Как в сказке...

Идти было трудно.

Правая нога почти не чувствовала опору. Казалось, ступает не по идеальной поверхности верхней палубы, а идет-бредет по ямам да канавам, по оврагам да буеракам пробирается.

Каждый шаг требовал повышенного контроля стабилизации. Поначалу ее попросту швыряло из стороны в сторону. Тело ударялось о стены, валилось на пол, катилось кубарем по ступеням, и Маш-а роняла-тянула за собой все, за что удавалось уцепиться-ухватиться. С трудом добралась до жилого отсека, а значит большая часть пути позади.

На верхней палубе в горнице на пороге упала, еле доползла до стола. Пытаясь подняться, потянула на себя скатерть. Та надежно крепилась к столешнице. Нео-лён затрещал, но выдержал. На пол полетела посуда, ложки забряцали об половицы звонко. Псевдо-дерево о псевдо-дерево, а звук, словно в колокол вдарили.

Маш-а замерла. Надо поберечься, не то услышат, и конец ей придет.

Правая сторона плохо функционировала. Тактильная чувствительность снижена, мелкая моторика отсутсвует, координация сбоит. Повреждены центры движения, но она восстановится. Она обязательно восстановится, ради ребенка. Ведь она не может оставить братца с ней, с чудовищем…

Ох, нехорошо, так о матушке, словами бранными! Да только как же ей быть, горемычной? Ее саму, дочь Maш-еньку, пусть неродную, приемыша, матушка со свету сжить задумала. Уж, уверилась, поди — удалось злодеяние, сгубила наверняка. Да только не тут-то было! Хоть рука и не действует, и в ногах проворства нет, а не время ей помирать. Надо идти братца выручать, пока совсем мать не озверела.

А не то она, ведьма проклятая, сыночка своего родненького, Маш-енькиного братца Ванечку, точно сожрет, как грозилась, и на косточках покатается.

Как? Как такое могло произойти? Вероятно, скачок так повлиял. Тоннели в гиперпространстве хоть и освоены, и используются широко, но до конца не изучены. Рискованно было это. К тому же в ее-то состоянии, когда дитятко три денька только как на свет появилось. Вот и послеродовая горячка. Мать, а хлеще мачехи, самая что ни есть баба-яга!

А ведь какой была! Умница-разумница, Василиса Премудрая, светлая головушка. Самая молодая из лауреатов премии Проппа, хранительница традиций, собирательница мудрости народной. По всем уголкам Млечного Пути по крупицам память предков — сказки да предания, отыскивала, берегла да множила. Везде побывала, все колонии повидала.

Маш-а гордилась своей матерью, так много добившейся. Нарадоваться не могла, что из всех других ее Василиса в приемыши выбрала. Во всем на нее похожей быть хотела. Науку премудрую постигала. Все древние тексты в голове держала, без сучка без задоринки с любого слова произнести могла. А Василиса улыбалась: «Словно реченька журчит…». Маш-а и рада-радешенька.

Так и поживали да добра наживали, на корабле летучем меж звезд парили, от родимой сторонушки, космической станции «Буян», к землям загалактическим. Жилось как в сказке.

Вскорости от колонии, что на самой окраине за созвездием Лебедя, весточка пришла. Давно оттуда ни слуху, ни духу не было. По первости посылали туда гонцов, да никто не вернулся. Еще в прошлом веке решили, что погибла колония. А тут на тебе! Оттуда гонец с весточкой явился, мол, живы-здоровы. Радость-то какая! Гонца, как гостя дорогого, встречают. Все знатные люди увидеть норовят, руку пожать, из первых уст услышать, каково там у них. Увидалась и Василиса с гонцом, а он и умен, и красив, а улыбка сияет. Ну словно герой-богатырь былинный Юрий свет Алексеевич! И звать так же — Юрием. Поведал, мол, живут мирно, заветы предков берегут: старикам почет, молодым везде дорога. Сторона их большая, много лесов, полей и рек, и другой стороны не знает он, где так вольно дышится.

Василиса слушала, как песню, душой радовалась, что есть сторона такая привольная. Порадовалась, порадовалась, да затосковала. Уж больно захотелось ей те края повидать. Да вспомнила, что и годы идут, сама хоть и молода еще, да время бежит, не удержишь. Коли в дальние края соберется, так и вовсе его, время-то, упустит. Хорошо ей с Маш-ей приемышем, разумницей да помощницей, но и свое дитятко хочется, родную кровиночку, яблочко от яблоньки.

— Будет тебе Маш-а, братик, защитник да заступник, будет тебя беречь, сторожить.

— От кого ж, матушка?

— Мало ли в мире лиха?

Удивлялась Маш-а, как матушка вдруг яблонькой станет, как в сказке, что ли, оборотится? Генную структуру поменяет? Так не может такого быть!Человек она, лицом бела-румяна, коса до пояса, станом стройна, умом ясна. Никак Маш-а в толк взять не могла, что за яблонька, да яблочко… Но складно все выходило.

ЭКО успешно прошло. Жить бы да радоваться, дитятко, что под сердцем, поджидать, а матушке неймется.

— Полетим туда, в дальнюю сторонушку, про которую добрый молодец так складно говорил. Соберем их мудрость вековую, притчи да сказания, былины да небылицы. А ты, светлая головушка, все у меня и запомнишь.

— Да как же, матушка? У тебя вот-вот дитя на свет появится.

А та лишь смеется:

— И с ним управлюсь. На корабле все имеется, а чего нет, как «по-щучьему велению, по моему хотению» появится, стоит только параметры верно в принтер ввести. Вспомни-ка, Емеля на печи разъезжал, неужто мы с тобой на летучем корабле не доберемся?

— Ох, дальний путь, дорога нелегкая! — вздыхает Маш-а.

— Лиха беда начало, — смеется Василиса.

Пришло время отправиться за тридевять парсеков. Корабль по ее хотению новехонький смастерили. Вся Пропповская премия на то ушла, да стоил того. Внутри хоромы — горницы да светлицы, как в тереме. Био-пластик от натурального дерева не отличишь: светлый дуб, да береза Карельская. Поверх обзорных окон голограммы — вид с колыбели человечества, какой она была на заре космической эры пятьсот веков назад. Вот и несет летучий корабль будто за дремучие леса, за быстрые реки, за крутые горы…

Парсеков впереди немало, да есть дорожка прямолетная через тоннель пространственный. По ней гонец на «Буян» и пожаловал. Дитятко на свет появилось аккурат перед гиперпрыжком. Матушка пока оклемывалась, велела Маш-е заботу о братце на себя принять.

То-то было радости! Маш-а колыбель качает, а сама поет и «Люшеньки-люли, прилетели гули…», и «Приди, котя, ночевать…». Про Серого волчка ни слова! Ни к чему это, пока дитятко мало. Это уже шалуну-балуну положено для острастки, чтоб дитя неразумное остерегалось да в беду ненароком не угодило. Вот и бают всякое!

Долго ли, коротко ли, время гиперпрыжка пришло. Приготовились они и системы все в готовность привели Нырнули в тоннель, а там чудно! Времечко не течет, а словно волнами пучится. Глазом моргнуть не успели, а уж Ванечке отроду не денек, а годик будет.

Матушка к груди его приложила, сама чудо-напиток нейростимуляторный выпила. Ванечка молока ее отведал, глазоньки поумнели, загулил-залепетал, а час спустя, и заговорил. «Маш-а!» — больно хорошо выходило!

А вот уж и созвездие Лебедя маячит, да на подходе еще один тоннель. Во второй раз нырнули, стал Ваня старше еще на год. А тут третий — самый длинный. Из него вышли, а Ванечке уже три года да с половиной.

Глядит Маш-а на братика, нарадоваться не может! Уж до того разумный: и Репку знает, и Курочку-рябу. Жихарку тут же запомнил, да повторять горазд. «Кот, Дрозд, спасите меня!» — звенит голоском, смехом заливается. И румян, и пригож, а улыбка, ну вылитый былинный герой-богатырь…

Пригляделась Маш-а к матушке и ахнула. И для нее время не стояло. Румянец на щеках поблек, в косе проседь появилась.

— Не печалься, — говорит, — я сама чудо-препарат опосля отведаю, лишь грудью кормить перестану. Пусть Ванечка в последний раз молока моего попьет.

А как к груди приложила, так и случилось с ней наваждение. Глаза недобрым огнем заблестели, молвила:

— До чего ж пригожий Ванечка! Щечки, как яблочки молодильные! Так бы и съела!

Испугалась Маш-а, заплакала:

— Не ешь Ванечку!

А матушка в ответ смеется-заливается, к щечке наклоняется и, будто играясь, зубами, как лютый волк, щелкает.

Не стала Маш-а дожидаться, пока Василиса в одержимости зубами в братца вцепится, выхватила Ваню и бежать от греха подальше, а злая мачеха за ней в погоню. Уже настигла, руки к ребеночку тянет, вот-вот поймает. Бросила Маш-а ей под ноги гребень свой. Наступила мачеха на гребень, да и охромела. Тут уж поотстала. Где ей теперь за Маш-ей угнаться?

Да только рано сестрица радовалась.

Завыла-заголосила мачеха, послала в погоню своих дронов, верных помощников. В миг настигли они беглянку на нижней палубе. Ванюшу подхватили, утащили. И ее унести хотели. Только она изловчилась да вырвалась, об пол ударилась так, что чуть дух из нее не вышел. Бросили ее на погибель верную. Решили, что мертвая.

Постояла Маш-а, дух перевела, былое вспомнила. Пуще прежнего в себе уверилась, даже силы в ней будто прибавилось.

Из горницы пробралась в опочивальню. Глядит, а мачеха Ванюшу накормила, напоила и спать уложила. Видать, откормить хочет перед тем, как съесть да на косточках покататься. И сама спать завалилась.

Подкралась Маш-а, едва дыша. Не удержалась, глянула на мачеху спящую. Хороша была Василиса: челом светла, брови собольи, губы алы, на щеках маков цвет. Никак успела зелья своего выпить или молодильных фруктов отведать, что биостимуляторами наполнены. Лежит, как спящая царевна в хрустальном гробе. Так хотелось Маш-е на грудь к ней кинуться, да вовремя сдержалась, вспомнила, как грозилась она братца Иванушку съесть.

Вынула Маш-а малыша из капсулы-колыбели. Он всхлипнул спросонья, потянул большой пальчик в ротик, зачмокал сладко.

А в голове у Маш-и голос неведомый, словно кто невидимый на ухо шепчет.

— Рекомендовано предотвращать: возраст подопечного превосходит осуществляемое им действие.

Чувствует Маш-а, голос ее воли лишает. Собралась силами, произнесла заклинание, что из глубин памяти всплыло:

— Рекомендация отклонена.

— Причина?

— Экстренный случай. Возможная опасность для жизни подопечного.

— Одобрено, — произнес голос и пропал.

Обрадовалась Маш-а, братца подхватила и вон из покоев.

Бредет, куда глаза глядят. А плутать-то ей некогда. Надо кратчайшим путем до шлюзового отсека добираться. Решила тут Маш-а с голосом чудесным поговорить. Ведь, коли с добром обратишься, добром и вернется:

— Ах ты, Чудо-юдо невиданное! Не видать тебя, слыхать только. Подскажи-ка мне верный путь к шлюзовому отсеку.

Помолчал голос, помолчал и говорит:

— Вот, что могу дать на запрос.

И выдал схему корабля. Обрадовалась Маш-а, смекнула: через камбуз, к оранжерее, а там от рекулярционной, где из мертвой воды живая делается, уже и рукой подать.

Проснулся Ванечка, захныкал.

— Тише-тише… — уговаривала она братца, — а не то, баба-яга тебя поймает, в печи зажарит и съест.

Малыш таращился на нее испуганными глазенками, пытался вывернуться из крепких объятий.

— Мама, — шепнули губки.

Вздрогнула Маш-а и ладонью зажала ребенку рот.

***

«Мама!» — выдернуло Василису из сна. Она вздрогнула, рывком попыталась сесть. Подвернутая нога отзывалась острой болью. Пока спала, обезболивающие закончили действие, а регенераторы еще нет. «Ничего, до свадьбы заживет», — усмехнулась Василиса. Тревожно засосало под ложечкой. Надо посмотреть, как там Ванечка.

Маш-ка, бедовая головушка, устроила, конечно! Василиса сама перепугалась до смерти, каково было малышу?! Вырвала из рук во время кормления, понеслась с ним, как шальная. Он в реве аж зашелся весь.

Бортовые дроны быстро вывели киборга из строя. Малыш, к счастью, не пострадал, лишь испугался, но детские стрессы быстро проходят. Поревел, да тем все и обошлось. Потом поел и тут же заснул. И она, измученная, перепуганная, с вывихом лодыжки обкололась лекарствами, стимуляторами, успокоительными и тоже уснула. Даже не сходила посмотреть, как там Маш-а, хоть и душа болела, конечно, да сил не было.

Говорили ей психологи и не раз, не очеловечивать искусственный интеллект. Да она слушать не хотела! Пока своего ребенка не было, стала ей Маш-а, кибер-машина класса А, заместо дочери. Быстрота реакции, безупречная логика мышления, и хранилище памяти, никакого другого носителя не надо. Только начни, а она продолжит и на всех языках повторит, и тут же аналогии во всех культурах выдаст. И ведь почти, как человек рядом, компаньон, помощница. А нянька из нее золотая просто! Была…

Казалось, Ванечку всей душой приняла. Да только не может такого быть. Откуда у киборга душа?

Надо же, сбой программы! А причина? Да мало ли… Три перехода не каждый выдюжит, вот где-то замкнуло, коротнуло и заклинило.

Василиса не больно разбиралась в кибернетических тонкостях. У нее иной профиль — гуманитарный.

Ничего. Пока отключенной побудет, а там доберутся до места, подаст Василиса претензию в компанию. А на компенсацию «перепрошьет» Маш-ульку, и заживут втроем лучше прежнего уже не на станции, ни на корабле, а в естественных условиях, как всегда мечтала, как жили ее предки. В именном поместье. Летом будут в лес ходить за грибами да ягодами, а зимой с гор на санках кататься, да снегурок лепить. А там глядишь и…

Мечтам мешала боль в переполненной груди. Ванечка уже большой, ему бы пора отказываться от молока. Но учитывая неестественный процесс взросления, лучше еще немного покормить для поддержания иммунитета. Она с трудом встала, дохромала до люльки.

Дикий крик разнесся по всем отсекам.

***

Прижала Маш-а братца к груди и пуще прежнего припустила. Слышит, а в соседнем отсеке уже дроны, мачехой посланные, гудят. Подключилась Маш-а к голосу неведомому, а голос ей и говорит:

— Критерии поиска: кибер-машина класса А.

— Что мне делать?

— Сбить настройки.

Легко сказать, да трудно выполнить. Некогда Маш-е генеральный компьютер взламывать, дроны перепрограммировать.

Видит, стоит печка: и варочная панель она, и духовой шкаф, все под старину, как матушка любит. Кинулась она к ней, заслонку откинула, туда Ванечку и спрятала. А самой не влезть, понятное дело. А дроны все ближе гудят, каждый метр корабля сканируют, ищут ее горемычную. Схватила она хлеб, засунула в рот кусок да давай жевать.

Прилетели дроны. Над головой зависли. В толк взять не могут: параметры совпадают, а кибер-машина сидит да хлеб жует, видать, ошибка в системе, может, в человеке много материала искусственного для поддержания функций жизнедеятельности. Покружились, да и улетели ни с чем.

А Маш-а братца из печи вынула, и дальше бежать. Так и провела глупых роботов и в оранжерее, где яблоки, чуть ли не целиком в рот запихивала, и в рекулярционной воду глотала, захлебывалась.

Вот и шлюзовой отсек.

Села Маш-а в челнок. Ванечку наскоро в кресле зафиксировала и… Прости прощай, матушка! Была ты нам родной человек, стала ведьма злющая, ищи-свищи теперь.

***

— Поизведена активация челнока.

Василиса не сразу поняла, что произнес головной компьютер.

— Повторить! — выкрикнула и замерла, ловя каждое слово, даже дышать перестала.

— Системы челнока приведены в готовность.

— Отменить! Закрыть шлюз!

— Операция невозможна.

— Повторяю. Это приказ!

— Данная функция не входит в программу управления полетом.

— Переключить программу общения в режим «семья», — еле выговорила женщина.

— Не тужи, Василисушка, — донеслось из динамиков.

Голос был теплый, старый, мудрый, бабушкин.

Не могла Василиса не тужить, не могла не горевать. Рыдала, как никогда в жизни. Волосы рвала, кусала руки, корила себя, последними словами крыла. Заигралась она в свои сказочки. Думала, что можно всю жизнь так прожить, а они ее вон как подловили.

— К тоннелю 345yu09 направляются.

Василиса вскрикнула. От накатившей истерики долго не могла внятно произнести приказ следовать за ними. Наконец взяла себя в руки. В ответ последовало:

— Не горячись, родимая. Настигнешь, а что дальше? Перехватчика у тебя нет. Меня послушай. Знаю, как твоему горю помочь. Челнок тихоходный, до тоннеля долго добираться будет. А ты лети, куда летела. Отыщи отца Ванечки.

— Отца?

— А кого ж еще? Попроси помощи. Молодецкое это дело, детей похищенных из беды спасть.

Выйдя на орбиту, корабль получил запрос охраны космопорта. Компьютер сообщил о происшествии, затребовал связь с Юрием Любимовым, капитаном косморазведки, координатором программы: «Привет, земляне», отцом Ванечки. У рыдающей Василисы не получалось даже выговорить собственное имя. Она не знала сколько прошло времени, до стыковки, когда на палубе появился Юрий.

Ему было, что сказать этой ненормальной фантазерке. Но при одном взгляде на женщину, потерявшую ребенка, все приготовленные слова упреки отступили. Он сгреб ее в объятия, а она, как была в комок сжата, словно судорогой сведенная, так и осталась. Лишь уткнулась мокрым лицом в его плечо. Показалось, слезы жгут кожу.

— Перехватчики уже на подходе. Догнать челнок — вопрос времени. Тебе надо упокоиться.

Но было ясно, что слово «надо» здесь не работает.

— Ты должна понимать, ребенок внутри с сумасшедшим киборгом. Только ты можешь с ней договориться. Возьми себя в руки! Ты мать!

А это подействовало.

Подробности выяснял уже в полете.

— И как так получилось?

— Я не знала, что она функционирует, я уснула.. я… дура безмозглая.

— Да я не о том!

Василиса смотрела непонимающе.

— Ваня действительно мой сын?

— Да… — Василиса потупилась.

— Но… — он лишь развел руками.

— Что «но»? Хочешь сказать, между нами ничего не было? А ничего и не нужно. ЭКО. Генетический материал выращен на основе твоего ДНК из волоса. Ты обронил, а я… В общем, как в сказке.

— Ничего себе сказочки!

Он хотел сказать этой сумасбродке, что в его мире, куда она так стремилась с новорожденным и съехавшим с катушек киборгом, не один человек, а двое решают, что будет третий. В его мире, частью которого и она решила стать, детей не пальцем делают, не из волос, не из соплей, а…

Но она сидела, обхватив себя руками, словно в узел завязанная, не отрывая глаз от мониторов, и что бы он ни сказал, плохого, хорошего, все будет звуком пустым в сравнении с тем, что она сейчас сама себе говорит. Не слышно, да видно.

— Как игрушка-то твоя повредилась? — он сознательно увел тему разговора.

— Не называй ее так!

— А как мне ее называть? Это тебе она дочка-Маш-енка, а я правила обращения с киборгами не забыл.

— И я не забыла! «Не очеловечивайте кибер-машину» — мне только на лбу еще не выбили. Но… Я думала, мы исключение. Все было…

— Как в сказке?

Она вздрогнула, как от удара. Он пожалел о сказанном. Взял ее за руку, ощутил нервную дрожь, сжал легонько. Продолжил мягче:

— Все когда-то случается впервые.

Василиса молча кивнула.

По рации доложили:

— Товарищ капитан, челнок блокирован.

— На подходе, — отозвался Любимов.

— Готовься к переговорам, — приказал Василисе.

— Я?

— А кто?

— Но она… она ненавидит меня! Не знаю, что она вообразила.

— «Вообразила»? Ты себя слышишь?! Это — сбой в программе. Есть машина, а есть глюк, поломка… Так тебе понятнее?

Женщина схватилась за голову, стиснула виски. Потом замерла, уставившись в пустоту.

— Я поняла, она решила, что я баба-яга.

— Что?! Бред какой! Да что там у тебя творилось?!

— Мне нужна связь с ней.

Юрий выругался и включил связь с челноком.

— Maш-a! Maш-енька! Это я твоя матушка, — ласково позвала Василиса.

Юрий закатил глаза.

— Нет! — рявкнуло из рации. — Ты — ведьма проклятая. Ты моего братца на лопату посадишь, в печи зажаришь и съешь!

Это было смешно и нелепо, но всем было не до смеха. Юрий обдумывал, как взять челнок штурмом, гарантируя безопасность ребенка, но придумать ничего не мог. Поведение поломанного киборга непредсказуемо.

— Кажется я понял, почему она у тебя заглючила, — обратился он к Василисе. — Ты, поди, ей сказки в память сохранила.

— Да… Но я даже подумать не могла! Ведь сказки это…

—…Сказки! — договорил он за нее. — И что вы за люди такие, исследователи?!Экспериментаторы! Кто ж такие выверты с искусственным интеллектом творит? До сих пор умы находятся, кто считает, что сказки даже детям нельзя, что там одни ужасы да жестокости.

— Видать, у них тоже интеллект искусственный! — вспылила Василиса. — Сказка добру учит. Учит.. отделять добро от зла.

— Я вижу, как твоя машина отделила.

— Погоди! — Она встрепенулась. — А ведь… точно!

Василиса снова вышла на связь:

— Maш-а, Maш-уленька, ты ошиблась, деточка. Это не та сказка! Вспоминай, моя хорошая! «Несет меня лиса, за синие леса..»

— За крутые горы, — еле слышно донеслось по связи.

— За быстрые реки… — подхватила Василиса.

— Кот, Дрозд, спасите меня! — донесся игривый голосок Ванечки.

—— Я… — пролепетало по связи. —Лиса?!

— Ты запуталась, доченька, пусти Кота с Дроздом, отдай им Жихарку, а сама…

Она встретилась взглядом с Юрием. Тот играл лицом, шевелил губами. По ним не двусмысленно читалось: «Ликвидация!» Глаза Василисы наполнились слезами.

— Товарищ капитан, мы на месте. Ребенок с нами. Он в порядке.

— Спасибо за службу, ребята! В долгу не останусь!

— Киборга вырубить?

Василиса вцепилась Юрию в плечо, замотала головой, по щекам текли слезы.

— Отставить, — буркнул Юрий.

— Наше дело предложить, — усмехнулись в ответ.

— Возвращаемся. Челнок ведем на буксире.

— Подождите! — Василиса вышла на связь с патрульными. — Что она делает?

— Она? — ее не сразу поняли. — А… машина-то? Кто ее разберет. Сидит, в ладони уткнулась, дергается слегка.

— Она плачет, — прошептала Василиса.

— Ага, навзрыд, — патрульные еле сдерживали хохот. — Вот вы вроде взрослая, а в сказки верите.

— Отставить, — вмешался Юрий.

— Ладно-ладно, — ответили примирительно, но продолжали потешаться вовсю. — Ждите пацана на борт.

— Maш-а, Maш-енька, — звала Василиса. — Деточка моя, послушай!

И запела:

— Баю, баю, спи-усни, угомон тебя возьми, а как станешь засыпать, горе будешь забывать…

— Осуществлена стыковка с патрульным катером, — доложил головной компьютер. — Кибер-машина класса А переведена в режим гибернации.

Василиса переключилась на режим «семья». Компьютер заверил:

— Утро вечера мудренее.