Крещение Руси. Версия православная.

Сильно чесался хвост.

От назойливого зуда русский князь Владимир изволил разлепить сонные веки раньше обычного. После вчерашнего возлияния, это удалось сделать с очень большим трудом. Солнечный луч через лаз проник в нору и позолотил корневища, торчащие из стен, ворохи облезлых шкур на утоптанном полу, и само лицо князя, полностью заросшее сальными клочковатыми волосами, но не лишенное благородных черт. Оглядевшись, Владимир убедился, что его жены, как и положено при бодрствующем господине, испуганно забились в угол и закрывали лица руками.

- А-а-р-р-р-шли-н-н-н-нах! – рявкнул на них князь.

Женщины заскулили и засучили грязными ногами, стараясь забиться в угол еще плотнее. Порядок. Владимир удовлетворенно оскалился, и, расчесывая заскорузлой пятерней шерсть на груди, поднялся. Под ногу попалась миска с прокисшим молоком. Князь задумчиво поднял ее и с удовольствием допил остатки вонючей жидкости. Впереди был тяжелый день вождя, отвечающего за свой народ.

Выбравшись из норы, Владимир отряхнул одежду из сшитых жилами шкур и оглядел стойбище. Пустое, давно остывшее костровище напоминало о том, что голод все сильнее и сильнее терзал русское племя: христиане стали слишком осторожными, норовили обойти славянские земли стороной, и единственный источник пищи язычников захирел. Сейчас он грозил вообще исчезнуть. Племя смотрело на князя, и в глазах читалось ожидание. Ожидание чуда. Но чудес черти не посылали. Кривоногие и косматые женщины терли меж большими камнями древесную кору, тщась добыть хоть немного пищи. Мускулистые же мужчины, выбравшись из нор, задумчиво слонялись по всему Киеву, что-то меж собой обсуждая. Время от времени они поглядывали в сторону Владимира, оглаживая каменные топоры, обожженные колья и сучковатые палицы. Ход их примитивных языческих мыслей понять было несложно: не будь нынешний князь самым сильным, и до недавнего времени, самым удачливым вождем, его самого пустили бы на корм. Не христианин, конечно, не такой вкусный, но ведь и голод – не тетка. Лишь визжащие голые дети копошились в грязи, позабыв об угрозе племени. Покуда у них не закончилось детство, они попросту не верили в смерть. Но Владимир верил.

Он решил погадать. Десница задумчиво прогулялась по волосам, выискивая блох. В горсти остались три, которых князь с удовольствием раздавил. Нечет. Это было добрым знамением от чертей. День обещал быть удачным. Может, удастся и поймать какого-нибудь наивного христианского проповедника, стремящегося донести дикарям истинное учение. Самому Владимиру их речи были очень даже симпатичны. Вся его душа рыдала, когда приходилось кушать святых людей. Но есть-то хочется. Да и черт Пирун был бы недоволен мягкотелостью князя.

Только подумалось – вот и оно. В сторону князю направлялся волхв. Уродливый, горбатый, вонючий, одетый в веревки из шкур. И, тем не менее – второй человек в племени. Только он имел право говорить от имени чертей и отводить их капризы от людских голов.

- О чем задумался, гой-еси добрый молодец, князь наш, стольнокиевский? – проскрипел колдунишка, оказавшись напротив Владимира.

- Ох, ты, волхв велимудрый, терзает меня печаль по племени: как без еды выживем? – с уважением, плохо скрывающим неприязнь, ответил князь.

Что-то засвербило на плече, и он, не задумываясь, повернул голову, и ухватил зубами блоху.

«Четвертая! Чет! Страшный день!» - заметалась в голове паническая мысль.

А волхв в это время уже кричал, оборачиваясь то к князю, то к собравшимся русичам.

- Доколе непотребство творить будете? Голод – кара вам от Пируна-черта за лень вашу, да нерадие! Помните ли, как мы, волхвы поганые, вам говорили? Одного христианина племя ест, а второго – Пируну на стол кладет в жертву! Так вот я вам теперь говорю: гневны черти! Теперь двух из трех христиан требуют себе на стол! Да поскорее! Эти-то – уж давно приелись!

Он махнул рукой в сторону идола. Грубый древесный ствол имел три впадины, символизирующие глаза и рот, прорубленные всего лишь тремя ударами каменного топора. У подножия идола смердели, разлагаясь, жертвы – три тела. От гнилой вони никто не мог подойти к Пируну, но волхв почему-то утверждал, что именно такие жертвы и угодны черту.

- Откуда ж взять столько?! – взроптало испуганное племя – сами косточки христианской давно не сосали, а тут чертям добудь больше чем себе, да поскорее! Что будет?! Что делается-то?! Помогите же, черти!

Черти безмолвствовали. Но заговорил, решившись, Владимир:

- На Корсунь пойдем! На греческий город. Там много вкусных христиан! Будем их есть! Будем и жертвы Пируну приносить! Не будет голода! Не будет чертова гнева! Всем мяса хватит! Гой!

- ГОЙ! – взревело радостное племя, подбрасывая в воздух шапки с околышками и каменные топоры. Что и говорить, Владимир – голова! Истинный князь! Настоящее Красное солнышко!

Князь ушел в свою нору.

Хвост чесался по-прежнему.

***

Штурм не задался. Высоки каменные стены Корсуни! Многочисленен ее гарнизон в сверкающих железных латах! Сильна помощь Христа детям своим!

Целый день русичи лезли на стены, помогая себе хвостами. Гарнизон, в душе скорбя о пропащих душах нехристей, аккуратно отбивался подушками и перинами, всячески стараясь не причинить вреда нападающим.

С божьей помощью – да одолели. Отступили славяне.

- Константин! Василий! Братья мои царственные! – красивая девушка подскочила к двум мужчинам в порфире – прекратим ради Христа это безумие! Остановите войну! Слово Божие несите в стан языческий!

Прекрасные голубые глаза наполнились слезами.

- В своем ли ты уме, сестра Анна? – кротко спросили они – мы всей душой скорбим о заблудших и молим Бога, чтобы он остановил и просветил этих варваров. Но, видимо, они люди второго сорта – даже Христос не желает им помочь души спасти!

- Жажду я венца мученического! – исступленно вскричала девушка – Отдайте же меня в жены их князю! Может, я донесу до него слово Божие!

- Это твой выбор, сестра – тихо сказал Константин – хотя, видит Бог, руки твоей достойны лишь лучшие из королей Европы и султанов Азии. И Бог свидетель, защитили бы мы тебя от той судьбы, что ты сама себе выбрала. Но видим: ты все сердцем жалеешь заблудший народ, попавший в сатанинские сети! Иди! Пусть любовь твоя и кротость сокрушат дьявольских идолов!

***

Владимир прошелся по кленовым половицам нового терема. Подумать только. Всего год прошел, а хвост уже отвалился. За столь малый срок, что отделил день нынешний от дня крещения Руси, страна поднималась на небывалую высоту. Уже научились растить хлеб, строить терема да избы, каменные церкви, вон – высятся. Даже плитку декоративную, даже литье ювелирное, даже булат заморский – все освоили, все научились делать. А все она – Аннушка, да масло ее, елейное, пролитое на главу княжью в день крещения. Все ее любовь. Ее любовь, да божья воля.