О том, как Николай Иванович межгалактическую миссию выполнил

Николай Иванович Бестолкаев сидел ночью за старым, засаленным письменным столом со своей покоричневевшей изнутри, кружкой крепкого, остывшего чая и набивал свежую «нетленку» на тугодумном компе. Нетленками он в шутку называл свои работы, заранее соглашаясь с их незавидной участью быть опубликованными на бесплатном ресурсе с сотней просмотров в неделю и с затухающей перспективой. Давно забытая цель зарабатывать писательством жила лишь в редких воспоминаниях его супруги Глафиры, как, впрочем, и написание главного романа жизни. Двадцать пять лет назад Глафира выходила замуж за перспективного (как она думала) писателя, которому нужен был лишь год, чтобы опубликовать свои «Мёртвые души», ну или «Мастера и Маргариту» по-бестолкаевски, чтобы добиться признания, статуса члена Союза писателей и авторских гонораров. С тех пор ничего не изменилось. Планы так и остались. Негласно считалось, что Николай Иванович пишет роман жизни, но его благоразумная жена об этом уже не напоминала. Сейчас ей было достаточно наличие у мужа вполне безобидного хобби, которое давало ему вполне бодрый настрой, что в семейной жизни вовсе нелишне. Николай Иванович к восьми ходил работать на завод, а ночью приступал к своему творчеству. Однако, так думала его жена. На самом деле, он мог в это время и подремать на диванчике, и пофлудить в форуме литклуба «Пегас», где много лет обитал под ником «MasteR», и посмотреть политпередачу, похрапывая под тихо включённый телевизор.

В общем, эта ночь не предвещала ничего удивительного. Николай Иванович поймал творческую музу и десятью пальцами бойко набивал текст, залетающий к нему в лысую голову из эфира вселенной. Рассказец был фантастический, тысяч, эдак, на сорок-пятьдесят; не исключено, что с перспективой на повесть. Автор вошёл в раж. Бессмысленно пустые глаза смотрели в ночное окно, оставив своего хозяина всецело пребывать в драматичных местах неведомой галактики. Пальцы сами, неведомо каким чудом, набивали остросюжетный текст. Однако, в какой-то момент, придя в себя и возвратив внимание в свою ипотечную хрущёвку, он, к своему великому удивлению, граничащего с ужасом, обнаружил в окне, на которое он несколько минут смотрел пустыми глазами, фантастическую физиономию неизвестного змееподобного существа. Физиономия была с мудрым очеловеченным выражением, в котором одновременно отражались интерес, философская печаль на грани сочувствия и намерение вступить в общение. Не смотря на третий этаж квартиры, чудище комфортно устроилось за стеклом и даже подпёрло свою голову кончиком своего чешуйчатого хвоста, как в старом кукольном мультике про удава с мартышкой, попугаем и слонёнком. Кстати, морда была ну очень похожа на морду того удава. В дальнейшем сохранялось ощущение, что это тот самый рассудительный, гнусящий низким голосом артиста Ливанова персонаж, способный разрешить любую проблему своих друзей.

Николай Иванович судорожно, мёртвой хваткой сжал свою кружку и порывистым движением рванул её к открытому рту. Остывший чай с ломтиком лимона залетели ему в глотку, вызвав порывы кашля. Прокашлявшись, он поднял глаза на окно, надеясь увидеть там привычную ночную черноту и уже готовясь придумать причину галлюцинации. Однако, змей, с тем же выражением лица (назовём его так) спокойно взирал на хозяина квартиры и как будто ждал приглашения. В его взгляде было столько очарования и соучастия, что Николай Иванович даже успокоился и захотел вступить с ним в общение. Он подошёл к окну и уставился на змея. У того появилась слегка заметная улыбка. Это была не высокомерная, не победоносно-угрожающая улыбка. Нет. Лицо лучезарно светилось и расточало флюиды, создавая микроатмосферу дружелюбия в отдельно взятой квартире. Николай Иванович два раза стукнул по стеклу костяшкой пальца. Змей, открыто улыбаясь, кончиком хвоста ответил ему тем же. Первый контакт состоялся. Змей терпеливо ждал. Николаю Ивановичу стало даже неудобно, что до сих пор он не открыл гостю дверь в виде окна. Он боролся не то, что со своим страхом. Ему не было страшно. Он боролся со своим бытовым благоразумием. Ведь нельзя же вот просто так взять и впустить неизвестное чудище ночью, ни смотря на то, что оно притворяется вежливым и социально неопасным. Но тут змей показал фокус. На его голове появилась золотая корона. Он выгнулся, показав спину, на которой выделялись два коротких прозрачных крыла, и послал хозяину квартиры такую улыбку, что тому ничего не оставалось делать, как щёлкнув шпингалетом, отворить окно и впустить неординарного гостя. Тот, сделав галантный короткий поклон головой, выдержал паузу, и, когда Николай Иванович отошёл в сторону, впорхнул в его логово вместе со свежим воздухом. Изящно разместив своё изогнутое шестиметровое тело по всей площади, змей быстро выстроил пирамиду из хвоста, сложив на неё крылья. Голова с короной величественно возвышалась над этой грудой змеиного причудливо сложенного тела. Не дав времени мыслям хозяина вернуться к «здравому смыслу» и засомневаться в своём дружелюбии, он первым начал беседу.

- Очень рад приветствовать вас, глубокоуважаемый Николай Иванович! Примите мои искренние извинения, что посмел отвлечь вас от творческих таинств. Но моя цель настолько уникальна, глобальна и не терпит отлагательств, что некоторыми благоразумными нормами поведения пришлось пренебречь.

Несмотря на некоторую старомодность, произнесённые слова, чудесно облечённые в дружелюбие, вежливость и такт, хорошо укладывались и воспроизводились Николаем Ивановичем. Его внимание собралось здесь и сейчас, готовясь выхватывать ключевые моменты из входящего потока, поступающего от незнакомого, но симпатичного существа. Змей сделал короткую паузу, наблюдая за предполагаемым собеседником, давая ему возможность вступить в диалог. Бестолкаев всё понимал, но ещё не вышел из ступора. Тумблер в голове пока не переключился на исходящий поток. Мгновенно оценив это, змей продолжил.

- Я выполняю межгалактическую миссию, и должен здесь произвести некоторые корректировки, чтобы будущее Вселенной было более гармоничным и счастливым для её обитателей. В этом благородном деле именно вы, дорогой Николай Иванович, можете мне помочь. Без вас этого сделать никак нельзя.

У Бестолкаева отвисла челюсть. Чудище явно знало его внутренние кнопки, и, употребив всего лишь три фразы, надавило на самую главную - тщеславие. Как истинно русский, Бестолкаев никак не мог представить оправдание своего существования без выполнения Великой Миссии, связанной, как минимум, со спасением планеты, а как максимум, спасением галактики или даже вселенной. Именно так ему в детстве заложилось в душу. Взрослея, идеалы Николая Ивановича притуплялись, и он уже согласен был на частичный вклад в дело спасения вышеперечисленных космических образований. Дальнейшее возрастное созревание уменьшало масштаб амбиций до «хоть какого-нибудь вклада» и прятало их подальше от сознания. «Великая Миссия» теряла свои заглавные буквы, в дальнейшем превращаясь в концепт вклада в общество честного налогоплатильщика.

Произнесённое змеем вырвало мощным фонтаном все захороненные в отношении своей главной цели, которую мальчик Коля знал с четырёх лет, а потом забыл. Он чувствовал, как краснеет и нагревается, как от лысины идёт пар, а душа, как забытый актёр эпизодических ролей, наконец-то, получив мощное подтверждение, выходит на сцену главным героем.

- Дорогой… уважаемый…

- Зовите меня просто Змеем.

- Да, да. Уважаемый Змей! А как же… Чем же я могу быть полезным в этом деле? Чем? Я ведь маленький, неприметный человек, ничего в этой жизни не достиг! За что мне такая честь? Неужели, как вы сказали, без меня это сделать никак нельзя?

- Милейший Николай Иванович! Давайте будем друзьями, и просто, по-свойски поговорим о жизни. Сделайте мне одолжение. Я тоже хочу выпить с вами чаю. Угостите?

- Да. Конечно. Извините, что сразу не предложил… не знал, что такие… мм… существа, как вы, могут пить чай.

- А почему же нет, любезнейший? Ведь вы писатель, мастер и как-то писали милое фэнтези про нагов. Они там и чай пили, и даже хлеб в варенье макали. Впрочем, не судите меня за такую осведомлённость. Она, скорее говорит о серьёзности дела, ради которого я поверхностно ознакомился с вашим творчеством. Тем более, вы его открыто выкладываете как на ресурсе вашего «Пегаса», так и на освоенном вами издательском сайте.

- Я понимаю, понимаю… позвольте… я на кухню схожу. Там чай.

Николай Иванович торопливо выбежал. Через минуту был слышен гудящий электрический чайник. И ещё через минуту радушный хозяин вернулся со всей чайной приблудой на подносе. Змей грациозно кончиком хвоста, как пальцем, снял чашку, забавно дуя, пустил свой раздвоенный язык играть над паром и совершенно по-человечески отхлебнул.

- Хороший вкус у вашей супруги, дорогой друг. Глафира Ивановна – мастер чайных добавок. Здесь бергамот гармонично сочетается с лаосской гвоздикой.

- Вы правы. Я давно перестал это замечать. Привык. Моя Глафира, и правда, молодец. Но, позвольте. Не томите меня, уважаемый Змей. Давайте про дело. Ну чем я могу вам быть полезен?! Про какую такую миссию вы упомянули?

- Николай, обращусь к вам по-приятельски, я здесь за тем, чтобы уговорить вас добровольно удалить этот недописанный рассказ, - Змей кончиком хвоста указал на экран компьютера, - и убедить вас больше к нему не приступать.

- Но позвольте, дружище! Мой рассказ малозначителен. Просмотрят его не более тысячи, а дочитают и того меньше - сотня. Новаторских идей там нет. Всё новое уже придумано. Я отдам вам даром и добровольно, как вы хотите. Но, дорогой Змей! Не откажите в общении. Вы всё знаете. Вы знаете и про меня, и меня, и эту нашу жизнь. Мне очень интересны ваши суждения, идеи и мысли. Если уж хотите что-то дать мне взамен – побеседуйте со мной, хотя бы часок-другой. Я готов даже опоздать на работу, чтобы вас послушать.

Николай Иванович был миролюбивым и, можно так сказать, убеждённо-наивным человеком, что отражалось в его творчестве. В своей фантастике он считал глупым и недальновидным сражаться с пришельцами из других галактик. Он полагал, что раз инопланетяне создали корабли, способные преодолевать межгалактические расстояния, то их развитие идёт намного впереди нашего земного. А раз так, то и духовный их уровень тоже находится на высочайшей, относительно людей, ступени. Поэтому лучше им всецело доверять и сотрудничать, ибо их духовное понимание несомненно должно включать в себя и любовь к нам, братьям меньшим, и ответственность за последствия своих действий. Не могут неэтичные существа достичь такого огромного технического прогресса, чтобы осваивать другие галактики. Так считал и писал об этом Николай Иванович Бестолкаев. Это-то и объясняло его тёплое и доверительное отношение к мудрому Змею.

- Не принижайте своих достоинств, господин Мастер. Ваши рассказы содержат элементы новых идей. Ну, хотя бы, взять тезис о корреляции этики и технического прогресса отдельно взятой цивилизации. Или же вашу идею о необязательности строить космические корабли существам, обладающим тонкой субстанцией духа. А ваша работа о грибовидной фундаментальной субстанции Вселенной! Я, представитель высокоразвитой цивилизации, признаю ваше мастерство и, даже бы сказал, потенциальную ценность ваших трудов. А что касается рассказа, за которым я приполз или прилетел, то здесь я не имею права что-либо вам сказать. Просто давайте представим, что его не было. И за это я буду вашим собеседником до пробуждения вашей любезнейшей супруги. Ведь вы, как фантаст, хорошо осведомлены об эффекте бабочки Брэдбери, то есть, как можно одним небольшим движением в настоящем кардинально изменить картину будущего. Вот этот рассказ в вашем компьюторе как раз и является той бабочкой. И если его не будет, то в будущем это принесёт пользу огромному числу галактик в виде исключения варианта космической катастрофы.

Бестолкаев чуть со стула не упал. Все рычажки и шестерёнки в его голове переклинило, а лицо приобрело тупое и застывшее выражение. Никак не мог он раньше представить, что вот так в этой жизни, в этой Вселенной всё по-настоящему. Нет, представить теоретически он мог многое. Как на курсе ядерной физике делятся ядра урана, теоретически он понимал. Но вот, придя аспирантом на одно секретное предприятие, где был реальный реактор, а также ускорители с трубопроводами медленных нейтронов, он очень удивился материальности всего этого. Знания об увиденном и лекциями у него в голове явно не сходились. И уж совсем сюрреалистической показалась ему ситуация, когда нейтроны по трубопроводу замедлились до нуля и перестали фиксироваться прибором. Теоретически хорошо подготовленный мозг Бестолкаева сразу сообразил, что длина их волны, в таком случае, равна бесконечности, и они расползаются по всей вселенной. Пока он мыслил, что из этого должно следовать и представлять вселенную, опоясанную волнами вот этих нейтронов, его друг и коллега Славик, потряс и попинал трубопровод в виде гладкой кишки в разных местах, придав нейтронам импульс к движению.

Вот и сейчас как будто сошлись теория и практика. Хотя, надо признать, что для Николая Ивановича связь уравнения Шредингера с ядерным реактором была даже более реальна, чем фантастические истории его рассказов с настоящей жизнью. Самообладание к нему возвращалось, и он уже чувствовал привкус чего-то очень заманчивого и авантюрного. Глаза засветились.

- Скажите мне, Змей. Ведь, чтобы определить возможную катастрофу, и тем более найти ту бабочку в прошлом, это ж ого-го, чего нужно знать и какую аппаратуру разработать. Дело даже не в аппаратуре, а во времени и причинно-следственных связях. Мы, земные учёные, никак не можем в этом разобраться. Мы плутаем в трёх соснах, выражая движение через пространство и время, пространство - через время и движение, и то же со временем. За тысячи лет мы так и ходим по этому кругу. А у вас, я вижу, совсем другое дело. Вы с этим, наверняка, разобрались. Поделитесь, чем можете.

- Что ж, охотно. Главная ваша ошибка в том, что вы стремитесь к тому, чего, на самом деле, нет. И это объективность. Вы ищете какое-то объективное время, пространство. Если вы определите для себя, для людей и для каждого человека, наблюдателя, что такое время, то вы сможете покинуть ваши «три сосны». Не для объективного наблюдателя, а для человека, с его разумом, с его восприятиями, с его предысторией. Время. Что вы знаете о времени? Что время создавало историю, про которую можно сейчас прочитать в книгах? Но если кто-то сильно хотел и мог, он легко её менял, корректируя книги. И с этим все соглашались. Сделав это, он изменил историю, изменил время? Вот в чём фокус. Признавая объективное время, конечно, этот кто-то сделать так не мог, даже переписав книги. Но, учитывая, что ничего объективного нет, мы вынуждены признать, что это так. У кого есть власть переписывать историю, у того есть власть над временем. Уж так получилось, что самое определённое время, близкое к тому, что вы называете объективным – это настоящее время. С ним не поспоришь. Здесь каждый видит, примерно, то же самое, что и другие. Однако, настоящее быстро становится прошлым, и свидетелей становится меньше и меньше. Прошлое стирается и ускользает. И чем оно дальше в прошлом, тем оно более неопределённо. А потом приходит крепкий Дух и определяет это прошлое, как ему надо, чтобы создавать своё настоящее. Если вы примете мою идею, то вы будете биться в научной дискуссии о прошлом – объективно ли оно неопределённое? Но в том-то и фокус, что, говоря вашим языком, объективно объективности нет. И такой парадокс вы называете дуализмом, принимая то, чего нет. Получается, что нет времени, если нет разума. А у вас время и разум живут параллельно, порознь. И этот ваш концепт тормозит умы на уровне механики вашего Ньютона. Даже маленький шажок вперёд, в виде теории относительности Эйнштейна, ваш мозг уже не принимает, потому, что там играет роль положение в пространстве и времени наблюдателя. Разум – причина, время – следствие. Вот альфа и омега, которую вы должны усвоить, чтобы сделать шаг вперёд. И это верно не потому, что кто-то это доказал. Это доказать невозможно, как невозможно доказать и вашу параллельную доктрину. Однако, у нас это работает, а вы топчетесь на месте. Для нас критерием служит работоспособность концепта. А доказательства можно, как у вас говорят, притянуть за уши.

Николай Иванович хлопал глазами и впитывал. Ясное изложение и решение физической проблемы последних нескольких тысяч лет было кристально ясным и не вызывало никаких возражений.

- Если разум – причина времени, то получается, что вы можете исправлять прошлое, и делать его более упорядоченным, определённым и гармоничным, тем самым собирая плоды в настоящем и будущем. У вас даже технология есть, как это всё делать? Гениально! Я очень хорошо понимаю то, о чём вы говорите.

- Да, Николай Иванович, вы правильно понимаете. Технология есть. И мой визит к вам – определённый этап производственной цепочки этой технологии.

- Всё равно не понимаю. Да разве можно уследить и учесть всех бабочек, что вы вспугнули в результате своего вояжа в прошлое? Вот сейчас вы прилетели, распугали тут комаров за окном, оставили за собой использованную посуду, которую моя Глаша вымоет, используя каплю моющего средства, что ускорит покупку нового и так далее. Миллионы причинно-следственных связей рушатся. И даже сегодня я попаду на свою работу, не выспавшись, что, наверняка произведёт более сильные следствия, чем разгон комаров за моим окном. Хотя, как знать. И вы это всё можете учесть? Изменение траектории каждого комара?

- Вы, люди, слишком серьёзно отнеслись к сказке старины Рэя и очень переоценили бабочку. Даже если в той сказке ребята вырубили бы пару-тройку рощ, пустили бы на мясо десяток динозавров и устроили бы на реке гидроэлектростанцию, то поверьте мне на слово, вернувшись в своё будущее, они не обнаружили бы там существенных изменений. Я вам уже говорил, что разум первичен. Он первичен не только над временем, но и над пространством, материей и энергией. Разум – причина. Меняя следствия, не меняя причины – это всё равно, что украдкой ущипнуть куклу, надеясь изменить кукольный сценарий. В рамках той технологии я прилетел к вам, Николай Иванович, с целью корректировки временно-причинно-следственных связей. И чтобы это произвести, нужно повлиять на драматурга. И даже не на самого драматурга, а на его идею, на его разум. Не пугайтесь, Николай Иванович. Я не маг, не гипнотизёр, и даже не психиатр… тьфу, терпеть не могу психиатров. Сейчас я произвожу изменения в вашем разуме в добровольном режиме, в рамках межгалактического этического Кодекса. Даю вам новые данные. Этих данных вам не хватало, вы давно их искали, оставляя вакантные места в разуме. Иногда, в виде рабочих испытаний, вы вставляли в них версии и гипотезы. Но сейчас у вас всё встало на свои места. Поздравляю с хорошей перезагрузкой! Вы теперь новый человек, который будет причиной совсем уже других следствий. Вы уже знаете каких бабочек надо менять в прошлом. Этот процесс вполне предсказуем и управляем.

У Бестолкаева котелок закипал от новых озарений. Все файлы в его голове сошлись и разложились по аккуратным подписанным полочкам разума. Он сел на своё рабочее место и удалил файл с рассказом, вычистив после этого и корзину. Жизненно важных вопросов к Змею у него больше не было. Но что-то ещё трепыхалось в его душе, булькало и шипело, томилось и парилось. Какая-то пытающаяся вылезти наружу эмоция мешала Николаю Ивановичу почувствовать свой внутренний дзен. Он даже догадывался, но стеснялся это сформулировать, прекрасно понимая, что его мысли легко доступны этому змееподобному божеству.

- Выкладывайте, Николай Иванович. Меня, как доктора, не нужно стесняться. А то вам же потом хуже может быть. Смелее.

- Уважаемый Змей. Вы мне очень помогли и дали намного больше, чем я вам. Вы же меня знаете. Не могу избавиться от своего тщеславия. Я с детства такой. Можно, чтобы считалось, что отказ от моего рассказа и его удаление – это мой вклад в выполнение межгалактической миссии? Я даже не знаю где, но чтоб считалось.

- Всенепременно. Я даже первый, кто будет на этом настаивать. И я не только даю вам устное подтверждение этому, у вас будет об этом материальный документ, не позволяющий трактовать это по-другому.

- Но как?! Как вы сделаете такой документ? Любая бумажка будет выглядеть смехотворно с такой формулировкой, даже если поставить на ней все печати Министерства Юстиции. Это невозможно.

- Невозможность наступает только со смертью. Да и то необязательно. Вашим подвигом будут гордиться потомки. Вы знаете, что некоторые швейцарские банки принимают на бессрочное хранение любые ценные и годные для хранения вещи? В числе этих ценных вещей там хранится множество пророчеств и предсказаний. Я вам выпишу сертификат нашего Ведомства, которое начнёт существовать в середине XXII века. В нём мы зафиксируем ваш неоценимый вклад в будущее, в подтверждение чему на обратной странице официального Свидетельства будут проставлены даты пребывания Верховного Руководителя Ассоциации Содружеств на своём посту и его полный никнейм в международном профиле. Эти аргументы, вместе с печатью Ведомства и моей подписью, будут служить достаточным доказательством вашего вклада в выполнение межгалактической миссии. Минус только в том, что именно сейчас, по понятным причинам, которые вы верно озвучили, это доказательство не будет воспринято кем-либо при вашей жизни, глубокоуважаемый Николай Иванович.

- Как вы умеете проникать в мой разум, Змей! Это чудо! Вы сформулировали то, что я с семи лет переживал и не мог разрешить. Когда я представлял себя убитым героем, которым все восхищались, ставили памятники, а женщины его именем называли детей, меня всё время вышибала из сладких иллюзий мысль, что при этом всём триумфе, меня уже тупо нет. А сейчас получается наоборот – подвиг есть, но никто не знает. Оно по сути то же самое. Но меня это полностью устраивает. Я понял. Суть не в доказательствах, а в том, что я знаю, что совершил подвиг, и что смогу это доказать. Просто могу, и неважно в какое время.

Николай Иванович сиял как начищенный самовар. Спина его выпрямилась, а выражение лица потеряло черты озабоченности и неуверенности. Взгляд стал прямой, пронзительный и даже, можно сказать, непокорный, который люди называют нагловатым. Живот втянулся, а плечи расправились. Змей с удовольствием отмечал метаморфозы партнёра по миссии. Бестолкаев понял, что получил всё, и даже с превышением, но осознавая, что проплывают последние минуты общения с божеством, напоследок позволил себе полюбопытствовать.

- А из какого времени и из какой галактики вы к нам прилетели, господин Змей?

- Это не столь важно, дорогой Николай Иванович. Из другого, и из другой. Назовите сами, как хотите. У нас время измеряется в других единицах, да и название моей галактики отличается от той, что фигурирует в ваших астрономических изданиях. Как причина времени, я сделал вам ещё одно одолжение. Наше общение происходило, как у вас называется, в параллельном мире, и поэтому сейчас на ваших часах столько же времени, сколько было, когда вы меня увидели в окне. Мы общались во вневременном пространстве, что позволит вам приступить к новому рассказу либо выспаться перед работой. А посему, если ещё нет ко мне волнующих вас вопросов, разрешите откланяться и сгинуть в свой мир, любезнейший и драгоценный Николай Иванович.

Бестолкаев не нашёл нужных слов и, стукнув себя кулаком в грудь, распахнул окно. Грузный Змей, шурша и шелестя, протиснулся в рамку и был таков, оставив для покинутого друга возможность в течение нескольких секунд обозревать таящую светлую точку на ночном небе.

Через две недели Николай Иванович Бестолкаев получил по почте письмо из Швейцарии с адресом отправителя самого крупного тамошнего банка. В конверте лежала копия Свидетельства о его вкладе в выполнение межгалактической миссии. Через месяц на заводе его назначили начальником отдела, а ещё через два месяца он опубликовал свой роман жизни и написал заявление в ЗАГС о смене своей фамилии, удалив из неё первые три буквы.

P.S.

Предвосхищаю Ваш главный вопрос, дорогой читатель: «Что же такого написал главный герой, что будущим властителям галактик пришлось снаряжать пространственно-временную экспедицию?!»

Честно: не знаю.

Для тех, кто серьёзно относится к бабочке старины Рэя, это можно и не объяснять. Для них реально, что малейшее изменение отражается на всей цепочке, и поэтому удаление любого рассказа может привести в будущем к чему угодно, вплоть до спасения вселенной. Простой пример такой версии мог быть таким. Бестолкаевский рассказ через два десятка лет прочитал некий Ш. Затем этот господин ехал на автомобиле, задумался над рассказом и проскочил на красный свет, сбив господина Ц. А вот этот господин действительно был будущим учёным, который свершил бы великие открытия, не будь он сбит Ш.

А для тех, кто поверил Змею и принял идею о том, что только изменения в разуме существенно влияют на будущее, мне, право, и ответить-то нечем. В этом случае Николай Иванович действительно сгенерировал какую-то вредную для будущего хвиндихрюлину. Оставляю Вам самим придумать какую и оформить её в виде рассказа/повести/романа (нужное подчеркнуть)