Преферанс

Прозрачные летние сумерки уступали место густой ночной темноте, пробиравшейся в дом из сада через большое окно. Но в комнате ночь сжималась, съёживалась и расползалась по углам бесформенными клубками: её теснил тёплый свет, мягко лившийся из-под старинного светлого абажура стоявшей на резном столике лампы.

Трое мужчин расположились в глубоких креслах вокруг овального стола на низких изогнутых ножках в центре комнаты. Первый, видимо, хозяин, открывал бутылку какого-то напитка. Судя по пожелтевшей этикетке с полустёртыми буквами и форме бутылки, напиток был крепким и изрядно выдержанным. Возраст самого хозяина определить было сложнее. Про таких говорят обычно "в самом расцвете сил", что может означать и тридцать лет, и сорок пять. Светлые волосы без признаков седины, тонкие и правильные черты лица, тёмные густые ресницы, вероятно, придавали бы его облику некоторую женоподобность, но широкие плечи и уверенные спокойные движения мускулистых рук развеивали это впечатление.

Второй, темноволосый и худой, удобно расположился в мягком глубоком кресле. Длинными пальцами он распечатывал новенькую колоду карт. Его лицо выглядело болезненно бледным, даже измождённым. Возможно, тому способствовали острые скулы, нос с небольшой горбинкой и глубоко посаженные глаза. Однако когда тонкие губы его изгибались в ироничной усмешке, а в тёмных глазах отражался тёплый свет лампы, лицо уже не казалось бледной маской. Несмотря на простой свитер и джинсы, он был похож на аристократа, сошедшего с какой-то картины старого мастера.

Третий, взъерошенный и загорелый, одетый, в отличие от остальных, не столько демократично, сколько небрежно, был улыбчив и подвижен. Лицо его выражало живой интерес ко всему, что происходило вокруг. Казалось, в кресле ему было неудобно: он постоянно менял положение тела, то закидывая ногу на ногу, то вальяжно разваливаясь и откидывая голову на мягкую спинку.

Бледный распечатал колоду, выбрал и отбросил в сторону "шестёрки" и тщательно перетасовал карты.

­– Ну, что, как обычно? – спросил загорелый, придвинув к себе лист бумаги и расчерчивая его крест накрест.

– Да, в кои-то веки собрались, спешить не будем, – кивнул хозяин и разлил янтарную жидкость по пузатым бокалам.

– Знаешь ты толк в житейских радостях, – бледный полюбовался цветом содержимого в бокале, пригубил напиток, усмехнулся, затем закончил тасовать колоду и протянул её загорелому. Тот одной рукой снял карты, а другой бросил в рот пару ягод тёмного винограда, отщипнув их от грозди на блюде.

Недолгое молчание, во время которого игроки оценивали количество взяток на руках, прервал загорелый:

– Моё слово. Пас.

– Пас.

– Два паса – в прикупе чудеса. Беру. – Бледный потянулся за двумя картами, лежавшими в центре стола. Сброшенная пара карт упала на стол рубашкой вверх на место прикупа.

– Семь вторых.

– Вист.

– Вист.

– Ваших две.

– Перестраховался?

– На третью даму…

Игра шла быстро. Было видно, что игроки знакомы тысячу лет, и партия это не первая, и даже не десятая, и цель её – не выигрыш, а процесс, доставляющий удовольствие всем участникам.

Бился об абажур мотылёк, залетевший на свет через открытое окно. Тепло светился напиток в бокалах. Неспешно и негромко, между ходами, шла беседа.

– Без тебя, твоё Величество, там точно не обошлось, – продолжая какой-то разговор, начатый ранее, хозяин искоса бросил взгляд на загорелого и раздал карты, не забыв бросить две в прикуп.

Загорелый, отложив карандаш, которым он только что записывал висты, снова сорвал виноградины, бросил в рот и рассмеялся:

– Ну, да, было дело... Пришлось, правда, проявить изобретательность. Никак расписания не совпадали. Ну, в итоге тут сломалось, там дорогу перекрыли… Тетка масло разлила, с незнакомцем заболтались, барышня неопытная, опять же… Шесть пик. Сталинград.

– Ну, Величество, не тебе жаловаться на нехватку изобретательности, – засмеялся бледный.

Игроки ненадолго замолчали, обмениваясь ходами. Очередь раздавать перешла к бледному.

– Пас, – тот, кого называли «Величеством», словно мельком бросил взгляд в карты, развёрнутые веером, быстро оценив количество возможных взяток. – Подводить стала изобретательность. Всё уже было, всё пробовал. А повторяться скучно. Сейчас, правда, новые технологии, новые возможности, но, думаю, и этого надолго не хватит.

– Раз, – хозяин разложил в руке карты по порядку, известному и удобному ему одному, – технологии – на один день. Сегодня одни, завтра другие, а послезавтра вообще к истокам вернутся… Всё самое надёжное проверено временем.

– Два, – бледный бросил короткий взгляд на хозяина и усмехнулся, – у меня вообще всё по старинке. Должно быть в этом мире что-то постоянное.

– Забирай, пас, – хозяин свернул веер карт в руке. – Величество так не думает, он постоянство не любит.

Прохладный ночной воздух, пробираясь в дом, раскачивал лёгкие занавески. Карты падали на стол, собирались, разворачивались в руках игроков, тасовались. Записывались висты, очки в пулю и в гору.

– Мизер, – взъерошив и без того торчавшие в стороны волосы, произнёс загорелый. – Кто не рискует…

Хозяин и бледный переглянулись и спасовали. Величество забрал прикуп, переложил карты в руке, сбросил две и снова повторил:

– Мизер.

– Ход мой, – хозяин несколько секунд задумчиво смотрел в свои карты, затем кивнул бледному:

– Ложимся.

Они разложили карты на столе, разобрав их по мастям. Все трое склонились над ними, оценивая возможность всучить хоть одну взятку Величеству. Хозяин сделал ход, бледный сбросил карту, то же самое сделал загорелый, отдавая первую взятку.

– Неловленный, – откинулся он на спинку кресла и довольно посмотрел на партнёров по игре.

– Дааа, действительно, – бледный ещё раз пробежал взглядом по разложенным на столе картам.

– Партия. Все закрылись, – загорелый быстро произвёл подсчёты на расчерченном листе и подвинул его на середину стола.

– Кто бы сомневался! – хмыкнул хозяин, заглянув в листок, – Величество опять на коне.

– На то он и Величество, – засмеялся бледный. – Ну, выигрыш возьмёшь, как обычно. Что ж, господа, хорошо посидели, однако, утро близится. Пора нам.

Небо за окном действительно из чёрного постепенно превращалось в густо-синее, всё больше светлея на востоке. Хозяин закрыл окно, задёрнул шторы, вышел в соседнюю комнату и вернулся через пару минут в длинном белом балахоне с крыльями за спиной.

Лохматый смерил его взглядом и хмыкнул:

– Ох уж мне эти традиции!

Бледный накинул чёрный плащ с капюшоном и взял в руки косу, стоявшую за дверью:

– Кто ж это придумал, а? Вот фантазия! Ладно бы, нож. Ну хотя бы сабля или шпага!..

– Скажи спасибо, что не лопата! – хлопнул его по плечу Величество.

Тяжёлая дверь скрипнула и захлопнулась. Трое вышли в рассвет.

***

Обычно Петрович просыпался до будильника. Срабатывала привычка, выработанная годами. Тридцать лет без малого он отпахал на заводе наладчиком. Смена начиналась в семь утра, и уже в половину шестого он вставал, собирался, наскоро завтракал и торопливо шагал на остановку, чтобы втиснуться в автобус, набитый такими же работягами, и успеть «пикнуть» пропуском на проходной. Но сегодня привычка подвела. Видимо, зря он смотрел футбол накануне допоздна. Ещё и баночку пивка позволил себе, хотя и была середина недели. Будильник он, похоже, просто не услышал. Жена, как назло, укатила на дачу, подстраховать его было некому. С трудом разлепив веки, Петрович взглянул на часы, выругался, вскочил с кровати и босиком рванул в ванную. Горячую воду отключили. Греть чайник, чтобы побриться, времени у него не было. Путаясь в штанинах и чертыхаясь, он оделся, схватил из шуршащего пакета чёрствый пряник и выскочил из квартиры, на ходу застёгивая пуговицы на рубашке.

Лифт не работал. Петрович пулей слетел с восьмого этажа вниз по лестнице, и, лавируя между хмурыми прохожими и откусывая на ходу пряник, понёсся к остановке. Перебежав дорогу по пешеходному переходу на мигающий зелёный, он увидел, как от остановки отъезжает его автобус, прощально подмигивая ему задней левой фарой. Следующего ждать минут двадцать, не меньше. Похоже, штрафа за опоздание уже не избежать. Да, день не задался с самого начала.

Махнув обречённо рукой, Петрович отошёл пару шагов от остановки, дожевал сухой и жёсткий пряник, достал из кармана мятую пачку сигарет и закурил. Сидящий на лавочке под навесом остановки тощий прыщавый юнец сморщил непропорционально большой нос и гнусаво возмутился:

– Мужчина, не курите тут! Видите, девушке неприятно! Вы травите нас никотином!

Девушка, которая сидела тут же, на лавочке, похоже, до этого момента и не подозревала, что не переносит табачного дыма, но поддакнула спутнику и брезгливо прикрыла нос рукой.

Петрович хотел было сказать в ответ что-то резкое, а ещё лучше, матерное, но плюнул и сделал несколько шагов в сторону от остановки. Однако докурить он не успел. Неожиданно резкий визг тормозов, грохот и скрежет сминаемого металла заставили его выронить сигарету и обернуться. Большой чёрный джип, проехавшись огромными колёсами по тому месту, где он стоял несколько секунд назад, влетел в бетонный столб и замер с разбитой мордой, на которой издевающейся кривой ухмылкой блестел искорёженный хромированный кенгурятник. Дверь джипа с трудом открылась, и медленно, словно в каком-то старом боевике с неудавшейся погоней, из машины выбрался водитель. По его лицу стекала тонкая струйка крови. Он ошарашенно смотрел куда-то перед собой, вцепившись в дверь машины то ли потому, что ему было плохо, то ли потому, что боялся упасть от пережитого только что ужаса. Молодая парочка на остановке застыла, разинув рты и выпучив глаза. Девица опомнилась первой, вытащила из кармана телефон и начала снимать происходящее.

– Едрён батон… – протянул Петрович. – Мужик, ты… Ты это… Живой, слава богу! Сейчас помогу, – он бросил взгляд на парочку и рявкнул: – Продюсеры хреновы, хватит кино снимать, скорую вызывайте быстро!

Юнец захлопнул открытый до этого момента рот, мелко заморгал и затыкал пальцем в экран мобильного.

Петрович, вспоминая на ходу, чему его учили давным-давно в школе на уроках начальной военной подготовки, ринулся к водителю, но, наступив на шнурок, который он не успел как следует завязать, надевая утром старенькие ботинки, плашмя грохнулся на асфальт, едва не разбив лоб о бордюр. Мгновение он лежал, не двигаясь, пытаясь почувствовать, все ли кости целы, не сломалось ли чего и где у него болит, а затем с трудом поднял голову и снова в ужасе замер, увидев, как столб, в который врезался джип, медленно накренился и, всё больше и больше ускоряясь, всей своей бетонной тяжестью рухнул прямо между ним и водителем, аккурат туда, где он бы сейчас стоял, если бы не проклятый шнурок. Петрович уронил голову на руки и закашлялся. Дааа… Денёк…

Когда пыль от упавшего столба начала оседать и развеиваться, Петровичу привиделось, что за её клубами у края тротуара стоят двое: один – светловолосый, высокий, плечистый, в белом балахоне и почему-то с крыльями, другой – немного пониже, тощий, с косой через плечо, в чёрном плаще с капюшоном, под которым не было видно лица. Петрович потряс головой, чтобы видение развеялось, кряхтя, с трудом повернулся на спину, сел, подвигал плечами, чтобы убедиться, что ничего не сломано, и решил, что на работу он сегодня точно не пойдёт.

***

– Эй, Величество! – бледный откинул капюшон и погрозил пальцем взъерошенному партнёру по ночной игре, стоявшему на другой стороне дороги у светофора. – Ты чего правила нарушаешь? Выиграл партию – выигрыш получил. А второй раз – лишний!

Взъерошенный захохотал:

- А я вам фору даю! С десяти в горе начну в следующий раз!

Крылатый и бледный переглянулись, махнули руками и тоже рассмеялись.

А Его Величество Случай обвёл глазами остановку, разбитый джип, свалившийся столб, вокруг которых уже собралась приличная толпа народа, хитро посмотрел на Петровича, всё ещё сидевшего на земле и дрожащими пальцами завязывавшего злополучный шнурок, развернулся и скрылся в потоке прохожих, спешащих по неотложным утренним делам.