О боли: зубной и сердечной

Чехия, Замок Гоуска,1350 г.

«Любезная Шимона!

Уже неделю скучаю я без Вас в холодном подземелье замка Гоуска. Здесь мрачно всё, и дуют сквозняки, и если бы не долг перед Отчизной, я б непременно оседлал коня и мигом бы назад домой помчался, чтобы упасть к Вашим ногам.

Испрашивали Вы недавно, с какою целью был Ваш друг служить отправлен в подземелье Гоуска? Сказать я не могу, но по секрету, открою тайну страшную, что думает король, как будто здесь ворота в Ад проходят. И вынужден наш славный гарнизон из рыцарей достойных и монахов их еженощно охранять, дабы ужасные создания не вырвались наружу в мир людской.

Но только не пугайтесь! Быть если откровенным, на сердце руку положа, все время пребывая в подземелье, ни разу даже чёрта я не видел, и бесы жуткие покой мой не тревожат. Лишь три монаха в серых одеяньях своими взглядами сбивают аппетит.

На этом всё, но будет ждать ответа Ваш грозный рыцарь, пан Игнац!»

***

«Прелестная Шимона!

Одно лишь слово, и с радостью я жизнь за Вас отдам! Вы светлый луч в моей судьбе, которая вдруг стала так жестока!

Меня преследуют печали и невзгоды, и думается мне, что это бесы подземелий колдуют там у Адских врат, чтоб вывести из строя гарнизон, сломив мой дух, ведь всем известно, что я хоть и скромнее скромных, но всё же и сильнее сильных, мудрее мудрых и храбрее храбрых. Совсем недавно, коварный Дьявол козни злобные подстроил, подсунув под руку пирог черствейший, и вот теперь мой зуб болит и ноет.

Искал я средства излеченья, и князь милейший Яромир — хозяин замка Гоуска — открыл мне доступ в дивный погреб, чтоб брать вино для полосканий. Мой зуб, вином чудеснейшим умытый, и впрямь болеть переставал, но, к сожаленью, ненадолго, и приходилось бегать в погреб три раза так на дню или четыре. Терпенье князя безгранично, но, жаль, весьма недолговечно, и вот вчера, вместо вина, он предложил мне бурую настойку из полыни. Весьма отвратнейшее зелье! Оно ведь, вместо избавленья, мои удвоило мученья, добавив к ним кишечное расстройство!

Писать я более не в силах, живот уж очень сильно крутит!

Прошу Вас, панна, помолитесь за стража подземелий Гоуска!»

***

«Дражайшая Шимона!

На небосводе звезды гаснут от зависти по Вашей красоте! Я слезы лью в разлуке и от боли. Проклятый зуб меня изводит, и в карауле подземелий о нем лишь только помышляю (за исключеньем Вас, конечно!). Не веря больше в силу зелий, прибегнуть к помощи Господней решился я и обратился к отцу святому за советом. Вы помните, Шимона — со мною здесь монахов трое — один другого преподобней.

Мне ближе сердцу отец Зденек — он толстоват, нетороплив, и в карауле уважает сильней всего хороший сон. И сразу видно крепость веры! — он, прочитав молитву кратко, спит беспробудно у врат Ада, отдав себя на попеченье архангелам двум славным, что зовутся как Михаил и Гавриил. Одна беда — храпит он громко! Его рулады, отражаясь от стен и свода подземелий, внушают путникам заблудшим, что сотни свинорылых бесов здесь умирают в страшных муках от наших доблестных мечей.

Про боли жуткие услышав, дал наставленье отец Зденек мне выйти ночью во двор замка и рот открыть так широко, чтоб свет луны на зуб ложился. И просидеть так два часа, молясь святому Карданусу.

Я так и сделал! Но Дьявол мерзкий меня подстерегал неподалеку, наслав безмерную усталость, и я уснул в молитве смирной, открывши рот, чем заработал пренепреятнейшее растяженье могучей челюсти своей. Теперь и кашу есть мне тяжко. И зуб болит еще сильнее.

И лишь воспоминания о Вас мне слабым утешеньем служат!

Ваш смелый рыцарь, пан Игнац!»

***

«Милейшая Шимона!

Все подземелья Гоуска грустят со мной в печали горькой без Ваших голоса и глаз! Поверьте на слово, страдаю я безмерно — духовно и физически! Треклятый зуб все так же ломит, и дух несчастного Игнаца слабеет с каждым божьим днем!

В своих неслыханных терзаниях решил я снова обратиться к монахам славным, но теперь пускай на путь меня наставит второй из них — отец Дусан. О, это очень храбрый воин — он богатырского сложения, воюет против иноверцев и драку любит больше всех. Отец Дусан так жаждет схватки, что день и ночь вместо молитвы бранит и хулит мерзких бесов, ворота Ада бьет дубиной. Случайно проходящий странник от этих криков и ударов бежит скорей, перекрестившись, и после, в ужасе и страхе, слагает жуткие легенды о жестких битвах в Гоуска.

Отец Дусан, меня послушав, сказал поймать большую жабу и в полнолунье перед Богом ей плюнуть в рот, произнеся „Stultus stultorum rex“ — тогда недуг меня оставит, в создание глупое уйдет.

Оруженосца крикнув тут же, велел найти ему я жабу (чтоб не позорить рыцарского звания, ища тварь Божью самому). Оруженосец хоть смышленый, но не совсем ума палата, принес не жабу, а лягушку, но зеленей и толще всех. Сойдет и так! И той же ночью, едва дождавшись полнолунья, поднялся я из подземелья, слова волшебные талдыча, завет монаха исполнять. Собрал во рту плевок я мощный, но неразумная лягушка сдаваться видно не привыкла — издав воинствующий писк, она давай ногой лягаться и первой плюнула в меня! Попала прямо в глаз, зараза! От боли и разочарованья разжал я руки, и лягушка довольно быстро поскакала, чтоб скрыться в недрах Гоуска. Я заключил, что, несомненно, сам Дьявол принял облачение лягушки жалкой, чтобы дух мой на радость бесам посрамить!

О горе мне! Стараюсь я держаться, но поверьте — уж не хватает моих сил! Скорей всего не свидимся мы больше! Не поминайте лихом и прощайте!

Пропавший в подземелье стойкий рыцарь, пан Игнац!»

***

"Добрейшая Шимона!

Когда на розы я смотрю, то нежный стан Ваш вспоминаю! Прекрасней всех Вы в этом мире, надеюсь, помните меня? Простите, рано попрощался — еще немного жить я буду! Воистину чудные вещи творятся в подземелье Гоуска!

Начну с того, что от отчаянья пошел я к третьему монаху... Его боялся я, признаюсь, он нагонял на меня страх. Отец Кристоф — сухой, высокий, он — бывший практик-инквизитор... Таких монахов всем нам стоит седьмой дорогой обходить! Он в подземелье на дежурстве всю ночь поет молитвы Богу, крестом в ворота Ада тычет, не зная отдыха и сна. Но только голос его громкий так любят все собаки замка, что тут же дружно поднимают разноголосый лай и вой. А в небе черные вороны, что гнезда вьют на старых стенах, слетаются в большие тучи и грозно каркают на всех. Крестьяне бедные и люди, живущие неподалеку, вздыхают жалобно и плачут о мрачной атмосфере Гоуска.

Отец Кристоф, меня увидев (точней, заметив, как распухла от боли правая щека), велел прийти к нему наутро, и я всю ночь провел в испуге, пока, отнюдь не мелодично, он долг свой Божий исполнял.

И вот, я с замираньем сердца поднялся в келью осторожно, и, аккуратно постучавшись, к отцу Кристофу заглянул. И обомлел — там тучный Зденек крепил узлы тугой веревки на стул железный, чтобы пленник не смог сбежать, как б ни хотел. Отец Кристоф стоял у стенки и в жарком пламени камина щипцы ужаснейшего вида до раскаленья нагревал. Явилась ясно моя участь — и без секунды промедленья я храбро выбрал путь достойный, что отступлением зовут. Но обернувшись, я увидел отца Дусана за спиною — стоял он грозно и дубиной тряс над моею головой.

— Доверься слугам Божьим, рыцарь! — он крикнул мне с улыбкой мрачной, и в тот же миг удар страшнейший лишил меня всех пяти чувств.

Моя чудесная Шимона! Я видел Вас во сне прекрасном — Вы были в тонком летнем платье, с цветами в дивных волосах! Но было тяжким пробужденье — не знаю сам, как я очнулся, но только винный запах сладкий спасти меня от смерти смог. Монах добрейший отец Зденек стоял пред мной с глубоким кубком, в котором был налит напиток из личных князя погребов. Поодаль лыбился довольно отец Дусан с дубиной грозной, и свысока, холодным взглядом смотрел на нас отец Кристоф — в его руках щипцы сжимали тот зуб, который три недели меня подвергнул испытаньям, и дух мой знатно истязал.

От счастья мы вино распили, спустились дружно в подземелье и под молитвы зуб проклятый я бросил в Адовы врата. Пускай коварный Дьявол знает, что не страшны нам его козни и посрамит его, конечно, любой из замка Гоуска!

С тех пор, пока что в подземельях спокойно всё, и, как и прежде, покой Ваш зорко охраняет отважный, славный гарнизон! Неповторимая Шимона, надеюсь я на нашу встречу, прошу Вас, ждите новых писем и помолитесь за меня!

Ваш верный рыцарь, пан Игнац!"