​M.I.F.

1

– Я не преступник. Я не убиваю людей. Я не ворую. Я просто пишу стихи.

– Бросьте кривляться. Вы же неглупый человек. Художник, мыслитель, да? Вам ли не знать, что информация – это оружие. Ваши стихи – оружие. Они попадают в сеть, распространяются, как вирус. И наносят свой вред, очевидно. Этот вред куда шире, чем вред от ублюдка с ножом. Сколько человек он успеет убить, прежде чем его схватят сотрудники Гефеста? Одного? Двух? Методы сыска столь совершенны, что до троих ни у кого дело не доходит. А Ваши стихи, попав в сеть, действуют на массы.

– Но я человек. Видите? Я сижу здесь, прямо перед вами, на стуле. Такой же человек, как вы, ваши друзья, ваши родственники. Да что там, сейчас я – ещё больше человек, чем вы. Это я сижу здесь, на этом стуле, а вы – голос из репродуктора. Я даже не знаю, сколько вас!

– Такова принятая форма. Обвиняемый не должен видеть лиц членов комиссии, знать их имён. Статья…

– Да-да, знаю, статья такая-то, пункт такой-то, я это слышал много раз. У вас всё схвачено и продумано. Всё логично. Но мне страшно, понимаете? Вот, что не подчиняется логике. Но это так. Я сижу здесь, перед вами, будто голый. Вы не говорите, что со мной будет, вы не считаете должным посвящать меня в детали. Потому что так написано в каком-то пункте какой-то статьи. Что вы со мной сделаете? Устроите показательный процесс, раскрутите шоу с очередным оппозиционным деятелем? Да никакой я не оппозиционный, я просто пишу стихи, это всего лишь слова, составленные в строчки! Я не могу не писать честно, но я хочу жить – понимаете? Понимаете? У меня две руки, две ноги, как у вас, я хочу лечь сегодня в постель, я хочу жить! У меня тоже есть друзья, родители, любимая девушка. И вы готовы всё это уничтожить из-за моих стихов?

– Неужели Вам нужно всё объяснять? Вы как ребёнок. Думаю, Вы прекрасно всё понимаете, только не хотите этого признать. Своими словами Вы наносите вред не какому-то конкретному человеку, а системе. Система же – это организм. И, чтобы клеточки этого организма сосуществовали в гармонии жизни, а не в хаосе разложения, должен жить весь организм. Поэтому организм вырабатывает иммунитет, чтобы избавляться от вредоносных бактерий.

– И бактерия – это я? Я, по-вашему, сраная бактерия? Вы совсем ослепли там? Вы вообще люди? Посмотрите! Посмотрите, это мои руки. На каждой – по пять пальцев. Это моё тело. Вот он я. Вот, слёзы. Хха. Всё настоящее. Я, вашу мать, человек! Че-ло-век! И я хочу жить! Жить, жить, сука, жить! Вы готовы уничтожить живого человека ради этой отвлеченной идеи с организмом? Это же абстракция! Дым! Фикция! Это ваше общее дело, и прочая хрень. Чего стоит это ваше общее дело, если ради него нужно кидать в топку людей? Даже если одного. Человека! Человека, слышите, не бактерию, не инфузорию, мать её, туфельку! Человека. Человека. Человека. Че…

Динамик захрипел, воздух треснул от смеха. Я вдруг и вправду ощутил себя маленьким, невозможно маленьким. Насекомым, которое можно раздавить одним движением.

2

Меня просто отпустили. Они раздели меня, пропустили через жернова своих допросов, выжали, и просто выбросили обратно в город. Они уверены в себе, они знают: раздавленный, напуганный, жалкий – я не вернусь к своему делу. Я – тень того человека, которым был раньше. Так они думают. Чтобы они в это верили, я и должен им быть. Я сам должен верить в такого себя, любую фальшь они мгновенно почуют.

Я вышел из огромных дверей Цитадели на Центральную площадь и сощурился: день в разгаре. Чистое синее небо, ни одного облака. По площади прогуливаются горожане, о чём-то разговаривают друг с другом. Все они знают, что происходит за стенами Цитадели. Вернее, догадываются, но дальше догадок они не пойдут. Они не хотят ничего знать, зачем?

Я отошёл на несколько шагов и обернулся на Цитадель. Чудо архитектуры. Вавилонская башня, возвышающаяся в самом центре их мира. Устремленный к облакам золотистый шпиль, напоминающий клюв, и две башни по бокам, похожие на расправленные крылья. От Цитадели – двумя разнонаправленными спиралями, расходящимися по всей площади – выполненные в человеческий рост статуи Прометея. Несколько сотен совершенно одинаковых изваяний: раскинувшие руки, уронившие голову на грудь, словно прикованные к невидимой скале за спиной. Многократное напоминание об участи того, кто перечил воле Богов.

Я накинул на голову капюшон, сунул руки в глубокие карманы ветровки и направился к краю площади, лавируя между статуями и прохожими. И шёл так, глядя себе под ноги, пока не вышел из тени Цитадели.

Раздавленный, как насекомое. Ничтожный. Жалкий. Да, они более чем уверены в своём могуществе, раз просто отпускают меня. Это, конечно, ошибка. Можно себя поздравить: я филигранно разыграл перед господами следователями цепляющееся за жизнь ничтожество. Теперь я шёл по центральному проспекту, всё ускоряя шаг, почти бежал. Я прокручивал в голове свои реплики, про девушку, про родителей, про желание жить – и меня подбрасывало на каждом шагу, я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться в голос. Я праздновал победу.

А в качестве финального аккорда, в качестве последней издёвки, новое стихотворение поэта, известного всем как Дэв Калион, появилось в сети именно в то время, когда я был на допросе. Там, в моей пустой квартире, горит сейчас синим монитор компьютера, который самостоятельно выпустил в сеть мои слова. Авторский софт. Авторское слово. Поэзия и программирование идут рука об руку. Пусть побегают с этим.

Я на ходу достал телефон, вошел в сеть и перечитал про себя короткое, но ёмкое стихотворение. Ещё раз. И ещё. Отлично. Я доволен. Я сильнее вас. Понимаете? Понимаете вы это?

Войдя в зону для курения, отгороженную от тротуара невысоким заборчиком, я закурил и посмотрел наверх: на огромных экранах, скрывающих стены домов, многократно повторённая, медленно двигалась красивая брюнетка. Она подносила к голове отливающий серебром обруч, и, закрыв глаза, надевала его. На её лице мгновенно появлялась улыбка счастливейшей из смертных.

Над головами прохожих и крышами машин плыл растворенный в воздухе голос:

– Обновите свой M.I.F. до версии три и шесть. Увеличенный потенциал, улучшенная система реагирования. Горизонт событий никогда прежде не был открыт до таких пределов. Живи. Реализуй себя. Отмени преграды.

Я подставил лицо свету, исходящему от улыбки прекрасной девушки и позволил себе поплыть по бархатным волнам этого голоса. Так действует реклама: зацикленный ролик показывает истинное, неподдельное счастье, за которым только руку протяни – и оно станет реальностью. Голос пробирается в голову, убаюкивает и, расслабив жертву, диктует: счастье возможно. Чтобы обрети его, нужно только купить вот это.

Если отпустить себя – впадаешь в эйфорию. Похоже на эффект от наркотиков. Неподражаемо. Синдром Стендаля, распространившийся на всё человечество. Удав, гипнотизирующий кролика.

Я подмигнул девушке с монитора, и она подмигнула в ответ.

– Шлюха,– сказал я, улыбаясь. – Ты ведь теми же влюблёнными глазами смотришь на каждого встречного.

– Простите? – на меня непонимающе уставился какой-то тип в пальто и шляпе, курящий рядом со мной.

– Нет-нет, ничего,– я сунул бычок в урну и отгородился от незнакомца быстрой улыбкой. Он всё ещё недоумевающее смотрел на меня, когда я вышел из зоны для курения на тротуар, чтобы тут же смешаться с толпой и оставить его наедине с недоумением.

Я снова достал телефон, подключил к нему наушники, и хотел было обеспечить свою триумфальную прогулку достойным саундтреком, как вдруг все изображения на уличных рекламных мониторах сменились одним единственным: огромный восклицательный знак ярко-красного цвета.

– Внимание! – произнес голос, вмиг утерявший всю свою бархатную певучесть. – Оплата Вашей реальности просрочена на четырнадцать дней. Немедленно пополните счёт, иначе, согласно пункту четыре действующего договора, Ваша реальность будет отключена.

Нет, нет!

Я остановился, как вкопанный. Замер с наушниками в приподнятых руках, так и не донеся их до ушей.

Прохожие, как ни в чём не бывало, продолжали свою циркуляцию по проспекту. Для них ведь ничего не изменилось, это послание предназначено мне одному. Теперь они натыкались на меня, замершего среди тротуара, толкали меня плечами.

– Внимание! – повторил голос. – Оплата Вашей реальности просрочена на четырнадцать дней. Немедленно пополните счёт, иначе, согласно пункту четыре действующего договора, Ваша реальность будет отключена.

Я оглянулся, бросился к ближайшему АТМу[1], встроенному в кирпичную стену. На его небольшом мониторе мигал тот же восклицательный знак, но я набрал дрожащими пальцами своё цифровое обозначение и пароль, изображение сменилось на приятную девушку в форменном костюме единого банка, которая расцвела лучезарной улыбкой:

– Здравствуйте, Пять-три-три-один-один. Давно Вас не было. Желаете узнать свой баланс?

Я желал. И денег (что, впрочем, я и раньше знал) оказалось недостаточно, чтобы продлить реальность ещё на месяц. Я судорожно двигал пальцами по монитору, перескакивая из одного меню в другое.

«Получить обещанный платёж»– нажал я.

– К сожалению, Вы израсходовали лимит обещанного платежа,– всё с той же ласковой улыбкой сказала девушка в мониторе. – Вы сможете использовать обещанный платёж после того, как пополните счёт…

Дальше я не слушал. Я рванул в сторону от АТМа. Надо было срочно что-то предпринять, но что? Где я сейчас раздобуду сумму, достаточную для продления реальности?

На самом деле, конечно, этим нужно было заняться давно. Но такая практическая мысль казалась тогда просто смешной: я ведь сокрушал словом систему, вёл подпольную борьбу. Где уж там уместиться мысли об оплате счетов?

– Внимание! Оплата Вашей… – я вставил гарнитуру в уши и выкрутил громкость на максимум.

«This time the bullet cold rocked ya! A yellow ribbon instead of a swastika»[2] – заорал истеричный вокалист, перекрывая угрожающий голос, но музыка тут же оборвалась. Система подключилась к моему проигрывателю, и в наушниках раздалось всё то же:

– Внимание! Оплата Вашей реальности…

Я сорвал наушники, рванул в ближайший переулок, но от голоса было не скрыться. Он словно рождался в воздухе прямо у меня над головой, преследовал меня, куда бы я не бежал. Из переулка я вывалился на другую улицу, врезался в прохожего, машинально ухватился за его плечи, удерживая равновесие.

– Отвали, псих! – короткостриженный атлет в спортивной куртке оттолкнул меня, и я отлетел к стене, врезавшись в неё затылком.

Здоровяк брезгливо посмотрел на меня, покачал головой и пошёл дальше, продолжая прерванный мной диалог с невидимым собеседником.

Возможно, где-то в другой реальности он прямо сейчас наносит сокрушительные удары по моему лицу, превращая его в кровавое месиво. Я этого не узнаю. Система безупречна.

– Внимание! Ваша реальность будет отключена через пять. Четыре.

– Нет!

– Три.

– Нет, нет!

– Два…

Я заткнул руки ушами, но голос загудел набатом прямо у меня в голове, будто черепная коробка была колоколом:

– Один.

Дальше – тишина.

Я просидел так, зажав уши руками, ещё какое-то время, потом поднял голову.

По тротуарам брели, как сонные мухи, одетые в серое люди. У каждого на голове был отливающий серебром обруч, на котором перемигивались две голубые лампочки. Запахи выхлопных газов и канализационных испарений неприятно щекотали ноздри. Подпёртое однотипными высотками небо оказалось затянуто серыми тучами.

– Ваша реальность отключена. – Спокойно сообщил голос. – Чтобы подключить реальность, пополните, пожалуйста, счёт. Всего доброго. Кампания M.I.F.

Я машинально достал телефон и посмотрел на него. На экране всё ещё было моё последнее стихотворение:

Муха села за варенье

На десять лет.

Я же за стихотворенье –

Нет.

Весь груз собственной бездарности разом навалился мне на плечи. Ничтожество! Жалкий писака, наполняющий однотипными четверостишиями паблик с парой сотен подписчиков. В основном – знакомых, подписавшихся больше не из интереса, а из-за знакомства с автором. Ничтожество. Насекомое.

Натыкаясь на меня, бредущие по тротуару люди отшатывались в стороны: сейчас, не окруженный аурой своей реальности, я казался им отбросом общества, жалким существом, грязью у ног. Да что там, этим я и был.

Я вскочил на ноги. В голове было одно: бежать! Я рванул в сторону, распугав группу молодых девушек, опять нырнул в переулки.

От себя не убежишь. Как и от прогорклой правды: несокрушимый ледокол Государства идёт своим курсом, не замечая меня. Насекомое, кружащее у борта, не способно причинить вреда его стальным бортам. Никто меня не боится. Моё слово – ничто. Никому не нужно ловить меня, допрашивать, преследовать. Я не опасен.

Никому. Не. Нужно. Меня. Преследовать.

Я завалился в первый попавшийся подъезд, и, хватаясь за поручни, взлетел на лестничную площадку.

Ничтожество. Ноль.

Тяжело дыша, я привалился затылком к холодной стене, и по звуку удара понял, что обруч всё ещё у меня на голове. Сняв его, я посмотрел на погасшие лампочки. Теперь это – бесполезный кусок металла, напичканный проводами и микросхемами.

Что-то нужно было делать. Неужели – опять, с самых низов, каким-нибудь чёртовым посудомойщиком, одним из этих бесчисленных представителей обслуживающего персонала в желтых фартучках, мечтающих только об одном: поскорее заработать на обруч и найти работу в Сети? Я прошёл весь этот путь, и, наконец, получил доступ к мечте, а теперь – всё сначала?

Я едва сдерживался, чтобы не разрыдаться.

И вдруг заметил, что одна из квартирных дверей приоткрыта. Я подошёл к ней и заглянул внутрь. В квартире темно, шторы задёрнуты. Из ванной комнаты доносился звук льющейся воды.

Я оглянулся. Постоял немного, прислушиваясь. И шагнул через порог.

Интерлюдия 1

Инспектор службы Гефест № 2212, позывной – Вулкан.

– Картина стара как мир, верно, коллега? – Вулкан обернулся к напарнику и поморщился: тот прошёл на кухню и там заваривал себе кофе, выстукивая причудливый ритм ложкой по внутренним стенкам кружки. – Ты опять за своё? Нарушаешь все правила.

Напарник, пожилой инспектор в двух шагах от пенсии и долгожданного золотого обруча, пожал плечами.

– Я бы сказал, старо, как «Миф». Мир чуть-чуть старше.

– И то верно, – кивнул Вулкан, присаживаясь на карточки рядом с раскинувшим в стороны руки мёртвым мужчиной. – Но позволь мне нарушить твоё спокойствие, о невозмутимый Каа. Я задам тебе ряд вопросов, а ты попробуй мне на них ответить, если это не слишком отвлечет тебя от употребления этого, не сомневаюсь, превосходного сублимированного кофе на кухне у ныне покойного 42176. Хорошо?

Пожилой инспектор, носящий, как основную черту характера, позывной Питон, молча вошёл в комнату с дымящей чашкой в руке и пожал плечами.

– Тогда я начну. Первое. Исчерпывающую информацию обо всех контактах невинно убиенного господина нам уже предоставили, и ни одного его знакомого – по крайней мере, тех, кого знает система, сегодня не было зафиксировано нигде в пределах этого квартала. Тем не менее, никаких следов взлома, борьбы, чего-то такого. То есть, он впустил убийцу в квартиру сам. И даже не потрудился что-то на себя надеть при этом. Вызова проститутки тоже не зарегистрировано. Как тебе?

Питон некоторое время смотрел на голого мужчину, лежащего лицом в ковёр в неестественной, вывернутой позе, потом перевёл взгляд на дверь в ванную комнату, опять на мужчину.

– Он был в душе, – наконец, проговорил престарелый инспектор и шумно отхлебнул кофе. – А входную дверь закрыть забыл.

Вулкан, сидя на корточках, несколько секунд смотрел на напарника снизу-вверх.

– Твоя мудрость, о Каа, не знает границ. Но твои предположения порой вводят меня в ступор. Забыл закрыть входную дверь?

– Угу, – Питон перешагнул через труп и направился к креслу.

– Ты шутишь? Нет? – Вулкан проводил напарника взглядом, поднялся на ноги.

– Нет, не шучу.

– Нет, серьезно. Это – твоя рабочая версия? Забыл закрыть дверь?

Питон немного помолчал, затем достал телефон и уставился в него, медленно водя пальцем по экрану.

Вулкан тоже помолчал. Выждал немного, помня о любви напарника к театральным паузам, и, наконец, не выдержал:

– Ну же, мудрейший, посвяти меня, наконец, в чудеса своих неординарных мыслей.

Питон поднял палец, призывая к молчанию. Ещё некоторое время нажимал что-то в телефоне, и, наконец, протянул его молодому напарнику, выговорив только:

– Читай, – после чего откинулся на спинку кресла и сосредоточился на кофе.

Вулкан взял из рук старшего напарника телефон, начал читать с открытого места:

«…этот феномен психологи называют неспособностью действовать без поводыря. Засилье электронных гаджетов, призванных облегчить нашу жизнь, приводит к почти полной беспомощности человека. Электронный распорядок дня, напоминающий о каждом пункте в личном расписании, холодильник, напоминающий о необходимости закрыть дверцу, навигатор, подсказывающий, где и куда свернуть – всё это приводит к тому, что человек забывает совершать самые обыденные действия, если ему не напомнить об этом»

Вулкан поднял взгляд на напарника.

– Там в конце статистика, – проговорил Питон. – Цифры. Знаешь, 80% окольцованных страдают этим в той или иной мере. И это прогрессирует. А этот, – Питон кивнул в сторону трупа. – Согласно записям, приобрёл свой первый обруч около десяти лет назад. Это, знаешь ли, срок.

– Твоя мудрость не знает границ, о Каа. – Вулкан с усмешкой вернул напарнику телефон и оглянулся. – Что ж, тогда я перейду к следующей интересной детали. Обрати, пожалуйста, своё внимание на этот недвусмысленный предмет.

Вулкан подошёл к дивану и поднял с него бельевую веревку, завершающуюся неумело завязанной петлёй.

– Ну, может, этот тип собирался вздёрнуться. Не знаю, – Питон лениво отмахнулся от вещдока. – Не всё ли тебе равно? Убийца был здесь, он потел, дышал, следил. Когда эта хреновина закончит анализ, мы будем знать его имя, возьмём его, и он сам нам всё расскажет. Просто подожди. Выпей кофе.

Оба посмотрели на урчащий аппарат, расположенный в центре комнаты и сканирующий своим всевидящим оком все поверхности, анализирующий воздух, мгновенно перерабатывающий всю полученную информацию в краткий отчёт.

– Мы будем знать имена всех, кто бывал в этой квартире за последние несколько дней, – поправил Вулкан, бросая веревку обратно на диван. – И наш герой будет среди них, только если он не профессиональный охотник за обручами. Те-то знают, как просто обмануть нашу малышку. К тому же, позволь напомнить тебе, мудрейший, о погрешности этого аппарата и недостаточности его данных для суда. Если бы M.I.F. предоставляли нам актуальную информацию о действующих обручах, всё было бы куда проще.

– Хрен там,– усмехнулся Питон. – Власть корпораций. А профессиональные охотники за обручами так не действуют.

Оба посмотрели на пробитый череп человека на ковре, на валяющуюся рядом бронзовую статуэтку какого-то поэта и помолчали.

Вулкан уселся в свободное кресло, закинул ногу на ногу.

– Да и в конце-то концов,– проговорил он, глядя в стену. – Неужели тебе не скучно оставлять всё на откуп этим машинам? Где же тогда место для творчества в рутине нашей профессии?

– Поработай с моё, – ответил Питон, также не глядя на собеседника. – И тебе надоест в детектива играть.

Аппарат коротко пискнул, сообщая тем самым, что анализ завершен.

3

Я долго бродил по незнакомым улицам. Наконец, вышел к какому-то бару, зашёл внутрь. Агрессивная музыка, многолюдье, дым – всё, как я люблю. Вскарабкавшись на высокий барный стул, я жестом подозвал бармена и заказал стопку водки с долькой лимона. Дождавшись, тут же выпил и попросил повторить.

– Празднуете что-то, или заливаете горе? – женский голос над ухом. Я повернулся и остолбенел: передо мной стояла та самая девушка из рекламы M.I.F. и улыбалась, на этот раз – действительно мне одному.

– Пока не знаю, – ответил я. – Думаю, это зависит от Вас.

– Оу, – она оседлала соседний стул. – Тогда, полагаю, Вам придётся меня угостить.

– Думаю, я готов на это пойти.

Мы как-то сходу разговорились. Нельзя сказать, что она блистала умом – впрочем, это ли требуется от шикарной брюнетки, от декольте которой просто невозможно отвести взгляд? Мы говорили о её работе. Моделью быть, знаете ли, очень не просто. Много ограничений, да. Ты не можешь сам поменять причёску, или покрасить волосы – тебя ограничивает контракт. Лишнего не ешь, лишнего не пей, ежедневный фитнесс. Каждый второй фотограф считает, что, раз ты раздеваешься перед его камерой, значит, ты готова прыгнуть к нему в постель. Если правду говорят, что фотография забирает кусочек души – то её душа давно разошлась по свету миллионными тиражами, и теперь сидит в каждом втором экране города.

Скоро стало совершенно очевидно, к чему идёт диалог. Оставалось только вбить последний гвоздь:

– Мы уже давно подружились, время пить на брудершафт! Твоё имя?

– Давно пора. Ну, цифры-то тебе, я думаю, неинтересны. Я Иона.

– Хорошее имя. Я Дэв.

Девушка оглянулась, и наклонилась ко мне с видом заговорщика:

– Дэв Калион? – спросила, сделав испуганные глаза.

– А чем черт не шутит? – я улыбнулся и опрокинул очередную стопку.

Всё. Опальный поэт, звезда андеграунда – существует ли женщина, способная перед этим устоять? Из бара мы вышли под руку, спустя час. Пока дожидались такси, я закурил прямо на тротуаре, не отыскивая зоны для курения и тем подчеркивая свой бунтарский статус. Меня немного покачивало.

– А тебе приходилось сидеть в тюрьме? – всё не унималась девушка, словно решившая книгу обо мне написать.

– Поверь, детка, рассказы об этом месте – не для твоих ушей.

Где эта чертова машина? Я оглянулся и вдруг увидел их. Не считают нужным прятаться. Стоят у машины, припаркованной на другой стороне улицы, беззастенчиво на меня пялятся. Один – худой и сутулый, другой – здоровенный, как бык. Оба в старомодных пальто. Не хватает только шляп и тёмных очков. Клоуны хреновы! Интересно, что это – желание убедиться, что их молотилка сработала, или просто напоминание о неусыпном контроле? Думаю, первое. Иначе были бы осторожнее.

– Что там? – спросила Иона, тщетно пытаясь зажечь спичку. Они ломались в её пьяных пальцах одна за другой, и на тротуар падали обломки.

– Ничего, дорогая. Задумался.

– Ааа, новое стихотворение? Ты прямо сейчас сочиняешь, да? Расскажешь? Ты мне его расскажешь?

– Я напишу его прямо на тебе, ты не против?

– Ооо… – она попыталась совершить какое-то загадочное, ей одной понятное движение, но вместо того сделала несколько неуклюжих шагов в сторону, удерживая равновесие.

Подъехало такси.

– Эк тебя, – я улыбнулся. – Присаживайся, прошу. Осторожно голову…

Мы сели в машину, и, назвав адрес, я ещё раз обернулся на этих двоих. Что ж, хотите посмотреть? Пожалуйста. Сейчас я покажу вам прекрасную картину. Я покажу вам человека, который безгранично рад своей победе. Я приеду в квартиру к этой красотке. Я брошу её в постель. О, я уверен, вы найдёте способ подглядеть в окошко. И смотрите, смотрите, мне не жалко. Я всю ночь буду праздновать свой триумф, а вы будете думать, что эта победа – ваша. Смотрите. Наслаждайтесь. И пусть слюни текут из ваших пастей, пусть вы ими подавитесь!

Интерлюдия 2

Инспектор службы Гефест № 2212, позывной – Вулкан.

Вулкан перебежал дорогу, придерживая рукой воротник и тем защищая себя от попадания дождевых струй за шиворот; быстро запрыгнул в машину.

– Всё готово. Муха залетела, можно смотреть кино.

Питон молча кивнул. В одной руке он держал одноразовый стакан с кофе, в другой – телефон, и, как всегда, что-то читал.

– Приумножаешь свою премудрость? – спросил Вулкан, устанавливая на приборной доске планшет. – Зачем она тебе, скажи, Каа, если через несколько дней ты наденешь свой золотой обруч, и весь мир будет угождать любой твоей прихоти? Многие знания ведут к множеству скорби, или как там было?

– Во многой мудрости много печали. Я и так не слишком веселый. Мне нечего терять.

Вулкан включил планшет, и салон машины тут же заполнился стонами, всхлипываниями и разнообразными хлюпающими звуками.

– Он её уже убивает, или занимается с ней сексом? – спросил Питон, не отрывая глаз от телефона.

– Эээ… – Вулкан некоторое время смотрел в монитор планшета, наклонив голову к плечу. – Кажется, всё-таки второе.

– Тогда выруби нахрен звук. Я не собираюсь на это смотреть.

– Всё что угодно Вашей мудрейшести.

Звука не стало. Какое-то время напарники сидели молча.

– Знаешь, я вот думаю: уйдёшь ты – когда там? Послезавтра? – заговорил Вулкан. – Так вот, уйдёшь ты на свою пенсию, а мне дадут нового напарника. Какого-нибудь молодого хрена. И что я буду с ним делать? Я ведь всё то время, что служу в Гефесте, проработал с тобой. Я не хочу нового напарника.

– Привыкнешь, – хмуро ответил Питон и шумно отхлебнул кофе. – Ещё недавно ты сам был молодым хреном, которого дали в напарники мне.

– Какой же ты бесчувственный, о Каа. Я пытаюсь сказать тебе, что буду скучать по твоим мудрым изречениям, хмурому взгляду и зависимости от кофе.

– Очень мило.

Помолчали. Вулкан подёргал напарника за рукав:

– Посмотри на этих клоунов!

Питон сначала укоризненно глянул на товарища, но, увидев, что тот указывает не на экран, а за окно, проследил за его взглядом. На улице, под дождём, стояли в паре шагов друг от друга двое окольцованных и неуклюже размахивали руками, нанося удары по воздуху.

– Видели бы они себя со стороны… Жалкое зрелище. Подрались, подрались, оба победили, и разошлись довольные. И преступности почти никакой.

Вулкан приоткрыл окно и закурил. Шум дождя стал отчётливей.

– Не понимаю, нахрена нам эти нововведения: ловить ублюдков исключительно с поличным? У нас достаточно улик с первой площадки, чтобы доказать его виновность. А если он успокоится не первом разе, и больше этим уже не займётся? Что, так и будем шататься за ним всю оставшуюся жизнь? – Вулкан коротко посмотрел на напарника и поправился. – Я буду. А ты послезавтра отправишься на пенсию.

Закончившие драку люди спокойно побрели в разные стороны. Каждый – праздновать свою безапелляционную победу.

– Секунду… – Питон опять принялся что-то искать в телефоне, вызвав этим глубокий горестный вздох молодого напарника. – Вот, как раз недавно читал. Слушай. Поскольку программа M.I.F. воплотила давнюю мечту о сверхчеловеке в реальность, границ для самореализации личности больше нет. Каждый раз, когда воля одного вступает в конфликт с волей другого, система M.I.F. расслаивает реальность, позволяя каждому воплотить своё видение… так, это всё понятно, где же… А, вот: В результате этого человек теряет способность воспринимать окружающих как самостоятельное явление и способен к совершению насильственных действий даже вне M.I.F.

– Ну, я понял, способен.

– Короче, этот тип уже сломался. Он уже не отличает реальность от того мира, где живёт, он даже не врубился, что реального человека убил. Для него всё случилось, как… Да вот как у этих двоих, на улице. Понимаешь? Он как бы… стой, что это он? – Питон ткнул пальцем в монитор.

– Ох, твою ж мать! – Вулкан едва не выронил окурок прямо в салоне и, рванув за дверную ручку, вывалился из машины.

4

Так вот, в чём дело. Я-то удивлялся: зачем вешаться человеку с действующим M.I.F.? Этот тип знал, что его срок истечет через сутки и решил исполнить последнюю свою фантазию, прежде чем собственноручно покончить со своей жалкой жизнью.

Я посмотрел на спящую девушку. Нет, она вовсе не красотка. Она вовсе не та дива из рекламного ролика. Средняя дурнушка, которая сейчас громко сопит, приоткрыв рот. Я смотрел прямо в этот чёрный провал, я смотрел туда и дрожал.

Встретил девушку из рекламы в баре. Сама подошла, подсела, заговорила. Сама притащила к себе домой. Ну конечно! Жалкая, убогая, пошлая фантазия старика, который уже приготовил себе веревку, чтобы после этой ночи отправиться на свидание с предками. Вот только веревка ему не понадобилась. А я, забрав его обруч, прикарманил заодно и его фантазию. Хорош, ничего не скажешь! Зубами ухватился за эту пошлость.

Я с отвращением вспомнил наши разговоры в баре. Господи, ну и дерьмо!

Судьба сыграла со мной злую шутку, подсунув обруч, которого хватило меньше чем на сутки.

Я посмотрел на нож в своей руке. Большой кухонный нож, каким обычно мясо разделывают. Будет много крови, наверное. Но это не как с тем типом: когда я бил его статуэткой по голове, только и думал, как бы не повредить обруч.

Теперь всё будет иначе. Не так сумбурно. Теперь я знаю, что нужно делать. Я делаю шаг вперёд, заношу нож над белой грудью Ионы.

Прости, девочка. Ты – всего лишь фантазия уже мертвого человека.

«Я не преступник. Я не убиваю людей. Я не ворую. Я просто пишу стихи» – промелькнуло в голове. Нет, это не я. Это Дэв Калион. Я, номер 53311 – убийца. И сейчас я снова должен убить, чтобы мог жить поэт Дэв Калион. У него это получается лучше, чем у меня. Унять дрожь. Собраться. Вдохнуть. Один удар, и всё.

– Плохая идея, парень.

Я обернулся на голос.

Что? Откуда здесь мог взяться один из них? Они ведь там, они в мире Дэва Калиона, их не должно быть здесь. Это невозможно!

Короткий удар в челюсть погасил свет.

Я очнулся в каком-то фургоне. Напротив сидели те два типа, которых я видел вчера у бара. Худой смотрел на меня, здоровяк читал что-то в телефоне.

– С пробуждением! – как-то слишком весело заговорил первый. – Рад сообщить тебе, что за те несколько часов, что ты был в отключке, дистанционный суд уже вынес приговор о твоём пожизненном заключении. Будет приведён в исполнение минут через десять, когда мы доедем до места.

– Что? Приговор? Пожизненное?

– Да, приятель. Приговор. Пожизненное.

– Но я не преступник. Я не убиваю людей. Я не ворую. Я пишу…

– Что за хрень ты несешь? – худой поморщился. – Именно этим ты и занимаешься. Ты убил человека. А потом собирался убить ещё одного. Милую невинную девушку, с которой только что переспал. В её собственной квартире. Припоминаешь?

– Я убил человека? – переспросил я упавшим голосом.

– Ага.

Фургон взвизгнул тормозами, остановился. Меня качнуло вперёд, как безвольную куклу.

– Приехали. Выходи.

– Но я не хочу.

– Понятно, не хочешь. Надо.

– Но я просто пишу стихи…

– Да какие нахер стихи? А ну пшёл! – это уже другой, старый. Схватил меня за шиворот, силой выволок из фургона. Я оглянулся. Мы были на центральной площади. На небе гасли последние звезды, близился рассвет. От Цитадели, двумя разнонаправленными спиралями, пересекающими друг друга, стояли измождённые худые люди, раскинув руки в стороны и свесив головы на грудь. Словно прокованные к невидимой скале за спиной. На голове у каждого из них был бронзовый обруч. На каждом горела только одна лампочка.

Никаких стен. Никаких цепей.

– Почему они просто не уйдут? – спросил я в пустоту, заранее зная ответ.

– Ну, приятель, они же не знают, что свободны. Погоди, скоро сам всё поймёшь, – молодой посмотрел в планшет, потом на старого. – Хочешь зачитать приговор? В последний раз.

– Да ну его нахрен. Включай.

Кто-то надел на меня обруч.

Когда солнце поднялось над горизонтом, я попытался отвернуться, но голова была слишком тяжёлая, в неё словно залили свинца. Прикованные к скале руки затекли, ужасно болели плечи и запястья. Пить. Господи, как же я хочу пить. Всё бы отдал за глоток воды. Я облизал губы. Солёно. Это от ветра. От морского ветра, который дует мне в лицо. Словно в качестве издевательства, далеко внизу катились бесконечные морские волны.

Мелькнула какая-то тень, на секунду закрыв солнце. Это приближался мой орёл.

Эпилог

Инспектор службы Гефест № 18934, позывной – Питон

– Ну всё, приятель. Последний раз ты входишь в эти двери. – Вулкан раскрыл перед напарником дверь и театрально склонился, пропуская его вперёд.

– А вот и наш ветеран! – навстречу им вышел начальник отдела по расследованию убийств. За его спиной выстроился чуть ли не весь отдел. Все смотрели на Питона и улыбались. – Позвольте Вас поздравить, инспектор, с окончанием службы. Долгожданная пенсия, долгожданный покой. Торжественная церемония будет вечером, но позвольте возложить на Вашу голову этот венок!

Секретарша передала ему в руки коробку с логотипом M.I.F. Начальник отдела, не переставая улыбаться, извлёк из неё золотой обруч.

– Отныне к твоим услугам, о Каа, целый мир. И делай с ним, что хочешь. – Вулкан похлопал товарища по плечу, пристально наблюдая за тем, как тот берет в руки обруч, надевает его на голову. Сначала начальник отдела, а за ним и все остальные, принялись аплодировать.

На обруче загорелись две голубые лампочки.

– Значит, что угодно? – тихо спросил Питон. Он обвёл взглядом комнату, улыбающихся и аплодирующих людей, начальника, напарника. Зажмурился. Досчитал до трёх.

Когда он открыл глаза, в помещении никого не было.

– Так-то лучше, – пробормотал Питон и направился к кофе-машине.