​Судьба как на ладони

Аппарат с талончиками электронной очереди сломался. Именно поэтому всем нам приходилось толкаться по старинке: переминаться с ноги на ногу, с надеждой поглядывать на закрытую дверь, обитую красным кожзаменителем, вздыхать.

- Камилла, ты карточку в регистратуре взяла?

- Взяла.

- А чего так долго?

- Как всегда, найти не могли. Засунули на другой участок.

- Вот горемычные.

Да, горемычные – слово подходящее. Всегда у них так, то карточку потеряют, то понапишут в ней невесть, что. Я от скуки в который раз взглянул на свою, но она была чистая, не считая лаконичной надписи сверху: «Рябов Антон Нефёдович, 06.08.2045 г.р.» и синего штампа «ФГБУС № 12».

- А нам сначала к дежурному терапевту не нужно?

- Нет, к терапевту только после этого, как он тебя лечить будет без основного заключения? Ты думай немножко.

- А в налоговую?

- И в налоговую. Но после терапевта. Ой, стой уже, я тебе потом всё покажу, сил моих нет.

А, ни у кого сил нет. Времени нет. Свежего воздуха нет. Всё это давно уж потерялось в душном коридоре.

Красная дверь отворилась и из неё, всхлипывая, выбежала девушка в шуршащей юбке. Она прошуршала мимо меня словно гигантская бабочка, и, рыдая, скрылась за углом.

- Вы следующего принимать будете? А то мне только спросить, – заглянула за дверь какая-то женщина. Очередь заволновалась.

- Понеслась косая в баню! А нам тут, по-твоему, какого рожна надо? Это очередь к хироманту, тут все спрашивать стоят. Это читерство, хамло! – забеспокоилась какая-то бабушка в белом платке, и все остальные согласно закивали. По толпе прошелестело протяжное: «Жиза-а».

- Хватит агриться, бабецл! Я же только чекнула.

- Войдите!

«Хамло» с усилием усадили на лавочку, под бдительный присмотр бабушки в платочке. Справедливость восторжествовала: я вошёл в кабинет.

В кабинете было светло. В стеклянном шкафу у двери стоял затуманенный стеклянный шар на подставке, несколько банок с чаем и кофе, кофейный сервиз, набор свечей, ароматические палочки и стопки гадальных карт. На светлой зеленой стене висели пять луп с выпуклыми линзами, а рядом с ними – две грамоты, обе от губернатора.

- Вымойте руки, - махнула она на раковину возле входа. Я вымыл, и присел на стул рядом с ней.

- Фамилия, инициалы?

- Рябов А.Н.

- Ряяябов, - протянула она, записывая в толстый журнал, - когда у меня в последний раз были?

- Ни разу не был, меня из детской перевели.

- Хорошо. Я Ольга Ивановна, ваш участковый хиромант, работаю в первую смену в нечетные дни, а в четные – с двух до восьми. Давайте карточку. И давайте ручки, нам нужно отпечатать их в карточку, такой порядок. Прикладывайте ладони к зеленой подушечке, а потом на карточку. Вот так. Пока рассказывайте, на что жалуетесь. Сбылось ли, что в детской говорили, что хотелось бы изменить.

Я послушно припечатал к карточке свои ладони и залюбовался на два зазеленевших отпечатка под моей фамилией. Ольга Ивановна закатала рукава белого врачебного костюма и поднесла мою карточку близко к глазам.

- Да так, ничего особенного, у меня постоянно менялся дежурный хиромант: я относился к участку, на котором своего не было. А потом мою карточку и вовсе потеряли.

- Мне нужна будет выписка из прошлой карточки, или справка, подтверждающая отсутствие таковой. Пройдёшь в кабинет 105 после приёма, девочки тебя примут.

Я кивнул и снова пошёл мыть руки, а Ольга Ивановна, тем временем, что-то быстро писала в карточке, то и дело обводя на отпечатках линии. После она ещё раз взглянула на мои ладони, кивнула сама себе и затараторила:

- У тебя красноватый оттенок линии жизни, это говорит о том, что ты часто проявляешь агрессию и способен на совершение преступления. С таким прогнозом нужно встать на учёт к психологу, это кабинет 40. Если через три года не пройдет, поставим тебя на учёт к участковому, сам понимаешь, превентивные меры очень важны. Не думаю, что с таким раскладом тебя возьмут в полицию, не трать время. К терапевту ходить не надо, линия жизни раздвоенная, значит, здоровье у тебя бычье. Я тебе могу справку выписать, откажешься от полиса ОМС. Он тебе не нужен, а лишние деньги будут оставаться у тебя, на мороженое. Дальше, линия брака у тебя не очень, советую не жениться, брачные узы будут на тебя давить. Линия богатства замечательная, треугольник замкнутый. Кредит дадут без проблем, даже поручители не нужны. Ты и сам можешь быть поручителем, вообще-то, в них только с такой линией берут. Я тебе отметку в карточке сделала, ты копию сними и заверь в том же 105, чтобы сто раз не ходить. Всё понял?

- Понял, - ошарашенно кивнул я, - но, может, что-то повлияет на отказ брать меня в полицию? Как так? Одна линия на ладони перечеркивает карьеру!

Ольга Ивановна грустно посмотрела на меня поверх очков.

- Вот и агрессия налицо. Тебя могут взять из-за линии ума, она у тебя длинная, значит, есть амбиции, чёткая – значит, отличная память. Если ладони не врут, а они никогда не врут: ты умный. А раз умный – зачем же ты с судьбой споришь?

Я пожал плечами.

- Позови мне следующего, а сам пока сделай копии, - устало сказала Ольга Ивановна, кивая на ксерокс в углу. Я послушался.

В кабинет зашёл тот самый дедушка, который гонял дочь в регистратуру полчаса назад. Камилла широким шагом вошла следом и на ходу протянула хироманту карточку. Пока она лепетала обо всех болезнях и горестях старика, он сидел молча, положив на стол обе свои ладони. Ксерокс гудел, а я лихорадочно искал в карманах ручку, надеясь втихаря исправить записи и заодно свою судьбу. Вдруг хиромант охнула, и я с перепугу уронил папку.

- Сожалею, Гавриил Анатольевич, - зашептала Ольга Ивановна, не обращая на меня никакого внимания, - но линия жизни прервана, Вы должны были умереть на прошлой неделе!

Дочь старика в ужасе прижала ладони ко рту. Я замер у ксерокса в нелепом полуприседе.

- Я старый стал, память подводит. Отправьте мне на мыло. Только шрифт покрупнее возьмите.

- Но этого не может быть! – задохнулась от возмущения Ольга Ивановна, - Не хочу обидеть, но возраст дожития умные люди придумали, от него зависит расчет вашей пенсии и социальных льгот! Вы лезете в карман честных налогоплательщиков!

- Прекратите флексить! Если Вы сейчас же не напишите в моей карточке то, что я хочу, - тихо продолжил Гавриил Анатольевич, - я пойду к блогерам и буду форсить, что ваши диагнозы – кринж! Я буду ходить по другим хиромантам, и все будут видеть мою ладонь, и понимать, что это липа! Если Вы не напишите мне, что я буду жить ещё три года и способен и дальше заниматься профессиональной деятельностью, весь институт хиромантии будет не от греческой «руки», а от русской части тела.

Так Ольга Ивановна написала. И мне про линию жизни поправила, потому что моя ладонь не врала: я действительно был умный.