Дуэль

«Слушай, слушай, -

Бормочет он мне, -

В книге много прекраснейших

Мыслей и планов.

Этот человек

Проживал в стране

Самых отвратительных

Громил и шарлатанов”

Сергей Есенин. Отрывок из поэмы “Черный человек”

Пролог

Кабинет профессора Долгорукова был светлым и просторным. Дизайн интерьера был выдержан в стиле модерн и потому, все необходимые предметы декора были максимально органично вписаны в его пространство. Пол, укрытый деревянным паркетом, ровно наполовину был разделен белоснежно-пушистым ковролином с ворсинками, и наполовину окрашен в черный цвет, негласно намекая на “Инь-Янь”. Кроме того он условно разделял территорию между пациентами и личной зоной профессора. Зона, отведенная под темный паркет, была занята широким письменным столом, удобным креслом и ноутбуком. Позади кресла - маленькая стеклянная полка, с портретом жены в деревянной рамке, и детская фигурка Багза-Банни который с легким прищуром все так же с удовольствием держал морковку. Бидон с чистой водой, расположился неприметно по левую сторону от стола. Область с ковролином, отведенная для бесед с пациентами, могла похвастаться мягким диваном горчично-желтого цвета и величественным фикусом, расположившийся на расстоянии вытянутой руки, сбоку от кушетки. В углу стоял неприметный шкафчик с документами и книгами. Отличительной чертой интерьера была картина неизвестного художника, занимаемая большую часть одной из стен кабинета, на который был изображен внушающих размеров галеон, рассекающие густые и мрачные волны в свете полной луны. Напротив, располагалось огромное окно с широким внутренним подоконником - излюбленным местом профессора. Люстра в форме скрипичного ключа была венцом убранства кабинета. Вот и все, что окружало этот тихий и мирный уголок. Когда пациентов не было, профессор, используя подоконник, устраивался на темно-красном пледе, подаренный женой, и в зависимости от настроения (будь то чтение, сон или наблюдение) совершал выбранное им действие с полной отдачей. Осенью, как сейчас, было особенно интересно наблюдать за происходящей жизнью, вне стен офиса. Взору профессора открывалась детская площадка и часть парка, с плотно посаженными деревьями. В это время года, профессора часто захватывала атмосфера меланхолии, постоянно витающая в воздухе, вместе с голыми деревьями и частыми дождями. Наблюдать за природой и неспешным ходом жизни ему нравилось под Вивальди и его бессмертные “Времена года”, наполняющие кабинет, красивейшим калейдоскопом симфоний, звучащие из колонок музыкального центра - незаметно встроенного в кабинет. В один из дней, когда профессор находился один и был увлечен сюрреалистичным путешествием в мир грез, его бесцеремонно прервал “Lost yourself”, установленный на звонке телефона. Тут же проснувшись и тихо пробурчав под нос, он достал телефон из кармана и не глядя кто звонит, сделав слайс, приставил аппарат к органу слуха.

-Да, слушаю вас, - мягким тоном ответил Долгоруков.

-Богдан Васильевич, здравствуйте! Это Андрей, помните меня?

-Андрей?

-Да, из Питера.

-Андрей...из Питера...

-Чуковский, моя фамилия. Автор книги “Подноготная серой планеты. Правда или вымысел” Мы с вами встречались на семинаре в Москве. Обсуждали потенциал лобной доли. Вам еще понравилось, мое сравнение с космосом…

-Чуковский! Точно, теперь вспомнил. Проницательный взгляд, низкий рост и отличное чувство юмора.

-Верно. Лучше и не опишешь, - со смехом в трубке, ответил Чуковский.

-Спасибо моей ассоциативной памяти.

-Это верно. Богдан Васильевич, тут такое дело...мне нужно срочно с вами встретиться. Это возможно?

-Любопытно, а по какому поводу? Вы пишите новую книгу?

-Нет, нет. Это...личное. И не по телефону.

-А вы уверены, что вам нужен именно я?

-Другим специалистам в этой сфере я не доверяю, а вас я все-таки, пусть не близко, но знаю лично. К тому же...ваш опыт и знания стольким помогли, что грех будет не воспользоваться вашей помощью.

-Что ж, спасибо за лестные слова Андрей...простите как ваше отчество?

-Станиславович, профессор.

-Точно, точно. Что ж, ну, раз такое дело...тогда я буду рад вас принять. У меня как раз в это время затишье, и потому смогу выделить вам, надеюсь, достаточно времени.

-Спасибо, Богдан Васильевич! Огромное спасибо! Это большая удача! Что ж, тогда...я надеюсь приехать к вам завтра к обеду. Вас устроит?

-Вполне. Вполне устроит. Тогда завтра к обеду. Добро.

-Ну, тогда до встречи. Спасибо еще раз.

-До встречи, - ответил профессор и услышал в трубке короткие гудки.

“Интересно, с чем же этот Андрей завтра явится?” - спрашивал себя Долгорукий. Но развивать эту мысль не стал. Состояние дремоты возвращалось к нему с молниеносной силой, а начавшийся мелкий дождь еще быстрей вовлекли профессора в сон. Смутное очертание детской площадки и верхушек деревьев было последним, запавшее в память, прежде чем профессор вновь начал покорять мир снов.

Глава 1

На следующий день, в районе двух часов пополудни, профессор Долгорукий, как обычно это бывало, сидел на широком подоконнике своего кабинета и был погружен в чтение. Выбор его пал на современного французского писателя - Бернара Вербера и его роман “Завтрашний день кошки”.

Одет он был в классический белый халат, покрывающий бирюзовую рубашку и такого же цвета брюки. Коричневые туфли и очки с тонкой оправой, завершали образ Богдана Васильевича. В свои шестьдесят девять он выглядел явно моложе своих лет и был, что называется “в тонусе”. Стройный, с короткой стрижкой под “ежик”. Ему легко удавалось находить общий язык с разным уровнем культурного наследия, из-за чего в среде молодежи его уважали и часто ходили к нему на прием. Богдан Васильевич Долгорукий был известным клиническим психотерапевтом, специализирующийся на когнитивных формах. За свою почти сорокапятилетнюю карьеру он смог обрести внушительный авторитет как среди коллег в странах СНГ, так и за границей, куда его часто звали с лекциями известные зарубежные университеты, среди которых были Оксфорд и Гарвард. Долгорукий занимался частной практикой по профессии, в подмосковном санатории. Обосновавшись на пятом этаже, в одном из немногочисленных зданий, построенных при царской России, расположенных на территории здравницы. Работу свою любил и всегда был готов оказать максимальную помощь. Вот и сегодня, несмотря на пятницу и укороченный день, Богдан Васильевич был готов принять, пусть плохо ему знакомого человека, но отказать в просьбе о встречи не мог. Клятву Гиппократа всегда старался соблюдать.

В кабинете как всегда было светло и уютно. Классические симфонии Моцарта, льющиеся из динамиков, погружали кабинет в состояние легкой нирваны, создавая удивительный эффект спокойствия. Спустя несколько минут в дверь постучали. “Одну минуту”, воскликнул Долгоруков. Дочитав до точки и разместив закладку между главами, профессор закрыл книгу, положив ее на полку к остальным. Встав, поправляя очки и халат, Долгорукий направился мягкой походкой к двери, попросив войти. Та бесшумно отворилась и на пороге появился средних лет мужчина. Выглядел он точно так же, каким профессор его запомнил в последний день их встречи, около полугода назад. Низкого роста, темные волосы челкой спадающие на глаза, круглое, добродушное лицо, обычное телосложение. На нем была легкая потертая джинсовая куртка, надетая поверх белой футболки, черные джинсы и, видавшие виды, белого цвета, кроссовки Nike. Небольшой рюкзак через плечо черного цвета, завершал простой, но вполне стильный, образ гостя. Переступив порог с легкой улыбкой на лице, человек протянул руку и мужчины обменялись крепким рукопожатием.

- Рад видеть вас, профессор, - произнес с нескрываемым удовольствием Андрей.

- Взаимно, взаимно, мой юный друг, - так же тепло ответил Долгорукий, - прежде чем мы начнем, снимите пожалуйста, обувь. Этот ковер способен творить чудеса. Сами в этом скоро убедитесь, - все с той же улыбкой продолжал Долгорукий, указав мимолетным жестом на ковер.

- Конечно, конечно, - протараторил Чуковский, и снимая кроссовки, обратил внимание на аккуратную полочку для обуви, расположенную около входной двери. Положив их на место, он выпрямился и мимолетно осмотрел кабинет.

- Что ж, теперь, пожалуйста, присаживайтесь, - указывая на софу предложил профессор, - чувствуйте себя как дома, но…

- Помните, что вы в гостях, - закончил за него фразу Андрей, садясь на диван горчичного цвета.

- Именно так, - все еще улыбаясь ответил Долгорукий, - я только выключу музыку, и мы с вами поговорим.

И профессор направился к своему письменному столу.

- Конечно, без проблем. Уютно тут у вас, - оглядываясь по сторонам заметил Чуковский.

- Спасибо. Это все благодаря моей жене и дочери. Они оба дизайнеры, вот и сварганили мне такую берлогу. Как правило, людям тут уютно. Надеюсь, вы не будете исключением, - и с этими словами, нажав на кнопку пульта в столе, музыка исчезла.

- Что ж, - продолжая оглядываться, - судя по всему, до исключения мне далеко.

- Вот и хорошо.

Вновь поправив очки и устремив взгляд прямо на собеседника профессор произнес.

- Итак, слушаю вас. Я весь во внимании.

- Кхм..да, - прокашлявшись, Андрей продолжил, - я как и вы не люблю попусту тратить время, поэтому перейду сразу к делу. Но в начале стоит рассказать предысторию, дабы свести ваши вероятные вопросы к минимуму. Постараюсь это сделать вкратце, однако заранее предупреждаю, что я могу увлечься.

- Без проблем.

- И заранее оговорюсь, что буду делать сноски, на несколько лет назад, дабы у вас сложилась полное представление.

- Как вам угодно - все с той же улыбкой ответил Долгорукий, - вещайте!

- Эта история началась семнадцать лет назад, в Петербурге. В то время, будучи двадцатичетырехлетним, мне удалось устроится практикующим психологом - помощником, к одному из тогда известнейших психотерапевтов России - Крамарову Виктору Сергеевичу. Он был одним из совладельцев новой, частной клиники, попасть на работу в которую, в то время было большой редкостью. Да и сейчас, если честно тоже. Туда я смог устроится с помощью моего дяди. Он работал водителем скорой, в одной из таких клиник, и знал, что в подобные места требовались интерны. Он же и предложил мне сходить в ту, где работал сам, мол, чем черт не шутит. Четыре года назад, когда мне было двадцать, я только что закончил университет, по специальности педиатрия. Мы к тому времени, я со своей женой, воспитывали нашу дочь. Ей только исполнился год. Вначале, продолжая учится и живя в общежитии, нам помогали наши родители. Однако, завершая учебу и прекрасно понимая, какая на меня ляжет ответственность, когда я стану папой, а моя семья при этом будет без денег, я срочно принялся за поиск работы. Долгое время меня никуда не хотели брать по специальности. Была возможность только в качестве интерна. Вам не хуже меня известно, что у них мизерная оплата и они вынуждены сутками пропадать на работе. Меня это не устраивало, поэтому продолжал искать работу дальше. К моменту, когда мне уже исполнилось двадцать четыре, я перепробовал множество профессий, от официанта до заведующего магазином офисной мебели, но так нигде и не смог задержаться надолго. Вариантов найти работу по специальности не было вовсе. Вскоре я уже начал было отчаиваться, как вдруг меня и выручил мой дядя. Мне, конечно, была известна разница между частными предприятиями и государственными. Платили там на порядок больше, да и график был свободней. И хоть это в который раз была вакансия интерна...в совершенно другой области знаний... поговорив с женой, мы оба решили, что это мой шанс и нужно им воспользоваться, во что бы то ни стало. Таким образом с помощью удачи и связей, я смог туда устроиться. Скажу сразу, что несмотря на устройство по блату, мне понравилась область психологии и я честно старался стать хорошим врачом. Мне нравилось и нравится приносить пользу людям и надеюсь, что продолжу это делать в дальнейшем.

Андрей на мгновенье замолчал, всматриваясь в панорамное окно.

-Уверен, вы абсолютно искренни в своих словах, - прервал молчание Долгорукий, не сводя глаз с собеседника.

-Да, спасибо, - вновь обретя себя, ответил Чуковский, - На чем я остановился...ах да, работа практикантом. Крамаров был зачастую строг, но это даже пошло мне на пользу. Я многому у него учился и старался оправдывать его доверие, когда заботу о пациенте он поручал мне, пусть и под своим пристальным присмотром. Меня это здорово нервировало, но оглядываясь назад, понимаю, что это было верное решение. Недалекость увы, частый спутник молодости. Мне удалось проработать с ним всего лишь год, когда его здоровье сильно пошатнулось и его место стало вакантным. Замену нашли ему довольно быстро, и спустя неделю, его место занял Антон Павлович Шкуренко - психотерапевт с большим опытом из Ростова на Дону. Ему было слегка за пятьдесят и с ним мы быстро поладили. Однако…

Чуковский вновь на пару секунд прервался. Его горло требовало прохладительной жидкости, которая вскоре остудила его разгоряченные связки, после того, как Андрей достал бутылку “Bonaqua” из своего рюкзака и сделав пару глотков, заснул ее обратно. Долгорукий тем временем, скрестив руки над столом, молча продолжал всматриваться прямым взглядом в своего собеседника, внимательно слушая. Прокашлявшись, Андрей продолжал…

Однако в ту неделю, когда Краморова уже не было и ему искали замену, вся ответственность за пациентов лежала на мне. Благо, их было всего четверо, а работать с их диагнозами, при моем объеме знаний на тот момент, я все же мог. Один из них страдал алкогольной зависимостью, а трое других (среди которых была молодая женщина) были неврастениками. В первые дни все шло как обычно: я проводил с ними n-ое кол-во часов, мы беседовали, ходили на прогулки. Следил за их состоянием, делал записи и советовался с другими докторами. И вот наконец, наступила среда…

Андрей умолк, устремив взгляд в пол. Его, казалось, вполне свежее, пусть и уставшее лицо, постепенно утрачивало нотки своего обладания, а его взгляд, после бродилок коридорами памяти из ясного, превратился в рассеянно-туманный. Молчание затянулось дольше прежнего.

-Наступила среда, и что ж? - с заинтересованностью спросил Долгорукий.

-Да, среда… - вяло повторил свои же сказанные слова Чуковский. И….в тот день я проснулся как обычно и... - возвращаясь к своей былой речи продолжал Андрей, - занялся утренней рутиной. Да, забыл сказать... в ту неделю я полностью остался на проживании в клинике. Жену это не радовало, но, она понимала мое положение, так что...и вот...сделав утренний обход пациентов и собираясь, заняться чем-то своим, ко мне подошла Варвара Николаевна - наша медсестра, и обеспокоенным голосом сказала, что на рецепцию пришла мать с ребенком. Что на матери нет лица, и что... она бледная до жути. Но пришла не ради себя, а из-за сына. Ему на вид годи-ка четыре...такой же бледный, как и его мать. Я ответил ей благодарностью, за то, что она так своевременно разыскала меня и попросил, чтобы она передала мое сообщение, чтобы те ждали в кабинете Крамарова. Я же, перед встречей, направился в уборную, чувствуя, что сердце отчего-то у меня не на месте.

И вот, входя в кабинет, я впервые тогда увидел их вместе. Мать, как и описывала Варвара Николавна, была действительно вся бледная. С виду ей было около сорока, стройная, блондинка. Лицо выражало сильную тревогу. А затем, я увидел Максима. Сына. Мальчику и впрямь на вид, было около четырех лет. Он был тоже стройным и постоянно смотрел в пол. Его взгляд ничего не выражал. Он также был бледен и, казалось... чем-то подавлен.

Мы представились друг другу, а затем Виктория Игоревна...его мама, поведала мне их историю.

Оказалось, что месяц назад в их доме произошла трагедия. В целях самозащиты...так вышло, что она убила отчима Максима. Его родной отец погиб в авиакатастрофе, за три месяца до рождения сына. Последние полгода они...т.е Виктория и отчим, жили вместе в ее квартире. Он часто напивался и приходя домой, устраивал скандалы по поводу и без. У них возникали ссоры, нередко с рукоприкладством. В один из таких дней, он пришел раздраженным и был пьян сильней прежнего. Это был поздний вечер, когда Максим с мамой находились на кухне. Вскоре разразился скандал, снова дошедший до рукоприкладства. По ее словам, сначала ей доставались сильные пощечины, а затем, дабы заставить ее замолчать от криков, он начал ее душить. Защищая себя, Виктория, взяв кухонный нож, всадила его со всей силы в яремную вену отчима. Кровь, хлынула во все стороны, вытекая с молниеносной скоростью под сильным давлением. Удар оказался смертельным. Отчим, находящийся над ней, мгновенно потерял сознание и ослабив хватку, рухнул всем весом прямо на нее и в считанные минуты, потеряв много крови, умер на кухонном полу. Виктория, освободившись из-под тела, будучи в состоянии сильного шока и аффекта не сразу обратила внимание на сына. А когда все же обратила, чуть не упала в обморок. Максим, полностью, с ног до головы, облитый кровью, как ни в чем не бывало, продолжал есть остывший суп. Позвякивая ложкой о тарелку, в то время как густые капли красной жидкости, медленно собираясь на его лбу и ресницах, превращаясь в тягучую массу, неспешно капали в его тарелку.