Alisabet Argent

Заткнись, Кеша!

Заткнись, Кеша!
Работа №363

Как мы можем знать, что такое смерть,

когда мы не знаем, что такое жизнь.

Конфуций.

С каких это пор я пью кофе? В пузатой чашке с потертой золотой каемкой дрожала светло-коричневая жидкость. Я отхлебнула и, почувствовав карамельно-молочный вкус во рту, вспомнила грузную повариху в детском саду и ее коронную фразу «чтоб бороться со злом, пейте чай с молоком». Рука дрогнула, и безобразные пятна расползлись по кружевной скатерти. Я хотела подскочитьивзять салфетку, но что-то крепко удерживало меня на стуле. Заглянув под стол, обнаружила выцветший халат в крупные цветочки и тощие ноги с артритными пальцами и желтыми ногтями. Понадобилось несколько гадких минут, чтобы осознать: и халат мой, и ноги мои. Нет-нет, я не заорала от ужаса и не упала в истерике на обшарпанный линолеум, как в дешевом триллере. Но зрелище так себе. Вчера – стройные ножки пятнадцатилетней девушки, а сегодня…

Я с трудом, с охами и ахами, выбралась из-за стола. Дряхлое тело не слушалось. Эй, ноги, идите скорее, руки, живо-живо! Бесполезно. Мой молодой мозг по какой-то непонятной причине оказался в тюрьме немощности и бессилия. Выходила из кухни со скоростью улитки, шаркая стоптанными домашними шлепанцами. Боковым зрением заметила кухонный гарнитур эпохи динозавров и фартук над мойкой с маками и васильками.

В темном коридоре стояло трюмо, в зеркале которого постепенно вырастала сгорбленная фигура в нелепом цветастом балахоне. Я включила свет (знала, где выключатель) и рассмотрела себя. Тошнотворная волна страха прошлась по телу. Худое изможденное лицо с трещинами морщин и серыми пятнами. Очки несуразно увеличивали глаза, подернутые молочной пленкой. Седые пушистые волосы ангельским нимбом дополняли портрет. Я не выглядела противной, наоборот, милой такой старушкой, но очень больной и уставшей. Мои догадки подтвердились в спальне. Прикроватная тумбочка, словно пенек с грибами-опеньками, была напичкана ампулами, блистерами и пузырьками.

Странное чувство нереальности не покидало меня. Может, поэтому я не задыхалась от безысходности, а старательно копалась в памяти и в чужих вещах, пытаясь восстановить события. Меня зовут Лила, мне пятнадцать лет. У меня точно есть родители, но какие у них имена? Я живу с ними в просторной и светлой квартире, но вот название улицы напрочь забыла. Наркотики и алкоголь не пробовала никогда (почему-то была в этом уверена), поэтому какая вероятность, что происходящее – галлюцинации?

На продавленном диване аккуратной стопочкой лежали подушки и клетчатый плед. Неприступной горой возвышался телевизор на круглом столике. В буфете – стеклянные бокалы и фарфоровые чайники, одинаковые томики Есенина и Толстого и хрустальная награда, на позолоченной подставке которой выгравирована надпись. Я поморгала подслеповатыми глазами, и буквы выстроились в ряды. «Главному бухгалтеру Осиповой Аркадии Львовне в честь 50-летия ОАО «Унофарм». Хм, так вот как ее-меня зовут. Аркадия Львовна. Что это за имя такое? А сокращенно – Кеша?

– Аркадия Львовна, передайте расходный кассовый ордер, – произнесла я и вздрогнула. Голос осипший, воздух с трудом вырывается из горла. – Черт возьми, откуда я это знаю?

Исследовала всю квартиру, но так и не нашла никаких зацепок. Что делать дальше? Ни имен, ни номеров телефонов я не помнила. Кому рассказать о моих бедах, чтобы это не звучало, дескать, по паспорту мне семьдесят, но в глубине души я чувствую себя на пятнадцать. Поэтому я решила выйти на улицу и, возможно, на интуитивном уровне найти родной дом и родителей. Что я им скажу? Привет, мам-пап, это Лила, резко постаревшая на шесть-семь десятков лет. В любом случае, прогулка на свежем воздухе лучше, чем бесполезное сидение в этой крохотной и душной квартирке.

Действия, над которыми я раньше не задумывалась, сейчас превратились в хоббитовское путешествие к Одинокой горе с опасными и неожиданными препятствиями. Оказывается, старикам так трудно обуваться, непослушными пальцами застегивать пуговицы и спускаться по лестнице.

Я выползла из подъезда допотопной пятиэтажки. Грязные кучи снега покрывали двор и, тая, открывали наготу земли, которая стыдилась этого и пыталась поскорее вытолкнуть наверх ростки травы. За покосившимся металлическим заборчиком добывали свой век детская горка, похожая на огромную терку, и наводящие ужас цепи от качелей. Под трухлявой скамейкой выросли сопки шелухи от семечек.

– Уроды! Свинья! Гадьте у себя дома! – крикнула я и крайне удивилась. Когда это меня волновал мусор возле подъезда? – Заткнись, Кеша!

Я пересекла безлюдный двор и вышла на проспект. Городской шум оглушил меня на несколько мгновений, потемнело в глазах. Я не справлялась с телом старушки, с этими перепадами давления или как все это называется. Когда пришла в себя, заметила что-то странное. Над головой каждого человека плавало сияющее полупрозрачное облако. Красное, синее, зеленое, желтое… У каждого прохожего свой цвет. Люди будто и не замечали их. Торопились. На их лицах забавлялась многозадачность, подбрасывая все новые идеи: оплатить кредит, позвонить тете, закончить старый проект и начать новый, купить молоко, сделать ксерокопию паспорта.

Я медленно побрела вдоль витрин магазинов, осознавая какую глупую ошибку совершила. Прогулка оказалась бессмысленной. Куда я хотела дойти на этих ногах, которые все больше и больше опухали? Добавилась одышка, и слезы крупными росинками закапали на шарф.

– Вам нужна помощь? – кто-то тронул меня за плечо. Молодой мужчина с приятным фиолетовым свечением над головой вопросительно взглянул на меня, а потом уставился на нагрудный карман моего пальто. Там болтался бейдж, который я, одеваясь, не заметила. – Осипова Аркадия Львовна. Улица Жасминовая, 15-34. Ваши родственники заранее побеспокоились.

– Пожалуйста, отведите меня домой. Я так устала, – попросила я. Еще чуть-чуть и свалюсь на тротуар без чувств.

Мужчина довел меня до квартиры, оставил на прощание несколько вдохновляющих и мотивирующих фраз и под моим завистливым взглядом легко и быстро поскакал по ступеньками вниз. Внезапно входная дверь открылась и на меня обрушился град стонов и причитаний.

– Аркадия Львовна, где же вы были?! Я уже собиралась в полицию звонить! Дверь открыта, вас нет! Ну, разве так можно?!

Кричала низкая полная блондинка в медицинском халате с оранжевым свечением над головой. Она бережно взяла меня под локоть, усадила в кресло и сняла пальто. Я окончательно потеряла силы, и как тряпичная кукла развалила конечности в разные стороны.

– Отдыхайте, дорогая. Я сейчас приготовлю лекарства и капельницу, – всхлипнула медсестра и отправилась к прикроватной тумбочке.

Боль подкрадывалась постепенно, словно хищник, наблюдающий за своей жертвой. Сначала заныли суставы, потом мышцы стали твердыми, как камень. Резкий удар в затылок горячим ножом рассек страдающие нервы. Мир наполнился миллионом разноцветных вспышек. Я не представляла, что возможно так изнемогать, когда дыхание останавливается и каждая клеточка тела умирает по отдельности. Наверное, я заорала, потому медсестра бросилась ко мне, и испуг исказил ее миловидное лицо. Но прежде, чем это мучение закончилось, я вспомнила кое-что из прошлой молодой жизни. Вот я стою на крохотном балконе заброшенного здания. Рядом со мной курит парень. Я его знаю, кажется, даже влюблена в него. Прямые русые волосы обрамляют красивое лицо юноши. Он что-то объясняет, размахивая изящными руками. Чувствую, что в душе образовывается зияющая безобразная дыра. Мне так больно от сказанных им слов. Парень не видит моего состояния, манерничает, играет с сигаретой. Я взглянула вниз – этаж десятый, или еще выше. А что если?..

*** *** ***

Я пришла в себя в кровати. От левой высохшей руки убегала ввысь прозрачная трубка капельницы. Рядом на диване сидел парень лет шестнадцати и безотрывно смотрел в телефон, его большие пальцы ловко бегали по экрану. Я знала, что это Марк, мой внук, то есть Кешин. На стене висит семейная фотография: между мужчиной и юношей стройная женщина. Подпись гласила – «Бабушке от Эдуарда, Варвары и Марка». Эти люди на фото так похожи друг на друга, а теплота и любовь отсутствует. Их улыбки вымученные, глаза потухшие.

Я свободной рукой нащупала очки на тумбочке (откуда я знаю, что они там?), с трудом нацепила их и рассмотрела паренька. Длинные волосы стянуты на затылке в хвост, на подбородке – россыпь прыщиков, над головой – зеленое полупрозрачное облачко. На кухне бренчали кастрюльки, и гудела микроволновка – кто-то готовил еду.

– Марк, принеси мне воды, – прохрипела я и кивнула головой в сторону подоконника, где стоял графин.

Парень налил целый стакан и помог мне напиться. Я заметила на его запястье рисунок, сделанный скорее всего шариковой ручкой. Окружность, перечеркнутая отрезком на две половины. Это символ группы в Telegram под названием «Проснись на рассвете». «Жизнь и смертьразделены тонкой чертой, и не все осмелятся переступить ее» – от этого отталкивались создатели игры и вовлекали подростков в опасное хождение по хлипкому мостику над пропастью. Ребята должны были просыпаться рано утром, слушать набор жутких звуков и выполнять стремные задания от основателей игры. Иногда это заканчивалось плохо. Мое сердце (и Кешино тоже) сжалось от сострадания к этому нескладному подростку. Я спросила:

– Как дела, Марк?

Он неопределенно пожал плечами и вновь уселся на диван. Я знала, что он чувствует и почему участвует в подобных играх. Сама этим грешила (воспоминание всплыло в памяти). Случилось что-то странное: мы заговорили обе. Я ощущала тревогу парня, а Кеша обернула ее в житейскую мудрость.

– Марк, у тебя есть друзья?

Он хмыкнул:

– Кто с ТАКИМ будет дружить?

Его зеленое облачко затрепетало. Кеша рвалась наружу, чтобы сказать банальное – «ты хороший мальчик, умный и добрый». Но старушка забыла, что для подростков подобные слова звучат скорее оскорблением. В шестнадцать лет хочется быть не добрым и послушным, а крутым и популярным.

– Сядь на край кровати, мне тяжело говорить, – шепнула я.

Парень посмотрел на меня, словно на волка в обличии бабушки из сказки «Красная шапочка». Но спорить не стал. Я сжала его ледяную ладонь. Нам было неловко.

– Марк, думаешь существуют люди абсолютно счастливые? Вряд ли. И, когда настоящее и будущее кажется беспросветной тьмой, нужно за что-то зацепиться, найти хоть одну причину, чтобы вставать по утрам. Это может быть что угодно: друг, работа, хобби, родители, мечта, да хоть кошка. Ухватись за это и крепко держись. Жизнь самое интересное, что может случится с человеком. Глупо упустить этот шанс.

Парень не смотрел на меня, но произнесенные слова задели за живое:

– А если нет ни одной причины?

– Марк, отыщи ее. Та боль, которая сегодня царствует в твоей жизни, завтра будет свергнута с престола. Давай, выбирайся из этой дыры.

Губы парня скривились в горькой усмешке, но стена рухнула между нами. Прекрасное чувство понимания родилось и наполнило яркими красками эту умирающую квартиру. Удивительно, но я будто говорила сама себе.

В комнату вошла женщина в джинсах и широкой футболке. Стройная и привлекательная. Светлые волосы, подстриженные под каре, высокие скулы и модные «волчьи» брови. Варвара, значит. Красное свечение над головой. Она поставила на тумбочку стакан и помогла мне сесть. Марк вернулся на диван и вновь уткнулся в телефон.

– Мама, как ты? – спросила женщина и отключила капельницу. – Я принесла молоко со сливочным маслом. Где же пульт от телевизора, скоро твой сериал начнется? И еще. Никогда больше не ходи на прогулку одна. Медсестра чуть инфаркт не получила, придя в пустую квартиру.

Строгая и властная Варвара. Препираться с ней осмелятся только глупцы.

– Мама, нам пора. Не забудь поужинать. Увидимся завтра.

Старушкины дочь и внук ушли. Я смотрела сериал и пила молоко с медом и маслом. И мне все нравилось (Кеша, что ты со мной сделала?), даже эта сливочная желтая пленка, и даже смазливый Родригес, главный герой бразильской мыльной оперы.

«Родригес изогнул широкую бровь. Его могучие плечи затрепетали от прикосновения женских рук. Всегда сильный, он внезапно превратился в грустного и беспомощного мальчика. Луиза взволнованно воскликнула и припала розовыми губами к его колючей щеке. Мужчина оттолкнул женщину и на выдохе произнес: «Прости меня, мы не можем больше быть вместе». Луиза застонала: «Мое сердце разбито на миллион кусочков. Ты меня не любишь?». Родригес опустил голову».

Следующие три дня я набиралась сил, смотрела сериалы и пыталась призвать воспоминания. Каждый день приходили медсестра, Варвара и Марк. Мы много разговаривали с парнем. Он начал делиться переживаниями, рассказывал о школе и о девушке, с которой недавно познакомился в интернете. А на его запястье больше не красовался символ группы «Проснись на рассвете». Я считала это личной победой.

*** *** ***

Белесое облачко поднялось над пожелтевшими страницами. Зря я решила исследовать домашнюю библиотеку, погрязшую в пыльном мареве. В носу нестерпимо засвербело, чихание причиняло резкую боль в груди. Я шумно высморкалась и продолжила изучать потрепанный фолиант. «Как убить Смерть. Руководство для глоринов».

– Что за… глорины?

Засаленная грязная книга, которая прошла через огонь и воду, и, возможно, медные трубы. Диковинные, иногда пугающие рисунки, и текст в разводах лишь отдаленно пролили свет на некоторые странности, происходящие со мной в последнее время. Свечение над головами – радиум было свойственно каждому человеку, но видеть его могли глорины, или проводники, и люди, находящие в переходном состоянии к этим самым глоринам. Это волитлары, вынужденные маяться в чужих телах. Даже облако не осеняло их несчастные головы. Я сделала вывод, что в валитларе в одном теле соединяются две души, одна из которых доминирует. Смерть (Мутува) представлялась в разных чудаковатых образах: цветущее дерево, топкое болото, замшелый камень и саблезубый тигр. Я прочитала множество историй легендарных проводников, которые помогли волитларам вернуться к жизни, убив Смерть.

Я задумалась. Отрицать, что попала в дичайшую ситуацию, нет смысла. Надеяться, что это сон – попросту терять время. Мне нужно найти проводника с серым свечением или такого человека, как я, кто тоже застрял в чужом теле. За эти несколько дней силы обновились, даже бодрость подмигнула мне одним глазом. Нужно сделать еще одну попытку выйти на проспект. Не обязательно нарезать круги, можно и сидя на скамейке наблюдать за прохожими. Возможно, мне повезет.

Операция была назначена на завтра с двенадцати часов дня до семнадцати вечера. Как раз распрощаюсь с медсестрой и успею вернуться до прихода Варвары. Я пораньше легла спать. Утром проснулась в хорошем настроении, плотно позавтракала и даже была любезна с блондинкой в белом халате. Когда за ней затворилась дверь, принялась поспешно собираться.

На лестничном пролете второго этажа ворковали парень с девушкой. Я с раздражением выпалила:

– Ни стыда, ни совести! Посреди белого дня обжимаются. Домашнее задание сделали?

Парень огрызнулся, а мое лицо покрылось свекольной краской. Чего я вообще к ним прицепилась. Заткнись, Кеша!

Около двух часов просидела я на автобусной остановке. Сотни людей пробегали мимо, сверкая всеми цветами радуги, но ни глоринов, ни валитларов среди них не было. Голова трещала, спина ныла. Я вставала и делала пару упражнений, но вскоре поняла, что сильно замерзла. Свинцовые тучи задрапировали небо. В воздухе висели влажные капельки, так что и дышать было тяжело. Погода отпечаталась на мрачных лицах прохожих, которые кутались в куртки и пальто и толкались в дверных проемах автобусов. Мне хотелось оказаться в квартире и залезть под одеяло, но знала, что в ближайшие дни вряд ли наберусь храбрости для очередной «прогулки», поэтому последовала за возникшей бредовой идеей. Кеша отчаянно сопротивлялась, упиралась руками и ногами, однако Лила взяла вверх. Я с трудом зашла в автобус и уселась на место для инвалидов. Решила проехать несколько остановок вперед, потом перейти на другую сторону улицы и вернуться. За это время согреюсь, да еще и поразглядываю пассажиров.

Впрочем, уверенность покидала меня, как вода, просачивающаяся из ванны через неплотную затычку. Люди с серым сиянием, или без сияния сегодня предпочли остаться дома, или были настолько редки, что встретиться с ними мне не суждено. Я уже пробиралась к выходу, когда заметила в другом конце автобуса мужчин со странными облаками: плотные, переливающиеся разными цветами и с короткими огненными вспышками. Ветхая книга возникла перед глазами, ее страницы быстро перевернулись, но объяснения этому явлению не нашлось, что неудивительно: треть листов фолианта погибла. Я колебалась. Эти незнакомцы владели какой-то информацией, но совсем не внушали доверия. Не Лила, а Кеша знала, что они опасны. Их глаза кровожадно рыскали по головам пассажиров, пока не остановились на мне. Мужчины переглянулись и принялись локтями расталкивать толпу. Время смываться, только как это объяснить моим опухшим ногам? Автобус подъезжал к остановке, незнакомцы приближались ко мне, но на их пути появилось препятствие в виде желающих выйти. Мне нужно выбежать, а как это сделать? Автобусные двери с клацаньем отворились, пассажиры устремились на улицу. Я держалась за поручень и никак не могла ступить и шага. А может остаться внутри и поговорить с мужчинами, которые вот-вот окажутся рядом? Но крепкие руки, возникшие из вороха верхней одежды, грубо вытащили меня наружу. Я услышала за спиной лязг створок и ропот недовольных людей. В глазах потемнело. Несколько минут я лежала на чужом плече, пока некто тащил меня в неизвестном направлении. Потом яркое желтое пятно – такси, где меня окончательно укачало. Пришла в себя возле дома № 15 на Жасминовой улице. Я сидела на скамейке, под ногами – горы лузги подсолнуха, а прямо передо мной молодой мужчина с восхитительным серебристым сиянием.

– Ты глорин! – подскочила я и зря: в коленях что-то хрустнуло.

– Я отведу тебя домой, Аркадия. Адрес прямо на груди – плохая идея, – строго сказал мужчина. Голос ясный, звонкий. Глорин высокий и худой, с длинными волнистыми волосами. Приятное лицо с раскосыми глазами и черными густыми бровями. Из-под длинного плаща выглядывали поцарапанные берцы.

– Лучше называй меня Лила, – с жалобным дребезжанием произнесла я. – Мы знакомы, ведь так? Я тебя знаю, точно знаю!

Мужчина кивнул:

– Знакомы уже давно с… Аркадией, а встречались в последний раз еще до твоей, ну, ее, болезни. Пойдем. Тебе нужно отдохнуть. Я, кстати, Крис.

Кеша доверяла этому глорину. Помнила тепло его рук и нежность взгляда. Уютные чувства радости и трогательности наполнили дряхлое тело. Крис помог дойти до квартиры, усадил меня на диван, снял пальто и ботинки.

– Когда придет Варвара? – спросил глорин, с грустью рассматривая дивизию лекарств на тумбочке.

Я взглянула на будильник и ответила:

– Через час, может, чуть больше.

– Я приготовлю чай.

Он ушел на кухню, а мне было хорошо от его присутствия. Спокойно и легко. Крис все знает, он поможет и спасет. Интересно, что связывает старушку и этого молодого красавца?

Горячий чай согрел изнутри, а печальная улыбка Криса снаружи.

– Аркадия, то есть, Лила. Что случилось? Ты потеряла свечение.

Я пожала плечами:

– Не знаю. Просто оказалась в теле больной старухи, ой, пожилой женщины. Мне на самом деле пятнадцать лет. Я не помню имен родителей и друзей, одним словом, ничего не помню.

Глорин несколько раз пересек комнату, пролистал потрепанный фолиант, выглянул в окно и наконец сел рядом со мной:

– В твоей жизни произошло что-то ужасное. Душа вырвалась из пятнадцатилетнего тела и переселилась в тело умирающей Аркадии. Для чего? Только ты можешь это знать, но это шанс для тебя. Шанс на счастливую будущую жизнь; остановка, чтобы переосмыслить и привести мысли в порядок. Переселение – экстренная мера, спасательный круг. Почему это произошло с тобой, а не с другим человеком в подобной ситуации, мне неизвестно.

– Значит, это не случайность? Не игра каких-нибудь высших сил? – спросила я, затаив дыхание.

Крис горько усмехнулся и пригладил блестящие черные волосы:

– Нет никаких высших сил. Нет добра и зла. Есть только путь, который выбирает человек. Свечение над головой – визитная карточка жизненной тропы. Где-то на этом пути нас поджидает Мутува, или Смерть. После встречи с ней душа освобождается и пребывает в приятном незнании.

– Приятное незнание? Это как? – удивилась я, потирая ноющие колени – предзнаменование приближающейся боли.

– Вспомни момент, когда ты почти уснула: сознание постепенно угасает и чувствуешь радость от наступающего крепкого и здорового сна. Это и есть приятное незнание. Большинство людей верят в истории о загробной жизни в разных вариациях, потому что боятся признаться в том, что и так знают: после встречи с Мутувой ничего нет. Аркадия, то есть Лила, ты выглядишь обессиленной. Съешь что-нибудь.

Мы оправились на кухню. Я попыталась достать кастрюльку из холодильника, но руки не слушались. Крис выручил меня. Нагрел на плите суп и разлил по тарелкам. Аппетитный овощной аромат наполнил комнату. Я повеселела и с наслаждением смаковала горячую еду. Глорин же ел без аппетита, вяло орудуя ложкой. Потом налил стакан воды из-под крана и залпом выпил. Я догадалась:

– Ты не чувствуешь вкуса?

– Да. Я ем и пью только для того, чтобы поддерживать тело в нормальном состоянии, – подтвердил Крис. После небольшой паузы пылко заговорил. – Человек живет-поживает и вдруг становится валитларом. Почему это ты или я? Нет ответа. Я не смог убить Смерть и вернулся в свое тело, поэтому прозябаю вечность в качестве проводника. Я не старею. Не могу долго задерживаться на одном месте и заводить дружбу. Рыскаю по городу и ищу людей без свечения, чтобы помочь им возвратиться домой.

– Значит, твоя участь – выпускать измученных на свободу? – уточнила я, с грустью разглядывая еле заметные морщинки вокруг глаз и длинные черные ресницы.

– Да. Каждое убийство Смерти приближает меня к собственному освобождению, к приятному незнанию. Самое ужасное, что цифра неизвестна. Тысячу раз следует умертвить Мутуву или миллион. Это случится неожиданно, и все проводники освободятся.

– Мне непонятно. Если Смерть исчезнет, что будет с людьми? Бессмертие? И зачем тогда так цепляться за жизнь, если, умерев, человек не попадет в ад? Приятное незнание – это не так уж плохо, – спросила я, со смущением оглядев стол. Мои руки дрожат, еда проливается. Такое чувство, что это не я ем, а годовалый ребенок.

Крис с раздражением заметил:

– Ты же читала книгу. Как можно узнать о том, чего еще не было? Поверь, я бы хотел прожить обычную жизнь и радоваться каждому дню, а не это вот все. Жизнь может быть короткой, но такой насыщенной и прекрасной. Неужели только глорины это понимают?

Моя голова гудела от сотни вопросов. Я не знала, как убить Мутуву, что будет потом, но страх испарился. Крис рядом. На сегодня хватит.

– На сегодня хватит, – словно прочитав мои мысли, строго отчеканил глорин. Он подошел к окну, отодвинул голубые шторки с рюшами и осмотрел двор.

– Скоро придет Варвара и Марк. Встретимся завтра? – с надеждой пробормотала я. – В двенадцать часов уходит медсестра.

Он мрачно кивнул и направился к выходу из кухни, но мой робкий вопрос заставил его замереть.

– Крис, а как это быть глорином?

– Ну… Представь, что ты на крутом рок-концерте. Тысячи людей поют в унисон и без стеснения отдают свои тела музыке. Пахнет сигаретами, крепким пивом и потом. Разноцветные вспышки озаряют чернильное беззвездное небо. Звезды только на сцене. Горло охрипшее, но ты продолжаешь орать классные песни. Через несколько часов это заканчивается. Ты, обессиленная и счастливая, уходишь домой, чтобы еще долго дегустировать воспоминания и перебирать в памяти приятные моменты. А я остаюсь. Концерт начинается вновь. Потом третий раз, четвертый и так без конца. Я больше не получаю удовольствия, стою растерянный среди возбужденной толпы и не знаю, куда себя деть; не чувствую радости и хочу, чтобы это поскорее закончилось.

Крис ушел, а я улеглась в кровать и включила телевизор. С упоением посмотрела следующую серию сериала. «Луиза выпила четвертый стакан кайпириньи, но вместо ожидаемого успокоения, получила еще большую нервозность. Все планы полетели к чертям. Она мечтала о красивом доме, о детях, о спокойных буднях спутницы чудесного мужчины. Но ей не нужна жизнь, в которой нет Родригеса. Луиза открыло окно и выглянула на пустынную улицу. Она взобралась на подоконник и сделала шаг, но уже через мгновение почувствовала, как с бешеной силой ее дернули назад. Кто-то сильный затаскивал ее обратно в комнату. Родригес склонился над Луизой, и со слезами запричитал: «Что ты наделала?». Он погладил ее золотистые мягкие волосы и страдальчески вздохнул. Женщина с отчаянием прошептала: «Я не хочу жить без тебя. Ты меня не любишь».

Сегодня боль пришла по-другому. Когда долго катаешься на качелях, начинается головокружение и тошнота. Соскакиваешь на землю и понимаешь, что она вертится под ватными ногами. Нестерпимо хочется, чтобы это шатание прекратилось и вновь появилась опора. Боль играла со мной на качелях. Медленно приближалась и издевалась исподтишка. За эти дни я не удосужилась узнать диагноз, а сейчас поняла, что у Кеши опухоль. Комок хвори засел в голове, пустил там чудовищные корни и пожирал здоровые клетки. Мне казалось, что опухоль лениво двигается в мозгу, принося жуткое страдание. Я плакала, уткнувшись в подушку. Скулила, как раненое животное и знала, что скоро придет Варвара и поможет.

Я вспомнила, как меня затянуло в черный сгусток предательства. Тот мальчик с балкона с изящными длинными пальцами показал своим друзьям мои романтичные письма к нему. Я заходила в класс и видела его нахальную улыбку и ржущие, как у гиен, морды одноклассников. Про мое увлечение узнала вся школа. Мне мучительно даже вспоминать, что же я тогда чувствовала? Бедная униженная Лила!

*** *** ***

Ключ зацарапал дверной замок. Вошла Варвара с двумя пакетами продуктов. Увидела меня и разжала руки. Апельсины и яблоки покатились по полу, а вместе с ними подскочила опухоль в голове.

– Мама, тебе больно? – воскликнула потрясенная женщина. Красное облачко задрожало. – Потерпи еще чуть-чуть.

Через полчаса мне полегчало. Варвара сидела рядом и с беспокойством вглядывалась в помутневшие старческие глаза. Кеша вышла на сцену, она знала, что сказать:

– Прости меня.

Женщина шикнула и помассировала мои уродливые запястья:

– Помолчи, тебе нужен отдых.

Кеша упрямо возразила:

– Потом может быть поздно. Прости меня. Всю жизнь я занималась важными делами: почетная должность, общественные задания, благотворительность… А ты росла сама по себе. Мы не проводили вместе время, не гуляли, не секретничали. Что говорить? Я приходила домой такая убитая, что не было сил почитать тебе книгу перед сном. Я сожалею, что работу ставила выше наших отношений. Ничего уже не исправить, но я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя.

Варвара оцепенела и ошарашенно глядела на меня, а потом разрыдалась так сильно, что ее блузка вмиг промокла от слез. Я растерялась. Кеша, заткнись! Я понятию не имею, что делать в таких ситуациях.

Женщина наплакалась от души, с шумом высморкалась и, улыбаясь, сказала:

– Спасибо, мама, за слова, которые я так долго ждала. Я тоже тебя люблю.

Очередная стена рухнула. Дочь вернулась к матери, а мать – к дочери.

*** *** ***

Крис протянул мне серебряный клинок.

– Однажды это оружие вернуло валитлара домой. Надеюсь, поможет и тебе.

Я стояла у окна, укутавшись в желтый вязаный кардиган. Раньше насмехалась над такой одеждой, а теперь с удовольствием ношу. Клинок тяжелый и приятный на ощупь – холодный и шершавый от выгравированных надписей.

– Что мне делать?

Глорин обнажил зубы и скорчил гримасу:

– Сложно объяснить. Нам придется проникнуть в другое измерение, в некий духовный мир, чтобы встретиться с Мутувой. Какой она будет, я не знаю. Для кого-то Смерть притягательна, как прекрасный цветок, или отвратительна, как огромный гадкий червь, – Крис сделал длинную паузу, потом с беспокойством добавил. – Есть проблема. Точку выхода в иное измерение охраняют своеобразные «аргусы» – люди из автобуса с плотными разноцветными облаками. Это Мутува, разделившаяся сама в себе и вселившаяся в человеческие тела.

Я заерзала на кресле и представила свое будущее со стороны: сухонькая старушонка, уползающая от крепких и сильных мужчин и пытающаяся бороться с самой Мутувой. Крис прочитал страх и сомнение на моем лице, поэтому опустился рядом на корточки и, взяв мои руки в свои, сказал:

– Все получится.

– А если не получится, что будет со мной? – прошептала я.

– Аркадия умрет и две души разделятся. Твоя вернется в тело Лилы и станет проводником, а Кешина отправится в приятное незнание. Не будем думать о худшем.

Мы долго обсуждали детали завтрашней операции, листали книгу «Как убить Смерть». Крис научил меня пользоваться клинком, а я словила себя на мысли, что хотела бы встретиться с ним в обычной жизни.

*** *** ***

Допотопная иномарка громыхала ржавыми внутренностями. Меня подбрасывало на выбоинах, каждый удар сотрясал больные колени. Крис неумело вел машину и с остервенением кусал губы. Мы выехали из города. Мрачное туманное утро перетекло в скучный ветреный день. В кривые ряды выстроились полуразрушенные дома со щербинами окон. Изморенная голодом собака стояла под деревом, которое угрожающе раскинуло голые ветви в серое небо. Животное качалось от порывов ветра. Умирающая пустая деревня, такая же как я. Из-за поворота вышел сгорбленный старик в нелепой одежде и вязаной шапке. Он тащил тележку, наполненную всяким барахлом. Остановился и проводил машину недобрым подозрительным взглядом.

– Давно знаком с Кешей? – поинтересовалась я, когда молчание стало невыносимым.

Крис без особого желания ответил:

– Давно. Мы дружим много лет. Она посвященная. Не была никогда валитларом, просто знает обо всем.

Этот ответ не удовлетворил моего любопытства, поэтому я продолжила надоедать вопросами. В итоге глорин сдался и откровенно признался:

– Мы любили друг друга со школы. В четырнадцать лет я убил отчима. Он долгое время избивал мою мать. Однажды мне это надоело и я дал отпор, но не рассчитал силы. Меня посадили в малолетку. Поначалу держался, пока не получил письмо от матери. Она обвиняла меня в том, что я лишил ее любимого мужа. Это был удар ниже пояса. Я растерялся. Думал, что герой и спас самого близкого человека от чудовища, а оказалось… Пацаны увидели мою слабость, принялись издеваться и сильно избили. Душа переселилась в тело дворника-алкоголика. Меня отыскал глорин. Вдвоем мы отправились к Мутуве. Ничего не получилось. Аргусы не дали нам даже войти в тоннель. Они держали меня в заточении несколько недель, пока душа не вернулась в тело подростка. Вот так я стал проводником. Сидел недолго, скоро амнистировали. К матери не пошел. Страшно вначале было, только Аркадия меня подбадривала. Все эти годы поддерживала, хоть и на расстоянии. Она единственный человек, кто знает обо мне правду. Для всех остальных я – пропавший без вести. Понимаешь, Лила, я любил ее, но хотел, чтобы у Аркадии была нормальная жизнь, работа, семья. Так и случилось. И еще. На протяжении первых дней воспоминания об этом времени испарятся из твоей головы. Останется лишь некая тоска, но урок ты запомнишь. Пережитый опыт поможет тебе не совершать непоправимых ошибок.

Через полчаса мы с грохотом ворвались в небольшой городок. Я облегченно выдохнула, увидев наполненные людьми улицы и чистые площади с памятниками. Мужчина остановил машину возле обветшалых зданий из красного кирпича, соединенных с торцов арочным тоннелем. Из багажника глорин вытащил инвалидную коляску. Я с благодарностью улыбнулась.

Мы вошли в темный тоннель. Запах весенней сырости наполнил легкие, по телу пробежала волна липкой тревоги. Под ногами глорина и колесами коляски хрустели куски кирпича. Я отстегнула пуговицу и засунула руку под пальто. Кинжал во внутреннем кармане вселял уверенность.

Уперлись в тупик. Подслеповатыми глазами я, конечно, ничего не видела, но почувствовала слабое колебание воздуха и услышала тихий звон, словно сотни колокольчиков дребезжали где-то вдалеке.

Откуда они явились, мне неизвестно, ведь следом никто не шел. Резко меня вытащили из инвалидного кресла и обхватили за плечи. Крис ругнулся и тяжело задышал. Началась драка. Я обвисла на чьих-то сильных руках, опухоль зловеще зашевелилась в голове, угрожая вот-вот включить режим невыносимой боли. Я смотрела на арку из света, через которую мы вошли в тоннель, и мысленно прощалась с жизнью, серым небом и холодным ветром. Кеша вышла на сцену. «Не время, малышка» – пронеслось в голове. В пятне света возникли фигуры. Две, четыре, шесть… Я сбилась со счета. Вдруг они побежали, и их одежда развевалась, как крылья летучих мышей.

– Лила, держись. К нам пришли на помощь. Только не отключайся, – кричал Крис, харкая, очевидно, кровью.

Я старалась, но сдавленная грудная клетка отказывалась дышать. Крутилась мясорубка: я не понимала, кто кого бьет, сколько противников и сколько друзей. Одно знала: Мутува не хотела, чтобы я была в этом тоннеле. Мой захватчик неуклюже потащил меня к выходу, голени царапались об острые кирпичные обломки. Я почти не сопротивлялась (откуда силы-то?), но сумела судорожно прокричать:

– Крис! Помоги мне!

Дальше случился кошмар. Меня выдернули из рук-цепей. Хилый организм к такому был не готов. Казалось, я нырнула под воду и не поднялась на поверхность. Потом меня бросили, но я не свалилась на землю и не стукнулась о стену, а зависла в воздухе.

Звуки колокольчиков стали громче и ближе, меня мелко потряхивало. Это был отдых для утомленного тела. Голоса борющихся остались позади, все осталось позади: сомнения, страхи и переживания. Наверное, это и есть приятное незнание.

Вскоре я плавно упала на спину. Надо мною было знойное небо, ярко светило солнце. Перевернувшись на бок, через пелену серебряной дымки увидела, что передо мною раскинулась пустошь. На земле, поросшей скудной травой, сидела невероятно красивая женщина. Ее длинное шелковое платье было таким прекрасным и нарядным, что я открыла рот в глубоком изумлении. Да и все в ней приводило меня в восторг: тонкая талия, густые волосы, украшения. Но глаза! Таких я не видела никогда. Темно-синие, глубокие, со страстными искорками. Она собирала бусы. Одну за другой нанизывала на проволоку разноцветные бусинки. Стекляшки, переливаясь на солнце, отбрасывали причудливые узоры на руках и ногах красавицы. Я подошла к ней поближе. Женщина с любовью рассматривала творение и была так увлечена процессом, что не заметила, как тень нависла над ней.

– Простите, я ищу Мутуву, – хриплым голосом произнесла я.

Она наконец обратила на меня внимание и с ласковой улыбкой сказала:

– Кто в здравом уме ищет Смерть?

Я стушевалась. И правда, как ответить на этот вопрос? Красавица поникла, увидев мое смущенное лицо:

– Извини. Сядь рядом и помоги мне.

Она, наверное, шутит. Как такой старушке опуститься на землю? Женщина подскочила, участливо протянула мне руку и помогла усесться на горячий песок. Я перебирала бусины, и наши пальцы переплелись. Ее – тонкие и длинные, мои – корявые и морщинистые, как уродливые корни древнего дерева. Мне было хорошо рядом с ней.

– Жарко. Сними пальто, – не поднимая глаз, предложила она.

Я вспомнила о клинке, поэтому решила париться дальше. Если бы хоть легкое дуновение ветерка.

– Чего ты хочешь? – спросила красавица.

– Я не знаю. Забыла, что приключилось со мной. Меня обидели, предали… И вот я здесь, – задумчиво ответила я и подняла бусину повыше. Струны золотого солнца прошли через нее, и внутри зашевелилось бордовое пятно.

– Жизнь – это бусы. Нанизываешь каждый день по бусинке. Хорошо получается, или не очень, но не знаешь, когда нитка оборвется, – заговорила женщина, прикоснулась к змейке из разноцветных камней и вдруг растерзала ее. Стекляшки рассыпались и под лучами солнца загорелись огоньками. – Его звали Макс. Ты влюбилась как дурочка. Позволила проникнуть в самые тайные места сердца, открыла мысли, а он в грязной обуви вошел в храм души. Ты – ничтожество. Никчемная и бестолковая, поэтому Макс так обошелся с тобой. Убожество!

Я захлебнулась от воспоминаний:

– Что я сделала? Что я сделала?

Красавица лишь ухмылялась и по-прежнему играла с бусинами. Я догадалась, что это и есть Смерть. Откуда-то появилась ловкость, с которой я достала клинок и всадила в грудь женщине. Она распахнула глаза, в которых плескалось равнодушие. Мутува все знала. Знала, что я приду и что воспользуюсь клинком.

– Все неизбежно, – прохрипела она и открыла рот. Он расширялся и расширялся, пока не получилось огромное черное отверстие. В нем, как в телевизоре, я увидела себя. Хрупкая девушка сидит на кровати. По пледу молочного цвета от запястья стекает алая струйка. Лицо бледное, волосы спутанные. На полу нож, которым ее отец обычно разделяет рыбу. Комната пропитана отчаянием и горем. Картинка изменилась. Девушка выворачивает на диван содержимое прозрачной коробки с красным крестом, без разбору выковыривает из блистеров таблетки, с остервенением забрасывает их в рот и запивает водой из бутылки.

Что же я наделала? Как могла так по-свински обойтись со своей жизнью? Даже немощная Кеша борется до последнего момента, а я…

– Хватит! – зарычала я.

Мутува закрыла рот и уставилась на меня. Она с легкостью достала из груди клинок и раскрошила его, словно песочное печенье. Я перевернулась на четвереньки. Так легче было дышать. Слезы крупными градинами падали на горячую землю и тут же высыхали.

– Я не смогла тебя убить? Почему? Крис сказал, что этот клинок поможет, – промямлила я.

– Да, заткнись ты уже, – крикнула Мутува и присмотрелась к стекляшкам, разбросанным причудливым узором. Одну бусину переложила на другое место и довольно кивнула. – Нет никакого Криса. Убить Смерть? Разве это возможно?

Я потерла виски, пытаясь сосредоточиться. Сознание уплывало.

– Нет, нет, глорин мне сказал… Мы читали книгу, он дал мне клинок и привел сюда… Друзья помогали нам… Крис помог и…

Мутува наклонилась ко мне, указательным пальцем подняла подбородок и холодным голосом вымолвила:

– Не было никакого Криса. Это плод твоей фантазии. Ты сама придумала облака над головами, глоринов и валитларов, чтобы объяснить переселение в тело старухи. Я поспособствовала твоему воображению, чтобы привести тебя сюда и подробно объяснить, что судьба человека в моих руках.

Мне показалось, что я падаю с крыши высокого здания. Не было Криса? Но как же? Его руки, грустные глаза и морщинки вокруг них – этого не было? Смерть водит меня за нос, я подобралась слишком близко и поэтому она боится. А может это и не Смерть, разве так она должна выглядеть?

– Гадкие людишки! Вам лучше известно, как я должна выглядеть? – взревела Мутува. Облако грязного тумана скрыло ее, и через несколько мгновений явилась горбатая фигура в черном, изъеденном молью, плаще. Капюшон полностью закрывал лицо, а корявая сухая рука держала косу. – Так лучше? Такой вы меня рисуете?

Солнце скрылось за серыми тучами. Воздух пропитался чем-то горелым. Лохмотья длинного плаща черными скорпионами расползались под порывами ветра. Мутува плавала над землей, грозно взирая на меня. Я скукожилась под этим зловещим взглядом и даже не собиралась прекословить. Лучше бы она оставалась красавицей. Смерть указала косой на россыпь бусин. Я присмотрелась к схематичному рисунку и увидела петлю и человечка, висящего в ней.

– А ведь я не так плоха. Приятное незнание – неплохой исход для человека. Только я ненавижу, когда кто-то рушит мои планы. Ненавижу таких, как ты, кто сам распоряжается своей жизнью. Я знаю, кому и когда умирать. Ты не раз испытывала мое терпение. Лила, иди домой и живи столько, сколько я тебе отмерила, – Мутува вновь вернула себе приятный женский облик.

Звон колокольчиков усилился. Я пошла на это звук, чувствуя, как мелко сотрясается земля. Что я скажу Крису? Как оправдаюсь, что не убила Мутуву? Я подвела его и себя. Что ждет теперь меня – мучительная судьба проводника? Над землей заметила большой обломок дрожащего стекла. Кажется, мне сюда. Вибрация усиливалась, и я с досадой вошла в эту необычную дверь. Слишком много переживаний на сегодня. Держись, Кеша.

*** *** ***

В тоннеле меня никто не ждал. Я звала Криса – безрезультатно. Неужели глорин – мой собственный вымысел? Я не знала, кому верить и растерялась окончательно. Тяжелыми шагами вышла в переулок, по которому неторопливо прохаживалась пожилая супружеская чета. Женщина в красном плаще и черной беретке ошеломленно осмотрела меня с головы до ног и покрепче прижалась к спутнику. Неужели я так плохо выгляжу? Хотя это волновало меня меньше всего. Как выбраться из этого городка? У меня нет денег и телефона, и я настолько устала, что почти не соображаю. Так и стояла на одном месте, как статуя. Между тем женщина в красном плаще все оглядывалась, потом остановилась и коротко переговорила с мужем.

– У вас все хорошо? – окликнул меня пожилой мужчина.

Вся горечь и непонимание собрались в области глаз и брызнули горячими слезами. Я почувствовала себя пятилетней девочкой, потерявшей родителей.

– Мама, где ты? – тихонько заскулила я.

Супруги подбежали ко мне и принялись утешать:

– Все хорошо, мы вам поможем.

*** *** ***

Я сидела в кресле и чувствовала, как жизнь уходит через пальцы на ногах. Мне было холодно и неуютно. Разговаривал телевизор. «Луиза включила кофемашину. Резкий приятный запах защекотал нос. Родригес крутил в пальцах сигарету. Хотел было закурить, но передумал. «Луиза, пообещай, что больше никогда не будешь так делать. Жизнь – самое ценное, что у нас есть». Женщина вспылила и яростным голосом закричала: «Обещания для тебя ничего не значат. Ты клялся быть рядом со мной, а теперь бросаешь. Я даже не знаю, почему». Родригес обреченно взмахнул руками: «Хорошо, признаюсь. Я неизлечимо болен. Ты должна жить здоровой и счастливой жизнью, а не ухаживать за немощным мужчиной». Луиза вскрикнула, но тут же взяла себя в руки и бросилась в объятия любимого. «Я буду рядом с тобой каждое мгновение». Конец сто девяносто четвертой серии».

– Глупая курица. Еще сорок серий будет рыдать. Потом станет искать волшебное лекарство. Как раз к пятисотой серии управится, – произнесла я бесцветным голосом.

В коридоре зацокали каблуки, и в комнату вошла Варвара.

– Мамочка, ты как? Мама! Что с тобой? Мама! – заревела женщина.

Я со свистом вдохнула и… умерла.

(…Такой огромный мир! И весь принадлежит мне одной – светловолосой и быстроногой. Я бегу что есть сил по разноцветному лугу. Ромашки и васильки застревают в босоножках, волосы растрепались, но нет ничего лучше, чем чувствовать теплый ветер на щеках. Мне всего пятнадцать лет. Пятнадцать раз я первой узнавала о приходе весны по нежным росткам ветреницы. Пятнадцать раз я проливала слезы на тысячелистник, когда все твердили, что пришла осень. Нужно бежать! Быстрее, чтобы надышаться и насмотреться. Вот бы иметь крылья, чтобы увидеть клевер и полынь на других лугах).

Вернее, умерла Кеша, а я проснулась на другой улице в палате с белым потолком и стенами персикового цвета. Кругом жужжали приборы. Я лежала неподвижно и слушала мамино всхлипывание:

– Доктор, а что если она и дальше будет делать попытки покончить с собой? Вы обещали, что лекарство и работа с психотерапевтом помогут. Мы полтора года живем в настоящем аду.

– Мне жаль. Я не понимаю, почему она не реагирует на лечение. Будем подбирать новую программу. Не отчаивайтесь. Как только она придет в себя и восстановится, мы подключим других специалистов, – ответил низкий голос с хрипотцой.

Я знала, что лекарства больше не нужны. Я хочу жить! Я хочу жить! Вдруг захотелось огромную порцию шоколадного мороженого с арахисом и карамелью. Я сжала кулаки и заорала во все горло:

– Я ХОЧУ ЖИТЬ!!!

0
23:21
280
Анна Неделина №2

Достойные внимания