Многословие

  • Опубликовано на Дзен
Автор:
marrtin
Многословие
Аннотация:
В порядке прочистки чакр и магических каналов.
Текст:

Я – бог. Бог своего маленького мирка, этой планетки, обозначенной в государственном реестре длинным многозначным номером, а в среде личных отношений – именем, фамилией, отчеством и родственными связями. Из отверстий моих течет мутная нелепая жидкость, подобная лаве грязевого вулкана, бурлящего под сухой потрескавшейся плотью.

Я – бог, страдающий многословием. Не самая дурная болезнь, ибо многословие – не есть графомания или суесловие, пустословие и кто знает ещё какое словие. Моё словие всего лишь обширно, но не несет никому вреда своим существованием. Бумага всё стерпит, и чернила будут рады послужить своему предназначению.

Я – бог, и мне нужны жертвы. И потому – да будет белый лист покрыт письменами и обретёт он ношу истечения в мир моих спутанных мыслей. И будет день первый и жертва первая.

Один.

Звали её Вера – пиши, не останавливайся, айе… Вера в чудо или во что-то хорошее? В голубое небо, в зеленую травку, в ласковую собаку? Или же Вера в человеческую глупость и жестокость, способную стереть юную жизнь, как рисунок с классной доски, осыпающейся сухим мелом?

Вера слегка косила – достаточно для того, чтобы стесняться и сломать свою жизнь у самого комля. Как просто оскорбить, унизить маленького человечка и как сложно преодолеть обиду. Посмеяться над собой? Ну что вы! Это можно сделать один раз, другой – в золотосолнечном детстве, под добрым взглядом воспитательницы, но потом… - злоба и ненависть возьмут своё.

В двенадцать лет колесо судьбы провернулось и выбросило Веру в секцию бокса. Тогда и стало ясно, что вера её - в собственные силы, в то, что кулак объясняет лучше тысячи слов, ибо на понимание нужно время, а удар прилетает сразу. Через полгода пришли первые успехи и вера превратилась в уверенность, что победа приходит к тем, кто способен за неё бороться, а другим остаётся лишь чушь и трепыхание. И так школа оказалась пустым местом (чем она в сущности и была), а спорт – титановым жизненным стержнем. И поднялся маятник к высшей точке, и качнулся вниз, и наступило время новой жертвы.

Два.

Гоша ненавидел сирень. Вот как-то считается, что сирень прекрасна, и охапки цветов этого кустарника следует непременно бросать в окна любимым женщинам. Противоречие это каждую весну и начало лета вносило в Гошину душу разлад и сумятицу. Женщины у него не было, а в разряд любимых входили лишь многочисленные образы женского пола, проглядывающего из старого телевизора. Но что они знали о Гоше, плавая в голубом бассейне в далеком своём Голливуде? Да ничего.

Женщины в собесе знали Гошу под фамилией Михеев, что, конечно, лучше, чем несчастное корейское Пак, но невыносимо более плебейское, чем, скажем, Рождественский. Или Рокоссовский. Ромодановский. Альтман, наконец, что по количеству букв почти то же самое, но всё-таки дает надежду на некоторые капиталы. У Гоши не было ни имени, ни капиталов, ни судьбы. Судьбы той, настоящей, что грезилась ему в детстве на страницах затрепанной приключенческой книжки. Гошины опасности ворвались в его жизнь ясной весенней ночью, одуревающей от сиреневых запахов.

Звёзды над тихой Припятью светились едва заметно, будто прибитые к небосводу аккуратными мелкими гвоздочками. Только над станцией вставало багровое зарево да сновали по городу беспокойные машины. Хлопали двери подъездов, слышались торопливые шаги поднятых по тревоге смен. Гоша на тот момент служил в войсках химзащиты. Хлипкому юноше явно не светило украсить своим присутствием погранвойска, военно-морской флот или строй крылатых десантников, падающих с высокого неба на головы врагов. Слепой случай определил ему противогаз и изучение отравляющих веществ, фатум же послал его в радиоактивное пекло. Невидимые лучи пожевали жилистое тело солдатика и выплюнули обратно в мир. Родное государство, кряхтя и разваливаясь, пришлёпнуло на Гошину жизнь бледный ярлычок «ликвидатор» и, положив ему определённые льготы, бросило медленно помирать.

Мать Михеева от перенесённых переживаний ушла до времени, и остался Гоша один в пустой квартире, зарастающей пылью немощи и безнадёжности. По весне он открывал окна, чинил свои костыли и смеялся под старые комедии хриплым голосом, одичавшим от долгого молчания.

Лишь когда певчий дрозд начинал рвать сердце безумной ночной песней, доставал Гоша из ящика кухонного стола крепкую рогатку и убивал мерзкую птицу, ибо нет на Земле счастья и никогда не было, а есть лишь обман, боль и предательство. И всё повторяется год от года и поднимается маятник, и падает вниз, и за второй жертвой следует третья.

Три.

Говорят, в далёкие времена Гипербореи жили на Земле странные существа. Тело их было полупрозрачным и лёгким, как облачко. Ростом с двадцатиэтажный дом, бродили они в ледниковых долинах, среди папоротников и кипящих гейзеров, в кисее серного пара, оседающего на их телах желтоватыми капельками.

И был среди них один и звали его Ы. Конечно же, странные существа походили друг на друга, как две тени в сером грозовом небе, только у Ы наблюдалось едва заметное утолщение в области левой пятки, а у подруги его, достославной Ю, утолщение украшало шестой хвост. И вот однажды, наевшись марганцевого тумана, двигался Ы, влекомый нежным юго-западным ветром в сторону безымянного перевала. Настроение его было чудесным и он даже напевал песенку, примерно такую: Ы-Ы-Ы (пауза) Ы-Ы-Ы (пауза) Ы!!! К несчастью, во время этого последнего Ы!!! ощутил он слабое трепыхание под левой стопой.

- Ю! – сказали жалобно снизу, - Ю-ю-ю… - что в переводе на современный язык звучало примерно как: «Любимый мой, не мог бы ты сойти с моего шестого хвоста?»

Конечно, добросердечный Ы немедленно переступил и отодвинулся, но за тот краткий миг, что их утолщения соприкасались, случилось чудо и камушек эволюции покатился под гору, увлекая за собой всё новые и новые элементы мозаики. Кончилось это всё ночными горшками, пенициллином и розовым шевроле тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. К тому времени континенты уже окончательно разошлись и полупрозрачные гиганты бесповоротно вымерли, оставив в русском языке буквы Ы и Ю.

Такова была их жертва и если вы скажете, что всё это чушь – мне останется лишь развести руками, ибо кто мы такие в своей плотной и мелкой оболочке? Кто вы такие, ибо я – бог, бестелесный и всемогущий, и нет мне дела до копошения жизни на этой планете. Бог лукав, бог весел и бог возглашает время новой жертвы. Готовы ли вы к ритуалу, дети мои?

Четыре.

Возьмите одну часть ревности, одну часть тоски и две части глупости. Замешайте всё это в шести частях одиночества, собранного лунной ночью на подоконнике приготовленной под снос старой пятиэтажки. Добавьте дуновение ветерка, ушедший вздох и лепесток вишни, слетевший в позапрошлом году. Сложите всё в дырявый котёл и мешайте, пока не надоест, возглашая время от времени Ы – если вы храбрый юноша, или Ю – если вы прекрасная девушка. Если вы всё сделаете правильно, то через пятьдесят шесть дней в вашем сердце родится любовь. Если же нет… Откровенно говоря, ничего и не должно было выйти, ибо нет на Земле рецепта любовного зелья, если не считать райской амброзии, но где ж её сейчас найти? Время уходит, маятник приближается и новая жертва ждёт своего часа.

Пять.

Я не помню уже, как звали ту женщину. Бог легко простит себе подобную забывчивость, ибо выдумать имя персонажа проще простого, надо лишь пригласить его и подождать, на какой звук он откликнется. Ну-ка, иди сюда. Стой. Цецилия Карловна? Слишком вычурно. Мария Никитишна? Слишком простонародно-сказочно. Нужно что-то такое… банальное, но не затасканное. Отчество, пожалуй, Ефимовна. Что ты морщишься? Ефимовна и есть. Имя… Серена? Матильда? …и дразнили её тётя Мотя … нет, нужно что-то простое. Евдокия? Евдокия Ефимовна. Да.

Итак, жила Евдокия Ефимовна на свете скоро как восемьдесят годков, почти что и из ума уже выжила. Промелькнула она в моей памяти на излёте своего срока, остались в туманном небытии и девочка Дуняша с веснушками, и нескладная Дунька-Опять-Корова-Не-Доена, и Евдокия Ефиммна в ярком цветастом платье с выпирающими откуда надо приятными взору округлостями. Ссохлась рябинушка, не дойдя до своего дуба, или срублен тот дуб на паркет и перила барские – то нам неведомо. Но случилась в её жизни сплошная математика. Квартира плюс папа-мама-ребенок плюс тронутая умом старуха равно никакой жизни. А вот если квартира плюс папа-мама-ребенок и минус мамаша – жизнь есть. Минус мамаша с регулярным денежным взносом отправились на другой конец города, к знакомой, которая при наличии убитой «трёшки» сильно нуждалась в деньгах…

И кто скажет, была ли тут жертва? Она не страдала, нет, та Евдокия Ефимовна, и телевизор смотрела и кошек со стола гоняла и хозяйке своей могла под руку высказать «по самое не балуй». Та тоже не церемонилась, пока через пару лет не померла старушка неизвестно от чего. Обыкновенно померла – легла и не встала. Отмучилась, как говорили в старые времена. Сбились её часики и вышел завод и вера иссохла, как старое лампадное масло. Был человек и нет человека, есть только прах под землёй и тень воспоминаний в чужих головах. Провернулось колесо и съедена жертва пятый номер.

Здесь ли ты ещё, читатель? Видишь ли ты эти буковки, оседает ли в извилинах твоих смысл моего писания? Я – бог, и если я говорю шесть – значит так оно и будет.

Шесть.

Многомногомногословие. Перевернёшь шесть – и будет девять. Перевернёшь мир – и будет новый. И небо там зелёное, а трава голубая, и люди там добрые, а коровы злые, и боги там ценят краткость, а люди – дело. Болеет моё воображение. Если в том мире пойдёшь налево – придёшь направо, ударишь врага – и одарит тебя недруг червонцами золотыми, поселишь в сердце страх – со страхом и останешься. Ибо страх не в мире, а в тебе, не вовне, а внутри, и нет иного спасения, кроме как глядеть в черные уголки своей души. Многомногомногословие… Тысячи и тысячи слов требуются для описания этого мира. Вот небо изумрудного цвета, полупрозрачное, словно драгоценный камень в оправе уставших рук. Вот курица идёт по двору. Что ты мурлычешь, глупая птица. Вот селезень скачет, гордо рога вознеся небесам, славно трубит насекомое! Перемешались слова в калейдоскопе, слово за словом, шарик за шариком, косточка за крупинкой. Я бог и движутся передо мной шеренги шариковых ручек, выстроенные по ранжиру, полуобгрызанные карандаши, зубные протезы разной степени изношенности, модель ботика Петра Великого с макетом Плещеева озера в виде перевёрнутой шляпы, куски жареной курицы, источающие аромат розового масла, одноногий смартфон с распухшей батареей, зелень лавра, доходящая до дрожи, табуретка бесконечной желтизны, мышь компьютерная в адюльтера коже и последний луч оттаявшей луны. Вижу я единорога под навесом и сияющий от счастья небосвод, и Есенина, веселого повесу, и суровое сообщество ОСВОД; вижу темень беспорочного зачатья и травинку поедающую тлю, и сказать я не могу вам, сёстры-братья, отчего я эту травку не люблю. Средь осенних звонко пукающих яблок, среди станов, что грохочут до утра, в этом мире установится порядок, что прохватит беспокойных до нутра. Не волнуйся, не бери худого в душу, эта песня не закончится прямщас, ты её, сиротка бедная, послушай, и потом уж не ругайся ты на нас. В небе реют бесконтрольно бегемоты, только в них палить из пушки не моги – ибо вызовешь у них одну икоту, а ведь мы же бегемотам не враги? На столе стоит зубастый синий чайник, он грохочет беспременно фыр-фыр-фыр и, наверно, одиночеству начальник, проклюёт своё сермяжество до дыр. В тишине, в тумане смысла и скольженья, среди бездны невозможной кривизны, реет тень больного вдрызг воображенья от одной и до другой больной стены. Кап-кап-кап, кричит корова одиноко, бедный Будда не застал её в раю… Ей тоскливо в жутких дебрях Ориноко, неприютен безответности приют. Среди капель сизокрылых самураев, среди сотен комариных мятежей, день рождается в беспечности сараев и взлетает вверх на кончиках стрижей. Сиротливо одиночество маньяка и гантели не помогут дураку – волосок от попы бешеного хряка Гераклита приравняет к червяку. Овцеводы поедают рыболовов, и на кладбище посыльные снуют, обеспечивая бережность покровов и храня во тьме покойницкий уют. Вижу флаги бесконечных кораблей, облака стоят на привязи цепями, и младенцы там справляют юбилей… осень, осень, что же будет завтра с нами?

А ничего не будет. Схлопнется этот мир от одного щелчка пальцами. Задуется огонёк свечи и нет больше пукающих бегемотов и зубастых яблок. Я – бог, бог, страдающий многословием и больной воображением. В каждом человеке – бездна смыслов, в каждой душе – возможность творить и если хотят люди нести слова на бумагу – придите ко мне, дети мои, придите ко мне, сирые и убогие, алчущие понимания и ласкового слова, стиснутые оформлением прямой речи и придавленные деепричастными оборотами, как Прокрустовым ложем. Я - бог, мне под силу извлечь из ваших многострадальных тел тире и дефисы, кровоточащие денно и нощно… особенно – нощно. Ибо если день принадлежит суетности, то ночь – время молчания, время, когда из ваших головок изливается мутная река смыслов, нанизанных на шампур эмоций.

О, что за пиршество! Что за восхитительное удовольствие, доставленное вкусовым сосочкам моего мозга! Благодарю вас, дети мои, за эту жертву, ибо нет на Земле ничего драгоценнее вашего времени, ваших усилий, ваших эмоций. Словно огонь во тьме, словно свеча в окне заброшенной церкви, светится этот неугасимый дух в океане времени. Да пребудет с вами Сила. Пусть чернильницы ваши будут полны, а бумага – чиста и невинна. Пусть не иссякнет в розетке электричество и не угаснут от неизъяснимых причин экраны и мониторы. Да сохранит винчестер ваши файлы и минуют их бэд-кластеры. Дети мои, я дарую вам радость творчества! Светом нетленным озарит она путь в бесконечность! Помните лишь заповеди мои и соблюдайте их свято:

Первое: пиши, о чём хочешь. А если кто скажет тебе Фе, скажи ему Фу и прости этого убогого.

Второе: пиши каждый день, а когда не можешь – придумывай сюжет.

Третье и компот: читай, что написано до тебя умными людьми, ибо хорошие книги протаптывают тропинки в твоем мозгу, а плохие – дырявят стенки извилин.

Кофе и сыр: хороши, когда есть деньги. Если же денег нет – о чем тогда говорить? Каждый человек – жемчужина, только многие из них так никогда и не покидают навозной кучи.

Коньяк и сигары: уверен ли ты, что выбрал нужную стезю?

И семь, семь, семь… Собери всё это и выбрось, предай очистительному огню, мой юный друг, ибо нет в мире ничего бесповоротнее и светлее очистительного огня. Открой свою грудь, разбей замки и решётки и выпусти на волю кривую Веру, Григория на костылях, дряхлую бабку Ефимовну и бесконечного Ы с не менее бесконечной Ю, что были когда-то и пребудут вовек, пока во вселенной твоей не кончится батарейка.

Я – бог и многословие моё велико и печально. Всё оно сейчас в кончиках твоих пальцев, в чернильном следе на белоснежных полях бумаги, на серых оборотках тумана, на древней сепии усталых листов, доставшихся тебе от давно прошедшего времени. Нет света и нет тьмы, нет смысла и нет бытия иного, чем дыхание твоё и шелест крови, бегущей по венам в тщетной надежде достичь когда-нибудь обетованного берега.

Прощай, мой друг. Не ищи меня в себе, не ищи меня снова, не ищи меня нежно, как Элвис ищет свой розовый шевроле с хромированными вставками на самых интересных местах. Прощай, прощай, прощай, помни только, что каждой вселенной нужен свой творец, каждой Вере – своя гильотина, каждому Гоше – своя сирень, душная и мучительная в лунной реке.

Прощай и помни, что ты – бог.

+8
10:15
538
13:29
+1
Я – бог и многословие моё велико и печально.

Ох! Местами я переставала что-либо понимать ) Но дочитала с интересом. Любопытный эксперимент. Отдельные смыслы так вообще шикарны, как про мир, например, где люди добрые, а коровы злые.
Мне на такого плана вещи смелости и свободы не хватает. Где мой бог многословия? )
15:01
+1
Спасибо, Джули! roseЭксперимент, да. Фрирайтинг в значительной степени, но мне понравилось.
17:49
+1
Надо попробовать этот ваш фрирайтинг ))
14:25 (отредактировано)
+1
Вот и поговорили )))
Спасибо, создатель.
14:56
На здоровье, обращайтесь ещё! laugh
16:23
+1
Здесь ли ты ещё, читатель?

Ровно до этого момента. Потом — непроходимая стена слов. Пришлось сгонять за лестницей, приставить её, забраться на небо и дочитывать уже сидя на облаке.
Круто!
01:08
+1
Вооот! На облачке-то оно — самое славное! Спасибо! angel
07:32
+1
Как красиво. Какой богатый язык.
07:42
+1
Это что-то. Пишу второй комментарий, ибо по ходу чтения проклюнулись новые мысли. Бог, больной воображением. Это вообще. Впечатление от прочтения можно определить по стилю комментария. Непонятно только, зачем стрематься над хорошим стихотворением внутри. Оно же и отдельно замечательное, если без стёба. Кончики стрижей, пукающие осенние яблоки, эти образы, они такие точные, а их загоняют в большую матрёшку прозы.
21:07
Спасибо, Мария! Да тут всё вместе, стихи и проза, лёд и пламень :))) Одно от другого неотделимо.
11:40 (отредактировано)
+1
Мартин, это великолепный текст! Я сейчас переведу дыхание и отзовусь подробнее )
Почему-то перестал получать сообщения об обновлениях и пропустил у вас появление новых текстов. Пожалуюсь Слону, пожалуй…
О тексте: Конечно, очень хорош язык. Замечательные образы, — и незатертые, и точные, и глубокие. Гибкая, по-особенному (с вашими интонациями) звучащая, богато орнаментированная речь. Понравились использованные приемы: броски от космического к бытовому, от прозаического к поэтическому, выравнивание масштабов человека и космоса в одной строке (абзаце, параграфе). Прием сравнения несопоставимого (птица-насекомое) проведен деликатно и дает весьма свежий взгляд на объект. Текст читается легко, выстроен хорошо.
Не верьте о бессюжетности текста (если кто скажет). Сюжет есть, он просто другого рода, не прямолинеен (и слава Богу), а построен на тонких контрапунктах и мелодических повторах. Такому умению еще поучиться нужно: сюжет у вас не в самих объектах, а в отношениях объектов. А это, уважаемый Мартин, — высший пилотаж. Это не арифметика, а высшая математика.
Слова «непонятно» (из комментария) я не понимаю, потому что содержание здесь — дело второе, оно могло бы бы быть иным, но стало таким по воле авторских ощущений жизни. Ну, не в значених же слов живет язык, не в привязке к видимому, а в чувстве связи между словом (звуком) и миром.
Текст глубок и тонок. Мои искренние восторги!
18:32 (отредактировано)
+1
Спасибо, друг! Я тут прям как персонаж Мольера, который удивился, что говорит прозой. laughblush
Пишем, как дышим, как чувствуем, а потом ещё сокрушаемся, что не выходит хитроумной деревянной машиной повторить кузнечика, который прыг-прыг-прыг…
Спасибо! angel
Пишем, как дышим, как чувствуем
Я думаю, в этом и есть секрет хорошего слова )) thumbsup
18:12
+1
"… Прощай, мой друг. Не ищи меня в себе, не ищи меня снова, не ищи меня нежно..."
"… Прощай, прощай, прощай, помни только, что каждой вселенной нужен свой творец..."
"… Нет света и нет тьмы, нет смысла и нет бытия иного, чем дыхание твоё и шелест крови, бегущей по венам..," — всё это ОЧЕНЬ!

"… Кап-кап-кап, кричит корова одиноко, бедный Будда не застал её в Раю… " — понравилось)
19:09
Благодарю! blush
Загрузка...
Анна Неделина №3