Лапы, хвост и мяу

Рассказ 7. Кешка и особенности жизни с ней.

Третий в супружеской постели.* Певицы и певцы. * Волшебная сила искусства.

Иногда наши отношения с Кешкой нельзя было назвать простыми.

Например, она рвалась спать с нами в кровати. Я возмущалась. Я доказывала мужу, что супружеская постель священна и непозволительно пускать туда третьего, пусть даже кошку. Кешка так не думала. Она смотрела на мужа взглядом оскорбленной Королевы, и он сдавался. В конце концов был найден шаткий компромисс. Мы укладывались спать без Кешки, а в середине ночи кошка просачивалась в спальню и устраивалась сфинксом на груди благоверного. С этого мгновения он переставал чихать, сопеть, храпеть, пыхтеть и иногда даже дышать. Рядом спала я, вольготно раскинувшись и рьяно ворочаясь с боку на бок.

Но иногда мы с Кешкой могли сплотить ряды и выступить единым фронтом. Нас объединила одна страсть. Мы с ней были певицами. Нет, мы не выступали на сценах и аренах, в клубах или даже на лужайках. Мы предпочитали камерное пение. Но если по отдельности наши музыкальные упражнения напрягали не очень, то дуэт сражал наповал.

Представьте, у меня прекрасное настроение, я пеку пироги и начинаю выводить «На муромской дорожке...». Начало пропето проникновенно и вдумчиво, хорошо поставленным ( как мне кажется) голосом, но до стоящих на этой дорожке сосен мне не суждено дойти в одиночестве. Обязательно прилетает Кешка со своим дергающимся хвостом и начинает громко вопить. Так мы и поем вдвоем:

-- На муромской дорожке,

-- Стояли три МЯУ-МЯУ.

-- Прощался со мной МЯУ

-- До будущей МЯВ-МЯВ!

Отсутствием слушателей мы с Кешкой не страдали. При первых же звуках нашего дуэта в кухне прорисовывались остальные члены семьи. Муж возмущался громкостью пения, сын --  качеством, а дед Вася, видимо, тем и другим, но врожденная деликатность позволяла ему лишь осуждающе покряхтывать. Они сходились в одном: требовали прекращения концерта. Я резонно отвечала мужу, что его музыкальные упражнения тоже не вызывают восхищения масс и вспоминала недавний случай.

На ночь глядя заявилась Мария Ивановна, соседка справа, одинокая милая старушка. Она пришла «за солью», то есть, посплетничать. Соседка уже намеревалась пройти на кухню, но тут из ванной донеслись жуткие звуки, напоминающие неискушенному слушателю о бренности существования и необходимости вести праведную жизнь.

В шум воды вплеталась ария «Мистера Икса» в неповторимом исполнении моего мужа, расслабляющегося после трудового дня.

-- Цветы роняют

-- Буль-буль-буль,буль-буль-буль.

-- Никто не знает

-- Ш-ш-бам-бам-ля…

-- Что ЭТО? -- внезапно севшим голосом спросила меня Мария Ивановна.

-- Не обращайте внимания, это муж после работы ванну принимает.

-- Муж? Саша?! А кто же там так кричит?

-- Да это он арию из оперетты поет.

-- Что?

-- Мистера Икса.

В это время под расслабляющим действием горячей воды вдохновение у мужа достигло критической отметки.

-- Устал я греться у чужого огня, -- завопил он.

-- Боже мой, ему плохо! -- заволновалась соседка.

-- Но где же сердце, что полюбит меня? -- особенно жизнерадостно вопросил муж из-за шумной водяной завесы.

Мария Ивановна подозрительно уставилась на меня.

-- Не волнуйтесь, он всегда это поет в ванной.

-- Таня, ты действительно считаешь,что он ПОЕТ?

Тут из-за двери раздалось:

-- Живу без ласки, боль свою затая-я-я-а-а…, -- выводил муж самозабвенно.

-- Я, пожалуй, пойду, -- деликатно вякнула Мария Ивановна.

-- Всегда быть в маске -- судьба-а-а моя-а! - торжествующе рявкнули из ванной.

-- Танечка, --соболезнующе глядя на меня, пролепетала бедная старушка, -- я вспомнила, у меня еще чуть-чуть соли осталось. И она испарилась. И больше старалась не заходить. И общалась с нами как с тяжелобольными.

Все это я напомнила мужу, отметая его посягательства на свободу творчества. В ответ, нагло ухмыляясь, он заявил:

-- От моего пения польза большая -- соседи разбегаются. А ваш с Кешкой ультразвук только вред приносит: уши болят, и тесто киснет.

Оскорбленная в лучших чувствах, я замолкала, а за мной переставала вопить и Кешка. Ведь в нашем творческом союзе она всегда была лишь подпевалой. Кстати, к опереточным упражнениям мужа Кешка не присоединялась никогда. По-видимому, оперетта не была ее стихией. Кешка работала исключительно в жанре фольклора.