Маргарита Блинова

Обратно по зловещей долине

Обратно по зловещей долине
Работа №325

Взмах.

Ах!

Прогиб, скольжение. Повтор.

Ты – пульсирующее сердце темно-сиреневого зала.

Ты – живой цветок, на который зачарованно смотрят люди за маленькими столиками. Не думай о них. Делай свое дело – танцуй.

Гибкая, сильная спина изогнулась волной, бледные руки вытянулись, как крылья, волосы рассыпались черным веером. Шелковая кожа, прекрасное, нестареющее тело… Такое же холодное, как и шест посредине сцены.

Краем глаза ты видишь, что из десятка посетителей двое мужчин вышли из клуба, не дождавшись выступления других девочек.

Плохо.

***

За кулисами никого не было. Праведный гнев начальства настиг Нику, когда в душной гримерке она уже снимала с себя бесконечно тянущийся сценический костюм.

- Никуш, - послышался из коридора капризный фальцет Фишмана, - Что опять с тобой такое?

- Дома неполадки с электричеством. Не дозарядилась.

- Ник. Ника, Никуша… Врешь ведь, а? - изящный, как морской конек, Фишман выпрыгнул из-за ажурной занавески и загородил своей худощавой фигурой узкий выход из гримерки. – Ты опять без «эго»?

Ника молча продолжила переодеваться.

- И что, вместо «эго» снова потратила все деньги на лекарства?

Снова молчание. Фишман обиженно встрепенулся:

- Закажи уже своей дочке кибертело, как у тебя, не мучай больного ребенка! И себя. И меня. Смотреть невозможно на твои выступления, глаза, как у дохлой рыбы!

- Чтобы через десять лет она сказала мне: «Большое спасибо, мамочка, что лишила меня возможности родить ребенка и подсадила на электрогормоны»? Нет уж. Вот будет ей восемнадцать, сама выберет.

- Если доживет, - Фишман иронично вскинул брови.

- Она не умрет, если у меня будут деньги на лекарства. А через год-другой и вовсе встанет на ноги, - Ника наконец-то натянула костюм на вешалку. Сегодня на сцене она пыталась изобразить секретаршу.

- Так и я буду оплачивать твой труд, если ты будешь нормально танцевать. Я ведь не виноват в твоих проблемах. Ведь нет? Клиенты тоже не виноваты. Девчонки не виноваты. Сегодня я тебе заплатил. Но еще раз придешь на работу с рожей кирпичом, и… Уволю. Честное слово, - и Фишман резко повернулся к другим танцовщицам, еще не успевшим уйти. – А вот Нюта молодец. Зажигалочка моя, да? Умница. Никого отдельно выделять не хочу, но Анюта сегодня – мо-ло-дец, - он развернулся на каблуках и гордо зашагал прочь из гримерки.

Маленькая Анна застенчиво хихикнула из-за дверцы своего шкафчика.

- А я бы хотела такое тело, как у тебя, - сказала она, завистливо наблюдая, как Ника накидывает на гладкие плечи выцветшее алое пальто и едва застегивает его на полной силиконовой груди. – Еда, вода не нужны, ухода почти не надо. Красивое, аж тошнит. Но у меня ни денег, чтобы купить что-то приличное, ни тяжелых заболеваний, чтобы выдали бесплатно, как тебе…

- Зачем тебе, Нют? – равнодушно отозвалась Ника и захлопнула шкафчик. – Оно же не приспособлено для проституции.

В гримерке на секунду стало тихо. Анна шумно вздохнула, пискнула, как придавленная:

- Что?! Да как ты можешь?! Да иди ты… Иди ты сама знаешь куда!

- Рада бы, да не могу, и я только что сказала, почему.

- Я же не от хорошей жизни… - подбородок Анны запрыгал, будто от холода, ручки вцепились в белую ткань ее костюма. Она сегодня была медсестричкой.

- Прости, Нют, что-то навалилось в последнее время, я вспылила, - Ника старалась держать участливый тон, но получалось плохо. Да и не особо хотелось.

- Не-а. Когда ты раньше сердилась, тут по гримерке летали каблуки и клочья париков. Но потом ты снова становилась доброй, плакала вместе с другими девочками, если их трогали во время танца, смеялась над тем, из-за чего рвала и метала час назад. А теперь ты…

- Что?

Бедная Нюта устало пожала плечами.

- Просто говоришь, как есть.

Ника смотрела на нее и ничего не чувствовала. Эти мокрые мышиные глазки, слегка растекшаяся тушь, поджатые губки, белое боб-каре. Маленькая, неуверенная, наивная, добрая, так и не повзрослевшая женщина. Живая, теплая.

- Правильно, просто говорю, как есть. И ты так же хочешь?

- Но ведь можно покупать «эго»? – тихонько спросила Анна.

- На него еще надо заработать, - и Ника, не попрощавшись, вышла из гримерки.

На выходе из клуба Ника включила связь и тут же пожалела об этом – в глазах замелькала целая дюжина сообщений рекламной ерунды, и снова - ни одного отклика от работодателей, которым она рассылала свое резюме.

- Ожидаемо, - буркнула Ника и тут же поняла, что среди спама чуть не пропустила нечто действительно важное.

«Привет. Не смог дозвониться, поэтому шлю голосовым. Пришли результаты анализов Маришки. Все не так уж и плохо, но… Решать, конечно, тебе… Короче, надо увеличить дозу на четверть. Ты, кстати, и сама говорила, что у нее снова боли. Поэтому – как можно быстрее».

Плохо.

***

Улицы тонули в мутном рассвете. Умирали фонари и окна ночных заведений. Только круглосуточные еще держались, светили упрямо и ярко, как вечером. Скоро и они погаснут, сдадутся солнечному свету. Уже скоро наступит день.

Ника проходила путь от клуба до своей квартиры столько раз, что могла бы полностью отключить голову и идти на автопилоте. Полчаса шагом под гору, потом круглосуточные универмаг и аптека (лекарство продавалось задорого небольшими коробочками, приходилось покупать каждый день), еще полчаса пешком и она дома. Странно, что тяжелые шаги кибертела еще не отпечатались в местном асфальте.

Раньше были дни, когда ей хотелось провалиться под этот асфальт насовсем. Но сейчас действие электрогормонов почти закончилось, и мелкие человеческие чувства вроде обиды и досады уже не роились в голове, как мухи. Там было прекрасно-пусто и спокойно. Прямо как на улицах на рассвете. С таким настроением стриптиз не потанцуешь, в этом Фишман прав. Нечеловечески пусто и спокойно. Вот если бы Маришка могла бы так же…

Ника сморгнула, отогнала от себя эти мысли. Логичная и правильная, казалось бы, идея. Но только тогда, когда кончается действие «эго». Нужно быстрее принять новую порцию, пока она совсем не забыла про дочь. «Пока я еще человек», - хмыкнула она про себя.

В универмаге подрагивал свет и барахлил холодильник, пахло размороженной курицей и промокшим картоном. За заваленной сигаретными блоками кассой стоял полноватый, щекастый сын хозяйки магазина, студент, который пару дней назад вернулся с учебы и которого уже приспособили помогать родителям. Ника попадала на его смены всего дважды, и каждый раз парень не находил себе места, пока странная покупательница не расплачивалась и не покидала универмаг.

Еще бы. Нет гормонов – нет эмоций. Нет эмоций – нет мимики и эмпатии. Их можно только симулировать, что достаточно сложно, если не учиться этому с детства. Поэтому сейчас парень видел перед собой соблазнительное, идеальное женское тело с лицом трупа.

Ника могла бы изобразить дружелюбную улыбку, но боялась, что в таком случае студент упадет в обморок. С искусственными мышцами лица наигранность будет очевидной. Потому что кто еще, кроме киборгов без «эго», симулирует эмпатию? Правильно. Психопаты. Те самые, рядом с которыми постоянно чувствуешь одно: «Что-то не так».

Спасибо, что вообще согласился обслужить киборга.

- Мне нужны «эго», общий комплекс на двенадцать часов, пожалуйста.

- О-один? – парень неловко зашарил под стойкой, нащупывая товар и стараясь не глядеть на Нику.

- Два. На сейчас и на вечер. Вы даете в долг?

- Мне сказали не давать… Вам, - продавец испуганно застыл. - Но у нас есть другое, если хотите. Подешевле.

- Подешевле?

- Ага. А-аналоги. Правда, лицензия немножко другая…

- То есть без лицензии?

- Н-ну, можно и так сказать. Зато рассчитан на сразу на целые сутки.

- Дайте один обычный на сейчас и один подешевле.

Продавец облегченно выдохнул, протянул упаковку с обычным «эго» и нырнул под стойку за вторым. Ника решила использовать лицензионный комплекс сразу же. Она ловко распаковала крошечную пластинку с одноразовой микросхемой, вставила ее в порт на затылке и на миг прикрыла глаза.

Когда она открыла их, мир вокруг стал чуть-чуть другим. Только сейчас Ника заметила, что в магазине продаются забавные шоколадки в виде зайцев и мягкие игрушечные медвежата. Сам прилавок уже легкомысленно обвивали огоньки и мишура, хотя праздник будет только через пару недель. Горячо захотелось извиниться перед Фишманом, а Анюте купить к празднику подарок. Да и другим девчонкам тоже. Всем по шоколадке! Даже этому студентику, который теперь выглядел почти что другом. Ника глянула на свое отражение в стекле витрины и подумала, что пора менять прическу, потом подсчитала оставшиеся деньги, выбрала и купила для дочери медвежонка. Самого пухлого. «Похож на этого продавца», - Ника не выдержала и весело фыркнула. Маришке должно понравиться. Продавец осоловело глядел то на медведя, то на красивую покупательницу. Абсолютно нормальную на вид женщину.

Нике стало радостнее и беспокойнее. Она заторопилась домой, оставалось зайти в аптеку за лекарством – но это уже мелочи. Сегодня денег хватило, а завтра надо будет постараться станцевать еще лучше. И не забыть постирать вещи. И приготовить Марише вкусненького.

***

- Ма-а-ам, это ты? – тот же вопрос, что и всегда, тихонько донесся из единственной комнаты в крошечной квартире.

- Да, Мариш, - Ника наспех скинула сапоги, обогнула холодильник, села на краешек кровати. Когда-то это была ее кровать, но теперь на ней лежит ее дочь. Она почти всегда там. Яркое байковое одеяло в цветочек, желтая застиранная ночнушка. Вот и весь мирок маленькой Марины. Белесая косичка и тонюсенькие ручки. Большие серые глаза. У Ники тоже когда-то были такие.

- Ой, медве-е-едь! – Мариша восторженно потянула игрушку на себя, цепляясь за нее слабыми, скрюченными пальчиками. Ника засмеялась, довольная тем, что угадала с подарком.

- Сегодня у нас будут макароны с колбаской. Я сейчас начну готовить, а ты пока выпей свои пилюльки, потом можешь посидеть в Интернете. Будем пить пилюльки, верно?

- Давай сначала обнимемся втроем! – Марина протянула ручки к матери, под третьим имея в виду, видимо, медведя.

- Что тебе снилось, котенок? – обнимать дочь было тепло и уютно, но слышать ответ на этот вопрос – страшно.

- Ничего. Я сегодня спала с двух до четырех! Я по часам смотрела. Было темно-темно, но я точно видела, что коротенькая стрелочка была на цифре «два», а потом на цифре «четыре», - Марина уткнулась в черные волосы матери и говорила невнятно. Но даже так было слышно, с какой грустью она отчитывается.

- Почему так мало? – Ника почувствовала, что ей тоже хочется говорить только тихо и печально. А лучше просто свернуться калачиком вместе с дочерью под старым одеялом и заснуть. Надолго. И проснуться здоровыми, как несколько лет назад.

- У меня болело, - прошептала Марина. – И сейчас болит.

- Теперь будешь пить по пять пилюлек. И тебе станет легче. Хорошо? – Ника отпустила дочь и медведя, потянулась к пакету из аптеки и подумала о том, как же сильно Марина скучает по ней, если находит в себе силы улыбаться и радоваться подаркам, даже когда болит…

Через несколько часов, сидя под кухонным столом (так было ближе к зарядному устройству), Ника позволила себе отключиться.

Вечером она поцеловала дочь на прощание и пошла обратной дорогой – мимо аптеки, универмага, вверх по окраинам города. У самого клуба Ника повертела в пальцах нелегальный «эго», засомневалась, но все же вставила его в порт.

- Ого, - больше она не нашлась, что сказать. Ей захотелось танцев. Срочно.

В раздевалке она отшвырнула от вешалки Анну и сдернула с плечиков наряд, который давно заприметила «на соответствующее настроение».

- Ты что, черную вдову собралась изображать? – спросила, пошатываясь на каблуках, голая Анюта.

- Ага, - Ника оглядела в зеркале кожаную паутину шнуровки на бледном теле. – Стрипы отдай.

***

Взмах. Запрокинута голова.

Да!

Ты одновременно на сцене и под столиком у каждого зрителя в зале. Покажи им, как тепло с тобой. Расскажи им, что…

Обхвати шест бедрами. Заставь мужчин завидовать железу.

Прогиб. Скольжение.

Ты одновременно на шесте и на коленях у каждого в этом плавящемся зале.

Волна. Прогиб. Скольжение. Еще раз. Сделай это еще раз.

Чтобы каждый из них хотел тебя, нужно, чтобы ты хотела каждого из них.

Один уже снял с твоей ноги стрип и целует пальцы ног. Зал ходит ходуном, потому что все хотят подойти поближе.

Прогиб. Взмах. Запрокинута голова.

Ты растягиваешь кожаную паутину на груди так, что она рвется.

Музыка затихает.

Некоторые аплодируют, остальные просто тянутся к тебе руками и хватают за обрывки костюма, за волосы...

На сцену выходят другие танцовщицы и отвлекают зрителей, чтобы ты могла уйти.

***

- Молодец, - громко шептал Фишман за кулисами, разведя руками и выпучив круглые глазки. – Без слов. Просто молодец. С большой буквы! Я смотрю, все уладилось? Слушай, если ты решишь сделать такое же тело своей дочке, и вы будете выступать дуэтом, мы озолотимся…

Ника оглушительно рассмеялась, потом погрозила шефу пальцем и кинула в него оставшимся стрипом. Фишман весело увернулся и послал ей воздушный поцелуй.

***

Ника летела домой по обычному маршруту. В универмаге за кассой стоял тот же полноватый парень, и снова он поежился, как только увидел ее. Но теперь все было иначе. Сейчас Ника ясно видела, что он – едва сформировавшийся, но все-таки мужчина, и что было бы неплохо отблагодарить его за проданный ей, более эффективный «эго».

- Вы с-сегодня поздно. Ну, в смысле, еще очень рано, но обычно вы приходите еще раньше, не как сегодня. К-как вам, все подошло?

- Еще как. Спасибо вам большое, - Ника нависла над прилавком. – Дайте еще один такое же комплекс, пожалуйста.

- О-один?

- Один. Буду покупать по одному. Чтобы заходить к вам чаще.

Продавец с готовностью полез вниз, нашел нелегальный «эго» и протянул его Нике, но потом до него дошел смысл сказанного, и он неловко уронил упаковку ей под ноги. Пока Ника проникновенно улыбалась ему, пока медленно наклонялась за «эго» и доставала деньги, он становился все краснее и краснее. Даже у бесплатных, выданных по медицинским показаниям кибертел очень гладкая кожа, правильные пропорции торса и бедер, красивая грудь… Во всем этом парень с каждой секундой убеждался все больше. Когда он всем своим существом понял, что между ним и прекрасным киборгом осталось расстояние меньше протянутой руки, он вытянулся по струнке, с трудом отвел взгляд и пробормотал:

- Вы вчера игрушку покупали… Не хотите выбрать еще какую-нибудь? У нас сегодня на них скидки.

- Вот как. Было дело. Давайте куплю, раз скидки, - Ника, все еще улыбаясь, рассеяно взяла какую-то игрушку и расплатилась и за нее. Она будто пробуждалась ото сна. Точно, ей же еще в аптеку. И домой.

***

В квартире было тише, чем обычно. Ника заглянула в комнату – Марина лежала на кровати с широко открытыми испуганными глазами.

- Ма-ам. Это ты?

- Да, я. Почему ты шепчешь?

- Ты меня не бросила?

- Да нет же, откуда ты такое взяла?

- Тебя так долго не было… Я думала ты не придешь, - Маришка почти плакала. Ника засмеялась и торжественно вручила ей игрушку. Девочка не шелохнулась.

- Милая, ты чего?

- Ма-мам…

- Что такое?

- Но ведь вчера… Вчера ведь был точно такой же мишка…

- Не может быть, - и Ника, усмехаясь, посмотрела на то, что держала в руке. Коричневый мягкий медвежонок лупоглазо улыбался черными нитками. Ника протянула руку дочери, и та отдала ей такого же медведя, только купленного вчера.

- Надо же, как же это так… - в ее голове будто что-то затуманилось. Только Ника переводила глаза на одного медведя, как тут же забывала, как выглядит второй. Она села на кровать (Марина тут же села и отползла в угол, подтянув одеяльце), положила зверят на колени и задумалась.

Одинаковые игрушки, одинаковые… Такие же похожие, как и ее дни, один за другим. Четыре лапы, два ушка, нос. Почему так важно, чтобы они были разными? У Ники и Марины две ноги, две руки, два уха, нос. Одна и та же болезнь, но проявилась в разном возрасте... Что говорил Фишман? Попросить для Марины такое же тело и выступать вдвоем… Дуэт матери и дочери, одинаково высокие, стройные, вечно молодые, не отличимые на вид. Интересно, восьмилетняя девочка быстро освоится в теле взрослой женщины?

- И впрямь такой же. Слушай, может, мы все-таки сделаем тебе искусственное тело, а? Ведь так удобнее будет, да? И лекарства пить не надо. Хочешь быть похожей на маму? - медленно спросила Ника, плавно отложила игрушки и повернулась к дочери. Лицо Маришки вытянулось. Она, казалось, боялась даже моргнуть.

- Как скажешь, мамочка. Как хочешь! Только не злись!

- Я же не злюсь. Почему ты думаешь, что я рассердилась? – вопрос прозвучал ровно и спокойно, но Марина в ответ только замотала головой. Ника наклонилась ближе к дочери, чтобы рассмотреть ее получше и понять, что она чувствует. Что это за эмоции?

Маришка глядела на мать, изо всех сил вцепившись в одеяло.

- У тебя лицо… совсем… не двигается, - прошептала она.

Вот оно что. Ника почувствовала, как быстро иссякает эффект «эго». Мысли прояснились и округлились, стали лаконичнее, четче, и на смену последним волнениям пришла цифровая апатия. Ника уже не пыталась понять чувства дочери. Смысла не было.

- Какая некачественная подделка, - Ника имела в виду нелегальный «эго». Марина расплакалась.

***

Тем же вечером дорога до клуба заняла вечность. Рука с пластинкой «эго» казалась непомерно тяжелой, мешалась, но выбросить дозу Ника не решалась. Как будто это была последняя ее связь с чувствами, с дочерью, с людьми. Ей казалось, что если она выбросит «эго», то тут же развернется и уйдет отсюда. Из клуба, из дома, из города. В поля, где скоро разрядится и останется навсегда.

Она предложила дочери искусственное тело, которое не болеет, не голодает, не страдает. Очень логичный выбор. Наконец, можно попросить предоставить ей детское тело. А до этого стимулировать овуляцию и заморозить яйцеклетки, чтобы в будущем можно было зачать…

Но почему Ника была против всего этого день назад? Почему считала, что для маленького ребенка нутро из металла и пластика, отсутствие нормального взросления, эмоциональная инвалидность - непомерная ноша? И почему под действием электрогормонов Ника понимает, что такой путь легче для нее самой, но не для Марины, а без «эго» эта мысль улетучивается, и на ее место приходит бесконечно-равнодушное «Почему бы и нет…»?

- Никуш, что с тобой? – Фишман обеспокоенно взял Нику за руку, увел в свой кабинет. В небольшой комнате, увешанной ползучими растениями, зелеными шторами и тусклыми светильниками, стоял дрожащий желто-зеленый свет от большого аквариума с темными змееподобными рыбами. Анна говорила, что это мурены. Но другие девочки утверждали, что это электрические угри.

Ника молча села на предложенный ей стул, потом показала Фишману пластинку «эго». Тот протянул руку, забрал «эго», внимательно оглядел.

- Вижу, нелегальный. Не работает как надо, да? Что такое, с дочкой поругалась? – сочувственно спросил он, но как будто думая о чем-то своем. Ника, помедлив, кивнула. Она не видела разницы.

- А давай сегодня у тебя будет отгул? Объявим, что ты будешь завтра, подогреем интерес публики. Сегодня народу мно-ого пришло, но ничего страшного, завтра будет еще больше, - Фишман сунул «эго» в карман, прошелся по кабинету, поворошил бумаги черном лакированном столе.

- Ты отдашь мне?.. – начала Ника, но Фишман прервал ее.

- Все нормально, тебе это не нужно, это ведь только отвлекает, верно? На самом деле давно хотел с тобой поговорить по этому поводу серьезно и логически. Не на эмоциях, не на уси-пуси, как вы, девушки, любите, а прямо по-настоящему, как взрослые люди, - он подошел к аквариуму, сделал вид, что наблюдает за рыбами, и продолжил. – Давай рассуждать. Дочка страдает, не видит ничего, кроме дома. Друзей нет, жизни нет, мать все время на работе, причем не самой респектабельной. Ребенок растет, как сорняк, и единственная вероятность того, что она встанет на ноги – это если мамочка будет еще больше работать и пичкать ее еще большим количеством лекарств. Мой вопрос – ты считаешь, она скажет тебе спасибо за такое детство?

- Ты говоришь вещи, которые я и так знаю.

- Вот именно! Ты мудрая женщина, все сама понимаешь, так почему не сделаешь такой очевидный выбор? Дай ей возможность жить, мир повидать и все такое, – Фишман подскочил к столу, схватил стопку бумаг и сунул их Нике. – Смотри, Никуш, у меня все наготове. Это образцы документов. Я так уже делал. Я сам оплачу тело. Какое хочешь! Ты выберешь сама, ты же мать. С условием, что потом она отработает его стоимость здесь, вместе с тобой. Что ты на меня так смотришь? Это же идеальный вариант для больной, немощной девочки!

- Отдай мне… - Ника потянулась к карману Фишмана, но тот ловко отскочил обратно к аквариуму. Угри встрепенулись и заскользили в толще воды, как черные тени.

- Нет, послушай, чтобы сделать правильный выбор, тебе не нужны никакие гормоны. Это все полная ерунда. Я же вижу, что ты на пути к адекватному решению, но тебе не должно ничего мешать! Просто подумай немного, Никуш, подумай!

Он вытянул над аквариумом руку, и угри устремились к поверхности воды. Кончиками пальцев Фишман держал «эго» прямо над самыми их мордами. Если пластинка упадет в воду и угри ударят ее током, она выйдет из строя.

Ника могла бы прыгнуть и успеть перехватить «эго». А если не получится, попытаться достать пластинку из аквариума. Уронить туда Фишмана, устроить погром за то, что он смеет использовать горе ее семьи ради своей грязной выгоды. Последняя связь, не самая лучшая, но хоть какая-то, последний бой перед цифровой нирваной, последняя соломинка для человеческих чувств…

Она не шелохнулась. Фишман разжал пальцы, и пластинка скрылась в забурлившей черными лоснящимися волнами воде. Ника даже не смотрела, что с «эго» сделали любопытные рыбы. Ее голос звучал ровно и спокойно. Но Фишман все равно вздрогнул от этого звука.

- Мы сделаем иначе. Зная тебя, думаю, ты с радостью заплатишь за это, - Ника, не глядя, начала быстро заполнять бумаги. Согласие на медицинское вмешательство, согласие на обработку персональных данных, отказ от претензий. И отказ от электрогормональной терапии. Исписанные бумажки Ника бросила на пол, и Фишман покорно поднял их, прочел, ахнул.

- Ты серьезно? Ты... Это что, правда? Но почему так? Ты точно все обдумала? Так скоро? А как же дочка?

- Хватай удачу за хвост, Фишман, и меняй формат заведения, - Ника улыбнулась первый раз за всю их встречу.

***

Аншлаг. Уже несколько месяцев подряд. Любители классики плюются, когда идут мимо, бывшие завсегдатаи не пришли, зато на их место потянулись другие – более нервные, более молодые, жадные, голодные до зрелищ, туристы, художники, ценители странного.

Добро пожаловать на фрик-шоу, дорогие зрители.

Взмах.

Ах! Зал вздыхает, когда Ника показывает ему свои руки. Одна, вторая, третья, четвертая. Они сплетаются, скользят по телу, по шесту.

Больше никаких электрогормонов, они отвлекают. Управлять четырехруким телом сложно, и от филигранных движений у зрителей по спине бегут мурашки. На лице киборга застыло выражение превосходства. Оно страшно-неподвижное, это лицо, и оно не человеческое, но ему и не нужно быть таким.

Бледные руки вытянулись, как ветви.

Покажи им богиню, чтобы они могли молиться. Ты сегодня и Лакшми, и Кали, пусть боятся и зовут, и ждут тебя.

Фрики с дополненными телами стоят очень дорого, но быстро окупаются, верно, Фишман? Уже несколько месяцев деньги льются рекой.

Сегодня Марина сидит в первом ряду. Она может двигаться, ходить и хлопать в ладоши. В ее глазах – восторг и обожание. Она знает, что мама делает это ради нее. Что любовь не обязательно чувствовать, если просто знаешь, что она есть.

Сегодня, как и каждый день теперь, Нике нет дела до того, что о ней думают другие. Теперь нет необходимости любить то, чем она занимается, любить что-либо и кого-либо. Достаточно просто выбрать. В нечеловечески пустом сознании киборга дозволено остаться только одной мысли.

«Теперь ты - моя программа, Маришка. И пока я делаю этот выбор, я – человек».

0
22:06
268

Достойные внимания