Чайная поэма. Глава 9. Оглашение
- Начнём с тебя, Кондрат Гаплыкин –
С трибуны объявил Башмак –
Фамилия твоя Балыкин. -
И акушер вздохнул:
- Да, так…
-
- Где Жопорванский? …Вон ты! Вижу!
Заславский ты. …А Гундосюк…
Тебя я тоже не обижу,
Хоть предок твой был Порасюк!
-
Где Драноштан – Макар, кивая –
Софьянов ты! – провозглашал –
Мандяк! Портняк ты – он зевая,
По списку дальше продолжал.
-
- Водитель, Вова Хренотыкин!
Вот уж кому тут повезло!
По прадеду ты Торопыгин.
- Хорош смеяться! Вот село… -
Шофёр с досады возмутился.
Сказал Акакий:
- Молодой…
Я тоже бы наверно злился,
Когда зелёный был такой.
-
Велокобыльская Любаня
Вдруг вклинилась в толпу верхом.
С испугу сторож дядя Ваня
Накрыл молодку матюгом.
В народе кличка Конь Педальный
У Любки – конюха – была.
Имела крепкий стан овальный
И трёх сынишек родила.
Нрав краснощёкой русской бабы:
Горящей хатой не спугнёшь,
А коль бежит чрез ухабы,
То табуном не тормознёшь!
Башмак на Любку грозно рявкнул
И осадил тем скакуна;
А у трибуны Бобик тявкнул;
Вновь воцарилась тишина.
-
- Велокобыльская Любаша!
Загривкиной могла бы быть –
Всего колхоза гордость наша!
Ты б чуть свою уняла прыть!
-
- Прости, Макар! Я ж не сорвала
Собрание всего села.
…Загривкина - всё повторяла;
С конём поодаль отошла.
-
- Так, Лахтадыр, ты Лойцман, ясно? -
Башмак Артуру закивал.
- Портных династию прекрасно
Когда-то каждый модник знал!
Так Лойцманы всех обшивали,
Всю знать: купцов, их жён, князей.
В Париже Лойцмана все знали!
Мы ж все трудились для людей –
Еврей чего-то горячился
И предков всех перечислял.
Через минуту он окстился,
Когда народ ему не внял.
-
- Так, Мохнолапова! – окликнул
Макар кассиршу, – Подь сюда!
Потапова ты! – бодро вскрикнул.
Без слов кивнула грустно та.
-
- Афонька! – председатель рявкнул.
К трибуне негр подскочил.
А Бобик снова резко тявкнул
И угол клумбы намочил.
- Кривбоко – Утина, выходит,
Здесь в книге вписан её дед.
-
Афоня вымолвил:
- Подходит…
Ему кивали все в ответ.
-
- Так! Курошлёпы! Где вас носит?! –
Башмак уже чуток хрипел.
- Мы здесь! Макар, прощенья просим -
Юзик чихнул – Едва успел!
- Ну, слушай ты… Вы Петушковы! -
От счастья Юзик танцевал:
- Ты ж словно с крыльев снял оковы! –
В ладоши хлопал и кричал,
Развеселившись по-ребячьи,
По кругу колесом прошёл,
- Ку-ка-ре-ку!!! – по-петушачьи
Воскликнул Юзик и ушёл.
Под бурные аплодисменты,
Продолжил чтение Башмак.
Дождавшись тишины момента,
Громко сказал Макар:
- Итак!
-
Многострадальный Пендабздыкин,
Антип, родной, иди сюда –
Твой предок был Панкрат Ковригин…
Там даже с именем беда –
Макар вздохнул, развёл руками –
Отец Панкрат, а сын Антон –
Он разразился матюгами –
Вот писарь гад! Паскуда он!
Анания с Антона сделал!
И имя гордое – Панкрат –
На Калистрата переделал!
И кто ж такому будет рад?!
А тётка Хвостокруть Параша -
Хвостовой числится вот здесь.
Герой труда и гордость наша…
Посмертно отдадим ей честь.
-
Село огромное молчало,
В печали опустив глаза
Потом корова замычала,
Вдали «промекала» коза.
-
***
Читали списки до заката
И кто угодно слово б дал:
Фамилий пёстрого парада
Такого с роду не видал!
-
Бунблит частушки и куплеты
В блокнот про сход села писал.
Фотограф местный для газеты
Свой фоторепортаж снимал.
По тридцать человек на фото
Считал упрямо Серафим:
- За спину спрятался там кто-то…
Здесь мы сидим, а там – стоим –
Так Серафим Мордокривилин
Бубнел, картавя слегонца:
- Со лба стряхныте рябь извылын,
Чтоб улыбнуть морду лыца!
-
Башмак назвал:
- Мордокривилин!
Воскликнул тот:
- Мынут адын!
Я тут!
- А ты Ситаришвили!
- Мой дед грузын, и я грузын!-
Сказал тот, пальцем тыча в небо.
- Макар, голубчик, улыбнысь!
Твоё одно лишь фото мнэ бы!
Вон птычка полэтэла ввысь!
-
И Курклетитте всё строчила
В газету «В поле с петухом».
Девятый карандаш сточила;
Статью слать думала письмом.
Про деда вкратце написала,
Где с юмором, а где всерьёз,
Про достиженья рассказала,
Про долголетия вопрос…
В статью все мудрые советы
Седого старика вошли.
Ведь у Акакия ответы
Про тайны бытия нашлись!
Житейской простоты философ,
Цитат великих он не знал,
И отвечая на вопросы,
Такие перлы выдавал!
И Курклетитте душу грела
Подле седого старика.
И возвращаться не хотела,
Не гонит долг ещё пока.
-
К финалу сельского собранья
И до Акакия дошло.
К нему особое внимание
Всегда имело всё село.
-
- Аркадий Карлыч Свистоплясов! –
С особой гордостью Башмак
Провозгласил – Не Дристоплясов!
Постой-ка… Что-то тут не так! –
Макар икнул от удивленья.
Тут и Акакий подскочил,
И замерло всё населенье.
- Ты ж столько лет нас морочил! –
Башмак вопил – Рожденья дата!
Ты погляди, вот красота!
-
Дед огрызнулся:
- Чё те надо?!
- Глянь, дата здесь стоит не та!
Так в тысяча девятьсот первом
Родился этот… «артефакт»!
Что долгожитель он – неверно!
Вот где открылся важный факт…
Сто сорок отмечал в апреле?!
Тебе ж лишь восемьдесят лет!
-
Односельчане обалдели…
Акакий промолчал в ответ.
-
И загудело населенье,
Позорно тыча в старика,
Высказывая впечатление…
Молчал дед, подперев бока.
-
Писал мудрец китайский верно:
«Кто знает, тот всегда молчит», -
Так и Акакий ждал наверно:
Пускай народ поговорит.
-
Сперва односельчане злились,
Что он дурил их много лет.
Всё обсудив, развеселились.
И восклицали: «Ай, да дед!»
Ведь все награды боевые
Акакий честно заслужил,
И грамоты все трудовые…
По совести, по чести жил.
Вообще трудился с малолетства,
И без отца и мамки рос,
На жизнь едва хватало средства.
Потом устроился в колхоз…
-
Вокруг Акакия толпою
Собрался разом весь народ.
Старик, качая головою,
«За жисссь…» поведал анекдот:
-
- Когда в тридцатые Советы
Всем паспорт стали оформлять,
Из книг учётных в документы
Весь бред сумели переснять! –
Акакий сильно возмущался –
Я им пытался объяснить
Так год рожденья и остался,
Как и фамилия…. Итить!
А имя как перекрутили!
Я им пытался доказать…
Не слушали меня, язвили:
«ДокУмент надо предъявлять!»
-
…Тогда не все отнюдь пытались
Всю истину восстановить:
От красных кулаки скрывались.
А знать добро пыталась скрыть…
-
Как все, со временем смирился
С фамилией и датой дед.
Ну и поскольку он не брился,
Смотрелся старше своих лет…
Он вспоминал былое время
И все коллизии житья;
Как нёс «описки» дивной бремя
Безропотно и без нытья…
-
***
До тёмной ночи всё сидели
И говорили о былом…
Потом, развеселившись, пели
И танцевали всем селом.
Акакий «резал» на гармошке,
Любимые частушки пел…
У фонаря клубились мошки,
Плясал дед лихо и свистел!
…Гулянья долго продолжались.
Бродил всю ночь народ гурьбой.
Повсюду песни разливались.
Под утро все ушли домой.