Русалка
Жара была такая, словно тебя запекали как курицу в духовке, румяная корочка с меня сползла уже разок, но и были такие, кто поджарился уже не раз, но упорствовал развалясь на пляже.
Жители северных стран, большую часть дней в году живущих при украденном солнце, старались набраться теплом как аккумуляторные батарейки.
Все чувства и желания были торопливы и ярки как короткое, но ослепительное цветение заполярной тундры.
Ее звали Леной. Она была ростом метр восемьдесят, наверное, и уже издалека привлекала внимание мужчин, а уж остальные достоинства окончательно покоряли их; длиннющие ноги, широкие бедра, задница раскачивалась при походке, как тяжелый баркас полный рыбы. Она как-то вся уменьшалась снизу вверх, тонкая талия, груди почти не было, узкие плечи и небольшая головка и большие глаза – цвета песка взмученного прибоем; временами чуть зеленоватые, а временами вообще неопределенные.
В целом, ее привлекательность состояла в каком-то животном торжестве жизни, радости живой и сильной материи, да, в этом было что-то кобылье, но в этом не было ничего отталкивающего и избыточного, как в перекормленных бургерами детях. Образ лошади дополнял хвост из черных волос.
Я завидовала ей, её естественному хамству, наглому притязанию на кусок жизненного пирога – запеченому до румяной корочки и распираемым вишневым вареньем. Её хватка была так естественна, что сопротивляться ее желаниям было трудно.
- Лен, - мы имели одинаковые имена, но были каким-то обратным отражением друг друга, насколько она была высока, настолько я вынуждена была вставать на цыпочки, - один раз живем, чего стесняться-то, надо – бери! Не люблю я всех этих, а как жить дальше, испортишь карму, так не принято. Ты карму эту видела? Видела, как жрут, пьют и воруют .А тут можно в заботе о карме так заблудиться, что тебя твои же дети проклянут.
- Не знаю, Лен, я не против всего этого, но как начинается…я всегда запутываюсь, где мое, где чужое.
- А чего путаться, твое и чужое это кто как одеяло тянет на себя. Перетянул все твое. Ты не сомневайся – тяни и все.
Я слушала и завидовала ее уверенности. Мы сидели в номере отеля, на тринадцатом этаже и пили мартини разбавляя апельсиновым соком, потом сок кончился и мы пили его так – без всего.
За окном была ночь, и образ города сетью огней осел на невысоких горах вокруг. Море было за спиной нашего отеля, мы его не видели, но помнили о его присутствии; его могучее тело меняло все вокруг, включая мысли, и я думала и рассуждала по курортному – только здесь и сейчас, никаких далеких планов.
- Я тебе сейчас скажу такое… где пульт от телевизора? Мне надоела это говорящая голова! – Яростно давя на кнопки, она отыскала близкого и понятного для себя поющего Лепса и успокоено откинулась на спинку огромного нелепого дивана из фальшивой кожи.
- Замужем? Понятно. Есть кто?
- Есть.
По моей паузе и неуверенному ответу она поняла многое.
- Ты чего теряешься тогда. Вон сколько их бродит... – Она кивнула в сторону светящегося города и засмеялась.
Мне тоже стало смешно, когда я представила бродящих в полутьме парков голых мужиков беспокойно оглядывающихся по сторонам в поисках зазевавшихся женщин.
- Бери любого и в постель, покажи класс и будет он бегать за твоей задницей, еще отгонять придется.
Я не любила таких разговоров, слишком уж очевидна была разница, как может маленький избитый метеоритами каменный астероид состязаться в гравитации с красавцем Юпитером поглощающим огненные кометы. Но и на меня действовала ее сила, я против воли принимала неприятный мне покровительственный тон. Так хотелось заразиться легкостью ее влияния.
- Ты что-то рассказать мне хотела?
- Хотела… мало ли чего хотела… - Лена вдруг встала с дивана на котором мы сидели, как-то демонстративно виляя задом стянула джинсы и уселась обратно. Я не очень поняла смысл этого жеста, впрочем, действительно было жарко.
- Лен, ты такая сильная, что ты не выйдешь замуж?
- Ха, ты думаешь это тема моей жизни, выйти замуж?
- Ну, а как, жизнь она же долгая.
- Да? Ты уверена, что со своими планами ту куда-то там впишишься? Куда? Ты так и останешься со своими планами, мало того будешь чувствовать себя объебанной, что парилась не пойми чем и не взглянула на жизнь так как она есть.
- Тебе хорошо говорить… - я посмотрела на ее ноги, гладкие и мощные, которые она то подбирала под себя, ты выбрасывала вперед, распираемая энергией и силой.
- А что говорить-то, ты замуж хочешь? Тебе муж средство для подъема ребенка. Мужик это понимает и ему страшно от твоих грандиозных планов, он еще вообще не понял кто ты, а ты уже его жизнь до старости расписала, только потому что он захотел сейчас с перепихнуться с тобой. Он и бежит от твоих задумок очертя голову.
- Ну а как тогда жить-то? Я не могу подойти к нему с пустой головой.
- Именно! Именно этого он и хочет! Чтобы твои планы не простирались дальше утра. Как только он поймет, что тебе ничего не надо, кроме его хуя на ночь, он успокаивается. Успокаивается в целом, а в заводится в частности. Тут понимать это надо. Ты что думаешь, когда он твою задницу видит, он свою жизнь до старости планирует? Как он вместе с ней сморщиваться будет?
- Ну, нет, не думаю.
- Нее, ты думаешь! Дайте гарантий до гробовой доски за то копеечное удовольствие, что я принесу. У тебя эти гарантии на лбу написаны, потому ты и сидишь в тоске.
- Хватит!
Лена замолчала, ослабила атаку, мне стало легче.
Она встала, вытянулась во весь свой могучий рост, заслонила от меня своим широким задом от поющего в телевизоре Лепса. И все это было так убедительно и однозначно, что я со своими мыслями показалась себе замороченной дурой.
- Давай выпьем и я тебе расскажу, что хотела.
Мартини было той смазкой, что облегчала нам принимать друг друга. Меня тянуло к ней жгучее любопытство, а ее ко мне … не знаю.
- Слушай, Ленка. У меня тема была такая – трахнуться с двумя. Ваще пипец, так загналась, что во сне видела. Вся сложность в том, как это сделать, а это весьма не просто как кажется. Мужики создания нервные, чуть,что не так и все… раскисают. Друг друга стесняются. Я уже несколько попыток делала, вроде все хорошо, а потом кто-то один в бега подается или все вообще в рассыпную. А прикинь – умножить свои удовольствия на два!
Мне прикидывать особенно было нечего, весь процесс для меня был мучительным, но необходимым вторжением жизни, ну примерно тем же самым, что я ожидала от родов – терпи, такова жизнь. Умножать это на два совсем не хотелось.
Вообще она пугала меня своей откровенностью и неприкрытой физиологией, грубым удовольствием тела. Мне это было непонятно и как-то запретно, хотя кто именно поставил мне запрет, я не могла сказать. Ну, как-то так все устроено, что с такой чувственностью надо быть осторожнее. А она, Лена, хотя мы были знакомы всего три дня, была так откровенна в своих животных желаниях, что околдовала меня. Я хотела ее оттолкнуть и не могла этого сделать.
- Слушай, мне все это не очень понятно. А ты веришь в любовь? – Я решила изменить ход нашего разговора.
- Любовь? Любовь это сложно. Для любви нужен третий. Для того чтобы трахнуться нужно только двое, ну или сколько угодно там. А для любви нужен некто.
- Не поняла, что за - некто?
- Я не могу это объяснить толком. Но любовь дает кто-то другой, это подарок. И этот другой – не человек. Не в человеческой воле она находится. Понимаешь? Это всякие обнимашки – отсосашки в нашей воле, а любовь - нет. Можно ее ждать, а можно не ждать – никакой разницы, она может прийти последней шлюхе и никогда не подойти ко всей такой правильной ожидательницы единственного жениха. Вроде тебя.
- Это Бог?
- Бог или не Бог, это ты сама для себя решай. Называй, как хочешь. Но без его вмешательства будет только перепихон.
- Ну, получается тебе всегда кто-то третий нужен. Одного мужика мало, а тут вообще не пойми кто.
- Думай, как хочешь. Иди к себе, если ты такая боязливая.
Я жила в соседнем номере и знакомы мы были всего три дня, но уходить мне не хотелось, но нужно заявить о своей позиции. Её откровенность позволяла мне рассмотреть чужую жизнь с совсем другими порядками, далекими от тех, что я считала очевидными.
Как ни странно, но гостиничные номера располагали меня к какой-то вольности, непредсказуемости. Даже сам запах, всегда чужой; мысль о том, что через эту постель прошло огромное количество тел; потных, толстых, худых и изящных, молодых, дряхлых… их желания впитались в стены, в пол, в старый квадратный телевизор.
Но и я, здесь, в комнате с шаблонным набором услуг и одинаковой мебелью меняла свое отношение к телу. Привести домой, уложить на свою кровать я могла только самого близкого человека, по отношению к которому у меня все решено, но тут витал запах необязательности, случайности – я могла привести кого угодно, просто поддавшись мимолетному желанию. Эта простая мысль вдруг изменила мои чувства, мне захотелось воспользоваться возможностью немедленно, сейчас, потому что потом все вернется в режим бесконечного ожидания.
Я вернулась и постучала в дверь из которой вышла три минуты назад.
- Быстро ты, однако! – Лена скорее изобразила удивление. Она была выше меня на две головы, и огромный черный хвост волос ее как на каске драгуна шевелился в такт движениям. Белые трусы, простого школьного типа, подчеркивали шоколадный загар. Я подумала о том, что на солнце только краснею как вареный рак. – Ну, заходи, заходи. Ты так быстро пересмотрела свои взгляды?
Я молчала, она читала мои мысли и ответов не требовалось.
- Чтобы поменьше шансов чего-либо подхватить я предпочитаю женатых. И забавляюсь их рассказами о женах. Ладно – шучу. Ты готова?
Она взяла телефон. Мне стало страшно от давления магической силы; она изменяла сознание, у нее наготове есть мужчины, готовые по ее звонку начать врать женам о срочном деле или еще что-то, но лишь бы сорваться на ее зов. Как это вообще может быть!?
Мы молчали, все внутри у меня сжалось, я, казалось, готовилась к полету в темный космос.
- Да не жмись ты так. Ты сразу святой стать хочешь, а не выйдет. Надо жизнь на зуб попробовать. Подожди, это такие красавцы – себя забудешь. Жеребцы! Сюсюканья не будет, раз и готово.
Это «готово» меня просто заворожило, то, что у меня не было выбора и удерживало меня в комнате - они придут, и у меня не будет выбора. Вот, что меня заставляло дрожать и прятать ладони между коленей.
Стук в дверь показался мне ударом колокола. Лена нагло виляя задом, как цирковая лошадь пошла открывать. Мне вдруг захотелось выбежать, вернуться назад к своему порядку мыслей и чувств, древних и надежных. Но уже слышались их низкие голоса и их огромные тела преграждали мне путь.
- Познакомьтесь, Лена! – Она указала на меня, словно давая собакам команду фас.
Было страшно посмотреть на них, мне они казались демонами пришедшими забрать мою душу. Впрочем, возможно так оно и было.
Необратимость происходящего освободила мои чувства, я теперь ничего не выбирала, ничего не решала – все делают они, фавны или инкубы, безликие воплощения похоти. На них весь грех, мне остается только подчинение их воле. И сразу перестали нужны быть их души, копанья в мужских настроениях и желаниях - все просто, как вы хотите, чтобы я раздвинула ноги – так? Ах, вот куда вам захотелось, конечно, мои мальчики раз вам это надо. Одновременно? Ну, давайте, попробую не закричать, это весьма необычно, не многие женщины это чувствовали, я теперь принадлежу к редкой элите. Лена, ты их загонишь, они сдохнут на тебе и нам придется отвечать. Оставь мне того, вот этого, с родимым пятнышком на попке, пусть он …Еще этот дурацкий диван из кожзаменителя запомнился мне своим страдательным визгом.
Рано утром Лена предложила сходить на пляж, пока еще жара не вывалится на побережье своим разогретым брюхом.
- Как тебе? Я не ожидала от тебя такого! - Её снисходительная похвала напугала, мне хотелось все забыть, но она не позволяла это сделать.
- Такая тихая вроде, а жадность неуемная – Она расковыривала мою рану, нисколько не церемонясь с чувствами. – Ладно. Это я так, не обращай внимания. Ты знаешь в чем весь прикол? Что любовь и секс штуки как бы разные, хочешь увидеть запретные удовольствия, уходи от любви. В любви люди теряют различия, а в сексе нужен полный антагонизм.
Я не поняла ее рассуждений. Все болело, и я думала о том, как мне жить с этим грузом, куда пристроить сегодняшнюю ночь в череде моих пониманий, что должна делать женщина.
Мы вышли на пляж - крупная галька, серое небо готовится к жаркому дню. Редкие загорающие сидели неподвижно глядя на ворчащую прибойную волну. Лена неловко, по пингвиньи ступая по камням, вошла в воду и вдруг нырнула навстречу наваливающийся на берег волне. Я видела как мелькнуло в воде ее сильное русалочье тело.
Она не вынырнула ни через минуту, ни через две, а через пять я закричала от ужаса.
Мужчина, который загорал рядом, толстый и загорелый как китайская статуэтка, подскочил от неожиданности и спросил:
- Девушка, что случилось?
- Она утонула?
- Кто она?
- Лена.
- А вас как звать?
- Лена.
- Лена, вы вроде были одна.
Море тяжело ворочалось в своем каменном ложе, билось пенным краем о берег городского пляжа. Чайки кричали истерично, требовали внимания к своим желаниям.
