Ольга Силаева

Незаконнорождённый

Автор:
Михаил Шинкаренко
Незаконнорождённый
Работа №161
  • Опубликовано на Дзен
  • 18+

Никитична услышала стук и подошла к двери.

- Кто там? – спросила она, но в ответ тишина.

Никитична уже хотела уйти, но услышала плач. Она открыла дверь и увидела младенца в корзине. Годовалый мальчик с зелеными глазами удивленно посмотрел на нее. У него на груди лежал маленький желтый клочок бумаги, где красивыми буквами было написано «Ваня». Чувство жалости и волнения возникли в душе у Никитичны. Главным образом из-за возраста малыша. Она сразу прикинула, сколько денег, сил и внимания потребует воспитание младенца.

Церковно-приходская школа представляла собой обветшалое одноэтажное здание с одним просторным залом, который служил и классной комнатой, и алтарем с красивыми иконами, гордостью Никитичны. Напротив зала находилась кухня, дальше по коридору налево, кабинет Никитичны и Марии, а направо жилое помещение. Школа не пользовалась какой-то особенной популярностью или уважением, поэтому там училось мало детей, в основном сироты у которых умерли родители, и у которых теперь нет своего угла. Попечителем выступал купец, Сергей Иванович, но он очень мало интересовался школой, и почти не помогал деньгами. Никитична и Мария собственным трудом добывали деньги на обустройство школы, а сироты, заработав копейку в поле или у господ, несли все в школу. Старуха Никитична была очень набожной и строгой. Каждый день кого-то из детей она лупила лозой, иногда по делу, а бывало и просто для профилактики. Мария зарабатывала шитьем в свободное от уроков время. Появление неизвестного малыша вызвало известный резонанс в селе и после непродолжительных, но тщетных поисков было решено оставить малыша. Мария сразу полюбила Ваню и взяла под свое крыло. Она каждый вечер читала Ване сказки и шила рядом с кроваткой. Эта любовь как бы ослепила Марию, и Никитична не раз высказывала недовольства по этому поводу. «Перед Богом все равны», - повторяла она.

Ванечка рос и набирался сил. В десять лет он уже был лучшим в классе, выучился писать и читать. Его захватывали приключенческие истории, и часто, спрятавшись за библией или псалмом, он перечитывал эти рассказы. В скором времени Сергей Иванович присмотрелся к Ване и решил, что он может быть полезен в лавочке. Ваня раз попробовал и потом каждое воскресение помогал переписывать бесконечные счета и заполнять книги. Тем самым он избавился от работы в поле и травли со стороны одноклассников. Просто в селе открыто презирали и поносили Ваню, так как он был незаконнорождённый. Дружба с одноклассниками у него не заладилась. Особенно с Кириллом, чьи родители умерли от гриппа, когда ему было восемь, а он остался на воспитании в школе. Кирилл завидовал Ване потому, что тот не гнул спину в поле и место того чтобы выучится писать и читать, Кирилл часто задирал Ваню. В пятнадцать лет, когда Ваня ежедневно начал работать в лавочке, Кирилл не выдержал и однажды избил его. Ваня пролежал неделю в жару и бессоннице. В то время, одна семья паломников, как раз оставила в школе на несколько месяцев младенца Игнатия. Он очень много плакал, и днем, и ночью, из-за чего Ваня чувствовал себя еще хуже. Младенец как будто не давал ему выспаться.

Никитична посоветовала молится на ночь, даже в кровати. Ваня так и сделал. Он молился все время, пока через несколько томных, просто-таки мучительных часов не оказался на маленькой площади, стоя на коленях и продолжая читать молитву. В центре площади разливался фонтан, который осадили голуби. Вдоль правой стены из ржавых прутьев, с острыми наконечниками, тянулась пристройка для дворовых. Дорожка, вымощена из мелкого камня, между трещин которого росла трава, вела в богатый двухэтажный дом с яркими красными цветами на подоконниках. Со второго этажа доносились звуки музыки и шум танцев. Дамы в нарядных платьях высовывались из окон и словно в театре рассматривали толпу внизу, другие разговаривали между собой, обсуждая видимо, весь сумбур происходящего. Густой туман затянул весь двор, и голуби улетели с фонтана. Он все еще молился. Ваня словил себя на мысли, что уже спит, и в тот же момент, продолжая молитву, понял это, и начал ощущать свое тело и колкий холод. Стоя на коленях возле фонтана он ежился и не мог пошевелится. Его слабое сознание не могло справится с нагрузкой разума и воображения… Вдруг все двери и ворота открылись и на маленькую площадь начали выходить люди. Одни ставили палатки и громкими криками начинали торговлю, другие пили и дрались, нищие в дырявые платья, молились. А на Ваню никто не обращал внимания. Наконец у него получилось встать, и он медленно направился куда-то вперед, между рядами. Ноги сами его несли, что он только успевал удивляться. А удивятся было чему. Чего только стоит прилавок седого купца в продаже у которого имелись полосатые звери, похожие на коней, огненно-рыжие кошки с десятисантиметровыми когтями и птица с ярким, огромным, зеленым хвостом. Рядом сидела женщина с зелеными, как свежая трава глазами. Она единственная заметила Ваню и провела его взглядом. На втором этаже открылось окно, и нарядная женщина кинула яблоком в нищенку. Сознавая что это все сон, Ване захотелось сделать что-то из ряда вон выходящее. Поэтому он со всего размаха ударил по прилавку с посудой. Посуда разлетелась и разбилась. И вдруг лысый мужик схватил его за руку. Всё смолкло. Теперь все взгляды были прикованы к Ване. Они тесно окружили его и начали давить. Ваня упал, и никто его не подхватил.

- Хватит! Прекратите! Убирайтесь прочь!

Когда он открыл глаза, то никого уже не было, а он сам оказался за воротами, с червивым яблоком в руках. Распахнулась дверь и из дома вышла женщина с плачущим ребенком на руках. Земля уходила из-под ног. Из глубокого рукава она достала кувшин с вином и напоила младенца. Он жадно присосался к бутылке и в одно мгновение осушил её. Сразу после этого он бросил бутылку в Ваню. Бутылка разбилась, а Ваня проснулся. Наконец-то он выспался!

Наутро Никитична учуяла запах вина от младенца и обвинила во всем Марию. Еще через пару дней Ваня отдохнул и смог выйти на работу. Как раз прошел Петров день, и мужики были заняты работой в поле. Сергей Иванович отправил Ваню в поле, справится у Кирилла, как идет работа.

- Привет, Кирилл, как работа? – спросил Ваня, когда нашел в поле Кирилла.

- Нормально, – не глядя ответил Кирилл.

- Сколько получается?

- Сколько получится, столько и будет. Дай Бог! Столько и будет, – отрывисто отвечал Кирилл.

- А Сергею Ивановичу, что сказать? – не унимался Ваня.

- А я по чем знаю. Не мешай. Зашибу!

- А кто знает?

Кирилла от такой наглости всего аж передернуло, и он выплюнул.

- Слушай сюда ублюдок, если ты и дальше будет докучать своими вопросами или вопросами добрейшего Сергея Ивановича, – сказал он с издевкой, – то быть беде. Пусть он сам идет сюда, если хочет. А тебе лучше уйти.

Ваня молчал минуту.

- Ну и что ты тепер…

- Я только выполняю свою работу. – вполне спокойно, но таким решительным тоном сказал Ваня, что Кирилл в миг оборвался. – Сергей Иванович приказал мне, так как я на него работаю, и он платит мне ставку, и у которого ты нанимался на работу в поле. Я пришел только чтобы узнать, как дела в целом, и как идет покос. Потом я доложу Сергею Ивановичу и исходя из этого он должен будет распределить работу на ближайшую неделю.

Кирилл не выдержал такой наглости, тем более упоминании ставки и денег. После он уже не слушал. Почему-то, Кирилл был уверен, что Ване платят больше чем ему. Кирилл быстрым рывком подпрыгнул к Ване и со всей силы ударил в грудь. Когда Ваня согнулся и закашлял, вторым ударом с колена, Кирилл добил его. Ваня потерял сознание, но продолжал стоять готовый драться, чтобы отстоять свою гордость. Но никого не было в поле, все только подъезжали, по желтой выезженной, выжженной солнцем дороге, в телегах. Тут была и семья Коробовых и Зайцевых, и отец Шутин и немец Зик, Соня Максим и Борис – дети местного алкоголика, грязные как черти. Все ехали собирать урожай. Во главе всего народа стоял Кирилл. Его рыжая шевелюра горела на солнце и на неё, невозможно было не смотреть. А одежда – одно лохмотья дырявое и грязное, он то и дело крутил его в руках, пытался подхватить, чтобы не лезло под ноги, при этом раздавая всем команды. Ваня не понимал, что он говорит, но всем видимо было все понятно. Мужики кивали, кланялись ему, как барину, и удалялись в разные стороны поля. Вдруг они затянули песню.

Мы идём босы, голодны!
Ты подай, Никола, помочи!
Доведи, Никола, до ночи!
Эй, ухнем, да ухнем!
Ещё разик, да ещё раз!
Шагай крепче, друже,
Ложись в лямку туже!

Мужики прошли ряд и теперь возвращались назад. На свежую пшеницу слетелись вороны. Они принесли с собой черные тучи. Огромная стая накинулась на людей и зерно. Народ запаниковал, и разбежались кто куда. Кирилл бежал самый последний, постоянно спотыкаясь и падая. Молния ударила в дерево, рядом с полем, и как по сигналу стая улетела, и вместе с дождем прилетели другие. Огромные, с черными, как ночь крыльями, длинными, коричневыми шеями, с воротниками из сбившегося меха, лысыми головами и кровавыми глазами. Они накинулись на Кирилла, который остался один в поле. Его задавили, переломали кости и порезали острыми когтями странные птицы. Одна из птиц самая крупная и с покрасневшей мордой, взлетела на грудь Кирилла, растолкав остальных птиц. Она пристально всматривалась в его лицо. Потом, посмотрев из стороны в сторону, как бы осматриваясь, все ли видят, выклевала ему глаза. Другая птица потащила его за ногу, от чего упала другая. Поднялась пыль и перья. А через несколько минут от Кирилла осталась грязная рубашка. Птицы растянули его по частям.

Ваня пришёл в себя, а мужики уже во всю работали в поле. Соленый пот стекал по их лицам, а сорочки они накинули на голову, вместо кепок. Девочка с озорной улыбкой брызгала на Ваню водой. Благо все были далеко, и их конфликт с Кириллом остался незамеченным. Ваня боялся этого больше всего на свете. Предвзятое осуждение. Косые взгляды. «Ну и что, что я незаконнорождённый. Какое им дело кто мой отец или мать? Я же не виноват, я не выбирал…» И сейчас злость и отчаяние овладевало им. В голове стучал колокол и с каждым ударом подкашивались ноги.

«И что мне теперь сказать Сергею Ивановичу? Уволит. Месяца не поработал и уволит. Точно уволит», - истязался Ваня. Пришел он, в пол смотрит, стыдится, а Сергей Иванович, покручивая усы, равнодушно посмотрел на Ваню. Вообще, Ваня мог никуда не ходить, это он так только для виду придумал, несуществующую просьбу исполнить, чтобы без дела не сидел и про таблицу только для отвода глаз придумал, тут же на месте.

Через два часа с поля прибежала красавца Настасья, семнадцати лет, вся красная, со слезами, тяжело дышит, и косынка на бок сползла. «Горе Сергей Иванович, – начала она впопыхах. – Волки, Сергей Иванович, Кирилла покусали, за мной бежали, я сама чуть ноги унесла, еле живого с мужиками отбили. Если бы не Афанасий Петрович так бы и съели его прямо там.

Сергей Иванович начал успокаивать её, предложил воды, чаю.

- Успокойся, Настасья, и расскажи, что случилось.

Настасья уже почти успокоилась. Она поправила волосы и косынку, как будто без этого не смогла бы начать.

- Все было хорошо, и Афанасий Петрович с Кириллом уже дошли до той стороны поля, где опушка. А я за ними медленно шла, мечтала, и рядом со мной бежал Барбоска, Кирилла пес. Он потом махнул мне рукой издалека, чтобы я воды принесла. Жарко там, семь потом сошло. Как вдруг из опушки выбежал заяц и побежал прямо на Кирилла. Ну Барбоска тут же и сорвался, побежал за зайцем. Они по полю пробежали, заяц сделал крутой разворот и назад в лес. Кирилл побежал за ними. Наверное, словить захотел, на обед подать. Через две минуты слышим свист. Афанасий Петрович побежал первый, а я следом. Он с косой бежал, точно уже понял, что неладное произошло. А я платком помахала мужикам, а сама за Афанасием Петровичем. Какой черт меня дернул, не знаю. Интересно было… Не знала, что так оно обернется. Подбегаю, и вижу, что Барбоска сцепился с одним волком, а другой Кирилла за ногу тянет. Плечо у него уже в крови было. Так Афанасий Петрович со всего размаху косой в брюхо и ударил волка. Тот заскулил и отпрыгнул. А барбоска кубарем крутятся и вдруг расцепились, так я сразу его позвала и за ошейник схватила. Волки еще насторожено вокруг нас походили, порычали, а как крик мужицкий услышали так сразу и убежали. Вот. Если я ничего не путаю, а то голова кругом еще. Как бы вам чего не соврала.

- Ты не переживай, я все понял Настасья. Йосип! – крикнул он. - Выводи скакуна, я верхом поеду, а ты, – обратился он к девочке, - домой ступай, чая напейся, отдохни!

- Гм… Эм.. – вдруг замялся Сергей Иванович, когда Настасья ушла. –Степановна! – заорал он и в дверях появилась толстая баба с козлиной бородкой.

- Чего вам? – спросила старуха.

- Я еду сейчас и поздно буду. Ты тут присмотри за лавочкой. Вдруг чего, Ваню проси. Поняла?

- Еще б, не поняла.

Сергей Иванович еще не отъехал со двора, а в гнилом мозгу старухи уже зародилась коварная идея. Она знала, что Ваня, как новенький, не знает еще всех порядков в лавочке.

- Чаю будешь? С сахаром, у меня есть, – сладко говорила она.

- Нет, спасибо.

- Ну как хочешь…

Старушонка вышла и через пятнадцать минут воротилась.

- Ой ты Божечки. Что ж за напасть то такая. Не одно так другое, – охала старуха и вплотную подошла к Ване. Его сразу обдало кислым запахом сивухи.

- Что такое? Что случилось? – с тревогой спросил Ваня.

- Беда голубчик. Говорила я этому окаянному, не лезь пень, упадешь, зашибешься. А он… Как о землю горохом. Упал он. Лежит. Встать не может. Помоги до кровати дотянуть, а я пока бельё постелю. Он там, у дальнего сарая, что возле улья.

Ваня нашел Йосипа, только не там, где говорила Степановна, и совсем целым, вот только пьяным, что на ногах не держался. С трудом притащил Ваня его в комнату, где Степановна уже постелила и приготовила самовар.

- Спасибо батюшка. Еще просьба есть к тебе, коль не сложно. Я баба старая, не смогу. В погребе что справа, достань варенья яблочного. Одну баночку, хочу хозяина полакомить, когда вернется.

Весь день до вечера Ваня бегал туда-сюда по двору. Искал несуществующего варенья в темном погребе и выполнил еще кучу мелких поручений. Лишь бы в лавочке поменьше сидел. Позже он застал пьяную бабу за прилавком.

- Устал я вижу, молодчик, – начала она. – Ну, ступай домой, я тут сама постою.

- Ну уж нет. Итак, весь вечер по твоим прихотям бегаю. Замучила! Всю паутину в погребе собрал, руку порезал, сорочку порвал. Кто теперь чинить будет. Ты? А сама… напилась паскуда… - выпалил он и осекся.

«Не уж то раскусил? – с улыбкой подумала старуха. – Да и неважно уже, ему же хуже.» Тут бабка и вспылила, хоть и не рассчитывала, а, впрочем, небольшая разница. Спирт в крови говорил, а не она.

- Сергей Иванович придёт. Спрашивать будет, мол, так и так, куда деньги девались и бутыль самогона.

- Ах! – с замиранием сердца воскликнул Ваня. – Да не ужель ты посмеешь…

- А так-то оно голубушек. Думаешь, тебе поверят? Выродок незаконнорождённый. Да кто тебе поверит? Я у Сергея Ивановича уже лет пятьдесят на службе, а ты, без году неделя. Еще и смеешь восклицать тут, ахать, оскорблять. А ну пошёл отсюда! – кричала она, но Ваня стоял как вкопанный. – Слышишь? Иди говорю, домой потихонечку, да не дури, а то только хуже сделаешь. Паразит!

Тут открылась дверь, из которой вывалился пьяный Йосип. Морда напухла, глаза блестят, причмокивает и икает. Вдруг запел.

Ночною темнотою
Покрылись небеса,
Все люди для покою
Сомкнули уж глаза.

- Черт окаянный! – загремела она пуще прежнего. – Откуда ты вылез! Разве я не велела тихо сидеть и ждать, а ты… - Тут она обернулась на Ваню. – Ты еще здесь?

Ваня молча вышел, оставив дверь на распашку. Как в бреду или во мраке, он медленно направился в сторону школы.

«За что же мне такое наказание? Боже, разве я так много успел согрешить за жизнь свою кроткую? Я смиренно переношу все гонения и оскорбления. Каюсь, Господи. Иногда злость меня берет, мысль скверная, во сне приходит, да и только, но не я виноват в этом. Слепну я Господи. Бывает целый день как в тумане хожу, а потом удивляюсь, вспомнить никак не могу. Тут, как пить дать, никто бы не выдержал. Иногда и несет меня, остановится не могу… говорю, что не попадя, ненароком и сам оскорбить могу. А все из-за гордости, амбиций призрачных. Может правда в крови у меня, как Никитична говорит. Может оно так и есть. Да разве я заслужил?! Разве со мной стократ хуже не обходились?! Вот и с Кириллом сегодня прескверно получилось. И знал же я, Господи, что ничего из этого не выйдет, после его первого ответа понял, что дело гиблое, что ничего он мне не скажет, так нет, все равно настоял на своем и в итоге… Жив ли? Еще и этот сон, будь он проклят тысячу раз.»

Так прошел он свой поворот, даже не заметил, в мыслях своих копошась, сделал крюк по селу и все под ноги себе смотрел, словно поднять не решался. Не помнил он потом, как домой дошел, что делал перед сном, а как проснулся утром, сил нет, словно и не спал вовсе.

Пришел в лавочку, чуть с ног не валится. Смиренно выслушал причитания Сергея Ивановича, за беспорядок, что вчера Дуня и Йосип оставили. Видно хорошо вчера гуляли. Посмотреть на обоих так живого места на них не осталось. Йосип все утро с мокрой тряпкой на голове ходил, да чаи гонял. Пообедал Ваня хлебом черствым с водой грязной, сел за прилавком бумагу писать и стал невольным слушателем беседы Сергея Ивановича с врачом, Вениамином Валентиновичем.

- Плохи дела его, никак заражение крови начинается. Ну я ему кровь и пустил, легче должно стать. Бог в помощь. Перевязку сделал, раны промыл. Дальше от него все зависит, ну и от питания конечно. Все, за известную плату, – сказал он и многозначительно посмотрел на Сергея Ивановича. – Больному полагается пить много жидкости, можно отваром из трав ромашки там, зверобоя или сок крапивы. Это главное. Да белковой пищи побольше. Молоко можно, творог там, бобы аль фасоль. Будет жар - мокрыми простынями обложить и порошку дать выпить, - и он положил на стол пакетик белого порошка. – Пол чайной ложки за раз. Ни в коем случае не давать копченого, острого и жирного. Чеснок тоже не полагается. Я еще вечером зайду сердце послушаю. Как бы бешенства не подхватил.

- Так что ж теперь? Умрет?

- Может быть. Это очень может быть. Тяжелый случай. Раны глубокие. Кровь насилу остановили. Если дней пять отлежится авось не умрет.

- А мне как же?

- Хм... одним словом обеспечьте больному уход.

- Ну да... Ну да, – бормотал Сергей Иванович, прикидывая в уме, что дешевле похороны или питание с порошками и врачом.

С минуту помолчали.

- А твои что? – спросил Вениамин Валентинович оглядываясь.

- Вчера, вот этот вот, – ответил он и кивнул головой в сторону Вани, – бутыль самогона выпил. Чуть живой сегодня пришел. Голова небось болит? – крикнул он погромче, чтобы Ваня точно услышал, – и варенья банку съел, малинового. У меня последняя оставалась. Ну ничего, мы все высчитаем, все отработаем. Правда, Ванечка?

Ваня безнадежно посмотрел на него. Он уже устал объяснять.

- Я вам повторяю последний раз. Говорю же! не пил я водку! не переношу её! Это все старуха Степановна и Йосип выпили, пока я по подвалам лазил, банки считал.

- Цыц! Хватит врать! – со злобой загремел Сергей Иванович и тут же обернулся к Вениамину Валентиновичу. – Представь себе, что тут было! И на кой черт его в лавочке оставил. Типун на язык. Предупреждали меня не брать этого ублюдка, а я только «Хороший он хлопец, мухи не обидит». Тьфу. Вон оно как получилось. Но ничего, на ошибках учатся. Отработает.

- Вот именно. На ошибках учатся, – поддакнул Ваня.

Он закрыл свою дверь. Больше ничего не вижу, ничего не слышу. Он погрузился в свои мысли и как бы спал наяву.

- Эй! – кричал Сергей Иванович. – Оглох или что? Чай неси!

- Пусть Степановна принесет. Я не в поварихи к вам нанимался. Не моя обязанность, - резко крикнул Ваня, сам себя испугавшись, и тут же оробел.

- Что? – заревел хозяин. – Не тебе решать. Обязанность не его, видите ли. Ух! Умник нашелся. Корону то поправь и чая принеси. Да пошевеливайся во рту пересохло.

«Что б у тебя язык почернел и зубы повыпадали», - подумал про себя Ваня и пошел ставить самовар. Пока самовар закипал Ваня стоял задумавшись, он даже не заметил, как подошел Йосип и положил руку ему на плечо. Ваня аж подскочил.

- Ну что молодец? Дуняшку не видел? – беззаботно спросил Йосип.

- Нет. Тебе чего надо? – грубо ответил Ваня, который был не в духе. Он не опасался Йосипа. И даже был с ним вполне дружен, если последний не напивался и не вел себя как свинья. Одно в нем плохо было, то, что он уж очень легко поддавался на всякого рода влияние. Этим часто пользовалась хитрая Степановна. Влюблён он был в нее, что скрывать. А баба своего не упустит. При любом удобном случае на него ответственность перекладывает. И все же, все же. К этому глупому, жалкому, местами даже гадкому старику относились лучше, чем к нему - незаконнорождённому.

- Ну ты не злись, Ванечка. Прости старика если что вдруг, – умоляюще и с ноткой глупости говорил Йосип. Иногда он бывал до невозможности глуп, хоть двери вышибай. Он не замечал, что творится кругом, в каком кто настроении и никогда не понимал намеков.

Ванечка аж растерялся, до того ему казался Йосип жалким в ту минуту.

- И ты прости, - сказал Ваня. – Вспылил… Устал я. Кошмары снятся.

- Ух! Ну это не ново. Видалии. Дааа, – он сразу оживился, и его понесло, как санки по льду. Он даже начал растягивать слова, как это часто бывало в разговорах со Степановной за рюмкой. – Поправишься. У меня самого покойная жена, царство небесное, пять лет кряду страдала бессонницей. Хочешь верь, а хочешь не верь, но это правда, – добавил он в волнении. – Как не проснусь ночью, покурить аль в туалет, а она сидит шьет у окна и без свечи, или на кухне полы моет. Ааа я у ней, часто спрашивал то бишь: «Почему не спишь? Ляг со мной под одеяло, а?», а она в ответ только: «Не могу я спать, храпишь ты, аж окна звенят» или «Не могу я с тобой спать, толкаешься». Вот только я в жизни никогда не храпел. Я бы услышал. Точно говорю, у меня сон чуткий, как у собаки. (Ваня тут же понял весь абсурд, что говорил Йосип. Неужели напился?) Так вот сидели мы с ней чай пили, а оно раз, вилка и упала. Так она пока под стол, я ей в чай немноожко и подлил, водоочки то. Хах. Несколько раз за вечер сделал так, а она и говорит: «Что-то я устала, голова тяжелая, кружится. Пойду, прилягу». Так и спит без задних ног. Правду говорю. Хоч верь, а хоч нет.

- Верю старик. Только зачем ты мне все это говоришь? Пить не буду! Не свинья еще, да и гордость водится.

- Та где ж там пить. Тьфу. Пол рюмки в чай, разве это пить? Ха-ха-ха. Ну насмешил голубчик. А Дуняшку то мою, не видел?

- Нет, не видел.

- Не хорошо. Получается… где-же её черти носят?

- На кой она тебе?

- Как? – удивился Йосип. – Известно на кой. В шкафу то у нее, что на ключике. А? пол литра со вчера стоит. Эмм … – сконфузился Йосип.

- Ну! Говори раз начал!

- Извольте, на водочку, пять копеек. Я отдам, обязательно отдам.

- Ах ты! Да как ты!... – заикался Ваня, не находя слов. «Нет предела человеческой наглости!» - подумал он. И вслух наконец сказал, - А ну пошёл отсюда! Быстро!

Пендалями он вытолкал его с кухни. К этому времени самовар как раз закипел.

По приказу начальника, Сергея Ивановича, Ваня до поздней ночи писал, считал и переносил записи, «отрабатывал». Ваня сходил на кухню налить чая. В это время ему послышалось, что с улицы его зовет Йосип. Он бросился во двор, но никого не было. Когда он вернулся оказалось, что чай уже готов и налит в кружку. Ваня недоверчиво взял кружку, понюхал и тут же скривился. Он вылил чай в окно, а себе сделал новый. Ваня вернулся на место поменял свечу и стал думать. Тяжелые были его мысли, все об огне и солнце. Минут через пятнадцать, пьяная, как свинья, пришла Степановна. Странно она себя вела даже для пьяной. Молча прошла, шатаясь, даже на Ваню не взглянула, а он в свою очередь отложил бумагу и проводил её взглядом пока она не скрылась в дверях.

Ваня принялся дальше писать, но на долго его не хватило. Чай не помогал. Цифры плыли перед глазами, даже два плюс два сложить не мог, всё пять у него получалось. Он закрыл глаза и надавил пальцами на яблоки. Огненный вихрь закружился перед глазами. Он испугался и рывком поднялся с табуретки из-за чего голова закружилась, и он рухнул под стойку. На грохот прибежал Сергей Иванович. «Неужто напился? А нет,самогоном не пахнет. Перетрудился, - ужаснулся Сергей Иванович. – И этого в могилу сведу». Он перекрестился и закричал во всю глотку.

- Йосип! Степановна! Где вас черти носят, когда вы нужны. Йосип! Степановна! – повторил он.

«Никак обморок. Ух! Проблем не оберусь как узнаю, что я его загонял, да сухарями кормил. А если узнают? Что ж это я. Ну нет. Не могу я из-за него все потерять»

- Йосип! Степановна! – вопил он.

Через минуту зашел Йосип.

- Звали, барин? Что прикажете?

- Помоги.

Йосип побледнел, глаза у него так и забегали. Они вынесли Ваню во двор и положили на сено.

- Воды холодной принеси и тряпок каких-то. Только не стираных, – добавил потом.

- Сию минуту.

- Стой. – сказал Сергей Иванович и Йосип обернулся. – Где эта шельма? Куда пропала? Весь день её не видел.

- Не могу знать. Сам обыскался, – ответил Йосип и остался стоять на месте.

- Ну? Чего стал?

- Сергей Иванович, извольте, на водку, - когда очень хотелось, он позволял себе небывалую дерзость по отношению к хозяину, так как считал, что это его обязанность и нередко бывало, что без водки Йосип вообще отказывался работать.

- Хорошо, хорошо, - быстро проговорил Сергей Иванович. – Только иди уже.

Йосип засеял и уже через минуту пришёл с ведром холодной воды и тряпками.

- Вот, – сказал он.

Когда Сергей Иванович забрал тряпки из рук Йосипа, то он их не убрал, а сложил лодочкой и протянул хозяину чуть ли не в карман.

- Эх! На! – сказал барин и кинул пятак в траву.

Сергей Иванович обтер мокрой тряпкой лицо Вани, намочил волосы и рубаху. Через минуту Ваня очнулся и слабо проговорил.

- Что случилось?

- Очнулся, голубчик, а я-то уже самое худшее начал думать. Хотел было за врачом посылать.

«Наглая ложь» - сквозь мутный сон подумал Ваня.

– Заработался Ванечка, - продолжал он любезно, - Что ж ты себя не бережешь?

- А это кто? – спросил Ваня как бы, не замечая, что говорил Сергей Иванович и указал пальцем на Йосипа который стоял в том месте где упал пятак, – Что за женщина?

- Какая женщина? Дык это лакей мой Йосип. Не узнал?

- И вправду… он, – сказал Ваня присматриваясь.

- Да, да. Он, – с облегчением сказал Сергей Иванович. - Ну вот тебе уже и лучше.

- Сергей Иванович, разрешите, - влез Йосип. Он сгорал от желания потратить пятак, но боялся и шагу сделать без разрешения барина.

- Та иди уже! – нетерпеливо ответил барин.

Ваня встал и направился было в дом, но Сергей Иванович удержал его за руку.

- Куда это ты? Иди домой, коль дойдешь, а нет, догоняй Йосипа, он отвезет, - сказал Сергей Иванович, зная что Йосипа уже и след простыл. – А книжечку я сам заполню.

- Да, спасибо, – автоматически ответил Ваня, разворачиваясь, и пошел со двора.

«Странный он какой-то сегодня. Как бы чего с собой не сделал» - подумал барин.

Йосип пришел домой поздно, около двух пополуночи. Впрочем, после такой попойки он обычно засыпал где-то во дворе на сене или в сарае, а потом наутро Степановна будила его холодной водой. Он уже было прилег, но тут вдруг вспомнил, что не видел сегодня Дуняшки. Ему страшно захотелось пожелать ей спокойной ночи. Он прошел через лавочку в комнату старухи и увидел её очертания под одеялом. В комнате было темно и только кровать освещала луна, через квадратное окно. Он начал медленно красться, как кошка, которая собирается прыгнуть на воробья, но предательская половица заскрипела, и старуха зашевелилась под одеялом.

- Не спишь? – и не дождавшись ответа продолжил. - Это хорошо, а с другой стороны и плохо. Ночь на дворе, а ты не спишь. Может за меня беспокоилась? Ух! Бесстыдница. А я видел, как утром не свет не зоря ты ушла. Куда ходила то скажи, коль не секрет великий. А Дуняшка? Никак заснула?

Он подошел к кровати и аккуратно присел у её ног. Кровать прогнулась и опять произошло какое-то движение под одеялом.

«Не спит все-таки, - подумал Йосип, - Может обиделась? На что? Черт её знает»

- Погода чудесная, ни облачка, и луна волшебная, хоть на шабаш вылетай. Ха-ха-ха. А вот! Чуть с головы не вылетело. Сегодня Ваня в обморок упал, представляешь? А я-то, всего ему пол рюмки на целую кружку налил. Последняя была. Скребя сердцем отдавал. Последняя… Кто ж знал, что он такой слабый. Я вот в его возрасте… Степановна! – вдруг резко крикнул он и в тот же момент сжал свои сухие губы и втянул голову в плечи. – Дуняшка моя, ну что же ты молчишь, ни слова не говоришь, как будто язык у тебя отсох. Я вот что хотел тебе сказать, - по пьяни он часто и много хотел говорить, - а может ну его. То есть пусть работает на здоровье. Он парень не плохой, старается. До последней капли пота работает. Кстати про последние капли. У меня тут водка осталась, - он вытащил пляшку из кармана, - воот Парфений в долг отпустил. Может по одной и спать. А?

Предчувствуя водку, компанию и перспективу спать в кровати, а не на сене так возбудила его, что он не удержался и шлепнул в то место, где под одеялом, как ему казалось, было её мягкое место. Но под одеялом пряталась не старуха.

Пляшка упала на пол и откатилась на середину комнаты. Йосип тут же протрезвел и попятился; пока еще он был на ногах. Из-под одеяла поднялась высокая женщина в черном дырявом платье, с длинными худыми руками, как у мертвеца, и грязными волосами до пола. У Йосипа вспотел затылок, затряслись руки, по спине пробежала нервная дрожь, а глаза налились кровью, когда женщина откинула волосы и он увидел её лицо. Он пятился назад пока не наступил на бутылку и не рухнул на спину. Он все продолжал пятиться в угол, в котором стоял образ. Редкие волосы Йосипа стали дыбом, а он все пятился и пятился, словно хотел пройти сквозь стену. Судорожно перебирая руками, он дернул за рушник, и икона упала ему в руки. Одной рукой он протянул икону вперед, а другой начал креститься. Это лицо, которое Йосип теперь никогда не забудет, сколько бы не пил, было поражено кровавыми язвами и гангреной. На месте носа виднелись две косточки и чернота вокруг. Такая же черная дыра была и на левой щеке, сквозь которую виднелись кривые, желтые зубы. В один шаг она пересекла комнату, выхватила у Йосипа икону и разломала её в труху. Она истерически засмеялась, закатив черные глаза. Из глаз потекла кровь прямо в дыру на щеке. Её растрёпанные волосы занимали теперь всю комнату и медленно начали обвиваться вокруг предметов. Один локон схватил Йосипа и подтянул прямо под ведьму. На лицо ему начала капать кровь. Тут ведьма нагнулась и посмотрела прямо в лицо Йосипу. Казалось невозможным, но у Йосипа все же получилось. Он закрыл глаза и сжал зубы. Она резко дернула волосами и перевернула всю комнату вверх дном. Йосип продолжал отчаянно молится и вдруг все стихло. Он еще несколько минут боялся открыть глаза и читал молитву, теперь громко в голос, немного ободрившись тишине. Наконец-то он отрыл глаза и… О нет! Женщина никуда не пропала, она была тут же, все так же скрюченная над Йосипом, с открытым червивым ртом. Она только притаилась, но никуда не исчезла, даже с места не сдвинулась. Она начала колотить Йосипа по голове, по туловищу и по ногам; сразу везде. Сильные удары, как от кувалды, ломали ему кости; ногтями она исполосовала ему плоть. Тут Йосип начал харкать кровью и зубами. Женщина остановилась на секунду и, как-то даже театрально, со злой ухмылкой, наслаждаясь, подняла руку. Мышцы напряглись, вены вздулись и со всей силы она, как копьем, пробила ему ребра и ударила прямо в сердце.

Йосип с криком поднялся, не понимая где он и что происходит. Перед его глазами застыло изуродованное лицо женщины. И он побежал, но скоро спотыкнулся о ведро и упал в крапиву. Вся сорочка была мокрая от пота, а сердце выпрыгивало из груди. Только тут лежа в крапиве и ощущая легкое жжение на шее и щеке, он понял, что это был жуткий кошмар.

«Пусть Бог милует. Вот что значит напился до чертиков. Фух. – Думал Йосип пытаясь наконец отдышатся. – Паленая! – вдруг осенило его. – Ну Порфий зараза! Завтра ты за все заплатишь.»

Он выполз из крапивы и лег в траве. Что-то давило в боку. Он засунул руку в карман и вытянул пляшку. Посмотрел на нее с минуту, как бы решаясь, и выкинул в крапиву.

Утром его разбудила Степановна. Йосип на радостях обнял её чем вызвал недовольный взгляд. Он отрывисто и сбивчиво описал свой сон. Старуха тут же и обмякла, как услышала про женщину в черном. «Этот сумасшедший, понятное дело, но меня, меня то куда!» - думала старуха. Она не рассказала Йосипу, что не спала всю ночь, хоть и была пьяна. Крутилась, вставала для молитвы и опять ложилась, словно на острые гвозди. Жуткие образы появлялись перед глазами стоило их закрыть. И самым частым гостем в её снах была женщина в черном. Степановна выпила всю водку со своей заначки, но так и не заснула. В глазах двоилось, а голова ходила кругом, но образ женщины, как отдельная картинка, независящая от рассудка старухи, оставалась четкой.

Через пять дней Сергей Иванович ужаснулся, подводя свои финансовые траты за неделю. Он сам, лично, скрупулёзно заполнял таблицу, высчитывал и проверял, запершись у себя в кабинете. «Молоко, сыр, рыба, все это ерунда, гроша ломаного не стоит. Отработает. Но вот порошки. Порошки — это беда, это дорого. Нельзя ль без них обойтись? Ах, нет! Вениамин Валентинович давеча говорил, что нельзя. А может тогда…» - ломал он себе голову до поздней ночи пока, наконец, после полбутылки не решил твердо. Ваня останется здесь.

На следующее утро Сергей Иванович отправил Йосипа справится, как здоровье у Кирилла, а Ваню попросил покормить свиней. Ваня, сделав обычную похлебку и поставив варится, ушел кормить кур. Сергей Иванович прошел незаметно на кухню и «подсолил» варево, перемешал, чтобы растворилось, и так же незаметно ускользнул. Ванечка, ничего не подозревая, покормил свиней пересоленой кашей. К вечеру свиньи уже были очень нездоровы и Сергей Иванович во всеуслышание, чтобы и Степановна и Йосип и даже несколько соседей услышали, обвинил во всем Ваню. Утром свиньи подохли. «Ну все теперь он у меня в руках!» - ликовал Сергей Иванович. Ваня начал было протестовать, грозился уволиться, уйти. «Уйти? Но куда? – спрашивал он себя – Куда же я теперь уйду, когда все село знает. Ах! Что не говори, а ловко придумал. Ну и прохвост этот Сергей Иванович! Что же делать? Что? Из всех, правду знаю только я, и про тот вечер тоже. Степановна? Она никогда не станет на мою сторону, хоть убей. Никогда! А что если Йосип? Да разве он осмелится? Духу не хватит. Да и кто же, в конце концов, ему поверит. Ловко, однако! Кирилл бы поверил. Точно! Он этих двоих хорошо знает, и себя попинать не дает. Конечно… Но без толку. Все зря! Мария поверит, уж точно, она меня любит, а вот Никитична никогда. Еще и на его сторону станет, вместе будут на меня плевать. Чувствую, как недолюбливает она меня».

Ваня допоздна работал, поэтому лег во дворе вместе с Йосипом. В тревоге ложился он и закрыл глаза.

Ему приснилось море. Он капитан собственного корабля, а впереди бесконечная синева и свобода. Такая долгожданная, желанная и спасительная свобода! Солнце садилось, похожее на огромный огненный шар, а справа вместе с кораблем, плыла стая дельфинов, которая грациозно прыгала по волнам. Лёгкий ветер обдувает капитану лицо и трепещет волосы, матросы режутся в карты и обращаются к нему на Вы. Его слово закон на корабле. А впереди столько приключений: неизведанные острова, кабаки, битвы с туземцами, далекие страны, причудливые животные, охота, поиск кладов и возможно, русалки. И самое главное подальше отсюда! Только бы подальше отсюда! Подальше от Сергея Ивановича и лживой старухи, подальше от этого села с его обозлёнными жителями. От всех! Решительно от всех, даже от Марии.

Проснулся Ваня выспавшимся, полный сил, как будто вчера ничего не произошло. Он чувствовал необычайную бодрость тела и духа. И впервые он работал спустя рукава. Когда огромный внутренний конфликт разрешился, ему стало легче. Степановна вышла во двор. На нее страшно было смотреть: огромные фиолетовые круги под глазами и ввалившееся щеки, как у мертвеца. Сергей Иванович весь день кричал на всех троих: на Степановну, потому что летает в облаках, самовар даже поставить не может и чашки донести, не пролив; на Ваню, за то, что все делает медленно и неправильно. Сергей Иванович уже и угрожал, и палкой даже ударил, но все без толку. А Йосип… тот как обычно. К вечеру Сергей Иванович окончательно сорвал голос и вызвал врача.

- Пейте вот этот травяной отвар. Горло держите в тепле и помалкивайте ближайшие дни, а лучше вообще молчите. Ну, только в крайнем случае и то шёпотом.

-Эх…

- Нет! Нет! Я же говорю молчите. Что вы, как дитя малое Сергей Иванович. Кстати, я сейчас к Кириллу еду. Ему все хуже: горячка, бред, бессонница, навязчивые мысли, в общем, весь комплект, так сказать. Вот только… – как-то замялся доктор – порошочку бы. Закончился. Надо бы купить – и многозначительно посмотрел на Сергея Ивановича.

Тот отрицательно покачал головой.

- Как знаете, Сергей Иванович, дело ваше. Ну, я поеду, – сказал Вениамин Валентинович, вставая. – Я все же пришлю кого-то с докладом.

Сергей Иванович проводил доктора, а потом закрылся в кабинете. Степановна в это время сёрбала горячий чай и наблюдала, как Ваня и Йосип колют дрова.

Не прошло и часа, как прибежала заплаканная Настасья и объявила, что Кирилл умер. Сергей Ивановича скомандовал запрягать бричку. Они поехали втроем с Ваней. Приехали как раз в тот момент, когда священник отпевал покойника. Когда священник закончил, народ вышел во двор, и начались разговоры, а Йосип сразу нашел мужиков, с которыми можно помянуть.

- Бедный мальчик. Последние дни совсем не спал, в горячке крутился, холодным потом обливался. Помоги Господи! Аминь! За что же ему так досталось, а? Помнится, вчера про огонь кричал, а под утро про ведьм и чертей заговорил. Да упокоит Господь его душу.

Сергей Иванович сунул в руку Никитичне двадцать рублей, и нервно прошипел слова сочувствия, ссылаясь на то, что у него горло, и что он не может говорить. Они с Ваней уехали, а Йосип остался.

Ваню начала грызть ужасная мысль. «Неужели из-за меня. Как такое могло случиться? Может тот сон? Я же ему зла не желал. Как ни крути, не заслужил он такой смерти.»

Когда они свернули на прямую дорогу, что вела к дому Сергея Ивановича, то заметили в конце дороги сначала дым, а когда подъехали ближе, огонь. Сергей Иванович со всей силы заработал плетью. Кобылка заржала, дернула хвостом и стремительно побежала.

Сергей Иванович на ходу выпрыгнул из брички, но тут же вскочил на ноги и, хромая, вбежал во двор. Амбар, склад, кухня, лавочка, дом, всё было охвачено огнем. Сергей Иванович полностью утратил разум, обезумел от такой неожиданности. Он хотел было забежать в дом, забрать бумаги из стола, но в этот самый момент балка прогорела и рухнула, чуть не раздавив хозяина. Тогда его оттащили от дома, и он расплакался, как дитя малое. Ваня хотел было утешить Сергея Ивановича сказать пару слов, но тот от него грубо отмахнулся.

- Плакали мои денежки. Завтра можно и в петлю. Нет у меня больше жизни. Конец всему! – слабым голосом проговорил он и рухнул без чувств.

Вдруг, послышался истерический смех душевнобольного человека, и на крыше показалась Авдотья Степановна.

-Ха-ха-ха! Я заберу тебя с собой в могилу, – кричала она, смотря в небо.

Огонь разгорался, и крыша начала проседать. Степановна обвела взглядом толпу и остановилась на Ване.

- Это ты виноват! – возопила она и пошла на Ваню, но крыша не выдержала, и Степановна провалилась. Её поглотил огонь.

Весь народ слышал, что она сказала и посторонилась от Вани.

- Нет, я ничего не сделал! Меня здесь даже не было! Я же был у Кирилла, только приехал. Ну, скажите им, Сергей Иванович, – молил Ваня, но, бедный купец лежал без сознания.

Толпа молча следила за Ваней пока кто-то не выкрикнул.

- А ну его к черту! Почему мы его слушает! Убирайся отсюда незаконнорождённый, а то заколю!

Толпа подхватила.

-Убирайся! Убирайся проклятый!

В Ваню полетели камни. Один попал прямо в голову и по лицу потекла кровь. Ваня выбежал со двора прикрывая голову руками.

«Всё! К черту всех! Убегу, - решился Ваня окончательно. - Куда глаза глядят. А лучше к морю. Устроится на корабль, и уплыть, забыться».

Ваня добежал домой, когда было уже совсем темно. Все спали. «Это хорошо, только б никого не разбудить» – подумал он. Через окно Ваня пробрался на кухню и собрал узелок, оставив его тут же, за окном. Он прошел в классную комнату и устроился за партой, чтобы написать прощальную записку для Марии. Он и не заметил, как вся тяжесть сегодняшних впечатлений и тревог, как будто в один этот миг выплеснулись в него с удвоенной силой. Он потер виски и глаза. «Сейчас прилягу, на пять минут и в путь, а то я так даже из комнаты не выйду». Он проснулся в кровати. На тумбочке горела свеча, а в ногах кто-то сидел.

- Мама, это ты? – тихо спросил он. Ему только что приснилась, как они гуляли с матерью по полю.

- Да Ванечка, это твоя мама, - ответил ласковый женский голос

- Мамочка — это правда, ты? Как же я рад! Я только что тебя видел во сне.

Он расплакался и с трудом приподнялся, чтобы обнять мать, но только тут заметил Марию.

-Ах! – вырвалось огорченно у него, и он упал на подушку.

- Сынок не вставай. Тебе больно? Ты опечален?

Ваня не ответил, а только потянулся к ушибленному месту на голове и нащупал там повязку. Мария уже успела промыть и перевязать рану.

- Ванечка, что означает эта записка? Ты собираешься от меня убежать?

- Но Мария, я просто не могу здесь оставаться.

- Почему? Разве еще остались те, кто причиняет тебе боль? – невольно спросила она. – Разве сейчас они не страдают так же, как страдал ты? Разве они не получили того, что заслужили? Ты останешься здесь подле меня… И еще… тут ты пишешь, что хочешь найти свою мать, Ванечка. Скажи мне зачем? - спросила она укоризненно и посмотрела прямо в глаза Вани. – Она тебя бросила. Я же останусь рядом с тобой до конца. Я тебя воспитала. Она нищенка. Я всегда была рядом и защищала тебя. Ты не можешь со мной так поступить после всего, что я для тебя сделала. Это просто не справедливо. Это жестоко Ванечка. Ты же не такой мальчик?

- Но Мария не плачьте. Я люблю вас... как старшую сестру и мне сейчас больно не меньше вашего, но поймите и вы меня! Если я не смогу найти её и поговорить, то я больше не смогу спать, не смогу есть и моя душа не успокоится. Только она может спасти меня.

- Она умерла Ваня. Она от тебя отвернулась, и ты ей больше не нужен.

- Нет, не врите мне Мария, - вполне спокойно сказал Ваня. - Прошу вас! Вы разрываете мне сердце. Не знаю, как вам объяснить, но я знаю, что она жива. Я видел её во снах – сказал Ваня и заметил, как Мария все напряглась и похолодела. – Она зовет меня. Моя мама ждет, что я найду её и возможно, мы, спасем друг друга.

- О нет Ванечка, этого я и боялась. Она начала тебе снится. Вечно она мне мешала последнее время, – сказала она с досадой и злостью.

- Что? Последнее время?

- Да, Ванечка. Мне больно смотреть, как ты страдаешь. Потом, ты сам будешь решать, но ты должен сделать правильный выбор. Последний раз твоя мать приходила в начале лета, – Ванины глаза вдруг округлились, и он жадно начал слушать, пытаясь не проронить ни слова. Голова у него гудела, сообразить, что либо, или сделать правильное решение не представлялось более возможным, - Третьего июня.

- И что же вы? Почему не рассказали сразу.

- А зачем? Разве она хоть что-то сделала для тебя? К тому же я чувствовала, что ты откажешься от меня, если узнаешь, что твоя мать жива и приходила к тебе. Но я сказала ей, что ты ненавидишь её, проклинаешь и призираешь. Я пригрозила, чтобы она не искала встречи с тобой, иначе быть беде. – Тут Мария наклонилась, чтобы обнять Ваню, но он с силой удержал её.

- Что было дальше. Рассказывай! – крикнул он.

- Ничего. Я закрыла дверь, а она еще два часа прорыдала под порогом, пока я не пригрозила ей собаками.

- И что? Она больше ничего не сказала? Что вам еще известно? Рассказывайте мне все.

«Рассказывай! Рассказывай немедленно!» - кричал про себя Ваня.

- Она как я уже сказала, была нищая, работала кухаркой у барина. Потом забеременела… ну и с позором её выгнали со двора. Она подалась в соседнее село просить милостыню на базаре. Богатые дамы, бывало, подкидывали ей монетку и червивых яблок. Смеялись там над ней, унижали, и все это когда она была беременна. Потом, когда ты родился она отдала тебя. А после этого пробралась на кухню и отравила весь двор и прислугу, и всех господ своего бывшего барина. Большой был у них тогда праздник: танцы, бал. Когда она была у меня, перед тем, напоследок я пожелала ей скинутся со скалы.

- Зачем?! Зачем вы так поступили, Мария? Кто вас просил? – кричал Ваня расплакавшись. - Что плохого могло случиться если бы мы увиделись? Что могло случиться? Почему ты так сказала моей родной матери, которая искала встречи со мной. Разве ты не понимаешь, как я хочу увидеть её, обнять и поцеловать только и всего! Поговорить. Душу излить.

- Она грешница, Ванечка. Она хотела забрать тебя! Мое бесценное сокровище.

Ваня как будто начал понимать.

- А тогда, летом, я неделю лежал в горячке, а потом в бреду сказал, что Игнатий своим плачем мешает мне спать. Что вы сделали?

- Смочила его десна вином. Всего-то, – просто ответила она.

Вдруг Ваня отчетливо припомнил свой сон.

- А Кирилл?

- И Дуня, и Йосип и Сергей Иванович, все получили то, что заслужили, кроме Йосипа ему… повезло. Дуракам везет. Скажи, разве это не то, чего ты желал?

- И да, и нет…

С минуту помолчали. Даже три. Ваня напряженно думал, соображал. Он понял.

- Нет! Сейчас, когда … Словом, когда все уже произошло мне их очень жалко… всех жалко… и тебя Мария.

Он наклонился обнять её. И она улыбнулась сквозь слезы и тоже нежно обняла его, закрыла глаза и склонила голову ему на плечо. Она так долго этого желала, как часто ей снилось, что они с Ваней … Она обняла его любящими руками, как сына, которого у неё никогда не будет.

Горькая мысли сверлила Ваню. «Неужели это из-за меня умер Кирилл и Степановна. Это я виноват, и я должен во всем разобраться, со всем покончить».

- Мой дорогой Ванечка, любимый, – шептала она. - Я никому тебя не отдам. Никогда! Мы будем теперь всегда вместе. Я защищу тебя от всех.

- Да, мамочка.

После этих слов она еще сильней прижалась к Ване. Он открыл глаза.

На пороге комнаты стояла женщина в красивом белом платье, с каштановыми волосами и зелеными глазами. Ваня сразу узнал свою маму. Он, почему-то был уверен, что это она. Он узнал её по глазам.

- Мама! Мамочка это ты? Я так давно хотел увидеть тебя.

- Да, да! Я твоя мамочка! - еще сильней растрогалась Мария. Слезы текли ручьем.

Мать ласково посмотрела на сына, улыбнулась и подошла, протягивая маленький садовый серпик. Он крепко сжал его в потной ладони.

- Я буду на улице, – прошептала она.

- Хорошо, мама, – ответил Ваня.

- Мария, скажи мне. Ты еще не передумала? Ты не дашь мне уйти?

- Нет, ванечка! Ты останешься со мной до конца!

- Навсегда?

- Да, ванечка! Навсегда!

Ваня еще полминуты колебался, не выпуская Марию из объятий, а потом вогнал серп ей в спину. Она чуть вскрикнула, дернулась и заерзала, но не разжала своих объятий. Так они просидели минут пять на кровати. Вся простыня уже пропиталась кровью, а под кроватью накапала лужа. Так бы Ваня и сидел до утра, но руки Марии вдруг ослабли, сползли по плечам, и она рухнула на пол. Ваня холодно посмотрел на Марию, в последний раз помолился за её душу и, шмыгнув носом, направился к выходу. Солнце уже взошло и окрасило небо в красно-желтые цвета. Яркий свет заливал коридор. Возле выхода, с узлом в руках стояла мать.

«Теперь все кончено. Теперь все хорошо.» - подумал Ваня. Он взял мать за руку, и они ушли вперед по дороге.

-2
21:08
684
09:07
Интересный подход и очень детальное описание. И очень яркий финал.
Загрузка...
Алексей Ханыкин

Достойные внимания