Золотистыми тропами

В золотистой дымке едва прослеживалась фигура. Хрупкие очертания, казалось, вот-вот сдует малейший порыв ветра. Но ветра не было, лишь дым, создаваемый мелодией ситара, клубился, кружился, блистал золотистыми прожилками. Игравший словно пронизывал музыку словами песни, своей песни восхода, и музыка отзывалась. И была она как проблеск солнца после лютой зимы. Как лучистая надежда после тяжёлой, неравной борьбы с болезнью, когда грузное хриплое дыхание наконец втягивало не удушливый дым, а нити рассвета. Благоухание нирваны.

Here comes the sun

And I say it' all right!

Ситарист играл с закрытыми глазами. И музыка продолжала литься, клубиться, сиять и тянуться сквозь нирвану в мир, к людям; тянуться от поколения к поколению, от шумного мегаполиса к горе Паттайя; тянуться от сердца к сердцу. Сам ситарист был музыкой: прекрасной и вечной.

Но вдруг что-то случилось. Ситарист потерял нить, перестал играть. Он почувствовал возмущение в нирване, будто чужой, пришлый ворвался в дымку, стал отравлять её. Дух чужака слышался немного знакомо, отдалённо знакомо. То был запах прискорбного бессильного запоя, но лишь отчасти. Такой дух ситарист знал, но от чужака доносились примеси чего-то ещё. Ещё более грубого, приземлённого, невежественного...

- А ничё так рубишь, - подал голос чужак. - Нормас так, молочага. А можешь "Мурку" сбацать? Или "Рюмку на столе"?

Ситарист молчал. Лишь хмуро глядел на пришельца.

- Чё молчишь, патлатый? Совсем дурачок или русскую речь не понимаешь? Или меня за дурака держишь? А ну, сюда иди!..

Чужак, собрав пальцы в кулак, двинулся на ситариста. Но очертания музыканта вдруг стали теряться в золотистой мгле, и, сколько бы чужак ни пытался дотянуться до него, тот не становился ближе. Будто пришелец совсем не сдвигался с места, как бы ни перебирал ногами.

Надолго чужака не хватило. Он смахнул с затылка шапку, шапкой же вытер вспотевший лоб и присел там же, где и стоял. Но каким-то чудом оказался напротив ситариста. Попытался подобрать ноги так же, как и музыкант - в позу лотоса. Не выходило.

- Э, патлатый, ты типа монаха, что ли? А чё не лысый? Впадлу косы сбривать? Ну и тряпьё на тебе! - чужак обвёл взглядом бежевую робу ситариста: та была похожа на распаханную рубашку с цветочным узором - на рукавах, воротнике.

- Ты бы не совался в таком к пацанам в спальный район - они тебя быстренько оприходуют. Кстати, с новым годом тебя! А есть чё выпить?

Музыкант не отзывался, но чужака это никак не смущало.

- И давно в Магадане? По тебе сразу видно, что ты не местный. Как в этих тряпках не мёрзнешь? Хотя тут ничё так, тепло.

Пришлый попытался зачерпнуть рукой дым, на котором сидел. Золотистые клубы лишь развеялись под пальцами.

- Чего-то и снег не тот. Ладно, проехали. Надо б Кольку вызвать, чтобы забрал. Слыш, музыкант, ты с нами?

Чужак потянулся в карман за телефоном. На разбитом экране в углу маячил перечёркнутый значок сети.

- Чё, и тут не ловит? Слыш, патлатый, тачку мне вызови. А то мне, по ходу, никак.

Вдруг взгляд чужака замер, уставился куда-то сквозь ситариста, а сам одними губами перебирал, шепча:

- Так Колька же был. Забрал с одной вписки отвезти на другу. Пьяный был, а чё, праздники... Мы вылетели на оледенелый участок дороги, а там...

Ситарист крепко схватил инструмент и стал играть незнакомую чужаку мелодию. Но и чужак невольно улавливал её посыл:

I'm a dark horse

Running on a dark race course

Слова будто влетали в голову вместе с мелодией, но понять их пришлый, конечно, не мог.

Вдруг на горизонте сквозь туман показалась чётко различимая чёрная точка. Точка стремительно росла, и вскоре стало понятно, что она собой представляла. Лошадь?

- Чё за нах... - воскликнул чужак.

Ситарист взглядом дал понять, чтобы чужак её оседлал.

- Чё я, сумасшедший, что ли, по-твоему, чтобы на неё взобраться? Псих, блин?! - отчаянно прогорланил пришлый.

Ситарист хранил молчание.

- Ладно, попробуем, - чужак неуклюже забрался на скакуна. Миг - и чёрный жеребец с наездником так же быстро устремились к горизонту.

Лишь шапка чужака, которую он смахнул с себя, всё так же лежала среди клубящегося золотистого дыма.

"Вот как бывает, - думал про себя ситарист, - даже Кришне неведомы тропы потерявшихся пьяных душ"

Ситарист отмахнулся от неприятной мысли и продолжил играть свою чудесную музыку. И музыка расцвела, не вспоминая про случившийся казус...