Констатиновский рубль

Когда тополя начинали желтеть, вбирать свою силу внутрь своих узловатых тел, я тоже хотела стать деревом, ну или хотя бы сучком, чтобы замереть до весны, в ожидании возвращения жизненных соков.

Но зиму нужно было как-то пережить, минуя всякие фантастические возможности. Но странным образом именно они и казались единственными. Это была далекая детская вера в фею, когда в книжке открывалась новая жизнь, где волшебницы быстро выносили в реальность все маленькие мечты; необычных куколок лишенных глаз и девочек с телами маленьких оленей.

Наступила пора, когда каблук не мягко проваливался в землю, а казалось бил в ответ на касание. Устоялись морозы, но снега еще не было.

Я пыталась устроиться на работу, требовались торговые агенты, но на собеседованиях, как быстро стало понятно, нужны были странные киборги, а не люди – бесконечно активные и коммуникабельные, одновременно дьявольски дисциплинированные и готовые заполнять ворохи отчетности. Остальная часть личности не играла роли, ее предлагали задвинуть в темный угол, а развивать, только то, необходимо для продаж. Было страшно от такого отбора, но платить собирались именно за такое превращение. Может, тут не было вины работодателей, просто они сами прошли такую селекцию, были успешны, и теперь им казалось, что это единственный путь к триумфу.

Но я так не думала, я не желала общаться с теми, к кому я равнодушна, а тем более добиваться внимания людей, которые мне просто противны.

Идея изменить себя – интриговала, но не так как хотели бесхитростные работодатели видящие мир вокруг, как ловкие продажи, хотя и приправленные успокоительным соусом - взаимовыгодная помощь для окружающих.

У меня зрел другой план перемен.

- Лен, с такой рожицей как у тебя можно только пугать головастиков. – Моя подруга Эля говорила со смехом, я привыкла к ее однообразным шуткам о моей внешности. Её красота пленяла – высокая, с прямой спиной королевы и серыми глазами цвета невской воды в пасмурный день – редкого, плотного тона. Да и сама она смотрелась золоченым шпилем Петропавловского собора над однообразной человеческой застройкой. Хотя может мне только так казалось, и я лишь намечтала себе её красоту, но, тем не менее, тянуло к ней тянуло, несмотря на насмешки, больше того, мелкие унижения доставляли странное удовольствие - вслед за ними всегда следовали ласки.

Мне казалось, что я в прошлой жизни была – если верить в эту странную теорию кочующей души – маленькой собачкой, вроде пучеглазой чихуахуа. И когда я познакомилась с Элей, я с наслаждением открыла в себе ручную собаку.

- Ленка, иди сюда. – Эля делала зовущий жест и клала мне длинную руку на плечи, успокоительно покрывая как пледом. – Хочешь, я расскажу тебе о своих хахалях. Знаю, что хочешь! – Она смеялась, держала паузу, щелкала слегка по носу, подогревая интерес.

Её о рассказы очаровывали и завораживали своей необычностью. За ней ухаживали странные и загадочные существа – кентавр, смесь серого в яблоках рысака и длинноволосого подростка, совсем юного. Забавно было то, что он говорил Эле о других мирах, об устройстве жизни на спутниках Сатурна, но вывалившийся член говорил о другом, более очевидном ходе мыслей.

Еще она рассказывала о маленьком мотыльке, обещавшем ей удивительную жизнь внутри тропических цветов, нужно было только отдаться ему, хотя как это сделать она так и не поняла.

- Мне стало так смешно, я представила, что если предположить невероятное и у нас случились бы дети, то они выпархивали бы из меня как бабочки из дупла. – Эля хохотала, но глаза ее были так же непроницаемы как ноябрьская вода.

А вода на Неве начала схватываться льдом по краям, во время снегопада река покрывалась похожей на сало шугой.

- Я могу увидеть твоих поклонников? – Спросила как-то я, но не получила ответа.

Мы сидели у Эли на Гороховой. Дом её был в самом конце, у театра, Макдональдс был за углом, и я ходила туда за едой. Квартира была в старинном питерском дворе, на первом этаже, с единственным маленьким окошком у самого входа в подъезд. Мы часами слушали бессвязные разговоры курильщиков и дышали дымом побывавшим в их легких.

С этим табачным дымом, впитавшим человеческие мысли, мы узнавали их намерения. Лучше не знать о них, они были настолько просты, что казались элементарным шумом, возникающим в голове как при поиске радиоволны в приемнике.

- Ну, да, бабки… платить надо… Василич обещал отдать за старое… не отдаст походу… сам запил. Ленка хороша… надо напоить… Мать ноет, что не приезжаю… а чего ехать… нытье ее слушать. – Это Серега, мой ровесник из 16 квартиры, мы учились в соседних классах, бабушка пыталась водить его в музыкальную школу, но он убегал и играл с мальчишками, таская за собой скрипку в футляре.

Иногда мы следили за мыслями Сергей Аркадьевича, старого коммуниста с пожелтевшей сединой на затылке, но и там не было ничего интересного; мечты о вселенской справедливости прерывались жуткими расправами с теми, кто плетет против нее заговор.

Решили с Элей закрыть окно, дышать дымом чужих мыслей невыносимо. Если бы в нашем подъезде жил философ или профессор, тогда с удовольствием вкурили бы его размышления.

Эля приносила из снов разные сувениры, которыми задаривали ее поклонники. По ним я определяла, с кем она встречалась этой ночью. Фарфоровые статуэтки калек и уродцев дарил огромный мачо с забитым татуировками телом и волчьей шерстистой головой, говорить он не умел и после рычащего соития совал эти нелепые куколки. Их накопилось так много, что пришлось выкинуть все книги с книжной полки, чтобы выставить эту калечную, блестящую от глазури армию. Фигурок было 37, Эля явно предпочитала его. Она не так много рассказывала о нем, говорила, что немые хороши тем, что не грузят своими проблемами, но чувствительны и понимают язык тела. Мне очень хотелось побывать там у него, в Голубом чертоге.

Длинноволосый кентавр выбирался редко, по словам Эли трудно было совместить габариты – от него оставались древние кремниевые ножи с обмотанными бечевкой рукоятями.

Иногда это были живые игрушки, маленькое существо похожее на двухголовую обезьянку с перепончатыми крыльями. Она прожила у нас недолго и выпорхнула в окно.

Однажды Эля принесла стакан сока неведомого растения. Он был серого цвета, как её глаза, был солоноват и по вкусу напоминал кровь. Это было что-то вроде приворотного зелья, если разделить его с человеком, то получаешь взаимный доступ к воле и желаниям друг друга. Мы выпили его Элей, после чего я стала вмешиваться в выбор поклонников.

Денег у нас совсем не было, и я надоумила Элю брать не бессмысленные безделушки от поклонников, а просто деньги.

Что тут началось! Где они только выкапывали эти монеты! Из каких вековых глубин и стран! Замшелые серебряные талеры с обрезанными краями, старинные русские копейки, напоминающие мелкие листочки деревьев. А может и правда там, откуда их приносят поклонники, есть такие деревья? Иногда это были монеты из твердого метана, их приносили поклонники с ледяных планет далеких от Солнца, они моментально испарялись.

Я сдавала деньги в антикварные магазины, меня наверняка обманывали, но было все равно, то, что доставалось было значительным. Проблема была в том, чтобы не примелькаться, а это было сложно. Я ходила в разные магазины, но они все были как-то связаны, и по взглядам антикваров я понимала, что слухи обо мне уже идут по городу.

Эля работала без отдыха, монеты я не успевала сдавать, и они валялись у нас даже в ванной, на полочке рядом с выдавленным тюбиком зубной пасты.

Утром, когда я шла по двору за мной тянулись черные следы по белому снегу. Голуби оставляли крестики в качестве следов, я завидовала их легкости.

Я понимала, что история с продажей монет хорошим не кончится, за мной могут начать следить. Часто я стояла перед витринами, делая вид, что рассматриваю разложенные товары, но на самом деле в отражении наблюдала за прохожими.

Выходя из дома, я надевала ботинки задом наперед, чтобы запутать преследователей. Меняла одежду и красила волосы в разные цвета.

Деньги мы тратили на дорогую еду – я любила теплое крабовое мясо, выковырянное из красных колючих фаланг, макала его в растопленное сливочное масло. Эля предпочитала перламутровую розоватую осетрину.

Я попросила её, чтобы она требовала за услуги более современные деньги. И утром она принесла монету – 1825 год, 1 рубль, профиль курносого мужчины с бакенбардами видимо и есть тот Константин, что написано по кругу. Девятнадцатый век это все же не времена Македонского.

Когда я принесла рубль в антикварный магазин, на Гороховой 25, весь заваленный пыльным фарфором, потемневшими до неразличимости картинами – их просто можно выдавать за черные прямоугольники - и книгами в тяжелых кожаных переплетах. Продавцом был хмурый мужчина лет пятидесяти, в очках, высокий, казалось, его недавно обратили в человека из цапли, он часто взмахивал руками как крыльями.

Он взял монету и сразу изменился в лице, словно его сковал внутренний холод. Посмотрел на меня внимательно.

- Откуда? – Спросил он жестко. – Бабушкино наследство?

- Какая разница вам? Сколько за нее дадите?

- Тут если магазин весь продать и то не хватит. – Пробормотал он. – Константиновский рубль. Но это надо еще проверить. Так, дай свой телефон. Я позвоню тебе.

- Нет. Я приду сама, когда прийти?

- Когда, когда. Тут дело не простое. Приходи послезавтра в это же время. Ты далеко живешь?

- Хорошо, послезавтра в это же время. – Я проигнорировала его вопрос.

Но дома, я поняла, что он они выследили меня. Несколько раз кто-то пытался заглянуть в окно. Я видела тень за шторами. Даже один раз осторожно постучали в стекло.

- Эля, забери меня туда, откуда ты приносишь монеты.

Эля улыбнулась многозначительно и поманила меня пальцем с длинным фиолетовым ногтем.

Я видела, как два мужчины открыли дверь, сначала они осторожно оглядели квартиру в поисках людей, заглянули под кровать, за шторы и в шкаф.

- Никого. Куда она делась? Слышно же было, что она здесь. – Сокрушался тот, что повыше, в мятом костюме со складками на спине. Второй молчал, пытался залезть в мой телефон.

- Монет сколько. – Указал он на разбросанные по полу деньги – Откуда, блять, она их брала, интересно? Нам бы такой источник. У нее фиолетовые волосы говорил этот с магазина… нумизмат.

- Да, вот как у этой статуэтки. И вообще на нее реально похожа. Я следил за ней.

Он взял меня за талию, и это нежное прикосновение показалось таким приятным, ее тепло согрело холодный фарфор моего нового тела.