Снежная баба

— …А когда отправится в путь великий Ямсынг, творец туманов, затоскует жена его, луноликая Льонсими. День-ночь ждет-пождет, топит в слезах тоску и обиду на покинувшего ее супруга. Столько слез прольет, весь средний мир омыть можно. Все глаза бездонные выплачет — стекут с прекрасного лица потоками, не останется и следа. И покинет чум одинокая Льонсими, пустится на поиски любви, гонимая лишь холодом в сердце и жаром чресел…

— Чего-чего жаром? — хохоток Артема перебил читающую вслух Лену. — Это то, о чем я думаю?

— Ты, как в анекдоте, — фыркнула подруга, — всегда об этом думаешь.

Она стряхнула руку Артема, тискающую ее коленку.

— За дорогой следи, вон снегопадище какой.

— Не парь мозги, все под контролем.

Лена сердито тряхнула рыжей копной, уставилась на снежную кутерьму.

Не хотела она ехать в этот Мирный. Перспектива провести Рождественские в малюсеньком поселочке, затерянном в горах Урала, вовсе не радовала. Это Артему нужен был экстрим, фрирайд, дикие спуски. Лена предпочитала цивильные горнолыжные центры с накатанными трассами. В поездку он заманил ее россказнями про аномальные зоны, где время идет иначе, пространство искривлено, всюду шныряют снежные люди, и материализуются духи гор. Знал, что Лену влекло все необычное.

Она жила с ощущением «истина где-то рядом». Задабривала домового, зачитывалась сказками, обожала байки, верила в приметы и гадания. Тут еще книжка подвернулась. В подъезде оставили стопку Донцовой с запиской: «Для общего пользования», а сверху положили старенькую «Мифы и легенды Урала». Лена решила, что это судьба, и согласилась.

Снег валил крупными хлопьями, словно непомерно толстые, мохнатые бабочки летели в лобовое стекло, прямо навстречу смерти. На миг девушке показалось, что ее тело сжалось до размеров снежного комочка, и она сама кувыркается вверх-вниз, из стороны в сторону, во власти неведомой силы вместе с такими же подневольными, не принадлежащими себе. Из плена грез вывел тенорок Артема:

— Ну и что там с чреслами?

Лена недовольно вздохнула и продолжила чтение:

— Великан Конжак, отец Ямсынга, попытается удержать дерзкую сноху. Да где ему! Ураганом обрушится на вершину его, вырвет с корнем деревья, словно редкие волосы на голове старика. И уступит Конжак, побелеет голова его от горя. А незрячая Льонсими сползет по склону белой змейкой. Не попадайся ей на пути, и вслепую найдет свою добычу собирательница душ. Уж давно извела бы весь средний мир, только один…

Вот черт! Страница вырвана. Ну все, теперь не узнаем, кто один.

— Так известно кто…

Лена выжидательно уставилась на друга. Тот поймал ее взгляд, самодовольно усмехнулся:

— Дед Пихто.

И зашелся в хохоте. «Купившаяся» Лена долбила его кулачком в накаченное плечо.

Порой Артем просто бесил пошлыми шуточками и грубостью. С виду — прямо царевич из сказки, жаль, без благородства и великодушия. Брат его совсем другой: добрый, простой до наивности, этакий Иванушка-дурачок. И звать так же, не дурачком, конечно, но…

— Вы чего там? Поспать не даете, — на заднем сиденье завозился разбуженный Ваня.

«Вот ведь только подумала», — поразилась Лена, усматривая некую телепатическую связь.

— На том свете отоспишься! — Игривое настроение Артема улетучилось. И как только он повелся на уговоры взять с собой этого придурка? А все Ленка: «Ваня катается классно. Покажет, как надо». Будто он хуже. Вот и слушай теперь храп да чавканье жвачкой. И как только челюсть не отпала еще!

— А мне Ленка снилась.

Пальцы Артема, стиснув руль, побелели. Но, несмотря на Ленины фантазии, Ваня телепатом не был, раздражения брата не заметил и, закинув в рот две подушечки «Орбит», продолжал как ни в чем не бывало:

— Прикольный такой сон, будто она в снежинку превратилась.

Удивиться совпадению еще раз Лене помешал звонкий щелчок жвачного пузыря. От неожиданности Артем вздрогнул, дернул рулем, машину поволокло, закрутило, как снежинку в вихре, и унесло в кювет.

— Оставь его! С ума сошел! — Ленка пыталась оттащить взбешенного Артема от брата.

Тот, ухватив брыкающегося Ваньку за шею, совал его головой в сугроб.

— Я? — Артем бросил придурка и перекинулся на Ленку. — Это я с ума сошел? Да ты посмотри, что из-за этого кретина с тачкой стало. Да по этой дороге, может, до конца выходных никто не проедет, а может, до весны. Тут даже сети нет.

— Так что теперь, бить его, что ли?

— Да его убить мало!

— За языком следи, он так-то брат твой.

— А ты что за него впряглась? Тоже жар чресел?

— Идиот!

Ленка отпихнула зарвавшегося Артема, выбралась из сугроба на дорогу. Сердито топая, сбила налипший снег и зашагала прочь от этих придурков.

— Лена! — окликнул Ваня и получил тычок кулаком в уже и без того разбитые губы.

«Никуда не денется. Намерзнется и вернется», — заключил про себя Артем и занялся машиной.

Лену трясло от холода, еще и обида рвалась изнутри судорожными рыданиями. Слезы противно сползали за ворот, она пыталась утирать их рукавичкой, все без толку. Были мысли вернуться, но в ушах звенела издевка, и она, всхлипывая, брела дальше. Ей так хотелось, чтобы Артем догнал ее, обнял, поцелуями высушил слезы, и тяжесть на сердце растаяла бы, как снежинки на пылающих щеках. Но эта сказочная история не про их отношения — независимо от того, кто был виновником ссоры, только Лена делала шаги к примирению.

Снег путался в волосах, лип на мокрые ресницы. За пеленой влаги не различалось ничего, кроме стены метели. Плелась почти вслепую, тем неожиданнее был толчок, словно плечом она напоролась на неразличимую преграду. Лена чуть не упала, но ее поддержали. Девушка напряженно вглядывалась в пространство перед собой и не верила глазам.

Всю жизнь она мечтала встретить чудо, но все странности в конечном итоге объяснялись физикой или психологией. С первым у Лены было не очень, поэтому сейчас она предположила, что это галлюцинации от переохлаждения — хлопья летели по определенной траектории, сталкиваясь, объединяясь. Сами собой вылеплялись очертания женской фигуры — статной, на голову выше Лены, хорошо сложенной. Ленка, как зачарованная, не могла отвести взгляда от идеальных форм: красивые плечи, полные груди, чуть округлый, упругий живот… Но тут обжигающе холодная рука взяла ее за подбородок и властно развернула лицом вверх.

На Ленку сверху вниз глядела бы настоящая богиня красоты, вот только на прекрасном лице не было глаз. Самое страшное, что Лена узнала ее.

Белая вспышка — словно горсть мелкого перемороженного снега швырнули в лицо. Глаза перестали различать, что перед ними, лишь картинки из памяти проносятся перед взором. Мгновение растянулось в потоке воспоминаний: Лена маленькая, там и тогда, давно и далеко, на той странной выставке ледяных фигур… Она в азарте перебегает от одной к другой. Смешная шапка наползает на глаза, мешает смотреть, приходится все время поправлять. Весело шуршит комбинезон. Скользят неуклюжие валенки, сами несут вперед от Снегурки к Деду Морозу, от изящного оленя к неуклюжему медведю… В восторге она не замечает, что потерялась, и родителей нет рядом. Кругом только они, прозрачные и сверкающие, завораживающие изяществом линий, резкостью граней, манящие приятным холодом ее, маленькую, пышущую жаром от бега и восхищения.

В дальнем углу площади ледяная избушка. Странная, вовсе не такая, как сварганила себе Лиса в сказке, просто одна большая крыша, как шатер. Любопытство толкает внутрь. А дальше только этот прекрасный лик хозяйки Ледяного дома. Красивее ее нет в целом свете — Богиня Холода, Царица-Зима…

Леночка не знала, сколько времени провела в гостях в ледяном чуме. Перепуганные родители нашли ее сидящей на ледяном полу. На оклики она не отзывалась, неотрывно глядела на ледяную фигуры в центре. Отец сгреб дочку в охапку и вынес вон.

На улице Ленка забрыкалась, получила шлепок, никак не ощутимый через слои комбинезона. Высвободившись из отцовских объятий, она потянула его обратно, к табличке информации, чтобы узнать, «кто в домике живет». Она же загадала вырасти похожей, осталось только узнать на кого.

Надпись расстроила своей прозаичностью до слез: «Дом Снежной бабы». Вся фантазия создателя ушла на творение, а на название ее, видимо, уже не осталось.

Лена тогда горько плакала от обиды и разочарования, и сейчас ком подкатил к горлу.

Глаза, прекрасней которых не было на всем белом свете, полные покоя вечной мерзлоты… Теперь же их словно стерли, разровняв поверхность под идеальными дугами бровей. Лена пыталась зажмуриться, закрыться руками, только бы не видеть изуродованным некогда прекрасное лицо, но не могла пошевелиться, даже отвести взгляд. Лишь рот приоткрылся в беззвучном крике, в глотку словно забили снежный ком.

В миг все рассыпалось снежным прахом. Поднялась поземка. А потом кристаллики льда тонкой струйкой устремились прямо в расширенные от ужаса глаза Лены. Слезы, все еще стоявшие в них, застыли.

— Поцелуй меня, — послышалось за спиной, когда Артем, сидя на корточках, разглядывал вывороченное колесо.

«Явилась — не запылилась», — чувство собственного превосходства распирало изнутри. Вслух же он послал подругу подальше, так, для профилактики, чтоб неповадно было.

— Поцелуйменяпоцелуменяменяменя… — взорвалось пространство вокруг.

Трескучим эхом отзывались стволы деревьев, тонны снега с ревом обрушились вниз, громовыми раскатами вторили горы, гудела заледеневшая земля. Все вокруг требовало проявления любви. Артема швырнуло на землю, поволокло к ногам Елены.

Он понятия не имел, что произошло с Ленкой. Может, это болезнь какая заразная? Пандемия? Бледная, как смерть, и глаза, бесцветные, прозрачные.

От ее взгляда леденела кровь. Артем почувствовал, как коченеет прямо изнутри. Ужас поднял его с земли, Артем бросился к машине, заскочил внутрь и заблокировал двери.

Ваня не мог понять, как Ленка умудрилась проскочила мимо него. Он шел за ней вдогонку, по той же дороге, а теперь ее крики доносились у него за спиной. Со всех ног он кинулся обратно.

С Ленкой творилось что-то невероятное. Вокруг гордо вскинутой головы белым пламенем полыхали волосы, в них не осталось ни капли рыжины. В глазах застыл гнев. Ее словно превратили в Снегурочку, только лютую, красивую до ужаса и несчастную. Будто осколки зеркала, или что там в сказке было, Ваня толком не помнил, попали ей в глаза. Теперь на их месте две льдинки светились злостью и обидой. И все вокруг негодовало вместе с ней. Это нужно было прекратить, а Артем зачем-то полез в машину. И тогда Ваня подошел сзади, и ладонями закрыл ей глаза.

Все стихло, потонув в густом тумане.

— Ленка, не плачь! Гляди, солнышко встает. А ты снова рыжая. Ну, что ты ревешь-то? На тебе от сырости плесень может вырасти…

Лена невольно улыбнулась этому глупейшему утешению.

— Вот, другое дело. Смотри, что у меня.

Порывшись в кармане, Ваня вытащил смятый комок.

— Это что? — всхлипнула Лена. — Это ты из книги вырвал, что ли?

— Так ничего больше под рукой не было. Чтоб не разбилось… В общем, вот.

Лена ахнула: из-под слоев бумаги показался хрустальный колокольчик в форме ледяной избушки, точь-в-точь такой, в которой Лена погостила в детстве.

— На ярмарке увидел и про тебя почему-то подумал. Хотел на Рождество подарить, а ты, как маленькая. Вот и будешь теперь без подарка.

Ленкин смех слился с хрустальным звоном.

Посмеявшись, она расправила скомканную страницу:

«… лишь пылкий душою растопит лед в ее сердце, заставит прозреть.

Звенит капель — это Льонсими смеется от счастья».