Деревенские заметки. Ближе к вечеру.

Вечер сгущается над безмолвными домами. Они стоят одинокие, немного нелепые - лишь тонкие трубы смолят в небо черным дымом: то топят баньку торопливые хозяйки этим спокойным вечером. Его контраст очевиден, и это есть сила далекой глубинки, где безмолвие обыденного дня прерывают возгласы его обитателей: глухое мычание коров, легкий перезвон колокольчиков на их шеях, блеяние коз, любопытных и ласковых – ну прямо домашние коты: так же жмутся к ноге и требуют ласки и лижут шершавым языком твою руку, пропахшую поленьями березы и кустами полыни, которую я вчера набрал в руку, шагая на пруд за карасями. А глупые селезни громко гогочут во все горло – при том их клюв не закрывается. Правда, если их не тревожить, то они довольно спокойные создания – им бы воды, да травы, да речку под боком. Во всяком случае, при видя меня на близком расстоянии, они недовольно кряхтят и меняют локацию на пару шагов, но если на моем месте моя бабка – они ленивой тенью следуют позади и кря-кря-кря-крякают “Эй-эй, дай нам поесть”. Бабка отмахивается от них пустым ведром, но, в конце концов, сдается, и довольные утки уминают зерна в свои утиные брюха. Петух же гордо вышагивает по двору и вскидывает голову направо и налево и подминает под себя кур, чтобы позже бабка набрала яиц назавтра, но в соседском дворе тушуется и прячет клюв в перья. Курицы же просто курицы – снуют туда и сюда по двору в надежде выловить червяка, или что петух выловит и отдаст им, но петух ловит и закидывает сам, а затем закидывает самих куриц.

Они все мне интересны, в определенной степени, но больше всех нравится мне кошка Ксюша. Понятие не имею, кто дал ей это имя – подозреваю что бабка, но она постоянно отнекивается. Ей, кошке, уже много лет – я помню ее котенком. Она ласковая, и всегда, когда я приезжаю, любит сидеть на моих коленях. А я люблю ее тискать и трепать за голову – она и не против. Шерсть ее по бокам облезла, правое ухо погрызено. Когда я сижу на крыльце и наслаждаюсь теплым солнцем и мягкими дуновениями ветра после полудня, она непременно взберется на мои колени и греет ноги, ласково урча и посылая лучики добра в небо. На самом деле, это просто невероятно.

А тем временем, банька накаляется и пар так и норовит сбежать. Мужики бегут ему навстречу с березовыми вениками, а спустя полчаса выскакивают оттуда с криками и смехом, красные, как раки. Кто окунает на себя кадку с холодной водой, а кто бросается в пруд с головой и голосит оттуда. Банька удалась. После, когда мужики просмолят сигаретку – в полутьме лишь перемигиваются ярко-красные точки – достается из темных дровниц сушенный карась, словленный неделю назад спозаранку, а вместе с ним чарка водки. Негромко наигрывает шлягеры магнитофон, вызывая в груди ностальгию и давно забытые чувства. Казалось бы, конец дня, но вечер в самом разгаре. Мне наливается рюмка под карася, но на самом деле под баньку. Я пью. Чуть поодаль голосит Кузя. Вхолостую. После баньки холодная ложится легко и приятно. Мужики довольно крякают и тут же наливают вторую. Я слышу трель перепелки где-то поодаль в поле. Небо почти стемнело – лишь звезды тлеют белым в сине-черном покрывале небосвода, да справа вдоль горизонта протянулась розовая полоса былого заката. Дабы пропустить третью, я скрываюсь в полутьме дровницы и выношу оттуда охапку дров, и скоро подле нас загорается веселый, отсвечивающий красными языками пламени костер. Он освещает загорелые, щетинистые лица работяг. Они сидят у костра и рассуждают о нескорой уборке ржи и пшеницы, травят байки, громко и непринужденно смеются, похлопывая загрубевшими ладонями по своим коленям. Мне говорят, что на сазана лучше ходить после полудня, когда ветер спадет и волны на воде на время улягутся, а вот на самого что ни на есть карася или окуня надо вставать спозаранку, когда солнце только начинает отсвечивать алым над полями, подсвечивая красным волнующуюся под утренними порывами ветра пшеницу.

Потом, когда я чувствую хмель в голове, я ухожу и отстегиваю Кузю с привязи. Мы идем к речке, вдвоем. Он прыгает вокруг и жмется к ногам, а я ласково треплю его за уши. В конце концов, мы сидим у реки – я, обхватив колени руками, глядя в отражение покачивающихся звезд, и мой пес, мирно сидящий рядом. Все, что ему нужно – просто сидеть подле меня и тяжело дышать в ночь.