Так будет не всегда. Глава 86 из романа "Улыбка Амура"

Последние весенние каникулы пролетели, как сон. Вадим почти каждый день бывал у Насти, приходил утром, а уходил перед приходом родителей, у которых в институтах наступила горячая пора зачетов. Правда, Галчонок несколько раз внезапно являлась домой − видимо ей не терпелось застукать влюбленных за чем-нибудь недозволенным. Но всякий раз ее ждало разочарование: детки или мирно сидели в Настиной комнате, замолкая, когда она без стука открывала дверь, или торчали на кухне. Настя готовила, а ее друг облизывался в ожидании чего-нибудь вкусненького. Однажды, не утерпев, она решила допытаться у дочери, на каком этапе их отношения. На что дочь весьма неприветливо ответила, что они «просто дружат» и пусть ее это не волнует. − И долго вы собираетесь «просто дружить»? − съязвила мать. − Что-то мне не верится в ваши длительные платонические отношения.
− Ты прямо, как Наташа, та тоже не верит. − Дочь отвернулась и подошла к окну, она всегда так делала, когда хотела, чтоб ее оставили в покое. − Мы поженимся, когда будет можно. А пока можешь по этому поводу не беспокоиться. И пожалуйста, стучи, прежде чем заходить в мою комнату. Я ничего не боюсь, но мне перед Вадимом стыдно, что ты ведешь себя, как дикарь.
− Подумаешь, какие мы деликатные! − возмутилась Галчонок. − Ты моя дочь, и я имею право знать, что происходит. Если влипнешь, мне расхлебывать, таскать тебя по врачам. Буду заходить, когда считаю нужным, пока не окончишь школу и не поступишь в институт. Потом делай, что хочешь, но будешь сама и расплачиваться. А сейчас я за тебя отвечаю − и нечего мне грубить!
− Никто не грубит! Ладно, заходи, если тебе совесть позволяет. Но в таком случае, я с тобой делиться не буду. Раз ты мне до такой степени не доверяешь. − И Настя неожиданно расплакалась.
− Ну, что ты, доченька! − Мать, обняв ее, поцеловала в подбородок, ведь дочка была уже на голову выше мамы. − Да доверяю я тебе, доверяю! Но пойми, я ведь тоже переживаю. Вот когда у тебя будет своя дочка, посмотрю на тебя. Если, конечно, доживу. Ну, не плачь, я больше не буду. Ведь я очень люблю тебя и боюсь за тебя.
− Мамочка, ты тоже прости меня. И, пожалуйста, не волнуйся, мы с Вадимом обо всем договорились. Ты же его немножко знаешь − он человек порядочный. И тоже очень меня любит. Все будет хорошо, вот посмотришь. Знаешь, я теперь чувствую себя такой счастливой! Все плохое забылось. С ним я как будто летаю, наверно, от счастья.
− Только не очень высоко летай, не то больно будет падать. Мне когда-то твоя бабушка дала ценный совет: если тебе слишком хорошо или, наоборот, очень плохо, повторяй фразу «так будет не всегда». Она не даст сильно вознестись или низко упасть.
− Нет. − Настя покачала головой. − Я не согласна. Почему нужно думать, что я не всегда буду счастлива? Из-за этого нельзя полностью радоваться, все время надо себя одергивать.
− Но зато, когда очень плохо, эта фраза рождает надежду, что так тоже будет не всегда.
− Вот тогда и буду ее повторять. Тем более, что я уверена: у нас с Вадимом это навсегда.
− Ладно, поступай, как знаешь. Что-то мне не нравится отец: он последнее время какой-то сам не свой. Не знаешь, что с ним?
− Наверно, на работе достают. А ты бы сама спросила.
− Да он говорит, что все в порядке. Но я же вижу.
− Мам, не переживай. Мало ли какие у него неприятности. Надо будет − сам скажет.
После этого разговора отношение матери к Вадиму резко изменилось. Как и когда-то в Петербурге, она снова стала приглашать его к столу и всячески демонстрировать свое расположение. А отец с самого начала относился к Настиному другу приветливо. И потому в семье внешне снова воцарились мир и согласие.
Когда зимой Вадим забирал свою мать из лечебницы, врачи его предупредили, что у таких больных весной и осенью могут случиться обострения. И действительно, в середине апреля ее состояние резко ухудшилось: она почти не ела, все время лежала, уставившись в потолок, и временами даже не узнавала сына. Отчаявшись, Вадим позвонил отцу. Тот, выпросив у командования отпуск, отвез мать к сестре в Петербург, после чего снова вернулся в часть. Вадим остался один.
Первым делом он привел в порядок квартиру. Пришлось несколько дней держать открытыми окна, пока не выветрился тяжелый запах, пропитавший стены. Отец оставил ему деньги на небольшой косметический ремонт: поменять обои на потолке в комнате матери, свисавшие клоками из-за постоянной сырости, и заменить протекавшую трубу в ванной. Но Вадим решил сэкономить: сам поклеил обои, купил новую трубу и умудрился поставить ее на место, правда, с помощью сантехника. Когда полы были пропылесосены, мебель протерта и все стекла отмыты, он пригласил к себе подругу. Отправляясь к нему, Настя немного трусила. Но, походив по комнатам, постояв у картин и фотографий, пока он накрывал на стол, она освоилась и осмелела. Это же Вадим, упрекнула она себя, лучший в мире человек. Он не способен причинить мне зло − чего я боюсь? Лучше пойду, помогу ему, а то гуляю, как барыня, а он там возится с едой. И она решительно направилась на кухню.
Вскоре Настя настолько освоилась, что иногда после занятий они сразу направлялись к Вадиму, покупая по дороге продукты. Настя варила свою знаменитую солянку и жарила котлеты. Ее стряпня настолько нравилась Вадиму, что он постепенно обленился и уже сам ничего не готовил, ждал подругу. Правда, Галчонка эта ситуация сильно не устраивала, поскольку ей приходилось теперь заниматься готовкой самой. На упреки матери Настя резонно отвечала, что мама обязана кормить своего мужа, а она, Настя, − своего жениха. Этот статус Вадим получил совсем недавно, и он ему страшно нравился. А Насте обожала смотреть, как Вадим поглощает ее кушанья, испытывая истинное наслаждение, когда он отправлял ложку в рот. Она никогда не видела, чтобы человек так вкусно ел. Впрочем, она наслаждалась и просто от его вида: от его походки, улыбки, голоса − любое его движение ложилось ей прямо на сердце.
Их отношения быстро стали известны в лицее − но поскольку все девочки класса к тому времени тоже обзавелись «бой-френдами» в основном из числа студентов, то особого ажиотажа не вызвали.