Аттракцион

В выходные центр столицы кишит людьми. В основном приезжими и торгашами, жаждущим на них нажиться. На два дня широкая длинная пешеходная улица становится импровизированным карнавалом. Продавцы сомнительных развлечений заманивают приезжих и гуляк громкой музыкой, цветными париками, воздушными шарами и бесплатной выпивкой. Флаеры с рекламой магазинов, ресторанов, клубов и массажа с полуголыми дамами шуршат под ногами как опавшие листья.

Сквозь шум горластой толпы прорвался противный визг автомобильных шин, а следом звонкий удар. Тут же заверещали женские голоса. Бессмысленный писк и вой. Прорываясь через галдёж и стоны ужаса, кто-то пытался докричаться до скорой помощи. На обочине дымился кабриолет. Сплющенный об дерево, с грязными осколками лобового стекла он пустовал. От разбитой машины тянулся длинный багровый след. Будто кто-то взял гигантскую кисть, мокнул её в ведро с кровью и нарисовал на асфальте рваные полосы.

В алой фате, посреди чёрной липкой лужи сидела молодая женщина. Она молча смотрела на растерзанное тело мужчины. Половина его лица изуродована, то что осталось, валялось вразброс. Она нашла взглядом правую руку, на безымянном пальце блестело новенькое обручальное кольцо. Посмотрела на своё. Зубами стащила его и выбросила в газон. Очнулась, когда взвыли сирены скорой помощи и полицейских машин. Вскочила и кинулась в траву. По дороге до больницы она молчала, почти не двигалась и не дышала. Её большие сухие глаза так и остались чёрными и пустыми. Только теребила в пальцах обручальное кольцо, грязное от земли и запёкшейся крови.

***

Врач сочувственно кивал, когда она говорила. Всячески подбадривал:

— Яна, дорогая, это же очевидно что вы пошли на поправку. Еще пара дней и можете ехать домой.

— А что дома, тишина как в могиле? Никто не ждёт. Кота что ли завести, — её неподвижное лицо казалось восковой маской. Живыми казались две чёрные дыры-глаза и равнодушно болтающий рот.

— Таблетки помогут, не попускайте приём и всё наладится.

— Нечему налаживаться. Они погибли из-за меня. Я не должна была садиться за руль. И тот кабриолет — это была моя тупейшая затея. Макс на всё соглашался. Лишь бы мне было хорошо. Теперь так плохо, что всё равно, буду я жить или нет.

— Всё наладится, дайте себе время. У вас наверняка есть увлечения, хобби, может что-то, что вы хотели сделать, но не решались? Пробуйте что-то новенькое.

— Мне и так норм. Всё бессмысленно. Как бы вам объяснить. Такое ощущение, словно меня заживо выпотрошили и набили ватой, — Яна равнодушно пощупала себя за грудь, руки, провела пальцами по жгутам шрамов на запястьях, почесала голову. Уныло посмотрела сквозь психиатра и продолжила говорить, не замечая озадаченного врача напротив. — Мы сели в арендованный кабриолет, как в фильмах. Я за руль. До этого привязали сзади на ленты консервные банки. Подсмотрела в фильмах. Вы не представляете сколько тунца пришлось нам с Максом съесть, чтобы собрать дюжину банок. Пол года собирали, специально для того чтобы с шумом и грохотом умчаться из ресторана в свадебное путешествие. А оно сорвалось. Как и вся наша жизнь. Их больше нет. Одна, я никуда не полетела. Во-первых, это бы выглядело странно: я только что убила своего мужа и ребёнка, а во-вторых, какой теперь в жизни смысл? Но билет на Мальдивы я сохранила, от теперь у меня всегда со мной, не даёт забыть, о том что я сделала, — Яна достала из рюкзака паспорт и сунула врачу ламинированный авиабилет на двоих. — И фото ребёнка с собой есть, — она ещё поковырялась в рюкзаке и вынула небольшую рамку с чёрно-белым фото УЗИ, — ему было одиннадцать недель.

— Вы хотели сказать плоду? — Врач с состраданием смотрел на невозмутимую Яну.

— Я считала его ребёнком. Хотя даже не знала кто он будет. И Макс считал, так и говорил: наш ребёнок.

— Яна, а как вы сейчас относитесь к тому, что произошло с вами год назад? — врач пристально рассматривал неподвижное лицо пациентки.

— Обычно. Люди умирают. Все, кроме меня, хотя честно пыталась. Нужно было в окно, — она погладила шрамы на руках. На секунду врачу показалось, что на онемевшем лице дрогнули мускулы. Но тут же оно снова стало ровным и гладким, как глиняная маска.

— Я готов вас выписать через неделю, если будете принимать таблетки, походите в группу и не будет делать это, — он кивнул на рубцы от порезов на запястьях. Вдруг станет хуже, сразу набирайте меня. В любое время, — она моргнула.

— Пусть станет хуже, пусть хоть как-то будет, только бы не эта вата внутри. Я будто тряпичная кукла.

***

Медленно, не оглядываясь, Яна вышла из психиатрической клиники, набросила полупустой рюкзак на одно плечо и побрела прочь. Её никто не забирал и не ждал. Домой идти не хотелось, там пустынно и наверняка что-то испортилось и завонялось. За год она пять раз лежала в психиатрической клинике. Обращалась сама, по доброй воле, после того как начальник грозился уволить, если она ничего не сделает со своей жизнью.

Из больницы Яна пошла туда, где много полупьяных людей, шумно и вечные стычки приезжих с местными — в центр города. Захотелось пройтись по площади и смешаться с толпой. Она шла сквозь орущую человеческую массу и пинала ногами мусор. Прохожие весело толкались, кто-то наступал Яне на ноги, одна мамаша наорала за то что она не пропустила её ребёнка на самокате. Тусклые глаза Яны не выражали ничего. Пустота.

Она двигалась по центральной площади столицы как ледокол по пустыне — бездумно расталкивала песчинки человеческих тел. Чувствовала себя чужеродной и безобразно-огромной в этом однородном горячем леднике.

— Смотри куда прёшь, дурища! — не неё шикнул уличный фотограф с маленькой нарядной обезьянкой на плече. Животное увидело Яну, зашипел, клацнуло зубами и спряталось на макушке хозяина.

— Я тут никого не вижу, — равнодушно отмахнулась Яна.

Она шла к круглому, звенящему брызгами фонтану, возле которого под громыхающую музыку танцевали подростки. Сбоку, у входа в арку, сразу за фонтаном одиноко маячила долговязая мрачная фигура в серой рвани. Обноски плыли по ветру, пытались оторваться от обтянутого кожей человеческого существа. Оно не двигалось даже когда цыганята подбегали и тыкали ему в живот палками. Яна заметила глаза. Они светились золотом из-под косматых насупленных бровей. Ссохшийся человек стоял у огромного рекламного плаката. Текст на полотнище в бурых брызгах имитирующих кровь, зазывал посетителей в Комнату страха: «Смертельный аттракцион. Хотите пощекотать нервы? Проверить себя на прочность? Вам сюда». Внизу приписка детским почерком: маленькие неровные буковки: «Войдя туда однажды, обратно можешь не вернуться никогда».

Яна обошла исступлённо пляшущих подростков. Молодая цыганка обычно пристающая к прохожим, двинулась навстречу, уже раскрыла рот в призыве погадать, но наткнулась на пустой, мёртвый взгляд Яны и быстро отошла назад к стене, у которой высматривала простаков.

— Я хочу билет в Комнату страха, — Яна вплотную подошла к странному бледноликому человеку с глубокими чёрными морщинами на узком лице. От порыва ветра ошмётки одежды, как содранные лоскуты кожи коснулись её щёк. Понесло сыростью и гнилью. Яна вяло отмахнулась.

— Касса там, — голос человека звучал тихо, но властно, шелестел из его рта и отовсюду. Он кивнул в сторону арки дальше за фонтаном.

— А вы кто? — Яна всматривалась в жёлтые не моргающие глаза диковинного человека.

— Хозяин.

— Хозяин чего?

— Хозяин всего.

— Ладно мутно это всё. Мне нужна встряска. У вас там правда страшно? Нужно чтобы было жутко до мороза по коже, иначе нет смысла идти, — Яна отмахивалась от тканевых клочков-щупалец.

— Касса там, — он снова кивнул на тёмный проём в арке.

— Как хотите, но с клиентами не так нужно разговаривать. Вы их отпугиваете своим видом и хамством. Мне то пофиг, но другие посетители не зайду к вам. Вам что, не нужны деньги?

— Нужно купить билет в кассе, — человеческое существо внимательно смотрело на Яну и сбивчиво дышало.

— Иду уже. Вы говорите что-то другое? Как попугай: одно и тоже, одно и тоже, — она быстро вошла в арку. Если только что площадь разрывалась от трезвонов громкой музыки, резких криков, гула голосов возбужденных прохожих и монотонного плеска фонтана, то за изгибом-проходом звуков не было. Внезапная тишина, царившая в прохладном закоулке была чересчур мёртвой.

То что человек в дранье называл кассой, было ржавым автоматом с жетонами. Правда на него зачем-то приделали огромную жёлтую жестяную дугу с большими красными буквами «Безвкусица. Помню такую табличку видела в детстве, когда папа водил меня в приезжий цирк. Там были жуткие клоуны с белыми лицами, круглыми носами цвета крови и несчастные тигры. Хотелось убить людей и спасти животных. Блядский цирк» — Яна сунула в автомат новенькую купюру и вынула из него металлический грязный жетон. Она сковырнула с него налипший бурый сгусток и прочитала надпись: билет в один конец.

«А что, уже интересно. Чем меня удивишь, странный мужичок, Хозяин всего» — кривая ухмылка скользнула по гладенькому лицу.

Яна поднялась по трём каменным ступеням отполированным подошвами посетителей. Толкнула металлическую дверь. Та ржаво заскрипела, но легко отошла в сторону. В ноздри ей ударила волна тошнотного зловония. Несло ужасно: смесь застарелого грязного белья, окурков, блевотины и прелой плесени, быстро расползавшейся по скользким стенам. Яне показалось, что она чувствует запах гнилой плоти. Внутри было промозгло, сыро, но не холодно. Дверь бесшумно закрылась. Свет исчез. Резкий металлический скрежет разорвал тишину. Перед лицом Яны вспыхнули два жёлтых глаза.

— Заплати! — угрожающе зашелестел голос. Яна заорала. Из её груди вырвался резкий вопль ужаса. Она стояла в чёрной комнате и кричала. На секунду замолкла и взорвалась смехом.

— Ой, не могу! Кого вы этим хотели испугать? Вонища, гаснет свет, тишина и вдруг из темноты кто-то выскакивает. Дешёвые трюки скримеров! Сейчас людей так не пугают. Вы хоть знаете чего мы боимся? Господи, наймите молодого сотрудника, пусть для начала проветрят вашу комнату. И вымоют. Стерильность, вечное существование без чувств — вот что страшно: пустая, выхолощенная жизнь без смысла. От этого люди из окон выбрасываются. Не справляются с жизнью без любви. А вы тут тухлятину натолкали, — Яна остановилась и отдышалась. Рядом слышалось недовольное сопение.

— Заплати! — настаивал голос.

— Куда сунуть жетон? Зануда! — Из тьмы появилась примятая жестяная копилка. Яна хмыкнула и сунула жетон в щель.

Внезапно исчезли все запахи и звуки. Глаза ослепила яркая вспышка света и снова темнота.

На глазах тёмная повязка сквозь неё ничего не видно. Сердце возбуждённо колотится, нос щекочут приятные запахи моря, цветов и еды.

— Макс, ну зачем тратился? Мне и простого ужина дома было бы достаточно, — Яна сняла с глаз тугую повязку. Пошатнулась и ухватилась за предвкушающего её реакцию Макса. В лицо подул солоноватый морской бриз, он тут же смешался с запахом пионов и жареного мяса. С крыши, где был накрыт стол на двоих, виднелся причал с яхтами и заходящее красное солнце.

— Всё как ты любишь. Стейк медиум рер: сверху хрустящая корочка, а внутри немного крови, — он прижал с себе растроганную Яну, и крепко поцеловал в её раскрытый от удивления рот. Она обняла его в ответ. С силой сцепила пальцы на Макса спине, вжалась в него и замерла. Яна могла бесконечно стоять и слушать как бьётся его сердце. Он засуетился.

— Мясо остынет. Садись скорей.

— Люблю тебя безумно! — Яна сидела напротив Макса и всматривалась в его загорелое лицо. Намечающуюся складку между бровей, вечно блестящие как от слез глаза, нос с горбинкой, результат драки в детстве. Смотрела и любила каждый миллиметр. Яна протянула руку, чтобы коснуться его.

Сначала задребезжала макушка. Тёмные волны волос медленно растворились в горящем от заката небе. Затем растеклись по ветру влажные глаза, бризом унесло горбинку с носа. Яна наблюдала, как его парящие в небе губы шептали: я люблю тебя.

— Нет! Вернись! — в затхлой комнате задребезжал свет электрической лампочки. Отчётливо виднелась гнилостная плесень на скользких стенах. В углу стоял лоскутный человек и возил пальцем по зелёным камням. Звук выходил протяжный и тревожно ноющий.

— Дальше? — жёлтые глаза Хозяина сияли.

— Мясо было вкусным. Запахло как настоящее. Браво! Иллюзия почти реалистичная, — Яна наморщила нос и отвернулась от бледного лица с самодовольной ухмылкой. Не завтракала и не обедала ещё. Постоянно забываю что нужно есть.

— Идёшь дальше?

— Я за этим и пришла — пережить хоть что-то. Но пока внутри пусто. Хотя вру. Труха. Влажные тяжёлые опилки. Я бы тебе показала, но не могу разорваться и вывернуться на изнанку, хотя до зуда в костях хочется освободиться, очиститься и вымыться. Могу чуть вскрыться, — она вытянула руку, развернула запястье к тощему бледному существу у стены. На тонком запястье Яны виднелось множество старых шрамов, и несколько свежих, ещё с запёкшейся кровью.

— Кыш отсюда, замарашка. Пора купаться.

Откуда-то появился шум водопада, и комната заполнилась густым тёплым паром. Картинка реальности смазалась. Сначала горячая вода обволокла обнажённые ноги, затем ягодицы, лизнула плечи и остановилась на шее.

— Ух, ты любишь погорячее! — голый Макс сунул руку в ванну, где расслаблено лежала раскрасневшаяся Яна. — Я не полезу к тебе, не хочу свариться, — он подмигнул, нарочито стыдливо прикрыл руками окрепшую промежность.

— Тогда я вылезу к тебе, — она как смогла быстро, выбралась из ванны. Под ней растеклась лужа. Мокрая и жаркая, розовым телом Яна прильнула к бронзовокожему Максу. Он поднял её на руки и отнёс на кровать. Гасить свет не стали. Им нравилось рассматривать друг друга. Спустя час, уставшие, счастливые, они валялись на влажной от пота простыне. На белом полотне вперемешку лежали их спутанные части тела: тонкая щиколотка, загорелая рука на округлой бледной ягодице, широкая мясистая спина из-под которой торчала прядь тёмных длинных волос.

— Если это будет мальчик, назовём Ян. В честь тебя, — Макс гладил Яну по гладкому, пока ещё плоскому животу.

— Если девочка то Максина или Максимилиана? Тогда лучше мальчик, — Яна хихикнула и по-детски громко чмокнула его в щёку.

— Я долго думал, и придумал: нам нужно пожениться. Можешь считать меня старовером, но пусть ребёнок родится в браке? Скажи, что ты согласишься, ну, пожалуйста, — он смешно надул губы, поцеловал Яну в пупок, быстро встал с кровати и подошёл к тумбочке. Яна перевернулась со спины на живот и жадно рассматривала Макса.

— Если после банального штампа в паспорте твоя задница останется такой же прекрасной, я соглашусь на всё, — она послала воздушный поцелуй. Макс быстро что-то взял из ящика и развернулся к кровати. Голый, со свисающим болтающимся отростком, он встал на одно колено и протянул Яне раскрытую бархатную красную коробочку с тонким колечком. Она еле заметно покраснела и протянула руку навстречу. Изделие из драгоценного металла легко скользнуло на тонкий палец.

— Чёрт, великовато.

— Ничего, через месяц я начну отекать и толстеть, будет как раз, — Но ты не смей меня бросать, даже если я стану толстой и неповоротливой. Яна грустно улыбнулась и прямо на глазах изумлённого Макса её хрупкое тело стало стремительно увеличиваться в размерах. Желеобразное, оно разбухло и надулось, росло, пока трясущиеся гигантские груди и рыхлый живот не поглотили пищащего крохотного человечка, яростно барахтающегося в розовых, мелко трясущихся складках кожи.

— Не я убила его! — Яна стукнула кулаком по скользкой холодной стене. Глухой звук удара растворился в омерзительном хихикании.

— А кто? — Худющее лицо с глубокими чёрными морщинами стало разглаживаться. Яне показалось что впалые бледные щёки существа порозовели.

— Несчастный случай!

— Если бы ты не согласилась на свадьбу, настояла на своих принципах — не выходить замуж, этого бы не случилось. Если бы ты не села пьяная за руль, он бы остался жив.

— Врёшь! Был всего один бокал шампанского! Ты пытаешься меня выбесить. Энергетический вампир, вот кто ты! Ничего у тебя выйдет. Что случилось, то случилось. Никто не виноват.

— Ты сама в это не веришь. Я чую как ты смердишь ложью, — существо наклонилось к Яне и как зверь, обнюхало её с ног до головы. — Спорим, дальше ты не выдержишь и сдашься мне?

— Да пошёл ты. Давай так: не будет спора. Потому что я уверена, ты не можешь мне предложить ничего нового. Всё это я уже проходила: страх его потерять, ужас, что потолстею и Макс меня бросит.

— Загляни внутрь себя глубже.

Со всех сторон оглушительно загромыхало, затрещало, заскрипело и внезапно как началось, прекратилось. Яна с облегчением выдохнула. Вокруг медленно оседала пылища.

Макс вынул пыльный перфоратор из продырявленной стены. Приспустил респиратор:

— Дорогая, глянь на какой высоте крепить лестницу? — он извлёк из кармана простой карандаш и прицелился им в кирпич.

— Ребёнка ещё нет, а ты уже ему шведскую стенку крепишь! — Яна открикивалась из другой комнаты.

— Хочу чтобы ему было хорошо и он знал, что мы его любили ещё до рождения. Так куда крепим? — орал в ответ Макс.

— Сейчас, минутку! — Яна торопливо складывала в стопки глаженые футболки, свои в правую, Макса в левую. Завибрировал телефон. Рефлекторно Яна кинулась к нему. На экране всплыло сообщение: Нужны деньги на лекарства. Твоей дочке хуже… «Чёрт это Макса!» — Как укушенная, Яна бросила телефон на тумбочку и мигом выбежала из комнаты. В голове шумело, а сердце громко отбивало чечётку: «Просто ошиблись номером. Так бывает. У нас нет секретов друг от друга. Тогда нет смысла в отношениях, тем более жениться и заводить детей»

— Любимый, у нас же нет секретов друг от друга? — Яна заботливо протёрла влажной салфеткой мглистое от пыли лицо Макса. И вопросительно заглянула в его серые вечно влажные глаза.

— У, как официально. Куда делся Максик? — он опустился на колени и поцеловал Яну в животик. — Привет, наш ребёнок. Мы тебя любим. Не забудь об этом, когда родишься. Как думаешь он меня слышит?

— Не знаю, ему сейчас десять недель. — Яна нерешительно замялась, нервно жевала нижнюю губу. — Это же твой первый ребёнок? Мы так мало говорили о нашем прошлом.

— Милая, какое значение имеет то что было, когда сейчас нам хорошо и ему тоже. Правда, ребёнок? Пусть он будет здоровенький. Смотри, какие мы с тобой замечательные родители, — он торопливо чмокнул Яну в щёку. — Так куда крепить лестницу?

— Решай сам. Я в понедельник пойду становиться на учёт в роддом. Сходишь со мной на УЗИ? Посмотрим на нашего ребёнка. Познакомимся с ним.

Они глазели на экран монитора, пока врач водила прибором по скользкому и всё ещё плоскому животу Яны.

— Смотри, вон сердечко. Бьётся как у белки, быстро-быстро.

— На тебя похож! Высокий лоб, умище за ним!

— Башковитый да. Но с характером как ты. Ручкой дёрнул. Дерётся, если что не по его.

Из принтера выползла чёрно-белая распечатка экрана. Яна взяла фото в руки и стала рассматривать малыша. Маленькие пухлые ручки сжаты в кулачки, крошечное тельце, высокий лоб, который хочется целовать и целовать, закрытые веки. На личико падает тень. Его накрывают крышкой гроба.

— Тварь! У тебя нет души! —Яна закрыла лицо ржами и кричала.

— Это правда, — уже совсем розовощёкий и упитанный человечек с жёлтыми горящими глазами, шустро запрыгнул на потолок. Как паук пробежался по сырым камням и довольный повис на одном из ошмётков.

— Что ты, мать его такое? — ладонями вытирала горячие слёзы. За год они успели накопиться и нагреться под толстой нечувствительной кожей.

— Хозяин.

— Хозяин чего?

— Хозяин всего.

Он спрыгнул с потолка и встал перед зареванной и напуганной Яной. В её лице отразилась странная, не свойственная ей гримаса ужаса, печали и досады. Существо, называющее себя Хозяином побеждало. Тем временем в мрачной комнате усиливался зловонный могильный смрад, такой поднимается от полуразложившихся трупов, если вскрыть могилу. Яна сморщилась и закрыла нос ладонью. Казалось, сотни невидимых глаз уставились на неё из темноты, а в голове зазвучал хор голосов, которые зашептали: уходи отсюда, скорее, тебе нельзя тут оставаться, никому нельзя. Словно услышав этот шёпот, Хозяин хищно улыбнулся, тугая дуга рта натянулась оголяя рыхлые дёсны с двумя острыми клыками:

— Получаешь за что заплатила, имеешь, что заслужила.

— Я справлюсь! — Яна ухватилась за голову в которой завывал хор и побежала к выходу. Быстро нашла тяжёлую металлическую дверь. Она сама распахнулась, даже не скрипнув.

Яна вышла на свет. Сразу же зажмурилась несмотря на сумерки. Опухшие от слез глаза успели привыкнуть к мраку. Понемногу мир стал наполняться новыми звуками: зашелестели листья на деревьях, их ветви зловеще раскачивались на ветру и поскрипывали. Багрянец пожирал горизонт. Тени стали длинными, тёмными, почти чёрными. Вдали зарычал автомобиль, и заверещали колодки. Глухо бахнуло. Кто-то истошно закричал.

Она вышла из арки и пошла на крики, перерастающие в ужасающие вопли. Орала то ли женщина, то ли раненный зверь. Яна растолкала возбуждённую, перешёптывающуюся и вздыхающую толпу. Люди тыкали пальцами туда, где кабриолет въехал в дерево. Сплющенный в гармошку, дымящийся капот. Разбросанные вокруг консервные банки на цветных лентах. Разбитое лобовое стекло со следами крови. На острых мутных осколках болтаются тонкие обрывки содранной кожи. В машине пусто. Яна прошла вперёд по кровавому следу. Ноги подкосились, и она плюхнулась на грязный асфальт посреди вязкой чёрной лужи. На голове затрепыхалась и задрожала длинная красная фата. Яна широко раскрыла рот и впервые за год заорала от ужаса и отчаяния. Перед ней лежал изувеченный мужчина. Половина его красивого лица отсутствовала. Уцелевший серый глаз смотрел на Яну остекленевшим, полным укора взглядом. Другие части его тела валялись вперемежку: широкие загорелые плечи, мощная лодыжка, крупная ладонь с длинными пальцами, на безымянном блестит новенькое обручальное кольцо.

Сзади заорали сирены скорой помощи и полицейских машин. Яна вздрогнула.

— Ты хочешь остаться тут или пойдёшь дальше? — за ней вырос упитанный клыкастый человечек. При свете его розовая кожа обвисала на лице как перекисшее тесто. Голос существа был тихим, но властным. Шелестел изо рта и ото всюду.

— Я хочу умереть.

— Это самый простой способ избавиться от боли. Ты заплатила за другое.

— Больше не могу на это смотреть. Каждый день я сижу в собственной луже крови, и вижу как Макс таращится на меня с осуждением не может простить. Даже мёртвый, даже разорванный на куски. Никакие таблетки мне не помогают этого избежать и не видеть. Хочу чтобы всё закончилось! Любой ценой, — она развернулась и побежала прочь. За ней как мёртвая змея, потянулась багровая и липкая фата. Яна перебежала пустую дорогу и вышла на безлюдную центральную площадь к круглому высохшему фонтану. За ним стоял бледноликий человек с глубокими синюшными морщинами на узком лице. На нём развевались ошмётки одежды, как содранные лоскуты кожи. Он держал в руках табличку с надписью: «Смертельный аттракцион. Добро пожаловать!» Воздух вокруг становился тяжёлым вязким и гнетущим.

К ковыляющей босиком Яне подбежала молодая цыганка, она робко, словно ненароком прошмыгнула мимо, но успела шепнуть: некоторые существа не умирают, они вечно живут в мрачной тени между мирами. Зря ты пришла, — цыганка быстро отползла назад к стене, у которой высматривала простаков из мира живых. Он неё остался сладковатый шлейф трупного разложения.