Путешествие в заоблачные дали или самая странная ночь

Я вышла с работы в красном шерстяном пальто, цвет которого радовал меня среди грязно-коричневых красок поздней осени. Кончики коротких медово-золотистых волос модного в этом сезоне оттенка слегка трепетали под краем вязаной ярко-синей шапочки. В тон к ней шел шарф, надежно защищающий горло от непогоды. На черном кожаном рюкзачке мерно покачивался брелок в виде стрекозы, а в голове оранжевыми вспышками мелькала только одна мысль — поскорее добраться домой.

Как назло, на автобусной остановке толпилась куча народа. Часть из них нацепили маски. Большинство прикрыли только рот, а нос оставили открытым. Чем им такой способ защиты мог помочь, я не знала. Пара мужиков курили в сторонке, от чего по округе плыл тошнотворный запах жженой бумаги и табака. Впрочем, казалось, он волновал только меня.

Я обреченно вздохнула, натянула маску и медленно подошла к другим ожидающим. Народ массово стоял — от скамейки, прикрепленной к стене остановки, остался только остов, деревянный настил давно канул в лету под старания каких-то вандалов. Это обстоятельство существенно повышало градус негатива в часы пик, когда люди могли попросту не влезть в первый автобус, приходилось ждать второй, а особо везучим даже третий.

К сожалению, мои надежды не оправдались: вместо автобуса к желтому зигзагу подъехала старенькая газель. Она со скрипом остановилась, чтобы выпустить парочку уставших на вид человек, которые локтями проложили себе путь среди страждущих оказаться в тепле автомобиля. Вскоре, набив нутро до отказа, маршрутка тронулась в путь.

Я же осталась на остановке в своем красном пальто, синем шарфе и правильно надетой маске, которая стала влажной от моего теплого дыхания.

Черт с этим автобусом! Дойду как-нибудь сама! Благо, мой дом находился рядом, всего-то три остановки — максимум полчаса быстрым шагом.

Решено — сделано.

Я воткнула в уши айподс и под веселую музыку направилась в сторону дома. Но практически сразу какой-то Шумахер с ног до головы облил меня мутной вонючей водой из лужи, и, повизгивая шинами, трусливо умчался в неизвестность.

Пальто повисло мокрой тряпкой, с челки капала грязная вода, а в ушах все еще играла попса. Я громко матюгнулась и послала неизвестного водилу хорошо проторенной дорогой, положила наушники в кейс и бросила их вместе с телефоном куда-то на дно рюкзака.

Холод стал пробираться под порядком намокшую одежду. Я пару раз чихнула и ускорила шаг. Щербатый строй фонарей слабо освещал дорожку для пешеходов. Не удивительно, что впопыхах я не заметила выбоину в тротуаре и споткнулась. Коленка тут же отозвалась тупой горячей болью. Я с трудом смогла встать и уже не так бодро, как раньше, похромала в сторону дома.

Когда желанная дверь родной квартиры замаячила перед глазами, у меня вырвался непроизвольный стон облегчения. Оставшиеся пару метров лестничной клетки я словно пролетела, хотя до этого с трудом поднялась на третий этаж многоквартирного жилого дома.

Но вот в замке повернулся ключ, дверь открылась, и меня встретило долгожданное тепло родного очага.

Я щёлкнула выключателем — коридор сразу приобрел знакомые очертания.

Квартира досталась мне по завещанию от бабушки, которую я очень любила. Жаль, что ее не стало. Казалось, только она понимала меня по-настоящему. Могла выслушать в любое время, подбодрить и дать дельный совет.

Родители же не обращали внимания на взрослую дочерь. Они в основном занимались собой: учили языки, ездили по миру в поисках ярких впечатлений, ходили на всевозможные развивающие тренинги. Мама зависала в салонах красоты, старалась вернуть былую молодость, навести лоск. Папа увлекался футболом и охотой, собирал по всему миру фарфоровые статуэтки. Он проводил много времени с друзьями. Мне казалось, что они порой были ему ближе и дороже мамы.

Поэтому встречались мы от силы пару раз в год, в основном на праздники, хотя жили в одном городе. Я старалась не лезть к ним со своими проблемами, они отвечали мне тем же.

В этот раз ничего не изменилось. Разве неудачный вечер мог стать поводом для звонка?

Я тяжело вздохнула, повесила мокрое пальто на сушилку, грязные вещи кинула в стиралку, а сама залезла в ванну с большой душистой шапкой пены.

Насыщенный хвойный запах благоприятно повлиял на нервы, вода прогнала поселившийся в теле холод, разве что коленку немного щипало. Ссадина на ней оказалась приличная.

Я, наконец, смогла расслабиться и чуть не задремала.

С трудом разлепила сонные глаза, накинула белый махровый халат и поплелась в кухню на предмет чего-нибудь перекусить. Пушистые розовые тапочки с зайчиками помахивали плюшевыми ушками в такт моим шагам.

Холодильник встретил забывчивую хозяйку пачкой сыра, бутылкой шампанского и плиткой молочного шоколада, из которых я и приготовила «королевский ужин».

После пары бокалов игристого на голодный желудок мне стало даже весело: мелкие неприятности отошли на второй план, коленка окончательно перестала ныть, мир заиграл новыми красками. Треть сыра и полплитки шоколада исчезли незаметно, так что спать я легла абсолютно счастливой.

Но стоило закрыть глаза, как кто-то резко выдернул меня из дремы.

Что такое?! Кто посмел?! Грабитель? Насильник? Родители приехали?

Я возмущенно завертела щупальцами и развернулась на триста шестьдесят градусов вокруг себя в попытках найти возмутителя спокойствия.

Стоп! Щупальцами?! Откуда у меня эта гадость?! Что случилось?!

Я заметалась по комнате в поисках ответа и только тогда поняла, что вишу в воздухе. Странно…

Кто-то заворочался на моей кровати.

Я подлетела поближе и поняла, что тело на постели мое.

Как такое возможно? Я не могла умереть в двадцать пять! Или могла? Во всем виноваты экология, плохое питание, стрессы! До ччего оонниии менняа доввелии…

«Я жить хочу! На все ради этого согласна! Я буду правильно питаться, перееду в другой район, сменю работу! Даже заведу мужа и детей! Что угодно!» — вопль вырвался из глубины души.

Так, стоп, не надо паники. Я решила быть последовательной: подлетела к себе и прислушалась. Девушка на кровати дышала, грудная клетка мерно поднималась и опускалась. На вид она казалась абсолютно живой.

Я попробовала забраться внутрь собственного тела, но ничего не вышло. Будто барьер отделял меня от него: вроде гнется, но не пропускает. Что же делать?!

Когда я решилась на новую попытку штурма, то услышала чудесную музыку, манящую меня выйти на улицу.

Все тревоги вмиг позабылись. Я подплыла к окну, беспрепятственно просочилась через стекло и, как крыса под волшебную дудочку, полетела вверх сквозь облака напрямую к мерцающим в вышине звездам.

Чувство страха притупилось, оно затаилось на самом краешке сознания. Сейчас только музыка имела значение.

Рядом со мной летели щупальцеобразные шарики всех возможных цветов, даже тех, которые обычно не различает глаз человека. Они стремительно набирали высоту, помогая себе ложноножками. Наверное, я выглядела точно также, завороженная прекрасной мелодией.

Мы поднимались все выше и выше, пока не достигли открытого космоса.

Землю окружало мерцающее поле, похожее на мелкоячеистую сеть или на соты. Шарики влетали в них и исчезали.

На полной скорости я врезалась в свою ячейку, чтобы тут же вывалиться с обратной стороны.

Место, в котором я оказалась, напоминало длинный белый коридор с множеством дверей, на каждой из которых висела табличка — и только одна на русском. Недолго думая, я подлетела к ней.

Двери коснулась вполне себе человеческая рука, только цвет кожи отличался от привычного — молочный, с алмазным отблеском.

Я осмотрела себя и поняла, что напоминаю андрогина, человека без расы и пола, голого и абсолютно лысого.

Паника накрыла меня с головой. От былого спокойствия не осталось и следа.

Я толкнула дверь и вбежала в комнату с криком: «Господи, я не это имела в виду!» — и резко остановилась.

Картина, представшая моим глазам, совершенно не укладывалась в голове: фиолетовая жаба необъятных размеров сидела на столе, насвистывала нехитрую мелодию и пошлепывала себе в такт задней лапкой.

— Господь мой?! — меня передернуло от отвращения.

— А вот и нет — противно проквакала жаба, — можешь называть меня Жак.

— Жак, что я здесь делаю? И почему в таком виде? Я что, умерла? А ты вообще кто? — мои мысли путались, а голос дрожал от шока и удивления.

— Вот всегда ты так: умерла, не умерла. Хоть бы поздоровалась сначала, — горло жабы раздулось от возмущения. — Слушай сюда: ты пока жива и должна пройти стандартную проверку. Все разбалансы, отправленные духами-распорядителями в колонии, ее проходят. Будь паинькой, приложи ладошку к выемке на столе. Вдруг повезет — вернешься в мировой океан гармонии.

— А если нет? — я ничего не понимала из монолога квакуши, но обязана была спросить.

— Если нет — тогда обратно в тюрягу, то есть домой, на Землю, я имел в виду, жаб слегка порозовел, наверное, от смущения за оговорку.

— Я не стану ничего делать, пока ты мне не объяснишь, что тут, черт возьми, происходит! — гнев в голосе должен был придать фразе весомости, но почему-то не оказал нужного впечатления на фиолетовое земноводное.

Жак обреченно вздохнул и вяло махнул лапкой — меня тут же сковали невидимые путы, подтащили к столу и прижали руку к выемке.

Я зажмурилась в ожидании боли, но ощутила только легкое покалывание в области ладони.

— Итак, что мы имеем, — тихо проквакал жаб во время просмотра каких-то закорючек, которые появились на интерактивном экране стола. — Плохо, Мария, очень плохо. В ближайшие пару сотен лет вам амнистия не светит. Хотите скостить срок на десяток-другой лет? — Жак внимательно посмотрел на меня своими янтарными глазами с вытянутыми иссиня-черными зрачками. — У меня есть несколько вакансий на примете. Хотите на своей планете или соседних? Там, конечно, не очень приятный климат, да и формы жизни оставляют желать лучшего, но для достижения душевного баланса очень хороши. — Жаб в три прыжка оказался рядом со мной и вальяжно сел на руку, которую все также сковывали невидимые путы.

Я вздрогнула, поскольку жабья слизь не входила в список моих любимых увлажняющих кремов.

Жак понял такую реакцию по-своему, но от идеи о помощи не отказался.

— Только что открылась вакансия семейного духа-хранителя, — радостно сообщил жаб и наконец-то спрыгнул с моей руки. — Хлопотов, правда, много, зато на Земле, и почетно… Что скажешь?

— Жак, ты что, прикалываешься?! Я не хочу стать духом! Мне нужно домой! — в моем голосе сквозило неприкрытое отчаяние.

Я закрыла глаза и стала повторять, как заведенная: «Это сон, сон, хочу домой, всего лишь сон».

Где-то рядом раздалось недовольное кваканье:

— Не ценишь ты меня, Мария, уже которую жизнь не ценишь. Хоть ты мужик, хоть баба — все едино: «Домой отпусти, это все сон», — тьфу на тебя, противно. А ведь когда-то дружили. И что теперь? Все забыто. Ох, уж эти правила. Надоело! Изменю-ка я кое-что, а то тошно выслушивать одно и то же столько лет подряд.

Жак запрыгнул мне на плечо и нажал на несколько точек в основании шеи.

От неожиданности я открыла глаза и постаралась сбросить его, но земноводное держалось на удивление крепко.

Жаб нежно коснулся длинным языком мочки моего уха и спрыгнул обратно на стол, помахал на прощание лапкой и растаял.

В тот же миг меня накрыла темнота, и сознание полностью отключилось.

Я проснулась рано утром в своей собственной постели.

Сердце билось где-то в районе горла. Ночная сорочка прилипла к телу, а волосы скатались в неопрятный колтун.

Я подорвалась с кровати, выбежала в коридор и внимательно посмотрела на испуганную заспанную девушку в отражении.

Вроде все, как всегда — никаких изменений.

«Пить надо меньше», — укорила я себя, развернулась и пошлепала босыми ногами в сторону кухни, чтобы заварить себе ароматную чашечку кофе.

Спокойствие продлилось не долго, ровно до выхода на работу, где одна из сотрудниц фирмы спросила меня о необычной татуировке.

Я удивилась ее вопросу и ответила, что ничего себе не набивала. Она хмыкнула, дала мне карманное зеркальце и направила в дамскую комнату.

Там я и рассмотрела фиолетовую улыбающуюся жабу, рисунок которой намертво въелся в шею чуть ниже роста волос.