Самый лучший шелк

Под приветливое звяканье дверного колокольчика Рави влетел в гостиную, прячась от желтого ассамского зноя. Мельком взглянув на сидящую за низким столиком бабушку он юркнул на кухню, схватил со стола кувшин и жадно припал к горлышку — вода потекла по подбородку, залила рубашку. С бульканьем напившись, мальчик поставил кувшин на место и, уже не спеша, вернулся в гостиную. Бабушка перебирала груду купленного к ужину шпината и прочей зелени, браслеты на ее запястьях тихонько позвякивали. Плавные уверенные движения смуглых рук могли научить медитации вернее, чем наставления отца. Рави привычно сел к стене в позе лотоса и облокотился на острые коленки. Бабушка подняла голову от зеленого вороха:

— Что, жарко там? — глазами указала на вход.

Рави кивнул, густые кудри, взъерошенные на макушке, колыхнулись в такт :

— Хоть чапати* пеки!

Бабушка посмеялась, не прерывая работы. Рави еще какое-то время наблюдал за порханием рук, слушал тихий шорох перебираемой зелени, а потом попросил:

— Ба, расскажи про Нишу.

Бабушкины брови поднялись вверх, увлекая за собой красную точку бинди*.

— Рави, ты за двенадцать лет уже наизусть про нее выучил...

— Ну, ба-а-а... — мальчик состроил жалостливую мину.

Бабушка махнула на него листиком шпината:

— Ладно уж, слушай...

«Случилось это в ту пору, когда время еще не делилось на день и ночь. Висел тогда над миром вечный полумрак.

Высоко в Гималаях у самого истока священной Ганги стоял каменный дворец. Жил в том дворце сын правителя Динеш. Больше всего на свете гордился юноша своею статью и красотой. Одежда, расшитая золотом, сидела на нем как влитая; пальцы были унизаны сверкающими перстнями, каких во всей Индии не сыщешь. А какой тюрбан украшал его голову! Настолько большой и высокий, что наматывать его приходилось от самого пробуждения и до обеда. Был он собран из тысячи шелковых полотен всех оттенков синего и украшен драгоценными камнями.

Ох, как прекрасен был Динеш! Но сердце! Сердце его было черным настолько же, насколько ясным был лик!

Красовался Динеш перед зеркалом все время, что не спал и не ел — наглядеться не мог. А душа полнилась мрачной печалью и темною злобой: не хватало света от лампад и свечей, чтоб весь мир мог разглядеть его красоту. Кривил Динеш полные губы в гневе. И вот однажды не выдержал — сорвал в ярости голубой лоскут с тюрбана и швырнул в открытое окно.

Ветер подхватил ткань и унес вверх. И вдруг шелковое полотно расстелилось по небу, залило его яркой лазурью, а крупный камень, что запутался в складках ткани стал ярким солнцем.

Ахнул Динеш, прикрыл рукавом глаза от слепящего света...»

В этом месте и Рави ахнул, будто слышал историю впервые.

«...А чуть погодя юноша ликуя смотрел на свое отражение: уж теперь-то все смогут увидеть это великолепие!

С той поры беспрестанно сияло солнце в синем небе, забыли люди, что такое тьма. А Динеш каждый день выезжал в золоченой повозке за пределы дворца, где собирались толпы паломников, желая увидеть прекраснейшего из смертных...»

Бабушка прервала рассказ и отправила внука принести чашку воды — смочить горло. Рави быстро сбегал и вернулся, едва не расплескав половину. Пока бабушка пила, стоял рядом, пританцовывая в нетерпении. Приняв протянутую обратно чашку, сел на место в ожидании. Бабушка вновь взялась за шпинат, молчала и улыбалась.

— Ба, ну давай дальше... давай про Нишу, — не вытерпел Рави.

Она посмеялась одними глазами и продолжила сказку.

«...Вот и юная Ниша — дочь бедняка — каждый день стояла в толпе, надеясь удостоиться хоть взгляда Динеша. Она была влюблена, сердце ее трепетало, словно маленькая птичка. Каждый день девушка приносила охапку диких, но нежных цветов и бросала их перед повозкой Динеша. Как-то раз ветер подхватил маленький лепесток шафрана и поднял его в воздух. Лепесток покрутился растерянно и вдруг метнулся к повозке, угодив прямо в глаз Динешу.

Юноша часто заморгал, глаз его покраснел и заслезился. Темнота, плещущаяся в сердце, обдала яростью.

— Негодная! — вскричал Динеш, — ты недостойна целовать мою тень, не то что пялиться на меня и швырять под ноги свои нищенские подношения! Чтоб я больше тебя не видел!

Он подал знак страже и бедняжку грубо вытолкали, велев больше никогда не появляться вблизи дворца...»

Рави поджал губы и стукнул кулаком по коленке:

— Он сам негодный!

«...Вернулась Ниша в свой бедный дом, но не пожаловалась ни отцу, ни матери. И виду не подала, что птичка-сердце болит и плачет. Лишь когда семья уснула, устав от хлопот дня, дала девушка волю чувствам. Вышла на берег Ганги и слезы потекли, сливаясь со священными водами. Плачет Ниша, а лицо утереть нечем. Тогда протянула она руку к небу и ухватила пальцами синий лоскут, бывший когда-то частью дорогого тюрбана. Стянула полотно с небосвода — и погрузился мир в давно забытую темноту. Ниша утерла слезы шелком, бросила его в реку и вернулась домой.

Так и повелось с той поры: просыпается Динеш, бросает вверх лоскут с тюрбана — разливается по небу синева дня; а когда засыпает уставший мир, выходит Ниша плакать о любви, стаскивает с небосвода лазурное полотно, чтоб осушить слезы — и окутывает небо темнота ночи...»

Бабушка замолчала, отложила последний пучок зелени и подняла на мальчика глаза:

— Рави, сынок, а ну-ка помоги мне подняться, — она протянула внуку миску. Мальчик подошел, подставил худенькое плечико, чтоб бабушка смогла опереться.

— Ба, как я раньше не подумал, ведь она закончится однажды?.. — в темных глазах Рави застыло беспокойство.

— Что закончится? — не поняла бабушка, поднявшись и расправляя подол сари.

— Ткань. Ткань на тюрбане...

Бабушка, звеня украшениями, потрепала мальчика по макушке:

— Глупыш ты все же... Это же выдумка! — она ловко подхватила миску, опасно накренившуюся в руках внука, и отправилась на кухню готовить ужин.

***

— То есть, детский страх, что ткань однажды закончится и наступит вечная ночь, побудил вас стать в итоге одним из крупнейших производителей шелка в штате? — недоверчиво заключила молодая большеглазая журналистка, поправляя надетые для солидности очки.

— О! Ну что вы! Скорее это было беспокойство, что бедной девушке с разбитым сердцем нечем станет утирать слезы... — смуглолицый бородатый мужчина с морщинами вокруг глаз и взъерошенными на макушке кудрями мягко улыбнулся, плавным уверенным движением протянул через стол руку и нажал кнопку на диктофоне.

— Довольно историй, правда? — он поднялся из кресла, вышел из-за стола и предложил, жестом указывая на дверь, — пойдемте на производство, я покажу вам лучший в мире шелк небесного цвета.

__________

*Чапати — хлеб из пшеничной муки, наподобие тонкого лаваша.

*Бинди - цветная точка, которую индианки рисуют в центре лба.