Зеленый степ

Зеленый степ

Из Библиотеки Воображения доносились поистине ужасающие звуки. Визг, скрип и скрежет, словно кто-то сминал в комок трамвайный вагон под сопровождение верещания хора зайцев. Добавьте к этому грохот шаманского бубна и танцующих на пенопласте веселых бегемотиков, и получите почти достоверную картину.

На этот раз я решил пресечь разгул и дебош Хомяка в самом начале и распахнул дверь Библиотеки, пылая праведным негодованием. Эта мохнатая зараза обещала закончить хоть один из начатых переводов, потому что лично мне надоело перекладывать с места на место кучки листов с незаконченными историями. А теперь вместо работы Хомяк опять затеял какой-то тарарам. У меня в запасе еще осталось несколько волшебных пенделей, можно и потратить один на благое дело! Но моим планам возмездия не суждено было сбыться. В Библиотеке творилось такое безобразие и сюр, что стало ясно – я окончательно спятил вместе с Хомяком и всем миром до кучи.

На полу Библиотеки Хомяк в тирольской шляпе с пером и белых шортах на подтяжках, лихо отплясывал ирландский степ в компании каких-то зеленых созданий. При ближайшем рассмотрении, они оказались крупными белками весьма потрепанного вида с шерстью сочного зеленого цвета. Да ими будто всю Ирландию ко Дню Святого Патрика красили!

Часть белок носила черные цилиндры, а другая – белые переднички. И те, и другие лихо отбивали шаг босыми лапами, словно весили по сто килограмм и носили туфли с подковками. Периодически строй веселых зверушек подтанцовывал к длинному столу, и белки во главе с Хомяком синхронно осушали по литровой кружке темного эля. При этом они не прекращали танца и не сбивались с ритма ни на секунду.

Затем строй утоливших жажду грызунов утанцовывал обратно, оставив после себя ряд пустых кружек. Их тут же наполнял из огромной бочки нетрезвый таракан с одним заломленным усом, завернутый в кусок старого клетчатого пледа. Этот шестилапый бармен не только наполнял и расставлял на столе кружки с неимоверным проворством, но еще время от времени сам осушал одну из них. В свой эль он подливал что-то темное и пахучее из маленькой фляжки, спрятанной под пледом.

На бармена с завистью косились музыканты из небольшого оркестра. Как попало размалеванные зеленым и синим, тараканы разных мастей и размеров играли на ирландских и шотландских волынках, дули во флейты и дудки, били в бубны и барабаны. Три самых разукрашенных с такой силой и яростью водили смычками по скрипкам, будто старались на спор перепилить свой инструмент. Музыка внутри Библиотеки оказалась на удивление хороша и гармонична, хотя снаружи слышалась как адская какофония.

Когда я сумел осознать все увиденное, то попытался докричаться до Хомяка. Он увидел меня, хлопнул лапами над головой с криком: «Хей!», и во главе колонны зеленых белочек ускакал в сторону стола. Музыка на некоторое время смолкла, в оркестре началась беготня. Откуда-то из-за бочки эля выкатили огромный белый концертный рояль. Появился тощий, больше похожий на палочника, таракан во фраке. Он взмахнул дирижерской палочкой и Библиотеку Воображения наполнили звуки «Вальса цветов».

От рабочего стола Хомяка двинулись пары танцующих зеленых белочек. Белки в цилиндрах вели, пары кружились, образуя две линии. В центре между ними вальсировал Хомяк. Вместо партнерши он обнимал и кружил пачку исписанных листов, скрепленных большой канцелярской скрепкой. С последними тактами вальса Хомяк остановился у порога ,сунул мне эти бумаги и под тихие звуки скрипки ускакал на дозаправку элем.

Я наскоро пролистал записи. Это был перевод той самой истории, которую мне хотелось закончить. Но до чего же ужасно она была записана! Общий смысл фраз был понятен, но их построение и стиль – это чистый, неразбавленный ужас! Подбор синонимов как у второклассника без воображения. А описания такие, что классики рыдают в голос, опустошая в пушкинские кружки пузырьки с ядом.

На мои вопли негодования от такой халтуры Хомяк прервал свою светскую беседу с зеленошерстными гостями и вежливо ответил. Если вкратце – его работа переводить истории с языка воображения на язык слов. Он и перевел. Понять историю можно, а если мне не нравятся слова или их взаимное расположение, то могу изменить их сам. Работа исключительно со словом, это уже вне компетенции Хомяка. А если я и с этим не согласен, то… Далее последовало заковыристое предложение на древне-исландском, как мне кажется, языке. От этой фразы белки в цилиндрах разразились громким смехом, а белочки в передниках прикрыли мордочки лапками в притворном смущении. Бухашка-таракашка у бочки едва не подавился очередной дозой эля с бормотухой.

Я в долгу не остался, обозвал Хомяка ленивым меховым бурдюком с кумысом и гордо удалился. Фиг с ним, это он перед гостями выделывается. Потом еще будет подлизываться и совать переводы самых шикарных моментов из новых историй. Вот только хотел бы я знать, откуда эти самые гости к Хомяку поналезли? С тараканами все худо-бедно понятно. Библиотека и работа Хомяка сейчас в фокусе моего внимания, а тараканов в голове всегда больше всего в таких важных местах. Но зеленые ирландские белочки там откуда? Я ведь даже почти не пью! Ни эля, ни виски сто лет не пробовал. Впрочем, сейчас есть вопросы поважнее. Как превратить этот кривой перевод, несущий лишь общий смысл, в нечто, похоже на художественный текст? Начну работу над рассказом сразу, как только Хомяк закончит праздновать написание черновика. А иначе визг волынки сведет меня с ума.