Серафима

Лето 1986 года. Июнь. Где-то за МКАДом, в общем, деревенька в ближнем Подмосковье.

- Ванька! Ва-а-а-нькааа! Ванька! Выходи!!!

Под калиткой голосила девчонка лет семи, немного растрепанная и ужасно рыжая, похожая на Пеппи Длинный Чулок.

Из-за калитки выглянула пожилая женщина: седая, подтянутая и какая-то строгая.

- Добрый день, Светлана Валерьевна, а нету вашего дружка. Утёк.

- К-как т-так? – прозаикалась девочка, видимо от удивления. – Мы ж на рыбалку…

- Ну да, он говорил… - бабушка Ваньки окинула пронзительным взглядом нехитрое снаряжение девочки: под ногами стояло слегка помятое жестяное ведро с банкой дождевых червей, ждала речной воды горбушка хлеба. Трёхколенная бамбуковая удочка прислонилась к забору. - Только он, Том Сойер подмосковный, не выполнил мое задание: забор-то не крашенный стоит. Вот и шарахается теперь по кустам, тебя небось у пруда поджидает… Увидишь, передавай мой поклон и приглашение в чулан.

- С-спасибо, Маргарита Николаевна! – поблагодарила непонятно за что девочка, торопливо поднимая ведро с травы. – Я-а… пойду, поищу его…

- Поищи, поищи, - милостиво кивнула ей бабушка Ваньки, - да не задерживайтесь, чтоб к ужину были дома! И бросила недовольно-настороженный взгляд на чужаков, остановивших машину напротив и спрашивающих у соседки, как проехать к сельпо.

- Слыхал? – непринужденно куривший заграничный Camel, как какую-нибудь банальную самокрутку или Яву, мужчина отлепился от блестящего черного крыла волги и заглянул в салон. – Стоит поискать возле Битцевского пруда...

- Или в зарослях у заброшенного Храма, давно он там стоит в забвении, самое то место для него… и для них…

***

Наши дни

День начинался плохо, а заканчивался катастрофически. Да, пусть это была маленькая, локальная, да даже мизерная в масштабах планеты катастрофа, для неё она была огромной и всепоглощающей. Она уволилась. Уволилась третий раз за полгода. Точнее – её уволили, и как?! Формулировкой «профнепригодна»! Это её-то! Прошедшую огонь, воду, и медные трубы веб-дизайна!

Ещё недавно ей прочили должность тимлида, развитие и ошеломительную карьеру и вдруг, как наваждение какое-то. Всё начиналось вполне невинно: работодатель приглашал поужинать и, вдруг оказывалось, что она интересует его вовсе не как веб-дизайнер и профессионал, эти полезные качества просто приятное приложение к молодому и красивому телу с симпатичной мордашкой.

Нет, она не ханжа и вовсе не против служебных романов даже с начальством, просто как-то не сложилось, ну не приглянулся ей начальник чисто как мужчина! Возможно, это глупо и некоторые из подруг так и говорили ей, но романы Серафима заводила исключительно по зову сердца. Да, пока неудачно, и в двадцать три всё ещё перебирала бойфрендов, а не была прочно за одной единственной каменной стеной. Но так получилось, что именно начальство ей и не нравилось в качестве этих самых бойфрендов.

Отказ в интимных отношениях неминуемо влек за собой карательные меры, которые должны были бы привести человека менее упрямого и целеустремленного в постель к работодателю, но только не её, не Серафиму. Недаром её имя переводилось как «Пламенная» и по смыслу восходило к Серафимам – ангелам высшей иерархии, поддерживающих Господний престол.

Но теперь… Три раза подряд – профнепригодна – это как волчий билет, как черная метка. Хорошо, хоть не с более крамольной статьей, могли ведь и воровство приписать: доказывай потом, что белая и пушистая. Ей теперь никто не поверит, она и последний раз устраивалась на работу с большим скрипом, и, как теперь понимала, её приняли не из-за знаний и умений, а с прямым намерением затащить в постель. Ну неужели рядом, вокруг, мало красивых баб, которых только пальцем помани, которым не нужно развивать карьеру?! Ну почему именно она попадает в такую ситуацию?! И что теперь? «В глушь? В Саратов?!» Да, наверное. Домой, к маме, пережить это унижение, вновь обратиться в Центр Занятости и попробовать пройти переквалификацию.

Сборы заняли остаток вечера. Да, она могла бы жить на этой квартире ещё почти три недели, но точно знала, что в этом смысла нет. Поэтому утром отдала ключи соседям и с тяжелым сердцем поспешила на вокзал: дорога в тысячу ри иногда делала замысловатые петли, приводя путника домой.

Родной город встретил ненастьем. Солнце пряталось за тучами, а ветер угрожающе шумел в едва озеленившихся ветвях, гонял городских ворон, недовольно каркающих в ответ.

Девушка, почти всю ночь не сомкнувшая глаз, сошла с поезда мечтая только о двух вещах: чашке крепкого кофе и своей мягкой, чистой постели. Но до привокзального кафе спокойно добраться ей было не суждено. Она пересекала стоянку автомобилей по диагонали, когда к ней подскочила женщина неясного возраста, но явной национальности. Серафима поморщилась: сейчас либо клянчить начнет, либо пугать стра-ашными проклятиями. А она терпеть не могла подавать цыганам, да и вообще не любила этого. А в чепуху вроде родовых проклятий, приворотов-отворотов вообще не верила. Какая магия, когда вот она – технология, пальцем проведи по смартфону и к твоим услугам – весь мир. В общем, она ожидала чего угодно, но только не того вопроса, который прозвучал.

- Девушка, - открылся рот с приувявшими губами, но полный блеска золотых коронок, - вы местная? Подскажите, как пройти к почте!

Посыл замер на губах Серафимы и вместо того, чтобы идти дальше, отправив куда подальше наглую попрошайку, она остановилась, брякнув на землю чемодан с вещами. Хоть он и был на колесиках, но по такому аварийному покрытию везти его было бы самоубийством. Девушка стала лихорадочно вспоминать, где же тут почта.

- Вы знаете, где почта? – продолжала цыганка, протянув к ней руку с длинными ногтями, от которой Серафима машинально отшатнулась. – Как пройти? На какой она остановке? Это далеко? А с какого часа она работает? А посылки там принимают? Позвонить можно?

Этот град нестандартных для ситуации вопросов сбил её с толку. Она попыталась ответить, что не знает и ей надо идти, даже наклонилась к чемодану, но её тут же придержали и за локоть, и за талию. Чужие прикосновения словно обожгли даже сквозь легкое весеннее пальто.

- Подожди, красавица, куда торопишься, - красивым глубоким голосом проговорил цыган средних лет, улыбаясь во все тридцать два зуба. Серафима машинально отметила, что золотых коронок у него всего две – прямо непозволительно скромно для такого возраста. - Проводи к почте, мы в долгу не останемся.

- Да, девонька, - проскрипел рядом уже старческий голос, - я тебе бесплатно погадаю, всю судьбу предскажу, счастливая будешь…

Девушка беспомощно огляделась: откуда они взялись? Только что она шла через центр автостоянки, пустой и безлюдный пятачок, и вдруг оказалась в водовороте ромеев человек из двадцати. Они все ей что-то говорили, заглядывали в глаза, теребили за пальто и волосы: женщины, мужчины всех возрастов, даже дети и подростки. Они что, за машинами сидели, поджидая одинокого прохожего?

Чувствуя подступающую панику и противный приступ тошноты, она посмотрела поверх голов: метрах в двадцати от них, по тротуару текла торопливая река пешеходов, гудели машины, а чуть дальше была остановка общественного транспорта. Ну неужели никто не видит неладного?! Этого странного черноволосого, смуглого и золотозубого водоворота, внезапно закружившегося совсем рядом, грозящего утянуть её на глубину?

Видят, некоторые даже чуть приостанавливаются, но на помощь никто не спешит. Закричать? А что кричать? Караул, грабят!? Так её вроде не грабят… Караул, скажите им как пройти на почту?! Ещё нелепее… как же выбраться отсюда?

Забыв про вещи и документы в чемодане, она попыталась прорваться сквозь них, но поток смуглых людей и не шелохнулся, продолжая гомонить и кружиться вокруг. Она закрыла глаза, чувствуя головокружение и приближение обморока: лёгкие прикосновения к шее, ушам, телу ясно давали понять, зачем они здесь. Старческая ладошка ухватила её руку, вторая накрыла сверху, но Серафима не открыла глаз, надеясь, что получив желаемое, они быстрее уберутся восвояси.

- Девонька, – проскрипел тот же голосок, что обещал «погадать бесплатно», - проклятие на тебе! Древнее, родовое, на женское несчастье, на несчастливую семейную жизнь. Оттого вы с мамкой и маетесь, и все женщины в вашем роду уже пять поколений маются. Снять его можно, и заживете вы радостно, вернется женская доля счастливая и дом полной чашей станет, только…

- Разойдитесь! – вдруг властно, хоть и негромко прозвучало рядом. – А ну, быстро!

Вздрогнув от этого явно не цыганского голоса, Серафима открыла глаза. Смуглый водоворот остановился, расступившись перед ней, словно воды моря перед Моисеем. А сам он стоял напротив и смотрел на нее холодными льдистыми глазами.

- Что стоишь, дурочка? Беги отсюда!

И она побежала, побежала так, что сердце в груди подпрыгнуло и оборвалось, не успевая за ней, волочась где-то сзади по асфальту. Полы пальто разлетались, а дыхание замирало холодными пузырями хрипа на губах. Она остановилась только метрах в ста от автостоянки, согнувшись, ухватившись за спинку уличной скамейки. Непривыкшее к подобным рывкам тело судорожно втягивало воздух, пытаясь унять острую колющую боль в боку.

Серафима в который раз пообещала себе записаться в спортзал и начать бегать по утрам.

На неё оглядывались и откровенно пялились, но она не обращала внимания, расстроенная и растерянная, чувствуя себя униженной из-за того, как легко её провели и обворовали. Да, она гипотетически знала о подобных приемах цыган, когда они заговаривали зубы до состояния легкого гипноза. Но знать в теории и столкнуться на практике – вещи разные.

Пошарив по карманам и проведя рукой по шее, она убедилась, что осталась без копейки, даже счастливую монету из внутреннего кармана утянули. Цепочки и серьги тоже исчезли – подарок мамы. Ну зачем они им понадобились? Там же грошовое золото было, а мама с таки трудом покупала ей эти подарки! Как теперь смотреть ей в глаза?!

- Девушка, - раздался рядом знакомый голос, - а вы хорошо бегаете! Только не забывайте больше свои вещи!

Моисей стоял рядом, поставив перед ней чемодан и слегка улыбаясь, впрочем, глаза его, голубовато-серые, так и не потеряли холодного выражения, несмотря на улыбку.

- Вот возьмите, кажется, это всё ваше.

Он протягивал ей бумажник, на котором небольшой горкой лежали две тоненьки цепочки, незамысловатые серьги и даже её счастливая монета, а вдобавок – большой желтый перстень с каким-то камнем.

- Спасибо… - растеряно проговорила Серафима, - только перстень не мой…

- Они сказали, что это компенсация за причиненные неудобства. Вы себя хорошо чувствуете? Присядьте.

Она на самом деле чувствовала себя ужасно. Но не признаваться же в этом постороннему человеку, пусть даже он и был в некотором роде её спасителем? Она отрицательно покачала головой и в тот же миг вселенная завертелась вокруг, молниеносно теряя краски, съезжая во тьму.

- Присядьте! – властный голос не дал ей соскользнуть в обморок, а сильные руки – упасть, - вот, выпейте воды. Станет лучше!

Он стоял над ней, пока девушка пила воду, потом забрал бутылку и намочил свой платок, заставил её положить на лоб и виски, откинувшись на спинку скамьи. Никогда в жизни она не чувствовала себя так неловко и уязвимо.

- Вам лучше или вызвать скорую?

- Не надо, уже всё хорошо! – немного покривила душей девушка. – Скажите, ваша профессия – рыцарь на белом коне?

- Хобби – усмехнулся мужчина в ответ, - только без белого коня. Вот, - он протянул ей визитку, - я климатолог.

- Андрес Эберт, профессор геофизики, климатолог, – вслух прочла Серафима, - вы немец?

- По отцу, - кивнул новый знакомый, - а вы?..

- Серафима, – протянула ладонь для рукопожатия девушка, - веб-дизайнер и по совместительству таргетолог, славянских корней.

- А-а, так вы из когорты фрилансеров? – поинтересовался он, не выпуская её руки.

Она отвела взгляд, посмотрела на несущиеся мимо машины и грустно улыбнулась:

- Ну теперь, похоже, да.

- Что ж, Серафима, мне нужно ехать, меня ждут. Домой сами доберетесь? Может, такси вам вызвать?

- Нет, не нужно, не переживайте, я ещё пять минут посижу и всё будет совсем хорошо. Езжайте и ещё раз спасибо… за спасение.

Но профессор геофизики и климатолог, вопреки своим словам задерживался. Хоть и встал, задумчиво подкидывая трофейный перстень в руке, который она так и не взяла.

- Знаете, я вам скажу то, что не говорил почти никому и никогда. Кроме климата меня всегда крайне интересовала эзотерика и я, в некотором роде к сожалению, преуспел в этом своем интересе. Та цыганка, что говорила о родовом проклятии – права, оно на самом деле довлеет над вашим родом. Нюансов я не знаю. Пока. Но их можно выяснить. Могу сказать только, что прокляла вас какая-то разгневанная женщина. Бабки-знахарки определяют это проклятие, как «венец безбрачия». У вас сильный род, раз несколько поколений продержалось под таким прессом, но рано или поздно… Скажите, ведь вы не замужем и с мужчинами у вас… сложно?

- Знаете, Андрес…

- Зовите меня Андрей, я так больше привык, - бесцеремонно перебил мужчина, - все коллеги и друзья называют меня так.

- Знаете, Андрей, - уже несколько рассержено продолжила Серафима, - вы, конечно, очень выручили меня, но всё-таки моя личная жизнь вас не касается. А в проклятия и прочую дребедень я не верю.

- Оно и видно, - усмехнулся странный человек, - ладно. Моя визитка у вас есть. Захотите разобраться и снять проклятие – позвоните. Я часто и подолгу бываю в России, думаю, смогу помочь.

- И дорого мне это будет стоить? – какой-то черт дернул её за язык, но она и впрямь разозлилась из-за того, что он затронул вопрос её личной жизни.

- Оплата будет посильной, - растянул в холодной улыбке губы климатолог, - сможете рассчитаться даже натурой. Например, оформить сайт, - после театральной паузы добавил он, - или заняться его продвижением. И вот это возьмите, - протянул он ей перстень, - даже по самой невыгодной ставке в ломбарде он потянет тысяч на восемь-десять. Лекарства сейчас дорогие, а вашей маме их понадобится много. И это тоже – работа проклятия. Надумаете – звоните безо всякого стеснения. Всего доброго.

Он почти силком всунул ей в руки цыганское золото, после чего сел в стоявшую неподалеку белую ауди и отбыл, махнув рукой на прощание. Она не ответила, задумчиво крутя в пальцах тяжелый перстень. Выкинуть? Это было бы приятно, но неразумно. Этот странный тип говорил какие-то глупости про дорогие лекарства в больших количествах. Конечно, учитывая, что мужчины ей самой дают от восемнадцати до двадцати пяти лет, в зависимости от галантности, он должен был решить, что маме от сорока лет и выше. Вообще-то маме все пятьдесят, но она умница, держится бодрячком и кроме корвалола и аспирина в домашней аптечке можно найти разве что йод, бинт и вату. Ладно, пусть перстень остается, на самом деле – компенсация за ужасное утро. А куда эти деньги деть ей, теперь уже безработной – найдется.

***

Лето 1986 года. Июнь. Где-то за МКАДом, в общем, деревенька в ближнем Подмосковье.

Мальчишку они на самом деле нашли за церковью: ветхой и покосившейся, заросшей бурьяном и крапивой. До её восстановления как дома Господня оставалось ещё целых двенадцать лет.

Он стоял в тени стены, слегка покачиваясь, словно ветер толкал его в спину. На самом деле похожий на сорванца Тома Сойера даже со спины, может, потому, что стоял босой, в закатанных до колена штанах, а рукав некогда белоснежной рубашки зиял свежей прорехой? Его густые, соломенного цвета волосы, как и его всего, вплоть до пяток, покрывала какая-то непонятная жижа серовато-зеленого цвета. Издалека можно было подумать, что пацан заляпался соком крапивы, которую рубил палкой – воображаемым мечом. Заигрался, верно, в рыцаря. Большой участок зарослей был основательно выбит, но к оставшейся в самой густой утренней тени крапиве и подталкивал ветер предполагаемого Ваньку.

Двое остановились в тени дерева, в нескольких метрах от мальчика, молча наблюдая, как он, снова подняв палку, пошел в атаку на врага, не обращая внимания на боль от острых стеблей, коловших голые стопы.

- А ничего мальчонка, - тихо заметил тот, что спрашивал дорогу в сельпо, - силёнок не занимать.

Второй только кивнул: он тоже заметил краем глаза неожиданно-металлический высверк палки.

- Да, но он работает не Словом, а Делом. Похоже, это первый его бой, и пора бы его заканчивать… Domine, exaudi orationem meam. Et clamor meus ad te veniat.*

- Ну не всем же по латыни шпарить, как ты, Виталий… - усмехнулся спутник.

Не обращая внимания на шпильку товарища, знаток латыни медленно пошел к церкви. Да, латынь и молитва были здесь в самый раз. Против высших демонов они ничего не смогут, но тут гнездилась кодла – мелкая нечисть, питающаяся страданиями несчастных. Тех, кто потерял дорогих людей: проклинающих Бога, жизнь, мироздание, свою судьбу. Верующие до сих пор тайком несли в полуразрушенный храм свою боль и ненависть, вместе с молитвой Богу подпитывая эту пакость. А мальчишка для них, вместе со всей своей духовной силой, был сладким десертом. Только тортик оказался зубастым.

- Exorcizamuste, omnisimmundusspiritus, omnissatanicapotestas…** - негромко начал он, пристально глядя на неясные тени, теряющиеся в зелёных зарослях, невидимые обычным людям. Он чувствовал их голод. Голод, помноженный на годы запустения и заброшенности. Неудивительно, что они так жаждали добычи и пытались всеми силами заполучить мальчика, несмотря на большие потери в своих рядах. Они уже существенно осушили силы ребенка, а уцелевшим достанется всё остальное. Его потом найдут здесь, в зарослях, скончавшегося то ли от солнечного удара, то ли от остановки сердца, а выражение ужаса на лице – это не является поводом для открытия уголовного дела. Мало ли чего малец испугался? Может, собака мимо большая бежала или змея ползла, да напугала? А убитые горем родители и бабуля станут приходить сюда вновь и вновь, подпитывая силы бесов страданиями и проклятиями…

Молитва экзорцизма плавно и привычно слетала с губ. Уже не только нечисть, но и мальчик почувствовал и услышал присутствие постороннего, начал поворачиваться к нему. Вот только для него чужак был не сияющим ангелом мщения, а обычным человеком, правда, в черном официальном костюме. В лесу таких редко встретишь. Ванька не встречал никогда. Впрочем, он не испугался, наверное, просто почувствовал, что исходящая от мужчины Сила для него – не угроза.

Заросли пылали, исходя чёрным дымом и пыша жаром в такт порывам ветра. Посреди этого погребального костра так и остался стоять мальчик лет десяти с палкой в опущенной руке. Он словно не понимал, что произошло, зрение потеряло фокус: он смотрел прямо перед собой широко раскрытыми глазами, но было видно, что на самом деле смотрит внутрь себя. Его вселенная дала трещину, через эти врата проникло что-то страшное, тёмное, внушающее ужас и безотчетный неконтролируемый страх. Этот путь многих приводит к сумасшествию и самоубийству, если рядом не оказывается тот, кто возьмет за руку, поможет сделать первые шаги и вновь научит ходить.

Экзорцист, торопливо спрятавший пустой флакон из-под святой воды (которая в данном случае оказала действие не хуже бензина) взял ребёнка за плечо, встряхнул: никакой реакции. Находиться в этом потустороннем пламени было неприятно и неправильно, поэтому мужчина не стал больше церемониться, просто подхватил пацана на руки. Тот не сопротивлялся, даже палку из рук не выпустил. Он был не тяжелым, но скользким из-за сока крапивы с примесью слизи, заменяющей бесам кровь. Знатно он измочалил бедолаг. Но смыть это можно только в машине, где лежала большая канистра с освященной водой. С собой любитель латыни носил только небольшой флакон и весь его израсходовал только что. О чем он тут же пожалел…

- Так-так-так, - раздалось из-за спины, со стороны храма, - кто бы мог подумать, что мы встретимся в такой глуши… Уже уходишь?

Виталий выругался про себя и медленно повернулся: голос он узнал, но никогда не любил наблюдать за метаморфозами демонов. Ну почему всегда так не вовремя?!

Сквозь пламя шел уже почти человек – за ним всё ещё тянулся шлейф тьмы похожей на густую кровь, тропинкой растекалась раскаленная багровая лава, по которой можно ступать разве что обсидиановыми*** копытами. Тонкими аристократическими руками с длинными ногтями он театрально раздвигал святое пламя, словно невесомую кисею. Тёмные крылья уже почти полностью облекли его в старомодный, но изящный сюртук. Когда в руке появилась тонкая трость с массивным набалдашником в форме головы змеи, Виталий не заметил.

- Ваше темное сиятельство… чем же мы могли привлечь внимание столь важной персоны, одного из воплощений Левиафана?..

- Вообще-то я шел позавтракать… подчиненные обещали мне весьма скромную трапезу, но, смотрю, приготовили роскошный пир…

- Не знал, что вы употребляете хорошо прожаренную бесятину. Мне казалось, вы – отъявленный гурман! - сыронизировал Виталий, медленно пятясь в сторону машины. Он, по крайней мере, надеялся, что двигается в ту сторону. Хотя и вся канистра святой воды ему бы не помогла против такого противника, в авто лежало несколько вещичек, крайне необходимых при подобных встречах.

- Не торопись, Жизнь моя, - мягко произнес визитер, - вам уже некуда спешить… отпущу я лишь одного… может быть.

- Чёрта с два, – вывернулся сбоку напарник, направляя в «аристократа» жезл, что был очень похож на Анкх – древнеегипетский символ жизни, - это тебе некуда спешить! Твоя песенка спета!

Издав шипящий звук, жезл исторг из концов и центральной петли несколько сгустков фиолетового огня, впившегося в аристократического пришельца и растекшегося по нему сияющей пленкой. На мгновенье он даже замер, но потом лишь взмахнул рукой. Пламя исчезло, брызнув во все стороны чёрными блестящими каплями. Больше всего их полетело в любителя сигарет марки Camel, неистово закричавшего и пытающегося содрать эти росчерки вместе с кожей. Они оставляли зияющие алые раны на теле дерзкого человечишки и, названный Левиафаном, предвкушающее улыбнулся.

- Ну, друг мой, сам мальчишку отдашь или твоей душонкой закусить? Я, в принципе, не против: чем старше душа, тем богаче вкус. Эти пройды, которых вы развоплотили, изрядно обкусали мальчика. Он мне не интересен. А вот ты… со всей своей душевной драмой… Готов пожертвовать собой ради других, святоша?

- Иди ты… - прошептал Виталий, - Ванька… Ванька! Одолжи мне свою палку!

Но мальчик не слышал или не понимал, что ему говорят.

Чёрные росчерки жадно обгладывали уже неподвижного и безмолвного напарника. Виталий понял, что времени совсем нет. Он схватил запястье мальчика, словно это была рукоять шпаги: герцог ада усмехнулся.

- Верующие настолько ослабли, что уже защищаются и прикрываются детьми?

- Они – самые чистые и светлые создания Того, кого вы называет Богом. Они – лучшее орудие против таких, как ты – ослепленных тьмой и гордыней!

С этими словами он сделал выпад и палка, обретя стальной блеск, внезапно удлинилась, вспоров изящный сюртук и аристократический бок. Левиафан с гневным воплем отскочил: о явно не ожидал подобной прыти от соперника.

- Ослепленный?! – вскричал он. – Это ты – слепой! Испортил мне аппетит! Да не узришь ты никогда светлого господня дня!

Виталий не успел проследить за движением руки разгневанного Левиафана: глаза пронзила нестерпимая боль и мир навсегда померк для него. Только через несколько часов он пришел в себя от прикосновения детских ладоней и завывания сирены скорой помощи.

____________________________________________________________________________

*Господи, услышь мою молитву. И пусть мой крик дойдет до тебя.

**Изгоняю вас, каждого нечистого духа, каждую сатанинскую силу…

***Обсидиа́н (vitro volcanico, коготь дьявола, бутылочный камень, а также вассер-хризолит или псевдохризолит) — магматическаягорная порода, разновидность вулканического стекла, образующегося в результате быстрого охлаждения лавы (расплавленных горных пород). Основные минералы: кварц и полевой шпат. (Википедия).

В самом рассказе подразумевается распространенный чёрный цвет минерала и атмосферное название «коготь дьявола».

***

Наши дни

Возле подъезда стояла скорая. Сердце ёкнуло и оборвалось второй раз за день. Проклиная цыган, климатолога-эзотерика и свой страх, Серафима взлетела на третий этаж, и едва не столкнулась с санитаром, как раз выходящим из дверей маминой квартиры. Шарахнувшись к стене, как во сне ждала появления носилок, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть. В голове билась одна мысль, даже не мысль – фраза: «Только не это. Только не это. Только не это».

Голова, вперёд головой. Бледная до синевы, с тёмными губами, но живая. Стоп, Андрей сказал – надо будет много лекарств, значит выживет. Слава Богу!

- Девушка… вам плохо?

Из квартиры вышел врач – пожилая женщина, бледностью мало отличающаяся от своей пациентки. Вопросительно посмотрела на взъерошенную и перепуганную девушку, жмущуюся к стене в обнимку с чемоданом.

- Мама? – пересохшее горло с трудом выдавило звуки человеческой речи.

- Ваша мама? Документы с собой? Поехали скорее, у вашей мамы подозрение на инфаркт.

- Фимочка, - выглянула из маминой квартиры соседка, - как хорошо, что ты приехала. Вот документы Ольги Степановны, паспорт у тебя с собой?..

***

Она не помнила, как прошел этот день. Вернее как, помнила, вспоминала, урывками. Сидя на маминой кухне, такой родной и опустевшей.

Соседка выскочила на лестничную площадку, едва Серафима поднялась, жалела её, спрашивала о здоровье Ольги Степановны. Потом принесла тарелку горячего супа, печенье с большой кружкой чая и ушла. «В телевизоре начиналась передача» то ли с Малаховым, то ли с Малышевой. Серафима осталась одна, со связкой маминых ключей на столе. Мама терпеть не могла, когда ключи оставляли на столе, но сейчас она была в больнице, а у дочери закончились всякие силы. Она сидела на стуле у окна и тупо смотрела на аппетитные колечки зеленого лука в бульоне, думая, что надо бы поесть и не могла пошевелиться от усталости. Что же это такое? Как так? Почему это всё происходит одно за другим и почему именно с ними?! Она ведь так надеялась за этот год заработать денег на нормальный отпуск, отвезти маму к морю. Да, пускай не к Мертвому, в мире такое творится, что покидать границы своей страны страшновато, но хотя бы к Черному. А в результате что? Она – без работы, с волчьим билетом, с которым ей придется начинать всё заново, да ещё и мамин инфаркт. И эта странная утренняя встреча…

Забыв про суп, Серафима подхватилась, нашла чемодан, почему-то оказавшийся в гостиной-спальне их двухкомнатной квартиры (ах да, соседка же с лестничной клетки затаскивала), достала визитку и перстень.

- Как здоровье мамы? – был первый вопрос Андрея.

- Скажи, что не ты это всё подстроил! – почти попросила она. И куда только делось официальное обращение на «Вы»?

Продолжительная тишина в трубке больно ударила по натянутым нервам.

- Я не подстроил. Я предвидел. Разница, вроде, ощутимая. Так как её здоровье? Что случилось?

- Острый крупноочаговый инфаркт миокарда, - выдохнула девушка, чувствуя, как набухают теплые капли и градом срываются с ресниц, - врач сказал, что возможно, выкарабкается.

- Инфаркт? Плохо, но я ожидал худшего… Приезжай. Можешь прямо сейчас.

***

Такси привезло её в исторический центр города, где до сих пор можно было увидеть двухэтажные приземистые строения, украшенные затейливой лепниной. Но Андрес жил в доме немного посовременней, высотой аж в пять этажей. За ним, красиво подсвеченный, сиял в ночи купол православного храма.

В квартире было накурено, царил то ли мистический, то ли интимный полумрак, подсвеченный настенными светильниками. Принюхавшись, Серафима поняла, что это не сигаретный запах, а, скорее, аромат благовонных палочек. И снова спросила себя, зачем согласилась на это безумное предложение? Ей следовало остаться дома, отдохнуть и выспаться, а завтра, рано с утра, ехать в больницу, к маме. Но она, не отдохнув и даже не поев, на ночь глядя сорвалась на другой конец города к незнакомому мужчине. Который, правда, предсказал тяжелую болезнь мамы. Или, всё-таки, подстроил? Да нет, такое не в человеческих силах…

Жилище климатолога оказалось небольшой квартирой-студией, существенную площадь которой занимала двуспальная кровать. Перед ней стояли два небольших мягких пуфика и круглый стол, на котором и тлел источник вонького дыма. Это на самом деле оказались ароматические палочки. Впрочем, в пепельнице дотлевала и сигарета. Серафима поморщилась: она не курила и такой тяжелый воздух с насыщенными ароматами восточных благовоний ей не нравился. Рядом с подставкой для благовоний лежала колода карт, опознанных ею как Таро и шар, больше всего похожий на обычный стеклянный шар, с изрядно пошорханой и потому мутной поверхностью. Девушка хмыкнула: несмотря на странность сегодняшних происшествий, в логово настолько откровенного любителя магии и волшебства она попасть не ожидала. Как-то все эти атрибуты выглядели несерьезно и киношно-мультяшно. Особенно, когда на приставном столике у дальней стены вскипает электрочайник, а напротив кровати огромный подвесной телевизор беззвучно транслирует какое-то спортивное соревнование.

- Ты ужинала? – прервал её осмотр и размышления хозяин квартиры: впустив девушку, он занялся какими-то манипуляциями в кухонном уголке, в котором, в отличие от кровати и телевизора, всё было миниатюрным: раковина, приставной столик, шкафчик для посуды и холодильник. Сразу становились понятны жизненные приоритеты человека.

- Я не голодна, извини, может я зря приехала? Мои проблемы – это только мои проблемы, я просто мешаю тебе отдыхать…

Как-то так получилось, что они без всяких соглашательств и церемоний перешли на «ты». Сбывшееся предсказание Андреса словно сломало какой-то барьер в сознании девушки.

- Нет, всё нормально, я же сказал, что могу помочь. Если ты не голодна, могу предложить на выбор: кофе, чай, сок, правда только яблочный, и вино. Вино есть разное, но ничего крепче нет.

- Мне всё равно…

- Окей, тогда – вино, как и мне, - легко решил гостеприимный хозяин, – минутку…

На мгновенье квартира погрузилась в полную темноту – погасли настенные бра, затем вспыхнула яркая люстра со светодиодными лампами «дневного» белого и резкого света. Поменявшийся свет лишил всякого романтизма и волшебства атрибуты магии, даже воздух стал просто ароматизированным без какого либо намека на интим, мистику, тайные знания. Только… только стало видно то, что по-настоящему заставило её вздрогнуть, вызвало внезапный озноб. Скрытое освещением, но находящееся на самом виду – зеркало: чёрное, выпуклое, идеально отполированное, почти в полный рост. Рама была такой же черной и массивной, шириной в ладонь, украшенной какими-то резными мотивами. Приглядевшись, Серафима убедилась, что ей не показалось, кроме растительного орнамента на ней были искусно вырезаны фигуры в эротических позах. Причем, некоторые из них явно относились к какому-то другому роду, отнюдь не хомо сапиенс.

- Это зеркало я привез из Индии, говорят, оно применялось в оккультных ритуалах для связи с миром мёртвых, - прокомментировал климатолог, заметив её реакцию. – Присаживайся, попробую разобраться в твоем проклятии.

Без лишних комплексов он поставил рядом с колодой Таро и «гадательным» шаром два пузатых бокала с красным вином и тарелку с тонко нарезанным сыром.

-Угощайся, я пока… э… настроюсь на твою волну…

Лёд впервые покинул его серо-голубые глаза, а улыбка показалась девушке застенчивой и искренней. Кажется, он сам немного не доверял своим словам о проклятии, и был неуверен, удастся ли ему докопаться до истины и доказать его реальность.

***

- Вставай, доченька, вставай, милая, – услышала Серафима мамин голос, - опять за столом заснула… давай в постельку.

Она хотела запротестовать, ведь ей так мягко и удобно было спать – не могла она заснуть за столом! Приоткрыв глаза, она убедилась, что это на самом деле так: она лежала, прямо в одежде, на самом краю огромной двуспальной кровати. Отродясь у неё не было такой кровати и у мамы тоже!

- Вставай!.. Всавай-вставай! Разлеглась тут! Иди давай! Туда иди!

Властный голос, прямо как у Андреса, только женский… да и постель… Андрея. Как она умудрилась заснуть? В чужой квартире, у чужого человека на кровати?! И что это за женщина, голос которой сначала так напоминал голос мамы?!

Она не могла оглянуться, кто-то словно бы сдавил ей шею ледяными металлическими пальцами, подталкивая к странному зеркалу. Шаг, два, три, пять… она уперлась пятками в ковровое покрытие, выставила вперед руки, но это не помогло. Противница была многократно сильнее.

- Давай уже! Посидишь немного там! Подумаешь! Ломается она ещё тут…

Серафима думала, что столкновение с отполированной поверхностью будет весьма болезненным, но у неё лишь на мгновение закружилась голова. Как только головокружение прошло, она развернулась и ахнула: она, её тело, всё так же лежало на кровати, свернувшись на боку в позе эмбриона.

Но что это? Вот она открыла глаза, чужие глаза, оранжевые с вертикальным чёрным ромбом глаза вместо круглого человеческого зрачка. Села на кровати, секунду помедлила и начала лихорадочно раздеваться, бесстыдно ощупывая тело, все самые интимные места. Впрочем, спустя несколько секунд лихорадка спала, уступив место чувственности, во взгляде появилось выражение сладострастия.

Серафима уперлась ладонями в прохладное и слегка мутное стекло, веря и не веря глазам. Может, это просто сон? У неё давно никого не было, а тот, последний, был неадекватен в отношении порноконтента (поэтому они и расстались), может, поэтому ей снятся подобные эросны? Ведь не может это быть реальностью?

В поле зрения появился Андрей с двумя пузатыми бокалами красного вина, из одежды на нем красовалось только небольшое махровое полотенце на бедрах, впрочем, моментально сорванное «ею». Андрес медленно повернул голову и улыбнулся. Улыбнулся прямо ей в глаза, хотя в зазеркалье не мог её видеть. Но он явно знал, что она там. Там, и видит это всё.

Серафима оторопело наблюдала, как её «собственные» руки скользнули по оголенным бёдрам мужчины, и не выдержала, отвернулась, чувствуя, что сознание не может вынести подобного. Она не могла существовать в двух комплектах.

Раздался звук поцелуя и низкий женский грудной смех – она сама никогда так не смеялась: вызывающе, сладострастно, предвкушающе.

Нет. Это сон. Не может этого быть. Она просто устала и всё это ей снится под впечатлением от прошедших суток. Зажав уши ладонями, она отвернулась, опираясь спиной на прохладное «стекло» зеркала. Ноги отказывались держать её, девушка медленно соскользнула на пол, всё также зажимая уши, чтобы не слышать криков и стонов. Скорчилась, затихла, мечтая лишь о том, чтобы ночь поскорее закончилась, и она проснулась…

***

Солнце тепло светило ей прямо в глаза. Пора, наверное, просыпаться, а то за опоздание на работе опять влетит…

- Просыпайся-а, - почти пропел рядом мужской голос, заставив распахнуть веки, - уже пора. И мне пора по делам. Езжай к маме.

К маме?! К маме…

Серафима села на постели, прижимая к обнаженной груди тонкую шелковую простыню (хотя чего теперь стесняться?!), посмотрела на Андреса. Ни следа от теплой и застенчивой улыбки. Всё тоже махровое полотенце на чреслах, мокрые волосы и капельки воды, стекающие по слегка смуглой коже. Наверное, он выглядел вполне сексуально, вот только ей было не до того.

- Как?! – спросила она, ничего не уточняя.

И он, попивая кофе из небольшой чашки, стоя перед ней полуобнаженным встряхнул рукой, словно разворачивая некий древний свиток.

И свиток развернулся. Похожий по виду на папирус, как она представляла его себе, исчерченный средневековым замысловатым почерком и со свежей алеющей подписью.

- Опьяненные люди, неважно, чем опьяненные – вином, любовью, страхом, ненавистью – бывают очень неосмотрительны. Ты заключила со мной вчера сделку. Не помнишь? А зря. Свое тело в обмен на мамино здоровье. Я держу слово – ты можешь съездить в больницу и убедиться, что твоя мама лихо идет на поправку, но…

- Но?..

- Но в обмен, всю свою молодость ты будешь служить ночным вместилищем для моего любимого суккуба. Сама ты мне и даром не нужна – только тело. Не бойся, на твою дневную жизнь наши ночные упражнения никак не повлияют: в обмен суккуб будет наполнять тебя энергией. Ты чувствуешь себя усталой? Нет, напротив – ты свежа и бодра, и так будет всегда.

- А…

- А Душа?.. – опередил он её. – А ты видела её когда-нибудь? Разговаривала? Щупала?

- Чувствовала, - упавшим голосом, опустив голову, ответила она, - а ещё она болела… и пылала.

- Ну так забудь. Сосредоточься на том, что здесь и сейчас – это самое важное!

- Я могу уйти? – тихо спросила девушка.

- Да. Только до вечера. И не вздумай сбежать.

Тут он наклонился, ухватил прядь её мягких волнистых волос и потянул к себе:

- Ты, твоя молодость, твое тело – принадлежат мне. Попробуешь удрать – пожалеешь.

Она не сомневалась. Ни капли. Всё, что ночью казалось бредом помутившегося, уставшего рассудка, оказалось правдой, теперь она это четко понимала. Как понимала и то, что она одна с этим не справится. Но это же не значит, что нужно сидеть, сложив лапки? В конце концов, что для неё значит ещё один волчий билет?

- Скажи, а на самом деле ты кто?

Вопрос получился наивным и дурацким, но Андреас снова мягко улыбнулся:

- Умница, будешь хорошей девочкой, покажу, где лежит пирожок на полочке. А пока можешь называть меня Леви. Ударение на второй слог…

***

Он давно ушел, Серафима осталась одна в квартире: осмотрелась, приняла душ, позавтракала, чем нашла, и собралась ехать в больницу. Спешить особо было некуда: Леви сказал, что маме лучше. А когда дьявол заключает выгодную ему по какой-то причине сделку, он может даже поступить честно. Немного. По крайней мере, Серафима не чувствовала беспокойства за маму.

Одевшись, она вышла на площадку и прикрыла дверь. Запирать ей было квартиру нечем, да и она не чувствовала на себе такой ответственности. Всё вообще было странным и ненастоящим, как во сне: к своим бойфрендам она никогда не испытывала таких противоречивых чувств. А тут… чёрт его знает что…

Она неторопливо спустилась на первый этаж и чуть не зашибла входящего с улицы мужчину дверью.

- Извините, я вас не заметила… - равнодушно произнесла она, намереваясь проскользнуть мимо, но крепкие пальцы ухватили её запястье и больно сжали.

- Как его зовут?!

- Леви! – от неожиданности вскрикнула Серафима. – Отпустите!

Запястье отпустили и девушка посмотрела в лицо мужчины: покрытое глубокими шрамами и морщинами, со слепыми блёклыми глазами и седым неровным ёжиком волос. Он выпустил её запястье и обернулся к закрывающейся двери:

- Слышь, Ванька?! Мы наконец-то его нашли!..