РОК НЕИЗБЕЖНОСТИ

Тёплый летний ветерок мягко взъерошил волосы, огромный шмель, словно стрела, пронёсся мимо, под парапетом запел сверчок, а меж тяжёлых грозовых туч, в самой дальней дали, начинался закат. Внизу текла Ангарка, плетя извилистые узоры меж холмов, одаривая луга живительной влагой и скрываясь в чаще северных джунглей. Тропический лес, тонкой нитью протянувшийся на самом горизонте, обозначал, где оканчивались бескрайние луга приграничного округа и начинались владения Каменного Рубежа.

Каменный рубеж.

Стену возвели в незапамятные времена с помощью великанов – и не зря, ведь за ней лес, кишащий кровожадными созданиями, и если бы не Рубеж, то защитить Просторные Земли от нашествия хищников было бы невозможно.

Конечно, иногда летающие твари прорывались через оборонительную стену, но в северных джунглях их ждала лишь смерть. Помимо того что словяне нередко охотились за Рубежом, добывая ценное мясо и «драконью кожу», так тут им ещё в качестве подарка прилетала какая-нибудь диковинка, за которую не нужно платить, получая отстрельную лицензию, да ещё и можно заработать. Смекалистые мужики варганили из шкур добытых ящеров самые разные вещи, от сапогов из драконьей кожи до твёрдопанцирных лат. К тому же воевода Рубежа всегда доплачивал ухарям, подстрелившим южную дичь, так как своей охотой те помогали стражам стены оберегать мир и покой на земле словянской.

Просторные Земли.

Нет земли краше и шире, и не родилось ещё того человека, что обошёл бы всю землю словянскую вдоль и поперёк – разумеется, маги Чудо-камня и великаны Гипербореи не в счёт.

От Великого Разлома на западе, где начинаются земли Ариев и других народов, до Небесных Гор на востоке, за которыми никто никогда не бывал. От Лукоморья на севере, граничащего с легендарной Гипербореей, до Каменного Рубежа на юге, отделившего от бескрайних тропических лесов двухсотверстовой участок, названный Северными Джунглями.

Тут, на юго-восточном тракте, в двух сотнях вёрст от Каменного Рубежа, на развилке, где сошлись три дороги, раскинулась родная Лебяжья слобода, а за ней, в пяти вёрстах южнее, острог Сичь – хранитель покоя.

Огромная крепость с высокими каменными стенами оскалилась жалами сотен стрел многозарядых баллист и ощетинилась десятками катапульт со снарядами Синего Пламени. Вообще, остроги в землях словян не редкость, но Сичь выделялась: это была войсковая крепость, и говорили, что по её подземному лабиринту, коему конца нет, можно пройти вплоть до Новэя. Но никто не пробовал.

Новэй.

Пограничный город.

Эх! Побывать бы там!

Посмотреть с высоты Рубежа на юг, увидеть зарубежные диковинки – кровожадных тварей, коих нередко отлавливают да выставляют напоказ. Пройтись по узким улочкам торгового сектора, где продают украшения – и не только словянские, но и скифские, и сарматами слаженные.

Там есть всё, и колечки злато-каменные, и бусы янтарные, а парча! Да земская, а туфельки да смольские, уж про камнегорские камушки самоцветные и думать не следует, только душу теребить. А шёлк вязийский! Ох!

Мара наслаждалась грёзами.

Послышался свист.

Девица вскочила. С высоты обзорной башни, где располагался пост дозорного – нынче мирно спавшего внизу, – постройки слободы казались маленькими.

Вдалеке с выгула возвращалось стадо, а ещё дальше, за высокими стенами острога, был он.

Лейтенант Джа.

Ах, этот строгий вязиец! Такой высокий и с волевым подбородком, а взгляд – что огонь, проникающий в самую глубину женской души и пленяющий всю, без остатка!

Мечтания вновь унесли её вдаль.

Мара позволила себе это, прислонившись к деревянной колонне, на которой крепился тревожный рог, и закрыла глаза.

Сознание рисовало крепкие руки, обнимающие её стройный стан, настойчивые уста, пленявшие своей необузданностью, и голубые глаза, из-за которых Мара потеряла покой и сон.

Три недели прошло с тех пор, когда она, прогуливаясь между торговых рядов острога, впервые увидела назначенного в крепость лейтенанта. Джа прибыл не один, а вместе с временным тысяцким Новэя, неким Алёшей Камневолом.

Тот тоже неплох: коренаст, белокур – впрочем, как и все земчане. Но Джа! В вязийце Мара узрела некий внутренний свет, проникавший в каждого, с кем он говорил, а когда их глаза встретились, Мара поняла, что пропала окончательно.

Она постаралась вспомнить одеяние своего избранника, но старания и не требовались. Мара в точности и с поразительной лёгкостью вновь нарисовала образ высокого, темноволосого, облачённого в белостальную кольчугу вязийца, снявшего шлем, некогда используемый в Амазонской империи. Герб Вязи красовался на нагрудной пластине, синий с золотым кантом плащ развевался на ветру. На рукояти меча неизвестный жёлтый камень мерцал всеми цветами радуги, а длинные, чёрные, как смоль, волосы были собраны частью в хвост, а частью ниспадали на широкие плечи.

Ах, эти плечи!

Мара широко улыбнулась.

Как же хорошо прижаться к ним и ощутить защиту любящего и оберегающего тебя мужчины.

А если он поцелует?!

Сердце забилось стремительнее, щёки тут же тронул румянец смущения.

Мара открыла глаза.

Солнце почти скрылось.

Вспомнив о делах, Мара перегнулась через перила, глядя вниз. Пастухи уже загоняли стадо.

– Ленточка! – крикнула она.

Коровка тотчас громко отозвалась.

– А ну пшла, рогатая! – гаркнул пастушонок, подкрепив слова ударом хлыста.

– Еремка, холера ты эдакая, вот как спущусь! – Мара пригрозила кулаком, на что паренёк фыркнул и продолжил загонять скот в слободу, окружённую хлипким ивовым тыном.

Миряне давно собрались, и только стадо вышло на центральную улицу, скотину тут же принялись разбирать хозяева. Кто верёвкой, а кто и добрым словом вёл домой своих кормилиц, а когда Мара наконец-таки спустилась с верхотуры обзорной башни, Ленточка стояла уже одна-одинёшенька и жалобно мычала от тяжести наеденного вымени.

– Тихо-тихо, – поглаживая и понукая, успокаивала Ленточку Мара. – Сейчас придём домой, я тебя выдою, потерпи.

– Ага, как же, выдоишь, – послышался сзади насмешливый голос юноши. – Смотрю, рученьки-то твои не для работы сделаны! Ни мозолей, ни грязи, хоть сейчас под венец.

Лаз-надоеда, старший сынок торговца драконьей кожей Гласа Полушки.

Ох и нудный он! Этой весной даже свататься приходил к батюшке, но, благодарение старым богам, ничего у него не вышло. Может, Лаз и стал бы хорошим мужем, если б урезонил свой скверный характер, но лучше уж для другой. Мара понимала, что никогда не полюбит такого, как Лаз. Хоть он и прослужил на Рубеже положенные юношам три года, но по возвращении остался прежним: хамоватым грубияном, не оставлявшим попыток понравится ей. По прибытии Лазарь сразу отбил охоту у всех юношей слободы, кто намеревался посылать к батюшке сватов, – и теперь парни её стороной обходили, словно она прокажённая. Было ли то страхом или уважением к Лазу – уж незнамо, за что, – поклонник у Мары остался один – Лаз.

Он привёз из Новэя подарки, раздарив всей своей родне, а для Мары приготовил особый дар. Оберег Сварога, выкованный, как он сказал, в Синем Пламени лично Верховным южным магом и отданным Лазу за что-то там «героическое».

Ха! Герой нашёлся!

Мара до сих пор ещё обучалась, чтобы стать Вестой, именно поэтому батюшка и отказал. Но лишь на время, именно поэтому Мара и не приняла подарок. Но спустя ночь чудесным образом обнаружила его у себя на шее.

По законам богов, пока девица не поймёт – со слов умудрённых замужеством женщин, – как быть любящей женой, заботливой матерью и умной хранительницей домашнего очага, Небесное Деяние для неё запретно. Вечерами юные девицы и замужние собирались под сенью храма, беседуя о делах житейских и о семейных – кто желал, разумеется. Всестороннее обсуждение открыло Маре всю правду без прикрас, ибо матушка нередко щадила чувства дочери, подходя к таким вопросам с чуткостью и пониманием. А другие девы рубили правду, какая она есть на самом деле, и из посиделок Мара вынесла для себя немало важного о браке и любви к будущему избраннику. Ведь, ежели нет чувств, что это будет за союз?

Породнение через плод – это ли жизнь, кою ждёшь, когда вырастешь?

Да и любви ли плод? Если её сначала не было!

Мара отвернулась, не обращая внимания на заигрывания юноши, продолжая вести Ленточку домой. Она каждое утро снимала оберег – или кладя его на стол, или выбрасывая за околицу, или топя в колодце, но на следующее утро Звезда Сварога вновь висела у неё на шее, радуя глаз рунными узорами…

«Неужели Лаз из тех, кто отринул древние заветы богини Лады и верит в чуждых словянам богов? Неужели, прикрываясь именем Сварога, Лаз решил поставить на ней клеймо собственности, подарив колдовскую вещь? Неужели тем самым он хочет лишить её счастья?»

Юноша подбежал сзади и вытащил из-за спины букет огнецвета.

– Держи, – протянул он подарок. – Цветы порадуют твой глаз, но не сравнятся с красотой.

«Вот подлиза! – мысленно фыркнула Мара, продолжая держаться отстранённо. – Всё равно не люб ты мне!»

Лаз понял: букет не приглянулся, хотя девчата-подружки говорили: «Мара без ума от огнецвета».

Юноша молча шёл рядом, даже не думая отставать, при этом с нарочито строгим видом скармливал цветы Ленточке да поглаживал коровку по хребту. Вдруг, по какому-то нелепому обстоятельству, Лаз споткнулся и левой ладонью накрыл правую руку Мары.

Она вздрогнула и вырвалась.

– Ах ты гад!

Лаз обескураженно усмехнулся и примирительно поднял руки, безмолвно говоря, что и в мыслях не было приставать с ухаживаниями к юной и необученной Весте, но Мару уже не остановить. Схватив первое, что попало под руку, она запустила этим в наглого молодца. Лаз не пытался увернуться. Острый камень разбил ему лоб.

– Извини, Мара, но у меня и в помыслах не было брать тебя за руку, покуда наши предки не обговорили союз меж нами.

– Не бывать этому! – взвилась вконец разбушевавшаяся Мара. Даже хлынувшая из раны молодца кровь не смягчила её сердце. – А ежели ты продолжишь добиваться меня, то опостылеешь навсегда! Понял?!

Лаз понял.

Опустив голову, юноша побрёл прочь.

Ну и ладно! Видеть его не хочу!

Ленточка продолжала спокойно идти себе в стойло. Ей глубоко безразличны стенания юной хозяйки. Коровке главное – поскорее освободиться от груза молока да отстояться до утренней зорьки, а дальше снова в поле, где раздолье, зелёная вкусная травушка-муравушка и нет кричащей Мары, забывающей вовремя встретить и выдоить.

Мама, стоя подле ворот, укоризненно качала головой, выражая недовольство действиями строптивой дочки.

– Ну вот что ты за девица такая, Марушка?! Ведь скоро двадцать годков станется, а ещё Вестой не стала! Как же жить дальше-то собираешься, если самого завидного в слободе жениха камнем огрела, постылым обозвала и вышибла с глаз долой!

Мара загнала Ленточку во двор, привязала и принялась доить, не желая отвечать на вопрос, но матушку это лишь подстегнуло к дальнейшим нравоучениям:

– Вон погляди, Клава Кутанич замуж выходит за ратника из острога, Кима Зорина сговорилась о поженитьбе с торговцем из Новэя, а ты кого ждёшь? Неужто за княжича замуж собралась?

– Нет, матушка, – не отвлекаясь, ответила Мара, хотя поддерживать разговор желание отсутствовало. Тем не менее, если позволить Ма продолжать наставление о женитьбе, то через пару минут её уже свяжут и отдадут первому встречному в жёны, будто она коза безмолвная и ею можно помыкать. – Про Клаву я тебе скажу так: ратник тот косой да рябой, а родом сам из свижской деревушки из-под Смоли. И куда Кутаничи смотрят?! Жених Кимы вообще вдовец. Говорят, у него супруга была на сносях, когда её убили. Да и что это за фамилия такая – Стальман? Да он старше вдвое! На кой экий старый ей сдался?!

– А богаче в десятки раз! – взвилась Ма. – И это не добром или золотом, а разумом и душой открытой, да помыслами честными. Эх ты! Орлица ты наша! Паришь высоко, видишь далеко, а под носом красу рассмотреть не в состоянии. Ратник-то тоже не так прост, герой! Это он пленил скифского тысячника в честном бою, это он спас наш караван, уведя за собою в бескрайние поля разбойничью шайку лиходеев пхазарских! А Лаз – так это вообще отдельный разговор! Разве ты не видишь…

Не в силах более это слушать, да сообразив, что разговор подошёл к опасным темам, Мара вскочила, опрокинув деревянное ведро, и не обращая внимания на разлитое молоко, рванула мимо матери, скрывшись в кустах малины. Кустарник рос во дворе дома, у овина. Там, в плотных зарослях, в самой дальней глубине, Мара находила уединение и покой.

– Всё одно от жизни не убежишь, дочка, – слышался материнский голос. – Однажды она догонит, и ты увидишь всё, но будет уже поздно. Упаси боги от этого! Слушай нас с батюшкой и внимай! Негоже… – не дослушав фразу, Мара закрыла уши руками.

«Довольно».

Вечер.

Ноги затекли, но Мара твёрдо решила сегодня батюшке на глаза не попадаться.

«Значит, буду спать на голой земле».

Собрав вокруг палую листву да смастерив чудный ковёр, Мара легла. Сквозь всё ещё густую осеннюю кущу звёзды, живущие в бездонной выси, сверкали радужными огнями. Одни голубыми, другие алыми, прочие вовсе переливались всеми цветами – кроме одной. Мара вгляделась в эту сиротливо плывущую по небосводу странницу.

«Разве такое бывает?»

Оказалось, бывает. Звезда проплыла туда, потом обратно, затем вовсе принялась кружиться по кругу и увеличиваться. Заворожённая танцем небесной жительницы, Мара крепко уснула.

*

Разбудил тревожный рог.

Ладно, хоть не набат.

Но и рог не предвещал ничего хорошего. Когда он трубит, значит, рядом хищники.

Мара вскочила, протирая заспанные глаза и отряхивая со щеки прилипшие палые листья.

Рассвет ещё не занялся, туманная дымка скрывала слободу от зорких глаз ратников Сича, а рог вновь гулко затянул душераздирающую песню.

«Львы», – мысль, словно молния, блеснула в уме. Только о них может трубить рог: волки так близко не подходят, а вот эти северные кошки, бывает, забредают.

На шее вновь тяжестью и теплом напомнил о себе оберег.

«Опять»…

Мара прислушалась, сжав сварожью звезду в руке.

Тишина.

Рог умолк.

Где-то через три дома слышалась громкая мужская речь. Слов не разобрать. Потом вновь тишина, лишь стук сердца отзывался в ушах пульсирующим темпом.

«Пронесло», - Мара выдохнула и немного расслабилась. – «Нужно идти в дом».

Собрав волю в кулак и приготовившись к неприятному разговору с батюшкой, Мара собралась было выползти из кустарника как тут, сзади раздался еле различимый шелест.

Она обернулась.

Сквозь листву и дымку тумана на неё смотрели два жёлтых глаза.

– А-а-а-а! – Мара завизжала со всей мочи, с ужасом глядя в звериные глаза, а оберег замерцал.

Раздался звук резко отворяющейся калитки, топот подбегающих мужиков неумолимо и стремительно приближался.

«Зверь» перевёл взгляд с Мары на них и, через один удар сердца, резво рванул наутёк. Листва еле шелохнулась, а потом затихла, словно её и не тревожили вовсе.

– Кто там?! – голос батюшки гремел уже в паре метров. – Ты видишь его, доча? Где он?

Мара перестала визжать и поднялась в полный рост, высунув голову над кустами. Ее трясло от пережитого испуга, но девушка рукой показала, куда умчалось то, что её ужаснуло.

Батюшка с двумя мужиками, вооружённые рогатинами и топорами, побежали в нужном направлении – напролом сквозь кусты.

– Иди домой! – крикнул отец, прежде чем заворотить за крайний сарай, и, перепрыгнув через тын, исчез за утренним маревом в соседнем дворе.

Мара вновь присела на «ковёр». Ее по-прежнему трясло. Теперь это место, недавно уютное и спокойное, не казалось таким уж безопасным, оберег перестал мерцать и лишь теплом напоминал о себе. Недолго думая, она вылезла из кустарника и шустро убежала в дом.

Сбросив сапожки в сенях, Мара вошла в светлицу.

В жилище пусто.

– Мама?

Ответа нет.

Мара пробежала за печку, но и во второй комнате никого. Даже постель не заправлена.

Беспокойство закралось в душу.

Где же она?

Может, в коровнике?

Но снаружи хищники!

А вдруг с ней что-то случилось?!

Мара подошла к арсеналу и, вынув копьё, кинулась во двор.

Беспокойство за матушку подействовало отрезвляюще, разум теперь оценивал обстановку иначе.

Во дворе, подле коровника, повсюду виднелись следы ночного вторжения, незамеченные раньше с перепугу.

Ленточка.

Останки коровушки валялись в разных местах, даже на крыше виднелось ещё парящее теплом копыто.

О боги! Что за тварь способна на такое?!

Мара медленно, практически бесшумно, спустилась с крыльца, выставив перед собой копье. Забыв, как дышать, она подкралась к коровнику и заглянула внутрь.

Слава богам! Следов матушки там нет, но есть нечто странное. Крыша пробита, словно кто-то огромный рухнул с небес, и сено, сложённое у дальней стены для подкормки, как-то неестественно вздымалось.

Она пригляделась.

Действительно, под сеном чужак. Мара замахнулась, но тут сильные руки зажали ей рот, а их хозяин, перехватив копьё, отволок подальше от выломанных изнутри ворот.

– Ш-ш-ш, – прошептал Лаз.

Мара с круглыми от испуга глазами кивнула, затем немного успокоилась – от вида вооружённого до зубов Лазаря.

Юноша, забрав копьё, тихо подошёл к воротам.

«А Лазу идёт кольчуга!» – оценивающе подумала Мара, с интересом и по-новому взглянув на своего поклонника.

Лаз замер, пристально осматривая скирд, затем метнул копьё да, вынув лук со стрелами, принялся быстро палить внутрь.

Раздался могучий рёв, словно два десятка львов разом возвестили о своём присутствии, и что-то огромное, сильное, ударив Лаза в грудь, стремительной тенью метнулось за дом.

Кинулось в дымку тумана.

Рвануло прочь от людей.

Лаз, спиной вперёд, снёс бочку с дождевой водой, но сразу же перевернулся, вскочил, вынул меч и кинулся вслед за зверем.

Мара, полностью ошалевшая от происходящего, стояла с открытым ртом.

«Нет, это не северный лев, это что-то крупнее. А Лаз! Какой самоотверженный! И страха нет!»

Улыбка коснулась губ. Мара встревожилась.

«Так, стоп! Он что, тебе нравится?!»

Ответа не нашлось.

Матушка.

Сейчас найти её, вот главная задача. А Лаз подождёт.

Или нет!

Мара тряхнула головой, не в силах сдвинуться с места и посмотреть, куда умчался её спаситель.

На улице послышался стук копыт и лязг стали.

Витязи.

Кто-то скомандовал «стой».

Надо бы выйти, но ватные ноги подкосились, и она рухнула на поленницу.

На одной из дровин лежал колокольчик Ленточки с оторванной верёвкой.

Дверь отворилась, Мара с трудом перевела взгляд на вошедшего.

Джа.

Слёзы счастья полились из её глаз.

«Спасена».

Появление возлюбленного стало как восход солнышка, кое тёплыми лучами согрело замёрзшую девицу.

Вязиец, не подозревавший что перед ним его «суженная», кинул на девушку беглый взгляд и, не найдя ничего стоящего, принялся отдавать приказы:

– Двое за околицу, нагнать и помочь мужикам. Трое за дом, подключитесь к погоне, Лазарь один супротив твари не сдюжит. Остальным замкнуть кольцо облавы!

Стоявшая подле светоч махнула рукой, прекращая передачу распоряжений тем командирам, кто были вне пределов слышимости и видимости лейтенанта.

– Приказы дошли, все выходят на позиции, – доложила светоч и внимательно взглянула на Мару. – У неё шок и переохлаждение, разрешите помочь?

– Позже, – отмахнулся Джа, вынимая белостальный меч при звуках, начавшейся неподалёку, сечи.

– Это дочь первой жертвы, – пояснила светоч.

Джа вновь посмотрел на девушку, но не с ожидаемым интересом, а с жалостью.

Когда до помутившегося сознания Мары дошёл смысл слов мага, мир перевернулся.

Мама.

Мара внезапно стала видеть всё намного резче и отчётливее, даже сквозь зарёванные глаза, потом огни померкли, и она провалилась в беспамятство.

*

– Простой обморок, – проговорила светоч, когда лейтенант склонился над слобожанкой.

– Позаботься о ней, – приказал Джа и рванул за дом.

Мощный рык вновь разрезал тишину предрассветного утра. Джа спешил.

Перепрыгнув через тын и оказавшись в следующем дворе, он сразу же окунулся в кровавую схватку.

Ящер.

Саблехвоста прижали к соседнему сараю пиками три витязя, собираясь пробить его шкуру наконечниками, смазанными древними снадобьями, отчего лезвия светились голубым сиянием. Деревенский юноша по имени Лаз безуспешно старался подобраться поближе и рубануть тварь белостальным мечом.

«Дилетант».

Джа остановился, скептически оценивая героя Каменного Рубежа.

«И за что южный маг наградил его? Как такой недотёпа мог в одиночку уложить саблезуба?! А ведь он крупнее саблехвоста в три раза! Невероятно!»

Лаз приблизился, ящер ударил хвостом.

Не успев блокировать удар, юноша отлетел на несколько шагов и, рухнув, более не вставал.

Осталось трое.

Витязи метнули копья, но то ли магия тому виной, то ли предрассветные сумерки – ни одно остриё не попало в цель. Более того. Ящер, словно котят, разметал воинов и ринулся на Джа.

Лейтенант рванул навстречу, предвкушая знатный бой.

Первый удар хвоста, он отбил мечом, отколов одну из оконечных «сабель», от второго просто увернулся, а когда ящер решил пустить в ход зубы, полоснул белосталью, отрубив половину языка, от чего ящер вконец озверел. Челюсти схватили Джа за кирасу, но тут же разжались, когда пару зубов треснуло, и отступили, тогда тварь вытянула шею чуть выше, собираясь сверху достать неуступчивую, облачённую в сталь добычу, да оторвав голову, заняться остальными, но Джа, думал иначе. Скользнув под ящера, лейтенант вскрыл зверюге брюхо, а потом, оказавшись у саблехвоста за спиной, прыгнул.

Словно время замедлило ход. Джа, переворачиваясь в полёте, рубанул со всей силы, обезглавив могучую тварь.

Всё было кончено.

«Легко», – самодовольно усмехнулся Джа, осматривая свою потрёпанную братию.

Витязи медленно поднимались, а деревенский парнишка всё ещё лежал в беспамятстве.

– Отнесите его в дом первой жертвы, пусть светоч поколдует, – витязи принялись выполнять распоряжение, а Джа склонился над отрубленной головой ящера.

«Из пасти воняет смрадно», – фыркнул он.

Туша всё ещё дёргалась, Джа оценивающе осмотрел брюхо.

«Славные сапоги получатся», – усмехнулся вязиец и, обернувшись, увидел его.

Тёмный силуэт, показавшийся со стороны околицы, словно вихрь налетел стремительно.

Играючи, желтоглазый обезглавил двух витязей, и с размаху ткнув в грудь лежащего в беспамятстве Лаза, намеревался проткнуть того насквозь, но не сумел пробить белостальную броню. Эта заминка, дала тот нужный миг, чтоб словяне опомнились и приготовились.

– Наездник! – громко крикнул Джа, принимая бой.

Третий витязь встал рядом.

Воины ударили синхронно, отгоняя врага от раненого побратима.

Мечи завертелись в безудержном танце. Желтоглазый какое-то время проворно отбивал выпады словян, а затем, найдя лазейку, извернулся, уклоняясь от рубящего удара вязийца и прямым ударом в голову убил словянского витязя.

Джа отступил, желтоглазый, бравируя мечом, переступил с ноги на ногу, ожидая атаки.

«Один на один, – подумал Джа. – Достойный бой», – и пошёл в атаку.

То, чему обучали в военной академии Вязи, здесь, в поединке с желтоглазым, не работало. Противник с лёгкостью отражал все выпады лейтенанта, нанося собственные удары, и если бы не белостальная кираса с кольчугой и шлем, Джа давно бы покоился с миром. Скрестив мечи в жгучем ударе и оттолкнув друг друга, поединщики разошлись.

«Хорош, очень хорош, – злился Джа. – А что ты скажешь про стиль Словичей?!»

Вязийцы с прохладцей относились к манере фехтования других словянских школ, но стиль боя правящей династии Джа всё же перенял.

– Продолжим? – спросил он.

Желтоглазый поманил мечом.

И вновь сталь ударила о сталь, и вновь искры разлетались по двору. Джа наседал. Крутанув горизонтальный Вихрь, он, неожиданно для самого себя, достал супостата, разрубив тому «драконью кожу» и пустив зелёную кровь.

Желтоглазый медленно отступил.

Рана тяжёлая. Смертельная для человека, если сразу не помочь.

Джа остановился.

«Нужно дать противнику прийти в себя. Бить подранка бесчестно…»

– Сдавайся, и даю слово: с тобой поступят по справедливости, – вязиец, лихо играя мечом, обходил кругом обескураженного противника. – Сдавайся или умри…

Желтоглазый дышал тяжело, в дымке тумана лицо казалось несколько размытым.

– Вас всех ждёт смерть, – шипя от злости, проговорил чужак.

Джа занёс меч.

– Со временем, возможно, но Ты этого никогда не узнаешь.

Чужак закрыл глаза, выронив меч, и приготовился к смерти.

– Какого лешего?.. – раздался сзади голос пришедшего в сознание Лазаря.

Джа отвлёкся лишь на миг, но и мига хватило, чтоб желтоглазый в грациозном прыжке оказался на крыше сарая, а затем так же стремительно исчез на другой стороне.

– Ушёл, – горько вздохнул Джа, и безмерная усталость нахлынула на него.

*

Тепло.

И почему-то странное покалывание во всем теле.

Глаза открылись с трудом.

Нависающая над ней светоч водила руками вдоль и поперёк, а из ладоней вырывался таинственный голубой свет лечебной магии.

– Всё будет хорошо, – ободряюще улыбнулась светоч. – Я лекарь.

– Мама, – трясущимися губами, жалобно проговорила Мара, и, словно по команде, слёзы хлынули из глаз.

– Ах да, твоя матушка, – светоч лишь на секунду отвлеклась, вспоминая произошедшее. – Мне очень жаль.

Мара закрыла глаза. Сердце трепыхалось, как никогда прежде.

«Нет, мамочка! Нет! Пожалуйста, нет! Не оставляй меня, прошу! Я буду хорошей дочерью, даю слово, только вернись! Вернись и живи! Мамочка, ну пожалуйста!»

– Мне очень жаль, – продолжала светоч, – но руку ей сохранить не удалось. Правда. Я сделала всё, что смогла. Это, конечно, беда, но ведь могло закончиться намного хуже. К примеру…

– Стоп, – твёрдым голосом скомандовала Мара и поднялась, сев на кровати.

Целительница подчинилась. Убрав магию, светоч вопросительно взирала на юную бунтарку, и не подумав оскорбиться её невежливостью.

– Мама жива?

Светоч прищурилась.

– Из твоих уст это звучит так, словно ты не рада.

Сначала один уголок девичьих губ взметнулся вверх, потом второй, и вот она, вся засветившись от счастья, кинулась на шею незнакомому магу и, обняв её, крепко прижала к себе.

– А мне даже за руку не даёшься, – послышался обиженный голос незамеченного ею Лазаря.

Отпустив мага, она обернулась.

Лаз всё ещё вооружён, на кольчуге и бронепластинах появились новые вмятины, правая рука забинтована, а лицо украшал огромный шрам.

– Оставил на память, – проследив за её взглядом, да нежно улыбнувшись, ответил Лаз. – И если закончила мною любоваться, то готов отвести к матушке. Она сейчас в храме, молится со всеми о спасении унесённых неведомым. Нет лишь тебя и тех мужчин, что охотятся в полях.

Мара вскочила.

– Пошли.

– Если не возражаете, – проговорила маг, – я останусь и осмотрю следы твари у вас в коровнике.

– Как соизволите, а следы второго вы тоже изучите?

– Откуда это отпечатки второго вдруг появятся здесь? – удивилась светоч. – Мы прикончили его ещё до входа в слободу!

Обув сапожки, Мара бегло проверила одеяние, да кинув на прощание «ну, значит, жёлтые глаза в кустах малины мне померещились», схватила Лазаря за руку и потащила наружу.

Ноги сами несли быстрее ветра.

Бряцая сталью, Лаз бежал следом.

Вот и храм.

Дернув за ручку двери, девушка влетела внутрь, тотчас в ужасе замерев на пороге.

О боги!

Кровь везде. На лавках, на стенах, на полу. Алтарь вообще залит ею, словно кто-то только что проводил здесь кровавый ритуал.

Лаз выхватил меч.

– Встань у меня за спиной.

Мара без разговоров подчинилась.

«Мама, где ты?!»

Будто услыхав её мысли, Лаз ответил:

– Снаружи много следов на песке, и все ведут в Сичь. Возможно, твоя мама уцелела.

Радостное ожидание встречи, переполнявшее все существо Мары, сменилось тревогой.

– Как вы со светочем не могли услышать резню в храме?

– Мне и самому это интересно, – нахмурился Лаз. – Уходим отсюда. Сейчас вернёмся к вам домой, заберём светоча и вместе рванём в острог.

– Хорошо, – кротко ответила Мара, с тревогой озираясь по сторонам.

Они вышли из храма в полной тишине.

Солнце стояло высоко, изредка скрываясь за осенними тучами.

Слобода словно вымерла.

Ни лая собак, ни ржания лошадей, ни кудахтанья кур. Абсолютная тишина.

– Не нравится мне всё это, – тихо проговорил Лаз. Мара обернулась.

Безлюдная дорога к острогу просматривалась полностью. В полях также никого. Даже птицы пропали.

Дорога к дому заняла в два раза больше времени, хотя шли они по центральной улице.

- Алтуна! – Лаз позвал светоча, остановившись у калитки. Мара встала рядом, не рискуя без защитника войти в собственный двор. – Алтуна, вы там?!

– Это интересно, – Мара дёрнула Лаза за рукав, указывая на колышущиеся кусты сирени. – Там кто-то есть; может, курица?

– Нет, – раздался у них за спиной голос светоча. – Медленно и тихо – назад.

Страх вновь сковал тело. Превозмогая полуобморочное состояние, Мара неспешно начала отступать. Лаз последовал за ней. Когда от калитки собственного дома она отошла на достаточное расстояние, то успокоилась и спросила светоча:

– Что там такое?

– Ящеры, – озираясь по сторонам, ответила Алтуна.

– Саблехвосты, – уточнил Лаз, но для Мары эти слова ничего не говорили.

– Откуда они? – взвизгнула Мара.

– Хороший вопрос, – усмехнулась светоч. – Нужно выйти в центр улицы и держаться подальше от кустов, ящеры нападают из засады. А так у нас будет время.

– Время на что? – испуганным голосом спросила Мара.

Лаз остановился, подошёл вплотную и, взяв в ладони её побелевшие от страха щёки, нежно погладил.

– Успокойся. Я рядом, и никому – слышишь? – никому тебя не отдам! Пока я жив, ты всегда будешь в безопасности у меня за спиной.

Он как-то странно взглянул в глаза, отчего на душе немного потеплело. Дрожь отступила, и Мара, впервые за всё время знакомства с Лазарем, по-доброму улыбнулась ему.

– Хорошо, – кротко сказала она, опустив взгляд.

– Вот и умница, – Лаз отступил, указав светочу на въезжающую в слободу колонну из тридцати витязей. – Похоже, будет зачистка.

– Именно, поэтому вам нужно немедленно отправляться в Сичь, – проговорила Алтуна. – Сообщите Джа: наездников двое. Один на саблехвосте, второй… второй на длинноклюве.

– Хорошо, – кивнул Лаз и потащил Мару к околице.

Отряд стремительно приближался, витязи без устали метали короткие копья и стрелы в кусты, разя незримого противника, светоч ушла во дворы, начав собственную охоту, а Мара, спрятавшись под рукой обнявшего её Лазаря, старалась идти с ним вровень.

Вдруг вся округа словно взорвалась. Несколько десятков ящеров набросились на воинскую колонну. Из кустов, из-за забора, из конюшен и хлевов – отовсюду выскакивали зубастые твари. Началась бойня, люди и лошади стали пищей. У витязей не было шансов.

Из острога послышался набат, но для Мары это уже ровным счётом ничего не значило. Когда твари расправятся с отрядом, возьмутся за них.

Лаз дышал ровно; его спокойствие, словно океан, проникло в душу девичью, придав сил.

«Он со мной. Он не оставит меня. Не отступит. И никогда не предаст».

Мара чувствовала это всеми струнами души, вот только времени насладиться приобретённым богатством, к сожалению, не было.

Твари приближались.

*

Джа никак не мог прийти в себя после утренней сечи с наездником, тело ломило от перенапряжения, а голова гудела от пропущенных ударов. Тушу саблехвоста притащили в острог, как и сражённого в полях длинноклюва. Оба ящера осёдланы.

То, что кто-то приручил подобных хищников, знак весьма зловещий.

«Кто тот желтоглазый? Откуда он? Как управляет ящерами?»

Ответа нет.

Перед самым рассветом дальние разъезды доложили о наличии множества следов саблехвостов, и все вели к слободе. Тогда Джа приказал начать исход, чтоб спрятать людей за стенами. Но повезло не всем.

На колонну напали.

Десять славных воинов погибли, прикрывая спасавшихся из храма жителей. Витязям пришлось завалить шестерых ящеров, тем самым обезопасив исход. Но тела павших побратимов доставить в Сичь не удалось: прибежавшие следом твари, оттеснили отряд прикрытия и вкусили словянскую плоть.

Теперь слобода опустела, лишь Алтуна там и, судя по донесениям следопытов, до двух десятков ящеров.

Чтоб спасти светоча и деревенского «героя», Джа отправил взвод конницы, и сейчас славных воинов рвали на куски.

Он с силой сжал кулак, стукнув по каменной бойнице.

«Перехитрили!»

В южной башне ударили в набат.

Джа обернулся.

На противоположной стене крепости всё пришло в движение. Расчехлялись катапульты, на стены поднимали бочки с маслом, а в баллисты заряжали стрелы.

– Что происходит? – спросил Джа подбежавшего сотника.

– Из северных джунглей стремительно приближаются ящеры.

– Сколько?

– Тысячи, – ответил запыхавшийся сотник.

Джа быстрым шагом направился к южной смотровой башне острога, на ходу отдавая приказы:

– Всех мужиков на стены, выдать оружие и предупредить о прорыве ящеров окружные поселения с Новэем. Онаграм дальнего боя открыть заградительный огонь Синим Пламенем. И снимайте с северной стороны баллисты, тут они нам не пригодятся…

*

В гигантском прыжке перед слобожанами приземлилась светоч.

– Закрыть глаза! – приказала она.

Лаз развернул Мару, прижав к груди, да и сама девушка не сопротивлялась. Светоч чудодейственной силой подняла их над землёй и принялась колдовать.

Древнее слово разнеслось по округе.

Ящеры приближались со всех сторон, даже те, кто пировал витязями, присоединились к атаке на светоч. Казалось, тварями управляют.

Алтуна это знала.

Единственная возможность спастись – уничтожить ящеров, но погонщик наверняка уцелеет, и тут помощь деревенского Лазаря придется весьма кстати. Лаз опытный воин и хороший фехтовальщик, поэтому ему по силам одолеть наездника, но вот если парнишка проиграет, тогда враг убьёт и Мару, и её: пока Алтуна будет в беспамятстве, восстанавливая растраченную энергию.

Светоч пела всё громче и громче, магическая сила прибывала двумя мощными голубыми потоками, поднимаясь снизу и растворяясь в ладонях, Матушка-сыра-земля одаривала сверх меры, словно предчувствуя гибель детей своих и пытаясь спасти руками мага. Хотя нет, это не Матушка-земля. Краем сознания светоч ощутила ЕЁ, не менее могучую, не менее древнюю, не менее любимую, но времени колдовать нечто иное, уже, нет.

Алтуна приготовилась.

Твари рядом, смрадный запах обдал жаром огромной плоти. Несутся убивать.

Алтуна размахнулась. Один стук сердца, второй - пора. Ударив кулаком по земле, светоч вернула энергию назад!

Голубой огонь, словно круги по воде, принялся расходиться в разные стороны. Ящеры вспыхнули шипящими факелами, тут же обратившись в прах, а потом на мага накатилась неимоверная усталость, и Алтуна соскользнула в беспамятство.

*

Они парили. Мара чувствовала это. Она так сильно прижалась к Лазу, а он так нежно обнимал и дышал ей в волосы, что девица сдалась окончательно.

«Это он. Не Джа, недоступный и чужой, не кто другой, а он. Мой Лазарь. Только мой».

Мара улыбнулась, Лаз почувствовал её и, приподняв подбородок, поцеловал.

Тепло, нежность да всеобъемлющая любовь проникла в сердце Мары. «Я люблю его», – пришла мысль, а потом раздался грохот, и они упали.

Лаз вскочил, обнажив сталь.

Мара открыла глаза и медленно поднялась.

Алтуна лежала в беспамятстве, а вокруг только горстки пепла напоминали о кровожадных чудищах. Сгорели все, даже разорванные витязи и их кони, но постройки, деревья и кустарники стояли целёхонькие.

Вот так магия! Никто бы не подумал, что обычный светоч, лекарь-светоч, способен на такое!

Лаз поднял мага на руки.

- Идём любимая, - поманил он за собой, затем быстро пошёл в Сичь.

Мара изредка поглядывала по сторонам, округа пуста. Лишь из острога доносился набат. Взгляд упал на суженого. Она улыбалась, он отвечал обезоруживающе тёплой улыбкой.

«Похоже, это начало совместного пути, и как же я была слепа! Вот дура! Матушка говорила о сём! Но отчего же Лаз улыбается, а в глазах тревога и ужас?!»

– Почему ты так напряжён? – спросила Мара. – Ведь ящеры все мертвы!

– Острог бьёт набат, – натужно отвечал Лаз, переходя на бег. – Бьёт не переставая. Бежим!

Мара рванула следом.

Стены приближались, и стало видно, как кто-то машет беглецам, советуя торопиться.

– Мама! – радостно крикнула запыхавшаяся Мара. – Мамочка родная!

Но матушка что-то истошно кричала, махала единственной рукой и указывала вправо.

– Не смотри! – крикнул Лаз. – Пожалуйста, Марушка, не смотри!

Но она повернулась.

В ногах тотчас пропала сила, Мара, как подкошенная, рухнула на колени в каких-то десятках метров от спасительных дверей острога.

«Не-е-ет. Я не хочу умирать…»

Из-за стен крепости, с обеих сторон, выбегали сотни кровожадных тварей, и не только саблехвосты, но и огромные, зубастые, коих ещё видеть не доводилось – и все неслись к Маре.

Ужас сковал тело.

«Это конец».

Краски стали меркнуть, подступало беспамятство.

Чьи-то сильные руки схватили её, бросив на плечо, а через несколько мгновений сзади закрылись врата. Её бережно опустили на скошенную траву, сквозь грохот ударов удалось разобрать несколько фраз:

– «…она уже рядом. Будь с ней, любимая! Я на стены! Не поминай лихом!»

Он припал к ее устам. Будучи ещё в полуобморочном состоянии, Мара, как могла, ответила, но потом Лаз ушёл.

«Нет, не уходи! Останься!»

*

– Почему Синее Пламя их не берёт?! – Джа сразил очередного наездника. Зелёная кровь уже запеклась, и некогда блестящие доспехи потускнели.

– Магия разит лишь хищников и мёртвую плоть, а эти, – указал сотник на бронеспинных ящеров, что булавами на хвостах уже разворотили половину каменной стенной кладки, – травоядные, мирные звери!!!

У виска просвистела игла: исполинские дикобразы, вдвое больше мамонтов, отстреливали защитников крепости, прореживая их ряды.

– Они прорвутся, – тихо сказал Джа.

Мгновение растерянности длилось недолго, ровно до того момента, как ещё одна стрела не разнесла в щепки стоящую рядом баллисту.

– Держаться, пока я не подожгу факел, потом всем отходить в лабиринт. Вход обрушить и ждать помощи.

– Есть, – хмуро отозвался сотник. – Удачи, Джа.

– И тебе, друг…

Вязиец мигом спустился по верёвке и кинулся ко входу в подземелье. Сверху град стрел разил защитников крепости – и всех тех, кто пытался подобраться к сигнальной башне или укрыться в подземелье. У самого входа лейтенант обнаружил мальца, лет десяти, держащего факел.

– Полуживая Алтуна зажгла его для вас, а потом упала як мёртвая и сейчас почти не дышит, – сообщил паренёк. – Но мама считает, светоч поправится, лишь бы всё было хорошо.

Маленькие голубые глазки с ужасом взирали на происходящее. Раздался очередной удар, мальчонка вздрогнул, сверху осыпалась старая штукатурка, подняв пыль.

– Как тебя зовут? – наклонившись к пацану, спросил Джа, забирая факел.

– Еремка я.

– Тебе страшно?

– Да.

– Это хорошо. Пока тебе страшно, ты жив, и ты можешь справиться со своим страхом.

Мальчонка кивнул, а Джа приблизившись ещё немного, поцеловал пацана в лоб, затем, отстранившись, твёрдо произнёс:

– Засим, назначаю тебя, Еремка, хранителем подземелья и защитником люда слобожанского. Будь твёрд и честен, благороден и справедлив, да не страшись ворога лютого, проживи жизнь достойную до последнего вздоха…

Малец поднял на воина полный слёз взгляд, но в нём уже не было ужаса, лишь решимость идти до конца.

Джа улыбнулся.

«Пока есть такие, как Еремка, нас не победить».

Затем быстро ушел.

Стрелы градом сыпались с небес.

Земля тряслась под мощными ударами.

– А ну, бей в воздух! – крикнул он орудийному расчёту на стене. – Очистить небо для отступления!

Но Джа не услышали.

«Нужно подняться на стены и переориентировать огонь, иначе до подземелья не доберётся никто. Но сначала – известить Рунд, а с ним и всю землю словянскую».

Навстречу бежали две слобожанки, и Джа понял, как поступит.

*

По щекам лились слёзы, кто-то заставлял встать.

– Да очнись ты, доча! – до разума донеслись слова маменьки, и Мара окончательно пришла в себя.

– Мамочка! – Мара обняла крепко, но матушка лихо вырвалась и, схватив дочь за руку, потащила подальше от стен, ко входу в подземелье, куда унесли Алтуну.

Звуки пришли мгновенно.

Острог штурмовали.

Доблестные защитники и те из слобожан, кто мог держать оружие, уже были на стенах, давая отпор супостату. Что-то мощное стучало снаружи, в пяти разных местах, желая ворваться в Сичь. Щепки железна-древа и осколки каменной кладки летели в разные стороны. Земля тряслась.

Навстречу бежал Джа.

Блестящие доспехи померкли, множество вмятин говорило о недавнем лютом сражение, в руках же вязиец держал золотой факел.

– Кто такие? – сипло спросил он.

– Это я, Мара, – но лейтенант непонимающе отмахнулся:

– Да хоть сам великий князь! Лазать умеешь?

– Да.

– Тогда ты, – Джа пристально посмотрел на Мару, – зажги сигнальный огонь! А ты, – указал он на матушку, – беги в подземелье, приведи светоча в сознание и вели моим голосом связаться с нашими! Пусть доложит немедля и предупредит другие остроги! Поспешите, женщины, враги вот-вот прорвутся! Главное – предупредить, – Джа сильно схватил Мару, сжав её руку. – Даже ценой собственной жизни!

Мара испуганно кивнула, и тут врата разлетелись в щепки.

– Бегите! – крикнул Джа, доставая меч. В ту же секунду из пыли рухнувших врат выпрыгнул первый саблехвост и, сбив Джа с ног, принялся раздирать когтями белостальную кирасу. – Бегите! – кричал вязиец, протыкая драконью плоть вновь и вновь. – Предупредите! Это главн…- голос прервался на полуслове, челюсти хищной твари сомкнулись на голове вязийца, вмиг оторвав её от тела, затем отшвырнули в строну.

Дух вышел из славного воина, рука безвольно отпустила воткнутый в плоть ящера меч, рухнув вниз. Джа погиб.

Мара, будто заговорённая, смотрела, не в силах сдвинуться с места, а ящер медленно повернулся.

– Тр-р-р-р-р, – издал он гортанный звук, затем, ударив хвостом матушке по колену, издох.

Мара подхватила её. До башни каких-то десять шагов, а в ворота уже толпою вбегают кровожадные твари.

Она успела дотащить маму до башни, заперев дубовую дверь как раз перед зубастой пастью хищника. Огромная туша навалилась снаружи, но дверь выдержала.

– Беги, дочка, – матушка устало присела на лестничный марш, зажав глубокий порез. Но кровь всё равно, потоком, лилась сквозь пальцы.

– Ты умрёшь, если тебе не помочь! – ужас, от осознания неминуемой горькой потери, сковал девушке сердце.

– Это сейчас неважно, – матушка притянула дочь к себе и поцеловала на прощание, а потом улыбнулась. – Моё время пришло, пойду-ка я к батюшке твоему в мир Сумрака, уж больно сердце моё без него не бьётся совсем! – Мара попыталась вырваться, да воспротивится, но матушка пока не отпускала. - Ты храбрая Марушка. Предупреди землю словянскую, - матушка расцепила объятья, - а потом спасайся! Беги, доченька! Беги!

Дверь уже звенела от когтей кровожадной твари. Скоро дуб поддастся. Мара утёрла слёзы рукавом, покрепче ухватила факел и рванула вверх по лестнице. Один пролёт за другим, один этаж за другим. Снизу раздался треск и неистовое рычание.

«Ящеры тут».

Потом донёсся топот поднимающегося, приближающегося зверя. Мара побежала что есть сил.

«Да, смотровая башня по сравнению с этой – просто шалаш на дереве».

Топот настигал.

«Не успею!»

Мара остановилась на очередном уровне, где посреди ровной площадки стояли три стула, стол и лежаки для отдыха, а в углу – бочка с маслом. Не успели отнести ее наверх.

Мара взглянула на огонь.

Золотой. Магический.

Лишь такой будет виден издали. Толкнув бочку вниз и дождавшись, пока, она разобьётся, дева подпалила залившее стены и лестницу масло.

Вспыхнул огонь.

Назад пути нет.

Сквозь стену пламени, прежде чем побежать далее, Мара увидела саблехвоста, внимательно за ней наблюдавшего, а рядом стоял он.

Желтоглазый.

Ноги задрожали, но Мара собрала остатки самообладания, отвернулась и кинулась дальше.

Шаг за шагом, один пролёт, второй, вот уже и щиты с копьями в арсенале, да развешанные повсеместно на стенах. Оставалось каких-то пять уровней, как внезапно через смотровое окно протиснулась голова с длинным клювом и чуть не проткнула Мару насквозь. Дева увернулась, но в следующем окне её также поджидали, и в следующем, и в следующем...

«Если они облепили башню, то сколько их в факельной?»

Схватив щит и укрывшись за ним, Мара приблизилась к окну. Длинноклювая зубастая тварь норовила укусить да проткнуть девушку, но Мара ткнула того факелом, желая отпугнуть, но вместо этого создание вспыхнуло. Магический огонь подпалил хищную плоть за доли секунды. Решив дождаться момента, когда зверюга превратится в прах, девушка навалилась всем телом на щит, зажав голову зверя в окне, не дав улететь. Сухая, проделанная пробивкой, деревянная отделка вспыхнула. Башня загорелась не только изнутри, но и снаружи, после чего пепел длинноклюва развеял ветер.

Устало опустившись около окна, Мара ждала, когда пламя отгонит других летунов от окон и путь освободится. Пока же взору её открылась страшная картина. Кровожадные твари проломили стены в трёх местах и лютовали в остроге.

Там, на стенах, где сопротивление ещё не подавлено, сражается Лазарь. Мара никак не могла разглядеть его, а ведь сейчас, перед смертью, ей очень не хватало доброго взгляда.

Но кто это там?

*

– Отступаем к сигнальной! – крикнул Лазарь.

Один из витязей, сражавшихся рядом, возмутился:

– С ума сошёл? Погляди на башню! Она сама как сигнальный огонь занялась, уходим в подземелье!

– А как же Рунд? – Лаз отбил выпад спрыгнувшего на стену наездника и вертикальным «вертелом» вспорол того с ног до головы. – Лишь магический огонь может выдать луч!

Витязь громко свистнул, и, под прикрытием щитов, воины быстрым маршем кинулись к сторожевой башне, к тайному проходу в подземелье и дальше, в лабиринт, а мужики – немногие, кто остался, – ждали команды Лазаря.

– Джа лично в башню шёл, сам видел, предупредит, не переживай! А теперь дуй в подземелье, если жить хочешь!

Лаз согласился. Дождавшись, пока все не уйдут к тайной лестнице, он мельком взглянул на объятую пламенем сигнальную башню.

«Да, Джа, а я считал тебя говнюком. Рад, что ошибался», – Лаз хотел было уйти, но тут в окне, на одном из последних уровней, он увидел её.

Сердце остановилось…

- Ма-ра-а-а-а-а!

*

Лаз неистово кричал и звал её, он вышел из укрытия, вступив в бой с несколькими врагами. Его меч блистал на солнце, прорубая путь к ней – к ней, сюда, в огонь и тьму, и если Мара не отведёт взгляд, то погибнет. И не только она, но и Лаз, потому как любимый не отступит. Никогда. Он обещал…

Она понимала это.

«Любимый мой, живи и помни меня».

Раздался треск.

Башню тряхнуло.

Потом ещё раз, и ещё. Кто-то разрушал основание башни такими же мощными ударами, как ранее превращал в развалины стены.

«Времени нет».

Мара вскочила и понеслась дальше. Если башню сломают до того, как уйдёт сигнал, значит, всё было напрасно. И папа умер зря, и мама, и Джа.

«Нет!»

Мара буквально вылетела к устройству.

У хрустального тетраэдра, установленного на поворотной консоли, внутри был зажим, куда и следовало вставить факел с золотым огнём, а потом повернуть рычаг. Дальше механизмы всё сделают сами. И всё бы хорошо, если бы не он.

Желтоглазый.

Да не один, с другой стороны тетраэдра стоял второй. Дым горящей башни мешал разглядеть их.

Мара приблизилась.

Желтоглазые вынули мечи.

Мара сделала шаг, и чужаки ударили.

Сталь пронзила её в двух местах, хоть Мара и попыталась увернуться. Один меч вошёл в плечо, второй в живот.

Ещё немного, ещё чуть-чуть – и факел встанет в захват. Мара нанизывала себя всё глубже на длинные мечи и, дотянувшись, вставила факел в зажим.

Механизм щёлкнул.

Желтоглазые отбросили умирающую Мару назад, к лестнице, и попытались вытащить факел. Но как только один из них засунул голову внутрь и рванул факел на себя, тетраэдр закрылся. Голова желтоглазого осталась внутри, тело рухнуло.

Второй безмолвно взирал на смерть сотоварища, затем безуспешно попробовал разбить устройство мечом. Не добившись желаемого, он переключил всё внимание на истекающую кровью Мару.

– Достойная смерть, – молвил желтоглазый, и, поклонившись, исчез в мареве пожара.

*

– Назад, болван!

Витязь выскочил из башни и вступил в бой.

– Я не брошу её! – мастерски орудуя мечом, рычал Лаз.

– Она уже мертва, дурак! Сам умрёшь и нас погубишь!

В проёме лестницы двое витязей, стреляя из луков, прикрывали отход.

– Уходим!

Витязь схватил Лазаря за рукав, но тот с такой яростью посмотрел в глаза воина, что тому стало стыдно и он опустил взор.

- Как знаешь.

Через мгновение трое словян исчезли в мрачном входе в подземелье, а Лазарь в неистовстве вновь кинулся на врагов, один. Один против всего мира, один он прорывался к Маре.

*

Слёзы застилали глаза, дышать становилось всё труднее и тяжелее, но умрёт она раньше, чем задохнётся, ибо кровь неудержимым потоком льётся из ран.

«Хочу видеть, – плача от счастья, думала Мара. – Хочу лицезреть свет».

Но свет не приходил, факел начал затухать.

«Рычаг!».

Мару словно молнией поразило.

«Ещё не всё. Сердечко моё славное, продержись на пару ударов поболее, – молила Мара, – дай закончить дело важное. Сослужи мне службу свою последнюю».

Но сердечко не послушалось, мрак подступал, и тут оберег вспыхнул. Свет разогнал тьму, придав Маре сил.

Мара открыла глаза, тело послушно подчинилось.

«Откуда силы взялись только? Неужто оберег и вправду волшебный?» – Мара сего не ведала, но встала, подошла к рычагу и повернула.

Сзади обрушился лестничный марш, где Мара только что лежала.

Жар подступал.

Тетраэдр начал медленно вращаться по часовой стрелке, а факел внутри против часовой, и с каждой секундой скорость нарастала.

Жар пожарища стал нестерпим.

Мара улыбнулась.

«Всегда думала, могу ли я летать. Вот и повод хороший».

Смотровой парапет ещё не тронул огонь, но снизу пламя подбиралось стремительно. Она взглянула вниз.

- Лаз!

Любимый всё ещё сражался на стене, в полном одиночестве, в окружении десятка врагов.

– Ма-ра-а-а-а-а! – ветер донёс его полный отчаяния зов. – Мара! Нет! Мара!

– Уходи! – крикнула она и тихо добавила: – Я люблю тебя.

Сзади нарастал мощный гул.

Механизм сигнала разогнался до такой силы, что сделал воздух желеобразным на пять метров вокруг, и, когда Мара прыгнула через перила, она просто застыла в воздухе, в трёх метрах от парапета.

«Лечу-у-у-у!»

Свежий воздух наполнил лёгкие, неудержимым потоком обдувая и отгоняя жар, а потом всё поглотил свет.