Яблочко

Дарья шла по лесу уже несколько часов, но усталости не чувствовала, ее гнала вперед жажда мести.

– Не скажет! – сердито бормотала она. – Не скажет и не надо, я и без неё найду. Мне бабушка еще в детстве показывала. Тоже мне, родственница, даже помочь не захотела.

Лес давно поредел, высокие деревья сменили чахлые березки, да поросшие мхом сосенки. Зато стало много острой осоки и длинного белоуса. Болото. Дарья перелезла через поваленное дерево, минуту помедлила и прыгнула на кочку, потом другую. Болотная вода осенью светлая и прозрачная, лохматые кочки, заросшие клюквой, хорошо видны издалека. Кое-где, в чистых просветах воды, плавает поздняя перелетная птица — кряква или серая утка. На твердых местах из земли торчат острые листья ночной перелестницы. Сейчас осень, а летом ее белые цветы пряно пахнут по ночам. Вдруг нога Дарьи ушла в пустоту. Задумавшись, она наступила на рыхлый, покрытый мхом пень, перепутав его с крепкой кочкой. Дарья не удержала равновесие и рухнула во весь рост, но сразу вскочила, рванулась вперед, выбралась на твердую землю. Она не промокла: специальный комбинезон с капюшоном, плотно застегнутый от горла до щиколоток, сапоги и перчатки — все оказалось как нельзя кстати. Не оглядываясь, она быстро пошла дальше. За болотом стояли кусты орешника и черной ольхи, спутанные малиной. Пришлось сделать крюк: через колючие кусты Дарья не полезла, побоялась порвать комбинезон.

Краем глаза она заметила в траве еле приметную тропу, которую пробили женщины с детьми, когда ходили за клюквой и грибами. Но ей сейчас не до грибов и тропа не нужна. Она хорошо помнила, как бабка водила ее, еще подростком, к Мертвой речке и именно туда лежал ее путь. Дарья издали увидела ориентир: в центре поляны возле огромного белого камня ель, да такая высокая и ровная, что, кажется, будто достает ветками до самого неба. Бабушка говорила, что это ель в лесу главная – мать всем деревьям. Если встать к ней спиной, лицом на север, то сразу увидишь две сосны, выросшие из одного корня и с перевитыми вершинами. Бабушка называла их близнецы – Иван-да-Марья. Дарья вспомнила, как она спросила, почему такое странное имя у сосен, ведь это название цветка с красными и синими цветами на одном стебле. На что бабушка ответила:

– Рожденные в один день, с одного корня эти сосны, как и тот цветок, никогда не расстаются при жизни и умрут в один день. Их объединили боги, и людям не под силу разлучить их.

Дарья обошла сосны, именно за ними и надо искать речку. Она шла медленно, с трудом вытаскивая ноги из травы, перелезая через поваленные деревья, раздвигая руками кустарник. Вот уж верно про Муромские леса говорят: «трава с травой сплетаются, дерево с деревом свивается». Просто непроходимые дебри.

Подняв тяжелые ветки ельника, Дарья вздрогнула от неожиданности: в узкой расщелине между камнями она увидела речку. Вода темная до черноты, и на ней ни листочка. У берега непроходимый лес, травы высоченные, а обрывистые склоны реки без единой травинки, и ни одного следа звериного. Никто не пьет этой воды.

Дарья пошла краем берега, внимательно глядя под ноги, чтобы, не дай Бог, не оступиться и не упасть в Мертвую речку. Совсем скоро она заметила, что речка становиться все уже и уже, а потом и вовсе исчезает в камнях у небольшого завала. Обойдя его, Даша стала внимательно вглядываться в сухую землю.

– Нашла, – обрадовалась она.

Чуть дальше завала, из земли, вытекал маленький ручеек, образую лужицу.

Именно этой воды ей и надо было набрать – в ней самая сила, так бабушка учила. Дарья сняла рюкзак, вынула фляжку, с привязанной к ней бечевкой, толстый несгораемый пакет и огромные резиновые перчатки. Надев перчатки, она ловко бросила фляжку в лужу, а когда та наполнилась водой, осторожно вытянула ее за веревку и, завинтив крышку, спрятала все в пакет.

– Теперь посмотрим, какой красавицей ты станешь, – прошептала Дарья.

Надо торопиться, осенью день короткий. Перемены она заметила не сразу: так же светило солнце, дул еле ощутимый ветерок, но какое-то напряжение уже повисло в воздухе. И вдруг она увидела, что огромные вековые сосны начали раскачиваться, да так, что казалось, сейчас упадут, вывернувшись с корнем. От неожиданности Дарья остановилась, на ее глазах, огромная вековая сосна стала уходить под землю.

«Карстовая воронка», – промелькнула в голове мысль, от которой все внутри похолодело. Такие воронки в Муромских лесах не редкость, здесь почти все озера карстового происхождения. Но чтобы так, на глазах... Не стало ни каких мыслей, воспоминаний, только дикий животный страх. Дарья залезла на камень, хотела бежать дальше, попятилась и упала. В тот же момент на камень, спасаясь от обвала, запрыгнул заяц и прижался к ней. Они так и сидели, с ужасом глядя перед собой. Время замедлилось. Она видела, как край обвала стремительно приближался, вот он поглотил кусты, маленькую березку, дошел до камня и замер, будто наткнулся на невидимую преграду, словно это был вовсе не камень, а вершина огромной скалы, уходящей корнями до самого центра земли. В наступившей тишине громко пискнула какая-то птичка, заставив Дарью вздрогнуть. Не вставая с места, вытянув шею, она посмотрела вниз. Бабушка говорила, что если края у воронки пологие, значит, обвал может продолжиться. Края ямы были почти вертикальные, из нее торчала верхушка сосны, как метла из кулька. Дарья облегченно вздохнула.

– Пронесло.

Она спрыгнула с камня и побежала, заяц поскакал рядом.

«Вот чудной, – улыбнулась Даша. – Возьму домой, удивлю детей».

Переходя небольшую полянку, Дарья заметила свежую просеку, идущую, как ей показалось, в сторону их деревни и пошла по ней. Через час просека неожиданно закончилась, и она оказалась в глухом лесу. Не понимая, как такое может быть, Дарья вернулась назад к поляне с огромным белым камнем и карстовой воронкой.

«Надо идти по солнцу», – решила она и подняла глаза к небу. Солнце, которое только что ярко светило над головой, скрылось за огромную тучу, которая заволокла все небо. Дарья спустилась с горки, пересекла тропку, обошла кусты дикой малины…, и через час оказалась у белого камня. Даша растерялась, ей стало жарко.

– Замкнутый круг какой-то. И что же теперь делать? – обратилась она к зайцу.

Тот будто понял, покивал мордочкой и запрыгнул на камень. Даша последовала его примеру, села рядом и вдруг разрыдалась. Она сидела на огромном белом камне, посреди дремучего леса, на самом краю карстовой воронки и ревела в голос, с причитанием, как раньше выли бабы от горя в бабушкиной деревне. Она размазывала слезы по лицу, жалея себя, покинутую и не любимую, своих детей, которые теперь останутся сиротами при живом отце, и проклинала самыми последними словами молодую девицу, влезшую «змеей подколодной» к ее мужу. Даша не просто ненавидела эту секретаршу, она хотела ее смерти.

– И куда только я смотрела? Почему не замечала? – всхлипывала она.

«А действительно, почему я не замечала»? – вдруг подумала Дарья и перестала плакать. Она принялась перебирать в голове картинки их счастливой совместной жизни — она в свадебном платье, Дима с двойняшками на руках около роддома, они вчетвером на отдыхе. Все было как всегда, ничего не изменилось в их отношениях ни за последний год, ни за последний месяц, даже вчерашний день. Муж ее любил так же преданно и нежно, как все прожитые годы. Если бы было по-другому, то в каких-то словах, мелочах, даже случайных взглядах — это проступило бы.

«Девица все врет, – ясно осознала Даша. – Нет между ними ничего серьезного. Поэтому и прибежала с рассказами и угрозами. Если бы он собирался уйти, сам бы сказал. Мы прожили вместе больше шестнадцати лет, но нас до сих пор связывает не только уважение, доверие, общие интересы, заботы о детях – нас связывает любовь и страсть. Это не предают».

Дарья вспомнила, как девушка подсела к ней в кафе, что находится рядом с институтом, где она преподавала.

– Можно? – спросила она, ставя свой поднос, хотя рядом было много свободных столиков.

Даша не успела ответить, как девушка продолжила:

– Я работаю секретаршей у вашего мужа, меня зовут Ирина.

– Дарья Николаевна, – ответила Даша просто из вежливости, а после заинтересовано спросила:

– Что-то случилось?

Ей было непонятно появление секретарши мужа за ее столиком, и она пыталась найти объяснение.

– Это уж вам решать, – усмехнулась девушка.

Она была совсем молоденькой, самое большее лет на пять старше ее детей, ярко накрашена, красиво причесана, а бледно-сиреневое платье, из тонкого трикотажа, подчеркивало стройность ее тела.

— Посмотрите.

Девушка протянула несколько фотографий. Дарья непроизвольно взяла. На первом же снимке ее муж обнимал эту самую Иру и смеялся.

– Мы уже давно любим друг друга и хотим пожениться, – с вызовом взглянув в лицо Даши, прокомментировала снимки секретарша.

Дарья недоуменно хлопала своими длинными ресницами, не понимая о чем речь. Заявление девушки было таким неожиданным, непредвиденным, что она не восприняла его всерьез.

– И? – произнесла Даша.

– Вы не даете ему развод.

– Развод? – переспросила Дарья Николаевна невыразительным голосом, и после паузы, которая показалась даже ей самой слишком затянувшейся, добавила: – Но он никогда не говорил о разводе.

Секретарша что-то отвечала, но Даша уже не слышала. Она наконец-то поняла, что пытается втолковать ей эта девица: у нее хотят отнять мужа. Даша попыталась представить свое будущее без него. Не получилось. Наглость этой молодой женщины приводила ее в замешательство. Ведь она вознамерилась не только разрушить так старательно созданный и оберегаемый Дашей семейный комфорт и покой, она посягала на ее любовь и счастье, а, возможно, и жизнь. В Даше стал закипать праведный гнев женщины — жены, против женщины — хищницы. Эта Ира отводила ей роль вещи, которую надо выбросить без всякого сожаления, только потому, что она постарела, значит, в ее понятии, стала ненужной.

Даша внимательно посмотрела на девушку. У нее была розовая, чуть загорелая кожа, насмешливый взгляд темных глаз, пухлые, ярко накрашенные губы, и... никаких мук совести. Даша даже не верила своим глазам.

«Она только что сообщила мне, что собирается разрушить мою семью, лишить двойняшек отца, и ей даже не стыдно».

– ….потому что он жалеет детей, – услышала она окончание монолога секретарши.

Фраза про детей, заставила Дарью очнуться и слушать дальше.

– Но если вы не уберетесь добром, я обращусь к колдунье, – девушка перешла на шепот, причем лицо ее изменилось, внешнее спокойствие и хладнокровие вдруг оставили ее, черты исказились, обезобразились, будто от жары потек грим на лице старой кокетки и обнажил все изъяны, что она так старательно замазала. – И ты сдохнешь! – выдохнула девица.

Дарья бросила фотографии, которые продолжала держать в руках, на стол. Если бы они были в кафе одни, она бы ее ударила. Даша была выше ростом, крепче, и то, что она повыдергала бы этой проходимке все ее жиденькие волосенки, у нее сомнений не оставалось. Дарья глубоко вздохнула, прежде чем продолжить, с явным усилием сдерживая себя. В этом кафе она обедала постоянно, и за соседними столиками сидели коллеги по работе, студенты: скандал был ей ни к чему.

– Я превращу тебя в жабу, – так же тихо, как прежде девица, пообещала Дарья, срывающимся от негодования голосом.

– Как страшно, – девушка хохотнула. – Я тебя не боюсь.

Она откинулась на спинку стула, стараясь держаться высокомерно, как в самом начале разговора, но было заметно, что у нее не получается, что-то ее напугало. Это была явно ни Дашина словесная угроза, в такую чушь ни один здравомыслящий человек не поверит. Возможно, на девушку повлияла молния, сверкнувшая на небе одновременно с последней фразой, которая непонятным образом отразилась в глазах соперницы.

– А следовало бы.

Дарья резко встала, взяла со стола одну фотографию и вышла из кафе. Ей хотелось срочно найти мужа, заставить его объяснить, что происходит. Нет, не верно. Она хотела, что бы он ни объяснил, а все опроверг, прижал к себе, успокоил. И было страшно. А вдруг эта девчонка права, и он только ждет подходящего повода, что бы расстаться.

«Девица смелая, ничего не скажешь. Пугать меня вздумала. Да в моем роду – все женщины колдуньи. Я ей покажу, как чужих мужиков привораживать».

Дома, с трудом сдерживая нервную дрожь, Даша аккуратно оторвала ту часть фотографии, где был запечатлен ее муж, потом провела по оставшейся части снимка ладошкой, будто стирая что-то. Огрызок фотокарточки сразу потемнел, а заодно и лицо секретарши. Но этого Дарье показалось мало. Она всерьез решила превратить девчонку в жабу, обрызгав ее мертвой водой. Быстро собрав вещи, она помчалась к тетке Наталье, которая после смерти бабушки жила в ее доме под Муромом. Но тетка наотрез отказалась давать мертвую воду.

– Я людей лечу, помогаю, а ты свою душу загубить хочешь. Не любит он ее, точно тебе говорю. Девчонка виновата только в том, что пыталась соблазнить твоего мужа. А когда с ним ничего не вышло, решила повлиять тебя. И смотри-ка, с тобой у нее все получилось. Ты занервничала, а ей именно это и было нужно — посеять сомнение, заставить тебя скандалить, наделать глупостей.

«Почему я тетке не поверила»? Даша встала, потом опять села. «Таких дур, как я мало». Она вспомнила, как после разговора с секретаршей, ворвалась в свой дом, хватая на ходу вещи, продукты, на какой скорости вела машину до теткиной деревни.

Девочка, конечно, подлая и проучить ее надо, что бы в чужие семьи не лезла, но не в жабу же...

Дарья перебирала в памяти произошедшие события, придумывала способы мщения и не заметила, как прошло время. Она спохватилась, когда стало вечереть.

«Что это со мной? – забеспокоилась она. – Я, как ненормальная «Аленушка», сижу в лесу на камне, о жизни своей думаю, а беды и не замечаю. Неспроста все. Как я в потемках из леса выбираться буду?»

Сначала она хотела пройти, сколько успеет засветло, но потом решила остаться здесь: камень большой, да и нагрелся за день, а на мокрой и холодной земле можно серьезно простудиться. Дарья огляделась по сторонам и горько усмехнулась. Место для ночлега самое подходящее: с одной стороны болото, с другой карстовая воронка, которая может в любой момент проглотить ее вместе с камнем, а где то рядом, за кустами речка с мертвой водой.

«Так мне и надо. Бабушка всегда говорила, «что посадишь, то и вырастет». Хотела неприятностей глупой девчонке, попробуй теперь сама выжить».

Дарья сняла рюкзак, достала сухари, воду — все, что успела захватить с собой, выбегая из дома. Заяц, про которого она уже забыла, стал стучать лапкой, прося хлеб.

– Да ты чей-то, ручной совсем, – догадалась Даша, отламывая ему сухарь. – Хочешь, пойдем со мной к тетке Наталье, поживешь у нее?

Смотреть на воронку настроения не прибавлялось, и Даша повернулась в сторону скрещенных сосен. Только теперь она обратила внимание, что у сосен так же перевиты стволы, как и шеи у лебедей, что изображены на западной стене Дмитровского собора во Владимире. Это сравнение подтолкнуло к воспоминаниям.

Даша училась в педагогическом институте на историческом отделении и писала курсовую работу «Тайны символов Дмитровского собора во Владимире». В то лето, когда она познакомилась с Димой, собор реставрировали, и вокруг него возвели строительные леса. Даша решила, что такой возможности, посмотреть рельефы собора вблизи, больше никогда не представится и полезла на леса. Вернее сначала она дождалась, пока реставраторы закончат работу и уйдут, потом перелезла через забор и поднялась на самый верх собора. Ей, выросшей у бабки в деревне, и умеющей лазить на высокие деревья, это было легко. Да и что могло быть сложного, когда с настила на настил вели лестницы. Перелезая через невысокие ограждения, она снимала рельефы храма, уверенная, что эти снимки дополнят ее курсовую. Даша уже сделала множество фотографий и только удобно устроилась, что бы снять лебедей с перевитыми шеями, как за спиной раздался строгий окрик.

– Вы что делаете? Здесь посторонним находиться нельзя. Быстро спускайтесь.

Даша нажала на кнопку фотоаппарата, проверила, как получился снимок, и только потом обернулась. Строгое выражение на лице парня сменилось удивлением, а потом растерянностью, к которому примешивалась некоторая доля восхищения. Даша, привыкшая к подобным взглядам, небрежно откинула назад темные волосы и взмахнула длинными черными ресницами синих глаз. Парень, не произвел на нее ни какого впечатления: среднего роста, волосы карие, крупный нос нависал над четко очерченным ртом с приподнятыми уголками губ. Вот только загорелый мощный торс, который оттеняла белая футболка, и заслужил ее одобрение.

– Я не посторонняя, учусь в педагогическом, мне надо сделать фотографии для курсовой работы.

– И какая же тема?

Парень доверчиво смотрел на нее своими странного цвета светло-серыми глазами в желтую крапинку и уже не пытался выгнать.

– Схожесть символов, изображенных на стенах Дмитровского собора во Владимире с символами древних шумеров.

– И что, много общего? – поразился парень, обводя глазами стены собора в пределах видимости, будто пытаясь убедиться сам в достоверности ее слов.

– Достаточно, – авторитетно заверила Даша. – Львы с общей личиной –маской, то есть общей головой; львы вперекрёст; герой, поражающий льва; зверь на задних ногах у дерева; сцены терзания жертв хищными зверями и птицами; образы парных львов; эти лебеди, с перевитыми шеями, – она указала рукой на птиц, у которых как раз стояла. – Некоторые ученые считают, что все это восходит к камнерезному ремеслу Месопотамии четвертого тысячелетия до нашей эры. – И, видя, что парень сомневается, добавила: – На печати Урука из Месопотамии, и на Палетке Намера из древнего Египта изображены звери с перевитыми шеями, так же, как и эти лебеди.

– Далековато от Владимира, – усмехнулся парень.

Не сознавая того, он ее обидел, задел самолюбие. Даша очень серьезно интересовалась историей собора, его тайнами, часами просиживала за старинными книгами и архивными документами, и вдруг такое пренебрежение.

– А вы, извините, кто по специальности?

Парню на вид было лет двадцать пять, и, по ее мнению, он должен быть уже человеком с профессией: либо реставратором, либо охранником. Она предположила второе, потому и задала свой вопрос пренебрежительным тоном.

– Заканчиваю «строительный», летом подрабатываю здесь. – Студент явно сожалел о своем замечании и попытался помириться. – Расскажите, мне интересно.

Даша улыбнулась. Эта покорность ей понравилась.

– Шумеры были пришлым народом на территории Междуречья, считается, что раньше они жили на горе, но рядом с морем.

– Как же это определили? – опять удивился и не поверил парень.

– Они строили храмы на искусственных насыпях или на сложенных из кирпичей холмах, подобный обычай мог возникнуть только у людей гор. И еще, слова «страна» и «гора» у них писались одинаково, но они были и прекрасными моряками, создавали оросительные системы.

Дмитриевский собор во Владимире был построен в двенадцатом веке князем Всеволодом Большое Гнездо. Великий князь Всеволод (в крещении Дмитрий) посвятил собор своему небесному покровителю – Святому Великомученику Дмитрию Солунскому. Но построен этот храм в цветочно-зверином стиле, который имеют строгую локализацию – северо-восток России. Больше подобные храмы ни до, ни после нигде не строили. Эти земли в те времена, когда строился собор, населяли угро - финны: меря, весь, мурома. Возможно, на стенах Дмитровского обора нашли отражение их мировоззрения.

Слово «муром» — с угро-финского переводится как люди живущие «на горе у воды». И шумеры, и мурома были темноволосыми (шумеров называли «черноголовые»), приносили в жертву своим богам рыбу на горе, имели похожее мировоззрение. Они делили мир на три части: верхний, где жили боги, средний, населенный людьми и нижний мир, где обитали мертвые и демоны. Возможно, в глубокой древности шумеры и мурома жили где-то на одной горе, или у одной воды.

– Вы сами сделали такой вывод? – хитро прищурился парень.

– Сама, – согласилась Даша и рассмеялась. – Мне хочется думать, что мои предки, мать родилась под Муромом, и шумеры имели что-то общее в культуре.

– Я всегда считал, что вся эта резьба, — он указал на стены, – только для красоты.

– Вот с украшательством, вы не правы. Когда строили этот храм, декоративно-прикладного искусства не существовало вовсе. Орнаменты вышивки, рисунки на серьгах, колтах, прялках, домашней утвари несли глубокий смысл — это заговоры, которые либо отгоняли злые силы, либо призывали в помощь добрые. Что и говорить о храмах. Здесь каждый знак, каждый символ имел определенное значение и помещался на конкретном месте.

У современных ученых разные мнения, но все они сходятся в одном: все эти символы не случайны, они скрывают тайны, которые современные люди не могут прочесть. Только предположения, догадки.

– До сих пор так и не раскрыли ни одной тайны, даже самой малюсенькой? – удивился парень.

– Хотите, я прочту вам, что написано здесь? – развеселилась Даша. Парень ей вдруг понравился. Она положила руку на одного лебедя. – Похожий символ на Палетки из Нармера считается символом объединения Верхнего и Нижнего Египта. Это символ единства.

– Единства? – парень положил руку на другого лебедя.

– Объединения, соединения, воссоединения, иными словами – единство. Моя бабушка живет в деревне под Муромом, каждую весну на озеро возле ее дома прилетают лебеди и так же нежно перевивают шеи друг с другом перед свадьбой. В день их прилета, бабушка говорит такие слова: «Как на море, на Океане, на острове Буяне есть бел горюч камень Алатырь, на том камне стоит стар старичок, кланяется на четыре стороны, а сам приговаривает: Как ручей с ручьем сбегаются, лес с лесом срастаются, цвет с цветом слипаются, трава с травой свивается, всякая Божья тварь соединяется с себе подобной, так и люди должны жить между собой в любви и единстве, да Божьему свету радоваться».

Эти слова говорила ее мать, и мать ее матери. Думаю, это заклинание, что бы был мир и любовь на земле, повторяли женщины нашего рода из века в век.

Через полгода Дарья и Дмитрий поженились.

Зайцу надоело сидеть на камне, он запрыгал, отвлекая Дарью от воспоминаний. Она достала фляжку и вылила воду на землю.

«Он меня любит, и всегда будет любить. Не стану я девчонку морить».

От воды пошел пар, трава вокруг пожухла и съежилась.

«Надо же, – даже подивилась Дарья, – вода и правда мертвая».

Она подумала и забросила фляжку в воронку вместе с пакетом и перчатками.

Темнело быстро, Дарья вытянулась на камне. Жестко, зато тепло. Заяц уснул, прижавшись к ее боку. Присутствие маленького зверька странным образам успокаивало Дарью: все не одна. Вскоре между верхушек деревьев замелькали звезды. Дарья отыскала Полярную звезду, стала на нее смотреть.

«Она хоть и маленькая, а главная на небе», вспомнился бабушкин рассказ. «Другие звезды вокруг нее ходят, а она, как пастух, всю ночь на одном месте стоит».

Потянул ветерок, тревожно зашуршали подсохшие и пожелтевшие листья на деревьях. Не раз слышала Дарья живые звуки, хруст веточек под чьими-то ногами, шорохи, будто далекие вздохи. Она прислушивалась, всматривалась в темноту. Только бы яма не обвалилась, а так кого в лесу ночью бояться? Волков и медведей давно никто не встречал, для собак далеко, люди по домам спят, в леших она не верила.

Дарью разбудил заяц, как только солнце позолотило край неба над лесом. Он стучал лапками по камню, просил хлеба. Опять пришлось делиться сухарями. А что делать? Как откажешь, когда заяц так смешно лапками бьет, будто пляшет. Да и на камне долго не пролежишь, все кости разболелись.

Лес просыпался, в чаще летали рябчики, перепархивали дятлы. Белка взбежала по соседней сосне, завозилась в сучьях. Громко захлопал крыльями тетерев, который где-то слетел с дерева. Дарья подождала, пока солнце поднялось над деревьями – по Муромским лесам в темноте не побегаешь: бурелом да болото.

Дарья посмотрела на воронку: вроде больше не разрослась, заглянула вниз, бирюзовая вода закрывала дно, и фляги с пакетом не было видно. Дарья спрыгнула с камня и только тут сообразила, что он оставался теплым всю ночь. Она вернулась, потрогала его рукой – горячий. Дарья удивленно хмыкнула. «Чудеса. Может быть это и есть «бел горюч камень Алатырь», о котором в бабушкиных сказках говорится?»

Она пошла тем же путем, что и пришла сюда, как ее бабка водила, не сворачивая на просеку. Прошла немного и услышала далекие, но явные звуки, будто в колокол били. Так стучать могут только люди. Не раздумывая, Дарья пошла на звук, он рос, усиливался, и вскоре она вышла к своей деревне.

Как оказалось, это стучала палкой по железной рельсе ее тетка. Когда Даша не пришла ночевать, она разволновалась, и чтобы ей легче было выбраться из леса, стала стучать.

– Ну что, набрала? – сердито спрашивала тетка Наталья, наливая суп в тарелку.

Суп был из белых грибов, сваренный по бабушкиному рецепту, с кореньями, приправами, запах стоял такой, что у голодной Даши скулы свело.

– Набрала, – в тон ей ответила Дарья.

Она съела суп и, сразу разомлев от еды, тепла, запахов сушеных трав, фруктов и воска, подобрела. Она посмотрела по сторонам, все как было при бабушке: на стенах развешаны пучки высушенных трав, коренья, на печке огромный кот, который даже не поднялся при ее появлении. Ей стало стыдно и за вчера, когда поругалась с теткой, и за сегодня.

– Прости меня. Я не сдержалась. Никогда такого не было. Вылила я воду. Пусть живет.

– Говорила же, это все твои выдумки.

– Не мои. Добром эта секретарша не отстанет, так и будет мужу что-то подливать, да подсыпать. Еще отравит.

– Да забудь ты. Не любит он ее. Девчонка сама все подстроила. Хоть и молодая, а верно рассчитала: ты занервничаешь, наделаешь глупостей, будешь скандалить, а тут она ласковая да добренькая. Удержать всегда труднее, чем создать новое.

Тетка поставила на стол две чашки с чаем, села рядом сама.

– Я уже и сама это поняла. Поговорю с мужем, уверена, и без колдовства все обойдется.

Дарья достала из сумки кусок фотографии, глянула и даже сама поежилась. Снимок потемнел. Она торопливо накрыла его ладошками, согревая, а когда убирала руки, то будто сняла что-то и выбросила в растопленную печку. Лицо на фотокарточке посветлело. Дарья облегченно вздохнула.

– Погоди-ка, – тетка взяла в руки фотографию, стала внимательно разглядывать. – Я ее знаю. Лечила в прошлом году.

Дарья с удивлением уставилась на тетку. Та, будто не замечая ее волнения, спокойно продолжила:

– У нее с детства экзема была, ни каким лекарствам и диетам не поддавалась, даже мне пришлось немало потрудиться, что бы ее вылечить. А ты враз все мое колдовство вместе со своим и сняла. Что же теперь с девчонкой будет?

– Что Бог даст, то и будет. – Дарья взяла у нее из рук карточку и бросила в огонь. – Бабушка всегда говорила, болезни разные бывают: одни насылаются людской злобой и завистью, а другие как Божье наказание. Ты в следующий раз лучше смотри, прежде чем лечить.

– Пожалела, молоденькая, хорошенькая, так плакала, – оправдывалась тетка Наталья.

– И что, сильная экзема была? – стараясь придать голосу как можно больше безразличия, спросила Дарья.

– На теле, шеи, даже на лице пятна были, еле вылечила, а теперь все вернется.

Тетка говорила тихо, виновато опустив глаза.

У Дарьи отлегло от сердца, причем так явно, что тетка заметила и решила не дать ей расслабиться.

– Ты, чем о девчонке думать, лучше бы собой занялась. Тебе ведь уже лет тридцать семь будет?

Дарья кивнула.

– Меньше никто и не даст, если только не больше.

Дарья разозлилась.

– У меня двое детей, работа, семья, когда мне по тренажерным залам и косметологам бегать?

– Было бы желание, а время найдется.

– Может быть ты и права, – с грусть в голосе согласилась Дарья.

Она непроизвольно расколола заколку, волосы тяжелой волной упали на спину. – Надо что-то менять, а то вдруг еще одна такая старательная найдется и муж меня бросит.

– Не бросит. – Тетка посмотрела как-то загадочно. – Он же у тебя заговоренный.

– Да ты что!? – обиделась Дарья. – Мы так любили друг друга, что и ворожить было незачем. – Она помолчала и добавила: – Да и сейчас любим.

– Вот и я говорю, – усмехнулась тетка. – Ты не только его, но и себя заговорила. Там, на соборе.

Дарья аж рот от удивления раскрыла.

– Все-то ты знаешь.

– Работа такая, – парировала тетка.

– Тот заговор «на единство» я просто так прочитала, бабушка говорила, что это не приворот, – постаралась оправдаться Дарья.

– Это верно. Им приворожить нельзя. Но заговоры «просто так» не произносят. А тот особенный, его в старые времена молодым на свадьбе читали, что бы жили в любви и согласии, и сохранили преданность друг другу до самой смерти, как лебеди. Чтобы не могли злые люди разлучить тех, кого соединил Бог.

Так что поезжай домой, а то муж волнуется, да и дети тоже. Где телефон-то твой?

– Нарочно дома оставила.

– Вот дуреха. А если бы случилось что в лесу? – И, видя, что Дарья заволновалась, постаралась успокоить: – Не переживай, я им еще вчера позвонила, сказала, что заболела, а ты приехала меня навестить.

Дарья только головой покачала. Тут она увидела зайца, который грыз морковку под лавкой.

– Так это твой заяц?

– Машин. Она его весной маленьким из леса принесла, теперь у меня живет.

– Маша, как и ты, целыми днями по лесу бродит. Опасно для девочки, – возмутилась Дарья.

– Для Маши нет. У нее уже сейчас силы больше чем у моей матери, бабки твоей. Хорошая колдунья вырастет, правильная. Её учить одно удовольствие.

Голос тетки Натальи потеплел.

– Поеду я.

Даша встала.

– Да ж, пора, – согласилась тетка. – Возьми ведро клюквы, сама собирала.

– А молодильных яблочек у тебя случайно не найдется?

Тетка в свои шестьдесят пять выглядела самое большее на пятьдесят.

– На яблоки в этом году неурожай, если хочешь, немного антоновки моченой положу.

– Положи, – хохотнула Дарья.

Ей вдруг стало легко и весело. Выходя из комнаты, она озорно подмигнула в зеркале молодой голубоглазой красавице с темными волосами.

Джип застрял в непролазной грязи сразу за воротами. Дарья вышла, ругаясь и злясь, нашла какую-то палку, подложила под колесо. Когда вернулась в кабину и села за руль, неожиданно увидела яблоко на березе. Дарья опять вылезла из машины подошла к дереву. Яблоко было не привешено, а именно росло. Даша, не удивляясь, сорвала его и откусила. Красное, спелое оно так и брызнуло соком. Дарья вытерла подбородок.

– А сказала, неурожай.