То, что любит Берта
Снег валит крупными мокрыми хлопьями. Полдня без передышки. К вечеру все покрыто рыхлым тяжелым слоем — крыши, машины, старые скрипучие качели на детской площадке, корявые ветви деревьев. Только на дороге вместо белого снега — грязное месиво.
Хлопья снега изредка залетают под арку, где Берта прячется за большой картонной коробкой. Ради забавы она ловит пролетающие мимо снежные клочки. Зубы клацают — на языке остается холодный след.
Вообще, Берта не любит снег. Снег пахнет холодом. Она не любит холод: зябко, шерсть встает дыбом, стынет нос. Фу! Сидеть бы дома у камина. Но хозяин влез в теплый свитер, потрепал тяжелой рукой по холке, сказал «пора, девочка» и она пошла.
Вот сидит теперь в мрачной подворотне, хвост морозит.
Помимо огромного — холодного и снежного — вокруг тысячи других запахов. От стены, у которой она затаилась, тянет сыростью, стаей дворняжек и пьяной дракой недельной давности. Берта с точностью может определить, из какого окна пахнет вчерашним борщом, а из какого — свежей самогонкой; в каком подвале живет пестрая кошка, пробежавшая мимо, а в каком поселилось крысиное семейство. Она знает даже, кто на днях разлил кефир у третьего подъезда.
Но все эти запахи Берте не интересны. Она их игнорирует. Ждет другого.
Мимо арки проходит пара. Один — высокий, темный, мрачный — пахнет резко, алкогольно и похотливо. Вторая — худая, яркая, веселая — окутана смесью приторных угловатых ароматов. Берта даже фыркает от раздражения. Нет, эти не подходят — не откликнутся, не пожалеют. Пара исчезает за поворотом. Вокруг вновь никого и ничего, кроме снега.
Наконец, появляется тот самый — отзывчивый — запах. Едва ощутимый, еще до невозможности разбавленный снежной свежестью, он уже будоражит Бертин нюх. Чуть сладкий, чуть соленый, он густеет, нарастает, становится плотным, сильным. Ноздри Берты нетерпеливо подрагивают, вбирая его. Она начинает волноваться.
За ароматом следует звук: чавканье снежной каши под неспешными размеренными шагами. Из-за угла девятиэтажки показывается полноватая фигура в голубом пальто. Лицо спрятано в меховой воротник. Берта тянет воздух — мех лисий. Берта чихает. Фу! Она не любит лисиц.
Однажды, еще молодую, хозяин возил Берту на притравочную станцию. Лиса тогда так вцепилась в ее нос, что он после болел целую неделю. Берта вертелась волчком и визжала. «Не будет зверя ловить», — покачал головой жесткий мужик, от которого разило табаком. Хозяин только усмехнулся, но на станцию они больше не ездили.
Еще раз чихнув, Берта подбирается, тонко скулит и медленно выходит из своего укрытия, припадая на левую лапу.
Голубое пальто замедляет шаг, останавливается. Из-под прижатой к лицу лисы раздается нежно и вкрадчиво:
— Ой, песик... Ты чей? Не бойся, милый, иди ко мне...
Берта тоненько пищит, лапа поджата.
— Ну иди, иди... Ты что же это — хромаешь?
Воротник опускается, Берта видит озабоченное выражение на молодом круглощеком лице. Девушка приседает, приглядывается.
— Ты кто у нас? Спаниельчик? — круглощекая тянет вперед мягкую сдобную ладошку.
Берта неуклюже пятится.
— Потеряшка, что ли? Приманить тебя чем-то...
Девушка встает, опять поднимает к щекам мертвую лисицу и велит, наклонившись:
— Сиди тут! Я сейчас... Я тут рядышком... Поесть тебе принесу. Сиди, понял?
Берта тявкает невнятно из-за коробки. Она не любит ждать.
Девушка бежит к одному из подъездов и скрывается за тяжелой дверью.
А ну как не вернется? Сколько еще тут лапами к земле примерзать? Но близко подпустить — тоже боязно. Раз Берту одна тетка так поймала. Схватила, пойдем, мол, дома тебя отогрею. Ох, Берта тогда страха натерпелась. Брыкалась. Разлаялась на весь двор. Вокруг даже толпа зевак собралась. Хорошо, хозяин вовремя появился. Объяснил, что Берта его, что с поводка сорвалась да и потерялась. Потом домой ехали, хозяин ворчал, конечно. Правда, больше на себя. Мол, отвлекся, не доглядел, не проконтролировал.
Вот и приходится теперь осторожничать.
К счастью, круглощекая не из обманщиц. Вот уже выходит из подъезда, сбегает с крылечка. Пальто распахнуто, лиса взъерошена. К приятному сладко-соленому примешаны два новых запаха. Первый — хороший, терпкий: упрела, пока бегала. Второй — противный, крахмальный: вареной колбасы. Фу! Берта не любит магазинную колбасу.
Круглощекая заглядывает под арку, спрашивает запыхавшись:
— Ты тут, песик?
Берта откликается, выходит немного вперед, а потом пятится вглубь, прихрамывая.
— Да иди же, не бойся... — девушка аккуратно, по шажку, ступает за ней, вытаскивает из шуршащего пакета толстый розовый кружок, — колбаски тебе принесла, — подходит поближе, приседает перед Бертой, — на... на...
Берта косится куда-то вверх, за круглощекую, и, осмелев, вдруг тычется носом в полную, теплую ладошку.
— Ох, малыш, проголо...
Не успев договорить, девушка резко дергается и падает тяжелым голубым кулем, чуть не придавив собой Берту.
***
На фоне иссиня-черного неба по-прежнему валит тяжелый снег. Наблюдать за снегопадом из окна Берта любит. Тепло и безопасно. Задорно скачет огонь в камине. По кухне разлит парной аромат, вызывающий урчание в животе. Щекочет ноздри горячий запах закипающего на сковороде масла. Еще немного и там зашкворчат добрые, блестящие на срезах куски мяса. На руке хозяина металлическая кольчужная перчатка. Он почти закончил разделку.
Берта отвлекается от летящего снега и затевает возню у хозяйских ног, скачет, тычется носом под коленку.
— Помню, помню. Первый кусок — тебе.
Берта любит этот густой, добродушный голос.
— Хороша добыча, Бертанька! Молодая, сочная! — Он трясет сладким куском перед Бертиной мордой. — Ну-ка, покажи мне свой коронный номер. Ну-ка, Берта — хромать!
Берта делает по кухне круг, тяжело подволакивая левую лапу и жалобно поскуливая.
— Ай, артистка! — смеется хозяин, вручая награду.
Быстро и с удовольствием умяв заслуженное, Берта устраивается поближе к камину и в полудреме отчего-то вспоминает первую охоту.
Хозяин с усмешкой говорил тому мужику с притравочной:
— А ты сказал, не будет зверя ловить!
Мужик молчал. Берта уже позже сообразила, что голова сама по себе разговаривать не умеет. А мужик этот и внутри оказался такой жесткий, как с виду.
Берта не любит жесткое. Фу! Она рычит в полусне.
Хозяин подходит к камину. Она лениво приоткрывает глаза: в огонь летит голубое тряпье. Воздух наполняет вонь паленого лисьего меха. Фу! Она снова рычит.
Хозяин успокаивающе хлопает ее по спине:
— Тихо. Тихо. Приснилось что-то...
Берта любит эту ласку. Любит негромкие слова сквозь дрему.
Берта любит хозяина.
Мой плюс — первый!
Работа, которая не оставила «Золотой молодёжи» ни единого шанса! Рассказ, в котором я сначала усмотрел совсем другой сюжет, дескать это собака сгрызла тётеньку для хозяина! История, восхитившая своей простотой, гениальным исполнением и идеей!
Браво, Джули! Аплодирую стоя!
Эпотаж. )))
Про то, как собака видит мир — респект.
Но мораль? ))) Ну, я ищу всегда мораль )))…
Короче, история шикарно изложена. Мастерски.
(А про мораль я так подумал… Видимо есть какие-то обстоятельства, которые мне не вполне известны)))
Здесь она показывается через мироощущение невинного и вполне милого существа. Джули мастерски подводит к шокирующему финалу. Результат — размышления читателя об относительности добра и зла. Точнее, о привязанности их к человеческой морали. Для Берты хозяин — воплощение добра. Для нас — маньяк. И дальше по цепочке.
Миледи, простите.
Мы не можем размывать границы между этими понятиями.
Мораль (то, что Вы описали, это действительно мораль этого произведения) утверждает, что да — вот эта умная собака, так хорошо разбирающаяся в психологии дичи, на которую охотится… и которая питается людьми — так… мила. Хозяин — маньяк. А собака — мила и невиновна…
Нет.
Однозначно.
Мы не можем размывать этих границ. Почему?
Пример:
Давайте посмотрим в область секса. Разумный мир начал «стонать» и материться… Ай-яй-яй, эти гейропейцы! И эти, кто там ещё попринимал законы-то…
Да, мне сейчас скажут, мол во-первых — что тут такого. А во вторых — так было всегда, и даже в Римской империи…
Я к чему?
Пример показывает, как за достаточно короткий срок. При огромном потоке информации, которая в доступе и распространяется, пропагандируя… границы, ранее обозначенные и чёткие (да фиг с ним, что эта проблема у людей всегда существовала, только спрятана была — она не проявлялась на уровне закона!) были размыты.
Значит. При определённом потоке и культивировании идеи, она проникает в общество, распространяется и… может начать если не доминировать, то явно проявляться даже на уровне закона.
Автор всегда несёт ответственность за мораль произведения (ИМХО).
Уважаемый автор! Миледи! Я нисколько сейчас не нападаю. Это просто ответ мистеру Жану, чем я так… озадачен. И почему… от обратного…
От обратного — это для нормальных людей, таких как мы с Вами. Деградация и в этой области движется с катастрофическими темпами. (Помните: котик, дед, дети...). Ведь не факт что идея иметь такого собаку-друга «вдруг» не угнездится в чьей-нибудь бесполезной для остальных башке?
Но вот в способность вымысла «вдруг» подтолкнуть кого-то к преступлению не верю. Если кто-то возжелает скушать человека, то по причине предрасположенности к этому, а не потому, что книжка натолкнула. Натолкнуть может что угодно, просто потому что мысли такого товарища постоянно вокруг этой темы вертятся.
В моём турнирном рассказе «Дузгун» есть эпизод, где волчица натаскивает волчат на охоту. Эпизод, как и почти всё из рассказа — переложение реальных событий. Позволю его здесь привести, благо он небольшой:
Полузадушенный зайчонок привлёк внимание всех волчат. Восемь пар глаз ловили каждое движение зверька, которого мама притащила с охоты. Волчица подталкивала добычу к малышам, но те в страхе отскакивали назад, скаля на незнакомца крохотные зубки.
Зов был неожиданным. И таким же сильным, как в первый раз. Дузгун увидел перед собой не странную игрушку, а добычу. Мясо, за которое надо биться, которое достаётся не просто так. Первую кровь пустил именно он. Вцепился клыками-иголками, рвал неумело, повисал на вырывающейся и жалобно пищащей жертве. Мама внимательно следила за волчатами, которые, последовав примеру брата, гурьбой набросились на зайчонка. Великая ликовала. Дузгун чувствовал её одобрение, радовался тому, что угадал желание невидимой богини. Когда добыча превратилась в пищу, он всё не мог успокоиться. Рычал на братьев и сестёр, отгоняя от мяса, насыщался. Потом вернулся в логово и уснул. Дузгуну снилась охота. А ещё дыхание Великой, ерошащее шерсть на загривке.
На самом деле был не зайчонок, а толстый и трогательный птенец куропатки. А заживо его поедали три милых дворовых котёнка. Под наблюдением матери.
Жестокость? Да. Но я не отобрал птенца у кошек
Потому что иначе дворовые кошки не научатся охотиться и выживать. Это не домашние кастраты.
К чему это я? «От обратного» человек с крепкой моралью воспримет правильно. Осознает, что чудовище тот, кто вдумчиво и осознанно совершает зло. Научится его ненавидеть. И научится есть мясо с ножа.
Нынешнее поколение потому и падко к жестокости и извращениям, что не осознаёт что такое боль, что такое смерть и как ценна жизнь, своя и чужая. Рассказы вроде этого нужны, чтобы разбудить негодование, заставить ненавидеть того, кого надо. Как фильм «Молчание ягнят», например.
Я лишь хочу предложить к рассмотрению одну идею…
Чем более допущений мы принимаем… Как это происходит? Ну… Сперва мы начинаем чуть-чуть сомневаться, что что-то является черным (утрирую). Далее, когда это… Ну, вероятно не совсем-то и чёрное, а скорее… серое, и(!) когда об этом говорят из разных точек и на разных уровнях и в разных слоях общества… Тогда эта идея принимается. Посмотрите, ВСЕ галимые идеи всегда так проникали и реализовывались. Из многих точек идёт информация. Если у человека нет чётких установившихся этических принципов (а у кого они есть в современном мире...), то вероятность принятия этой идеи возрастает. Так ложные данные проникают в мысли (мышление и т.д.) людей — просто люди не подвергают эти данные оценке (собственному анализу). Так «работает» любая реклама.
По поводу тех, кто «уже ненормален» и готов кушать людей. Кто-то, кто вдруг мог заподозрить в нём эту «склонность», имея чёткое понимание, что есть чёрное — может как-то остановить это в какой-то момент… Во всяком случае такой шанс есть.
А если он думает, что это серое? Навряд ли полезет. А зачем?
Вот такие мысли, миледи… Я не хочу Вас огорчать как-то. Вы очень талантлива.
Спасибо )
Я вот никогда не пугался эпизодов «Молчания ягнят». Меня бесило слишком мягкотелое правосудие, не отправляющее Лектора на электрический стул или, как в странах с диктатурой демократии, не устраивающее таким показательные казни. Он сам, как персонаж бесил. Не раздумывая пристрелил бы при первых же попытках психовывертов.
Мораль и этика…
Предлагаю рассмотреть нюансы и попытаться разделить эти понятия. Я полагаю, что мораль — это свод правил и законов, принятых в обществе (у данного конкретного народа в процессе его существования). А этика — это те правила и законы, которые сам человек принимает для самого себя, чтобы не погибнуть (а продолжать существовать) ему лично, его семье, его коллективу и человечеству в целом. Мораль — прививается и по ней судят. Этику невозможно навязать.
Если человеку повезло, то он, имея хороший пример, полученный от родителей, будет высоко моральным человеком. Но! При условии, что он в хорошем контакте с родителями. И не отрицает их пример. Обычно мы действительно знакомы… ну как-бы с правилами… но, кому это надо? Я всё равно сделаю то, что хочу,… главное не попасться. Мораль и нужна для осуществления правосудия. Она оглашает — что правильно, а что нет. И с помощью неё судят.
А этика… Как человек может для себя сам принять правило поведения?
Выстрадать. Ладно. Вариант. А ещё?
Литература. Отождествление себя с персонажами…
Мушкетёры Дюма, капитан Немо, самураи, Рыцари круглого стола… Огромное количество героев, узнавая о поступках которых, нет нет, да и появлялась мысль — попробовать так поступать, быть таким…
Кодекс чести… То, что принимает сам человек…
Я не скажу, что рассказ прям бьёт по устоям. Отнюдь.
Но, как Вы теперь понимаете, я не мог промолчать. Автор участвует в формировании идеи по ту сторону текста, на той стороне, где читатель.
А Берта… Понимаете, что происходит — читатель смотрит на мир её глазами, живёт ею, любит… А потом — херась! Она ловит для маньяка тёток и жрёт их (и читатель, который в шкуре Берты). И любит маньяка… О чём я думаю в этой ситуации?
А о чём бы ни думал — я ничего не могу изменить. Идёт отрицание собак и симпатии к ним, (ну, маньяков понятно) реактивно. Плюс негодование по поводу ситуации и этой подставы. Плюс… я съел (спасибо автору) сейчас кусок жареной тётки (так ещё и не в первый раз)… Мерзкое ощущение, я вам доложу.
И тут я думаю… Это у меня, у мистера Жана и много ещё у кого такое ощущение… А у всех ли?
Понимаете, в чём момент?
Ладно…
А на счёт Лектора… Там просто всё. Чувака заточили на месть. Жестокую и изощрённую месть против всех и вся. Есть такие антигерои. Показали, как он это делал… Ну, чтобы психи были ещё страшнее… Правильный вопрос (если мы думаем о том, как не допустить появления в реале таких персов), это: Как так получилось, что он таким стал? И тут мы сможем найти корень. Чей «продукт» этот перс?
Таким образом мы находим источник этих «бед». Но этот источник настолько незыблим, что мы продолжаем жить и бояться :)))
Ладно. Такие мысли. Никого не хотел обидеть.
Тему «хромой собачки» можно смело закрывать этим рассказом.