанный Мурен в мятой белой рубашке, вернее, рубашке, которая когда-то была идеально белоснежной, а сейчас скорее напоминала шерстку полевой мыши.

— Ах, Фауст, мне так… — начал Мерлин.

Мурен вскинул руку, остановив его.

— Давайте, пожалуйста, настоящими именами… — в конце лорд не удержался и зевнул.

— Прости, но правила клуба, пункт Ж, подпункт тринадцать, строка три…

— Мы все уже поняли, — выдохнул Толстяк, посмотрев на Мерлина. Потом повернулся к Мурену. — Можно мы войдем? Нам правда очень жаль.

Лорд пожал плечами — мол, раз уж пришли, чего там, — впустил гостей и захлопнул дверь, сопроводив прибывших в кабинет, который, вопреки привычкам местных жителей, расположился на первом этаже, а не на втором. И вид имел какой-то не слишком аристократичный: ну что за рабочий кабинет без кресла с красным бархатом?..

Мерлин тут же забегал по комнате глазками — такая у него была привычка, одна из многих в списке с гордым названием «дурные». Просканировав кабинет на наличие интересных деталей, волшебник, по невнимательности, ничего не нашел. Но спустя мгновение обнаружил интересную вещицу, лежавшую на столе.

Волшебник ткнул председателя и потянулся шеей в сторону находки.

Мурен перехватил сигнал — не нужно быть шпионом, чтобы заметить такой странный жест — и поднял со стола две игральные кости.

— Играете? — улыбнулся Мерлин.

— Не особо, — пожал плечами Мурен-Фауст. — Скорее, изучаю…

— Решили податься в знатоки? Да, времена нынче сложные, не то, что тогда, в эпоху прибывавших дирижаблей…

Волшебник жил по принципу «раньше было лучше», применяя его даже к прошедшей минуте — да, она тоже почти наверняка была красочней и насыщенней, чем настоящая.

— Нет, — устало протянул лорд. — Я просто… пытаюсь понять вероятность.

— О, — понимающе кивнул второй Толстяк из трех. — Значит, все-таки астрономы-математики?

Мурен откинулся на высокую спинку стула, даже не предлагая гостям сесть — мысли были заняты процеживанием другой информации.

— Нет, я пытаюсь понять, что мне делать со смертью сына…

— Соболезнуем, — начал Мерлин.

— Наше общее горе, — подхватил председатель.

Мурен махнул рукой — такого гости не ожидали.

— Бросьте, — вздохнул он. — Жизнь — приходящее и уходящее. Я уже перешагнул порог легкой депрессии и суицидального желания, теперь пытаюсь мыслить здраво.

Лорд сомкнул ладони, потряс кости и кинул на стол — выпали цифры, которые никакого мистического значения не имели, но для любителей деталей: тройка и шестерка.

— Кости успокаивают нервы? — предположил Мерлин, сняв дурацкую шапку и потерев лысину.

— Нет. Я пытаюсь понять, как выиграть жизнь обратно.

Два создателя Клуба Не Анонимных Персонажей переглянулись.

— И у кого же, дорогой Фауст?..

Лорд посмотрел на Мерлина, как мастер на подмастерье — словно на идиота.

— Ясно у кого, — тот вновь подобрал кости. — У смерти.

— О, — вырвалось у волшебника. Тот хотел было выкинуть жест, значащий «совсем поехал», но вовремя вспомнил, что Мурен смотрит на него.

Толстяк не торопился с выводами, считывая серьезный, без нотки помешательства взгляд лорда.

— И как же ты хочешь это сделать?..

— Жизнь за жизнь, предполагаю.

Мерлин попятился. Мурен рассмеялся — басистым, раскатистым и абсолютно здоровым гоготом.

— Нет, дорогой волшебник, я не стану никого убивать, — Мурен встал, перебирая в морщинистых пальцах кости, и подошел к окну — свет упал на лицо, очертив скулы. — Я же Фауст. Или Орфей. Что-нибудь придумаю.

Смотря в окно, он молча теребил в руках игральные кости, заменявшие ему четки.

— Забавно, в детстве, когда мне рассказывали про то, что будет после, я всегда хотел ненадолго попасть туда. Ну, знаете, как турист. Вы этих историй, наверное, не слышали…

— А что, по-твоему, будет дальше? — председатель задал вопрос чересчур уж серьезно, будто ведя дискуссию на теологическую тему с профессором религиозных наук.

— Это я и должен выяснить, — улыбнулся Мурен — в свете солнца его улыбка показалась острой и угловатой, начерченной линией изрисовав рот.

— Ну что ж, тогда… до встречи, — Толстяк принялся выталкивать упрямого Мерлина.

— Сомневаюсь, — сказал Мурен, надеясь, что его не услышат. Но осекся.

— Не сомневайся. Все мы там будем.

Выйдя из дома и закрыв за собой дверь, создатели клуба молча встали на крыльце.

— Он что, собирается покончить с собой? — Мерлин запотел пуще прежнего.

— Нет, — покосился на дверь председатель. — Похоже, он хочет сделать что-то большее.

Мурен же, выждав, пока гости уйдут, чтобы не смущать их звуками выстрелов, крепко сжал в руках кости. Он подошел к письменному столу, достал из ящика пороховой револьвер и поднес к виску.

***

В казино пахло сладкими папиросами, их дурманящий аромат сетями запутывал мысли. Добавьте к этому летнюю испанскую жару и получите место, где разум — на радость владельцев — работает на минимальных скоростях, экономя энергию и тратя большую часть сил на охлаждение.

За большими окнами из цветного стекла, радугой освещающими казино, на легком ветру колыхались пальмы. Мурен — еще молодой — отвернулся посмотреть на деревья, почувствовав невероятное желание глотнуть свежего воздуха и наконец-то перезагрузить мозг, чтобы не проиграть.

— Эй! — окликнул его сидящий напротив мужчина, дернув за руку. — Ты играть пришел, или зеленью любоваться?

Мурен с большим трудом повернулся медленно и со спокойным лицом, хоть руки у него уже чесались — тогда будущий лорд был еще чересчур, как он думал потом, с высоты прошедших лет, импульсивным.

На успокаивающе-зеленом столе гипнотически крутилась рулетка, ее клеточки проносились пестрым вихрем, заставляя глаза перенастроиться с созерцания пальм на более экстремальное занятие. Мурен слишком долго смотрел на рулетку, пока там щелкал беспомощный шарик — заболела голова.

Гипноз резко закончился — рулетка остановилась. Шарик погремел еще немного, моля о помощи, и замер. Игроки, стоявшие вокруг стола, радостно защебетали.

— Не зевай, — заметил мужчина в мятой рубашке. — Представь, что ты попал в Казино Мертвецов.

Мурен хотел возразить, но разум так сильно глушило интершумом, сплетавшимся из разговоров, смеха, гогота, шуршания карт, дребезжанья шарика, собственных мыслей и даже табачного дыма, что будущий лорд ничего не смог из себя выдавить.

Но Мурен собирался сказать, что в эту детскую сказку вообще пора переставать верить, пусть она и пестрит неоновыми красками, а воспоминания об этом Казино Мертвецов утягивают в далекое детство. Еще пару лет назад Мурен бы сам отстаивал правоту этой народной легенды, но время шло, он становился умнее — читал все те газеты, которые нужно читать и понимал, что в системе современных, прогрессивных взглядов на мир, такой вариант посмертия — просто нонсенс. Особенно, если учесть, что материи там, за чертой, не должно быть — так говорили самые важны люди эпохи, так взращивали разум, выхаживая благоразумие.

Да, неоновые скелеты, рулетки, покер с картами Таро — легенда звучала так захватывающе, что хоть бери и роман пиши. Но конструкция этого верования была шаткой, как картонный домик, готовый развалиться из-за малейшей неточности, в данном случае — из-за любого пустякового, но логичного вопроса, которым люди зачастую рушили целые философские системы. Но легенда манила к себе, она давала шанс ступить за черту в качестве туриста, посмотреть и при удачном раскладе вернуться обратно, а при неудачном…

Вместо того, чтобы высказать все это, Мурен — подобно атлантам чувствующий на себе давление всего мира — просто бросил белый шарик на рулетку. Тот запрыгал, задребезжал, застрекотал и покатился в гипнотическую воронку, опутывая сознание Мурена и унося его куда-то вниз, заставляя провалиться, оставаясь на месте.

***

Лорд Мурен падал в воронку, катился, словно шарик по бесконечному спуску, не достигая дна, но постоянно проваливаясь все глубже и глубже в мазутную тьму без предела.

Лорд ждал, что боль придет — но ее не было, вместо этого наступила невероятная легкость, за спиной словно бы карандашом по черному листу очертились невидимые крылья, и Мурен осознал, что не падает, не проваливается ко всем чертям, отнюдь — летит, парит вниз, соскальзывает с хрупкой границы реальности, чтобы приземлиться там, где нет ничего привычного, все вывернуто наизнанку.

А потом, как камнем по голове, пришла глухая, холодная и немая чернота, длившаяся так долго, что вечность показалась мгновением, или мгновение — вечностью.

Щелчок в том месте, где еще недавно было сознание — и мгла вокруг вспыхнула неоновыми, галлюциногенными оттенками, шипя.

— О-го-го-го! — раздался голос. — Да вы быстрее обычного, синь’й’ор.

Мурен попытался понять, откуда доносится голос, но пространственное мышление еще не вернулось к нему, а слова… слова звучали как-то незнакомо, словно стали чем-то иным, не звуками, но самой сутью слов.

Каким-то образом, лорд все понимал.

— Синь’й’ор, я знаю, о чем вы думаете! Какие-то странные слова, верно? О, синь’й’ор, еще немного, и вы поймете — я же говорю, просто с вами все произошло раньше обычного. Вы так ждали встречи с нами!

Через пылающую неоновым черноту начал проступать силуэт говорящего. Сперва Мурен разобрал позу — собеседник сидел, закинув ногу на ногу, а потом…

Умерший увидел, с кем говорит.

Перед лордом сидел, прямиком на темноте, словно спрятав под собой черный стул, скелет в малиновом пиджаке, таком же цилиндре и зеленых брюках.

Мурен потер глаза — точнее, попытался, но очень быстро сообразил, что в нынешней ситуации такой трюк не сработает. Лорд взглянул на руку и усмотрел там две игральные кости, тут же покатившиеся в темноту бледными тенями, через пару мгновений растаяв.

— И все-таки, я попал сюда, — тень, оставшаяся от лица Мурена, растянулась в улыбке.

Скелет по совиному повернул голову.

— Надо же, синь’й’ор, вы даже не удивляетесь говорящим скелетам. Но да, вам крупно повезло — вы попали сюда, если под сюда мы подразумеваем одно и то же место, синь’й’ор.

— Казино Мертвецов? Я вырос на этих историях.

— Охо, синь’й’ор, так вы из наших! Тогда не понимаю, почему мы медлим, — скелет хлопнул в ладоши. Мир резко сместился в вспышке святящихся красок, бьющих фонтаном по остаткам сознания.

Все вокруг вновь стало относительно привычным.

Мурен оказался в казино, похожем на все другие, вот только пылающем неоновыми цветами, которые словно сочились из какого-то незримого родника. Еще — как в детской страшилке — тут были другие скелеты, правда, многие все же сохранили привычный человеческий облик. Видимо, в отсутствии материи, внешность поменять — раз плюнуть. Оказался здесь и свой аналог сигаретного дыма, только едко-зеленый и розовый — он заполонял комнату, огибая игроков, и крался средь рулеток, разбрызгивающих в конвульсиях потоки цвета и звука.

— Ну что же, синь’й’ор, — скелет вернул себе человеческий облик, чтобы улыбнуться. — Наслаждайтесь!

Мурен хотел задать самый главный, фундаментальный вопрос — но не успел. Его проводника и след простыл.

Лорд осмотрелся, заметив, что играли тут и другие странные существа, обычно — с крыльями летучей мыши, торчащими из спины. Меж диванов даже ходили официанты, предлагая какие-то неоновые напитки, напоминающие больше воду после омовения кисточки, извазюканной в ну очень яркой краске.

Мурен приметил свободный бархатный диван и решил попробовать, получится ли у него после смерти сесть на него. На удивление, все прошло как по маслу — лорд даже почувствовал эту бархатную мягкость. А значит, еще не до конца потерял связь с реальностью.

Мурен принялся думать, что ему делать дальше. Точнее, он знал, что делать, но не до конца понимал, как это реализовать.

Помощь появилась сама, притом весьма в необычном варианте.

— Хей-хей, — прохрипел подошедший сухой старичок. — Я подсяду, дружок?

Мурен смерил незнакомца — очевидно, тоже мертвого — оценивающим взглядом и кивнул. Чего уж там, все равно они оба уже шагнули за черту.

— И как тебя зовут, дружок? — просипел старик, доставая, к большому удивлению лорда, самокрутку. Закурив, тот пустил кольцо цветного дыма.

— Му… стойте, как же оно там было. Мур… или нет, Фау... — два и два в голове Мурена не складывались, звуки болтались на кончике языка, но имя потерялось.

— Понятно, еще хотя бы обрывки помнишь, значит — недавно помер, — незнакомец вновь пустил в воздух цветной дым, закрутившийся чудной спиралькой. — А я — Джошуа, очень приятно. Хотя обычно меня все знаю как господина Дж.

Воспоминание острым осколком врезалось в руины сознания Мурена.

— Так это вы! — чуть не взвизгнул лорд. — Стойте, но вы же вроде живы, а раз я встречаю вас тут…

Джошуа махнул рукой.

— Не, — он затянулся и закашлялся. — Ты понимаешь, я побывал за чертой, и выиграл путевку обратно. Так что теперь у меня свободный пропуск, если ты понимаешь. И мне тут нравится — особенно цветной дымок и вон те крылатые бестии…

Господин Дж., звезда газет, ткнул Мурена в бок.

— А ты зачем помер?

— Простите? — уставился на собеседника лорд.

— Ну, в это Казино Мертвецов, как они говорят, просто так не попадают. Либо случайно, либо слыв заядлым игроком это я, либо потому, что… ну, притягивают это место, как-то так. Если очень долго просить чертей забрать тебя, рано или поздно им надоест слушать, и они это сделают — просто ты уже не поймешь. А я-то человек проницательный, и что-то мне подсказывает, что ты притянул это место…

— Да, мне нужно… — Мурен замялся. — Можете сначала рассказать мне, что это за место? Просто про похожее очень много рассказывали мои бабушки, когда я был маленьким.

— Ну, ты сам видишь, что это то самое Казино Мертвецов. Бабушки мне про это не рассказывали, но друзья, которым их бабушки рассказывали, делились байками, — Джошуа докурил, раздавив в руках окурок — тот рассыпался на цветные искры. — Вообще, я бы назвал это последним оплотом справедливости во вселенной.

Не дожидаясь дополнительного вопроса от Мурена, который уже открыл рот, старик продолжил:

— Тут можно выиграть обратно жизнь, полагаясь на чистую случайность. Без всей этой дурацкой морали, просто так, кинув кости или выиграв в карты. Правда, я скажу тебе вот что, дружок, — Джошуа перешел на шепот. — Я люблю это местечко намного больше нашего мирка. В общем, да, мертвым мне быть приятнее, чем живым — тут так свободно дышится. Но я вот к чему клоню. Если ты проигрываешь — пиши пропало, тебе сбагривают туда, куда и остальных. Ну, ты знаешь, как там кто-то из авторов писал? Каждому по своей вере. Если хочешь победить, то у мертвецов без мухлежа выиграть сложно…

— Но вы сами только что говорили про случайность и справедливость.

— Удачу просто можно подтолкнуть. К тому же…

Лорд Мурен уже не слушал. Он уставился в одну точку — взгляд его пролетел средь игроков и упал на один из диванчиков, где в окружении пары обычных умерших и пары крылатых, сидел его сын.

— Сынок, — протянул лорд, вставая и переходя уже на крик. — Сынок!

— А, теперь понятно, зачем ты помер. Тогда, удачи, — деловито заметил Джошуа и затянулся еще одной цветной самокруткой.

***

Отношение Мурена с сыном характеризовались одной фразой, очень часто произносимой в их доме: «Я уже взрослый, сам знаю, как поступать». Ее говорили с разной интонацией: иногда со спокойной, иногда на надрыве, кипя от недовольства, иногда — с юморком.

Фраза была произнесена, когда сын лорда поступал в Алхимическую Академию, хотя Мурен всего лишь предупредил, что это надолго и в целом весьма опасно. Сказали эти слова и при даме сердца сына Мурена, приведенной в дом впервые в тот же день. Произнесли абсолютно то же самое и во время объяснений Мурена, что лазить по снятым с пользования дирижаблям не очень-то безопасно, скорее ровно наоборот.

Фраза эта была домашней мантрой Муренов, ставила лорда на место заколдованного бога, который обязан подчиниться — но иногда, находился и противовес, клинок натыкался на клинок, и уже лорд напоминал сыну, что тот совсем взрослый и сам должен знать, как поступать.

Вот и в весьма неприятный денек, когда дождь словно бы слетел с катушек, заливая пражские улицы, закручиваясь бурлящими потоками и стекая вниз, в стоки, фраза была произнесена.

Мурен подергивал ногой, нервно поглядывая на часы в форме тех, что красовались на здании Алхимической Академии — только эти были домашние, декоративные, упрощенные, и ничего кроме времени их дребезжащие бронзовые шестеренки не показывали. За окнами совсем стемнело, не видно было ни йоты — даже зловещая луна, частый гость пражского неба, погасла и спряталась за тучами.

А сына все не было и не было.

Мурен по природе свой был весьма рассудительным и терпеливым, оттого знал: да, он мог задержаться на лекциях в академии, что, конечно, не столь вероятно. Скорее, застрял где-то с приятелями, сидит сейчас в одной из таверн, стилизованных под лохматую старину, и в свете газовых ламп не замечает кошмара, что творится на улице. Или, даже если мокнет под дождем, то просто не успевает прибежать домой вовремя — лужи, в которых даже великан утонет, не так-то просто перепрыгивать.

Фауст-Мурен просто ждал, понимая, что рано или поздно сын вернется.

Ждал лорд до полудрема, из которого вынырнул, когда скрипнула дверь, а внутрь с воем рванул поток холодного ветра. Сын, шатаясь, завалился в дом, промокший до нитки.

В комнатах тут же запахло спиртом, который словно бы решил изучить свое новое пристанище. А молодой человек, недолго думая, плюхнулся на пол и закрыл лицо мокрыми руками. С волос капало на пол, прическа превратилась в половую швабру.

Мурен, шокированный, недолго думая, встал из-за стола и стремительно зашагал в коридор, осведомляясь:

— Что с тобой случилось?

— Как видишь, ровном счетом ни-че-го, — прохрипел юноша, не меняя позы. Лорд сел рядом.

— Может, все-таки расскажешь?

— А что мне рассказывать? Я никто — и жизнь моя зовется никак, разве о пустом месте что-то можно рассказать?

— Проблемы в Академии? — догадался Мурен.

— Проблемы во всем! Академия, друзья, личная жизнь, дом… — тут сын наконец убрал ладони от лица и взглядом холодным, без нотки душевного задора, посмотрел на отца. — Я ведь уже совсем взрослый, сам знаю, как поступать. Вот только всем на это, видимо, на-пле-вать. И тебе, кстати, тоже.

Юноша вновь спрятал лицо за ладонями.

Мурен хотел ответить, но понял, что лучше не надо — это пройдет. Пускай прокипит, главное, чтобы все было в порядке. Лорд умел молчать, когда нужно и, самое важное, прощать.

— Да, а ты ведь правда совсем уже взрослый, — позволил бросить себе фразу Мурен. — И поэтому, если хочешь позлиться на весь мир, то имеешь на это полное право. А я… пойду прогуляюсь.

Мурен накинул пальто, схватил зонтик — в такую погоду толку от него было, как от дуршлага в море — и вышел.

***

— Нет, стой, я же попросил, не надо! — сын Мурена размахивал руками, которые прыскали легким неоновым ореолом, пока отец шел к одной из рулеток в толпу умерших. — Мне же тут нравится!

Встретив отца здесь, в Казино Мертвецов, молодой человек сначала не поверил своим глазам (хотя, вернее сказать, своему восприятию — глаз как таковых у него уже не было). Когда все оказалось реальностью, они разговорились, будто бы это место было лучшим для встречи — этаким подобием рождественского ужина, когда настроение у всех на высоте, а болтать можно часами на абсолютно любые темы. В том числе, обсуждать вязаные носки, что прислала в подарок троюродная бабушка.

Все пошло наперекосяк, когда молодой человек сказал Мурену, что ему здесь нравится, и он не хочет уходить.

Протолкнувшись к крутящейся в сумасшедшем вихре рулетке, лорд обернулся к сыну, щурясь от мерцающего неона и извиняясь перед другими усопшими.

— Ты не понимаешь. Это не какая-то ерунда, ты шагнул за грань! Я не могу уступить тебе сейчас — это не то же самое, что простить какую-то шалость при жизни, выбежать под дождь и оставить тебя одного.

— Но я ведь уже совсем взрослый! — парировал молодой человек.

— Да. Но не сейчас, только не сейчас. Эй! — крикнул Мурен, оглядываясь по сторонам, и щелкнул пальцами. — Как там играть в эту штуку? Как вернуть жизнь? Кости?

— О нет, синь’й’ор — уже знакомый скелет оказался в толпе игроков. — Просто кидаете шарик на рулетку и угадываете число, все до чертиков просто.

— И получаю жизнь обратно?

— Если выигрываете. И да, можете отдать ее другому — ваша жизнь, ваши правила, — скелет явно понимал ход мыслей лорда. — Но если проигрываете… то все.

Интонация говорила сама за себя — пояснений никому не потребовалось.

Схватив со стола шарик, Мурен зажмурился, замахнулся и…

Сын выхватил шарик из руки, кинув вместо отца:

— Седьмой красный! — выкрикнул он.

— Ставки сделаны, синь’й’ор! — хлопнул в ладоши скелет.

Мурен переводил потерянный взгляд со своих рук на сына.

— Что ты делаешь? — чуть не расплакался лорд.

— Сейчас я выиграю, пап, — объяснил юноша. — И отдам свою жизнь тебе. Каждый получит, что хочет.

— Но я хочу…

Мурен не договорил — взгляд его метнулся на замедляющуюся рулетку, что крутилась в вихре случайностей. Шарик, постоянно расплываясь, то и дело разлетаясь на неоновые брызги, но собираясь вновь, останавливался…

— Одиннадцатый черный, синь’й’ор! — огласил скелет. Шарик и правда остановился в этой ячейке.

Улыбающийся до этого момента юноша поник, лицо словно растянули на сушилке для белья, и молодого человека затрясло.

— Значит…

— Увы, вы проиграли! — цокнул скелет. — Было очень приятно знать вас. Думаю, остальные будут со мной солидарны. Но пора перейти на ту сторону, теперь по-настоящему. А что там… ну, сами увидите, синь’й’ор!

Сын Мурена стоял, опустив голову вниз — и тут заметил, как ноги его постепенно исчезают в потоке рваных, неоновых лоскутков. Эта зараза гангреной ползла все выше и выше, добравшись уже до коленных чашечек.

— Папа! — вдруг закричал он. — Нет, пожалуйста, попробуй выиграть мою жизнь! Лучше уж вернуться туда, чем… уйти вообще!

Фразы выливались практически несвязным желе.

Лорд Мурен не мог найтись с ответом — просто наблюдал за тем, как сын постепенно растворяется в небытии, превращается в ничто, хотя шанс казался так близок. Ничего уже нельзя было предпринять — лорд это понимал, оттого сказал только одну фразу:

— Ты уже взрослый. Сам знаешь, как поступать.

Лицо молодого человека вспыхнуло неоновым оттенком, и последний искрящийся дымок унесло в темноту, где он растаял окончательно и бесповоротно.

Мурен посмотрел на рулетку, которая вновь закрутилась, утягивая в себя, рисуя перед глазами цветные, наркотические круги, превращая разум в карусель мыслей, ощущений, рефлексов. Проваливаясь в этот бесконечный вихрь, ведущий прямиком либо вверх, либо вниз, в никуда, лорд четко понимал, что делать.

На этот раз одного он сына не оставит.

— Я хочу сыграть! — выкрикнул Мурен, вновь обратив на себя внимание душ.

— Ах, один момент, синь’й’ор! У нас тут всегда здоровский ажиотаж! — скелет уткнулся пустыми глазницами в рулетку.

Когда та замедлилась, он выкрикнул:

— Тридцать красное! Ого, а вам везет!

Мертвецы одобрительно загоготали. Один из них — видимо, тот самый счастливчик — принялся растворяться в порыве мерцающих лоскутков, пока не исчез. Зримой разницы не было никакой, но, видимо, выигравший отправился назад, вверх по лестнице.

— Ну что же, — скелет повернулся к Мурену. — Играете, синь’й’ор?

— Да, — твердо произнес тот и поднял шарик, приготовившись кинуть.

За его спиной неожиданно появился господин Дж. с зажатой в зубах самокруткой, прошептав:

— Если хочешь выиграть, дружок, надо мухлевать. Послушай знающего старика и не повторяй ошибок сына.

Лорд словно не обратил внимания на слова Джошуа и кинул шарик, выкрикнув номер с цветом — рулетка закрутилась, неон замерцал. Мурен же, наклонившись к старику, ответил:

— Я и не собираюсь выигрывать, господин Джошуа. Я хочу проиграть — одного я его там не оставлю.

Мурену казалось, что сейчас рулетка вращалась как-то медленней, устав, или просто издеваясь над ним, но остальные наблюдали за воронкой с таким интересом, что сомнений не было — все идет как надо, а ему просто чудится.

Мурен не помнил, сколько времени прошло, но мгновение, казалось, тугой резинкой растянулось до подобия бесконечности.

— Красное пять! — огласил скелет.

Мурен зажмуривался, приготовившись отправится к сыну.

И только потом до него дошло.

— Поздравляю, синь’й’ор, вы выиграли свою жизнь! — лишь подкрепил мысли лорда скелет.

— Что… — открыл тот глаза, увидев, как уже разлетается на лоскутики.

— Ого, — удивился Джошуа, аж выронив самокрутку. — Вот это самая настоящая удача! Все по-честному, ух ты. Поэтому я и говорю, что Казино Мертвецов — последний оплот справедливости.

— Нет, совсем нет. Я не мо…

Фраза оборвалась кривой нотой, изрезающей слух — лорд Мурен полетел вверх по лестнице, осколками сознания сожалея, что не падает вниз, пробивая хрустальные потолки граненых реальностей.

***

Лорд Мурен очнулся дома, в Праге, такой серой после пылающего неоновым Казино Мертвецов. Кости и револьвер все так же валялись рядом, только голову словно бы заменили, перешили по новой, сохранив все на своих местах, добавив лишь маленький шрам. Мир вокруг осыпа́лся для лорда тяжелыми сосульками, которые, разбиваясь, ранили и без того кровоточащее нутро.

Мурен был жив — и оттого заплакал.