Гостиница «Полисть»
Лёвка был дурак. Троечник и разиня. Интересовали Лёвку две вещи: как психи из соседнего дома в окна курили — он за ними в бинокль следил, и как долго Марь Сергеевна может краснеть от злости, прежде чем откроет рот и начнёт орать на него. Лёвка был не из пугливых — это было чуть ли не единственное его положительное качество. Правда, он ещё очень любил свою бабушку, а это в наше время редкость. Когда Лёвка перешёл в девятый класс и впервые столкнулся с ОГЭ, то вдруг понял, что вполне может окончить школу со справкой. Конечно, по большей части это была «пугалка» учителей, им самим это подпортило бы репутацию и понизило рейтинг школы. Но вот с ЕГЭ никогда нельзя было быть уверенным: проверялось оно людьми со стороны, и потому результаты были непредсказуемы.
Лёвка подготовку к ЕГЭ злостно прогуливал. Едва звенел звонок, он первый хватал потрёпанную сумку и уходил из класса. Лёвка спешил домой, в психушке напротив как раз было время перекура. После обеда пациенты высовывались в окна и медленно смолили. Лёвка всегда гадал: за что люди оказывались в «дурке»? Как другие определяли, что человек был ненормален? Смотря в отцовский морской бинокль, он пытался отыскать на том или ином лице признаки ненормальности. Но, как назло, все лица были обычными, только бесконечно уставшими и какими-то смирившимися. Однажды Лёвка чуть не стал свидетелем самоубийства: пациент пытался спрыгнуть вниз. Тому бы удалось это сделать, если бы он тихо вышел в окно. Но к своей удаче, он хотел уйти громко, с протестом. Поэтому самоубийцу довольно быстро скрутили санитары, и больше Лёвка никогда его не видел. Может, вылечили?
Лёву не слишком интересовали сверстники, ещё меньше девушки. Он практически никогда не испытывал сексуального возбуждения. Лишь изредка что-то похожее на него, когда доводил до белого каления собственного классного руководителя. Но и это никогда не становилось причиной для дрочки. Наверно, он просто был болен. Два года старшей школы были потрачены им впустую так же, как и предыдущие девять. Лёва кое-как наскрёб тройки по каждому предмету. Получив свой аттестат, счастливый чмок от мамы, суровое «раздолбай!» от отца, Лёва понёс документы в медицинский институт.
«Стану врачом, буду лечить душевнобольных», — рассуждал наивный Лёвка.
Когда мать вечером спросила, отдал ли он свои документы в технический колледж, Лёва впервые в жизни крупно соврал: «Конечно, мам». Он думал о том, как обрадуется его мать, когда узнает, что сын станет врачом. Врачом ему, разумеется, стать не светило, даже не грело. Экзамены были провалены, а пересданное ЕГЭ и того хуже. Лёвка долго смотрел на списки, ища своё имя, а потом на баллы рядом с ним. Нахмурившись, он отошёл, прикидывая в уме, что сделал не так. Вечером он обещал матери сюрприз, сюрприз удался.
Лёвка проштудировал сборник с вузами и на следующий день стоял в очереди на подачу документов в университет Мечникова. Довольный, как слон, он сразу пошёл на экзамен. И в этот раз был уверен в себе.
Уверенность Лёвке не помогла, ведь он попросту был тупым. За то время, пока интровертный Лёвушка выглядывал психов напротив, его матери следовало бы показать сына специалисту, тогда бы тот диагностировал умственную неполноценность. Увы, мать Лёвки души в сыне не чаяла, а ещё много работала. Вечером после смены на заводе, где она фасовала тапочки и одноразовые шампуни, мать целовала сына в лоб и спрашивала: «Как дела в школе?» Тот невозмутимо отвечал: «Нормально». Её могло бы насторожить, что семнадцатилетний Лёва по-прежнему позволял целовать себя в лоб, но ей казалось, что сын просто хороший мальчик… А хороший мальчик в попытке отыскать в самом себе врача потерпел фиаско и просрал все сроки подачи документов в колледж.
Однажды мать, наконец, спросила, когда же начинаются занятия. Выяснилось, что никогда. Лёва остался с аттестатом о среднем образовании, без работы и без перспектив. Отец был в бешенстве. Главным образом он обвинял мать Лёвки, но и сам парень получил тоже. Так, уже к середине сентября Лёвка отправился к бабушке в Лисьи горы, чему был несказанно рад.
— Отощал совсем с экзаменами этими, — причитала бабушка. — Говорила ведь Марьяне, чтобы кормила лучше. Уж я ей позвоню, — обещала она Лёвке. А тот знай, бабкины пирожки с капустой трескал, чаем запивал и улыбался. Любил он бабушку.
Левка, в самом деле, был тощим, как жердь, и не отъедался даже у бабули Марии. Непропорционально большая голова, длинные руки, Лёвка по меньшей мере был некрасив. Некоторые считали его уродом. Но уродом-то он не был. Скорее никаким: не добрым и не злым, невзрачным, незначительным.
— Я тебе работу сыщу, сынок, — обещала бабушка. Она часто называла Лёвушку сыночком, любила его больше всех.
— Да ладно, баб, — отвечал Лёвка. — Я тебе вон по хозяйству лучше помогу.
Бабушка вздохнула.
— Убирать скоро всё, а зимой здесь скучно, Лёвушка. Лучше тебе куда-нибудь устроиться.
Лёвка не сопротивлялся, надо, значит, надо. Бабушка плохого не посоветует.
Утром на следующий день Мария Дмитриевна надела своё старое вылинявшее платье с брошью, шляпку-таблетку, каких уже сто лет никто не носил, и лёгкий серый плащ. Через час она сидела в кабинете управляющего гостиницей «Полисть». Это был сорокалетний моложавый мужчина в костюме с претензией на лоск. Принимал он Марию Дмитриевну сердечно, как мог бы только давний добрый знакомый. Так оно и было. Мария Дмитриевна была когда-то его классным руководителем.
— Он замечательный мальчик, очень добрый, — убеждала управляющего бывшая учительница.
— Я вам верю, но корпоративная культура требует тщательной подготовки. Не все её проходят. Вы сами это знаете.
— Я и не возражаю против того, чтобы вы его проверили. Испытательный срок в месяц…
— Хорошо, пусть завтра приходит в отдел кадров в девять… Нет, лучше в десять. Оформим срочный договор, а там посмотрим.
Лёвка стоял с документами перед гостиницей, как ещё месяц назад перед университетом Мечникова. Он таращился на роскошное пятиэтажное здание, до конца не веря в то, что будет здесь работать. Гостиница стояла на берегу реки, в чью честь и была названа. Она сильно выделялась среди остальных построек Лисьих гор. Чуть ли не единственная в городе могла претендовать на звание модного лакшери. Построенная много лет назад, гостиница нуждалась в частых ремонтах, и управляющий не скупился на них. За последние несколько лет, она претерпела смену всего внутреннего интерьера и несколько серьёзных перепланировок.
У центрального входа стояли две вазы с пышными цветами, двери в гостиницу были зеркальные. Лёвка робко отворил дверь и вошёл. Он оказался в просторном прохладном холле с мраморным полом, выложенным мозаикой. Справа была длинная стена фотографий известных постояльцев. Слева вход в бар и ресепшн. Лёвка дошёл до двух консьержей. Молодые девушки в простых серых платьях тепло улыбались ему, видимо, считая, что он новый постоялец.
— Я это… на работу мне. В кадры сказали прийти, — сказал Лёвка, неловко почесывая затылок рукой.
— Кадры на пятом этаже, — ответила та, что стояла ближе. При этом она выгнула бровь, и её лицо из приветливого тут же сделалось претенциозным.
Лёвка повернул к лифтам. Дождавшись одного из них, он вошёл и ткнул пальцем на нужную кнопку. Лёва не переживал, нет. Он был практически лишён таких эмоций, как переживание, страх, злость и раздражение. Это был безобидный молодой человек, без особых надежд на будущее и без желаний. Он уже забыл, что ещё несколько месяцев назад решил стать врачом. Теперь его привлекала гостиница. Ведь тут почти как психушке! Люди живут в номерах, как в палатах, курят в окно и подолгу смотрят на воду.
— Вы до этого ещё где-то работали? — спросила его кадровик.
— Нет, — покачал головой Лёва.
— Почему вы решили, что можете претендовать на должность официанта в нашем ресторане?
— Разве это сложно? — спросил Лёва. — Носить посуду туда-сюда?
Кадровик взглянула на него из-под очков.
— Вообще-то, сложно, — сказала она.
— Я справлюсь, — заверил её Лёвка.
Кадровик поджала губы. Не нравился ей этот Лев Семиушин. Какой-то неинициативный. А у них в гостинице важна корпоративная культура. Ещё ни один сотрудник, начавший работать в гостинице, не уволился. Этика, профессионализм и единодушие — вот, что делало «Полисть» культурным центром Лисьих гор. Только у них постояльцы могли получить лучший сервис по меркам Москвы! Не маленького города, а столицы.
Если бы не Аристарх Натанович, она бы, несомненно, отказала Семиушину, в одно мгновение вытурила. Но управляющий сказал, что это внук Марии Дмитриевны, а это означало, что они должны дать парню шанс.
Собеседование было закончено ровно через двадцать минут, из которых пятнадцать Лёва заполнял анкету, а пять — кадровик пытала его.
— Смена начинается с восьми утра. Но приходить надо заранее. Переодеться и подготовить рабочее место. Завтра подходите к семи тридцати к ресторану, он на первом этаже. Аристарх Натанович сказал, чтобы вас приставили к Юле Симоновой. Она там самый опытный сотрудник.
Лёвка кивнул. Кадровик снова поджала губы. Всё-таки он ей не нравился.
* * *
Юля Симонова оказалась девушкой чуть за двадцать. Бойкая и смелая, она тут же взяла Лёву в оборот, показала ему комнаты для переодеваний, прачечную, подсобки, кухню, рассказала, во сколько лучше приходить и к чему приступать первым делом, как разговаривать с клиентами и как реагировать на хамство.
— Но таких мало, — сказала она. — Контингент у нас хороший. А если что не так, не робей. На этот счёт менеджер, если ты прав, всегда на твою сторону встанет. А недовольные, пусть пеняют на себя…
Лёва нахмурился. Он, конечно, рад, что у них тут менеджер такой сердобольный, но обычно на его сторону, кроме бабушки, никто не вставал. Наоборот. В классе Лёвка считался белой вороной и часто бывал бит за это. Потому он привык по умолчанию ожидать каких-то неприятностей.
— А когда забирать посуду? — спросил он робко.
— Какую посуду? — не поняла Юля.
— Ну, когда клиент доел, мне сразу забирать его тарелки или попозже?..
Лёва всё-всё записывал в блокнот. Во-первых, ему его выдали вместе с маленьким карандашом, чтобы он принимал заказы, а во-вторых, Лёва практически впервые в жизни боялся сделать что-то не так.
Первый день прошёл утомительно, но интересно. Под конец Лёвка разбил несколько стаканов и умудрился принести не тот заказ на столик. Но, по словам Юли, это было не так уж и плохо.
— Я в свой первый день уронила на клиента пирожное с взбитыми сливками, — сказала она весело. — Вот это был фэйл.
Лёвка расплылся в улыбке. Значит, он не так и плох. Только напрягало отношение других сотрудников. Все они косо поглядывали на него, только Юля была дружелюбна. Ко всему прочему повар вместо обеда положил ему какую-то вонючую дрянь. А ведь Юля убеждала, что у них лучшая кухня в Лисьих горах, если не больше. И что им повезло, раз они могли обедать тем же, чем кормили постояльцев. Лёва не видел, как ела сама Юля, а его окликнул повар Карл Карлыч.
— Ты новенький, садись, поешь. Аристарх Натанович сказал, чтобы тебя покормили как следует, — сказано это было с какой-то издёвкой. В глубокой тарелке было что-то коричневое, жижа с кусочками чего-то похожего на мясо. Пахло это ужасно. И Лёва при всём желании угодить, не смог бы это съесть.
— Я.. э-э потом, — неуверенно сказал он.
— Смена до восьми, смотри, упадёшь в обморок перед постояльцами, Натаныч лекцию прочтёт.
Лёва нервозно улыбнулся и снова уставился на бурду. Попробовав блюдо под внимательным взглядом повара и ещё нескольких его помощников и мойщицы, Лёва скривился.
— Что это? — спросил он. Ведь нельзя же было, в самом деле, это есть! Нельзя! Они просто решили поиздеваться над ним. К удивлению Лёвы, никто из персонала не смеялся, наоборот, выглядели разочарованными. Работники кухни вернулись к своим делам, не обращая на него внимания.
Когда вечером Лёвка переодевался в комнате для парней, сквозь тоненькую стенку, он услышал разговор девушек-официанток: Юли и ещё двух.
— Ну и как тебе этот новенький? — спросила одна из них. — По-моему, он странный.
— Вроде ничего, — ответила Юля Симонова. — Но мне кажется, он не подходит…
Сама того не зная, она почти разбила сердце подслушивающему Лёве.
— Я слышала, он не стал есть деликатес Карлыча. Тот расстроился.
— Некорпоративно, — сказала первая.
— Да, — согласилась Юля. — Это грубо. Он вообще какой-то замороженный. А у нас таких не любят.
Следующие дни, а потом и неделю Лёва отдавался делу со всей душой. Он таскал горы посуды, задерживался, когда того требовали обстоятельства, был со всеми вежлив и даже помогал на кухне. Но еду Карлыча есть по-прежнему отказывался. Видя, как Юля и другие официантки уплетали за обе щеки деликатесы повара, Лёва только кривился. Карлыч его, кажется, невзлюбил. Да и остальные сотрудники обходили стороной, кроме Юли, хотя и она к нему вдруг резко охладела. Теперь, когда она перестала быть его патроном, Лёве нужно было выкручиваться самому. Несколько раз он был на грани фола, но менеджер действительно вступался за него перед постояльцами, хотя потом и отчитывал. Лёва искренне не понимал, что делал не так. Вроде бы он улыбался и старался делать это от всего сердца, но сотрудники «Полисти» словно видели его насквозь, понимали, что это он для них, а не для себя. И почему-то их это не устраивало.
— В эту субботу у нас корпоратив, — сказала Юля. Когда Лёва поднял на неё глаза, полные надежды, она осадила его. — Только для старичков.
— А ты? Ты относишься к старичкам?
— Я, разумеется, разве Аристарх Натанович не сказал об этом? — встревоженным тоном спросила она. Лёва, который в глаза не видел Аристарха Натановича, ответил:
— Мне не говорил.
— Надо же, — сказала расстроенная Юлька. — В общем, меня на смене не будет. Останутся только новички, тебе придётся работать две смены, это очень важно. Это огромное доверие.
— Хорошо, — ответил Лёвка, чувствуя себя бесконечно расстроенным. Ему никогда в жизни не хотелось принадлежать чему-то так сильно, как сейчас к старейшим сотрудникам гостиницы.
Вечером, когда он пришёл со смены, бабушка заметила его хмурое выражение лица.
— Ну как тебе в гостинице-то работается, Лёв? — спросила она. Перед хмурым Лёвкой уже были пельмешки, пирожки и чай с бубликами.
— Не знаю, мне кажется, они меня не принимают.
— Не может быть! — уверенно сказала Мария Дмитриевна. — Ты ведь такой хороший мальчик.
— Я не знаю, бабуль, кажется, я что-то делаю не так.
— А ты мне расскажи, может, я тебе подскажу чего.
Лёва рассказал всё без утайки. Бабушка выслушала его.
— Нет, ты всё делаешь хорошо, Лёва. Не переживай, я завтра схожу к Аристарху Натановичу и поговорю с ним. А ты кушай, золотце, не думай об этом. Следующий корпоратив без тебя не пройдёт.
Когда бабушка скрылась с кухни, Лёва наколол первый пельмень и поднёс ко рту. В ноздри ударил тот самый запах деликатеса Карла Карловича. Лёва нахмурился. С работы, что ли пропах? Да нет, от него не пахло, пахло от пельменя. Как только Лёва наколол его на вилку, появился запах.
Лёва откусил пельмень и весь скривился.
— Бабуль, — крикнул он.
— Да, сыночек?
— А что это за пельмени такие?
— Да по рецепту Карл Карлыча. Хороший он повар больно, пельмени получаются ароматные. Мясо хорошее очень.
Лёва нахмурился, отложил пельмени. От выпечки пахло так же. Лёва отыскал среди горы пирожков с мясом сладкие булочки и укусил одну. Она была в порядке. Значит, дело было в мясе, понял он. Съев три сладких пирожка, Лёвка выбросил пельмени и поблагодарил бабулю за ужин.
Мария Дмитриевна опять, как несколько недель назад, надела вылинявшее платье, шляпку-таблетку и плащ. В этот раз она захватила цветастый зонтик, потому что за окном собрались тучи. И снова она сидела перед управляющим в глубоком кресле, а её короткие ножки не доставали до пола.
— Лёва переживает, что его здесь не приняли, — сказала она с сожалением.
Аристарх Натанович развёл руками.
— Не мне вам объяснять, как важна корпоративная культура. Хотя Лев старается, я наблюдал за ним, но этого недостаточно. Отказывается есть на кухне, замкнут. Я приставил его к лучшей сотруднице.
— К Юлечке, — кивнула старушка.
— Да, обычно она хорошо управляется с новичками.
— Но Лёвушка мальчик особенный.
— Он старательный, — не стал возражать Аристарх Натанович. — Но я не уверен…
— Арик, — сказала вдруг Мария Дмитриевна тоном заслуженного преподавателя России. — Всем нужен второй шанс, разве нет?
Аристарх Натанович натянуто улыбнулся.
— Согласен, — ответил он сухо. — Я попрошу персонал, чтобы они были чуть мягче.
— Я знала, что могу на вас положиться, — мягко ответила старушка, по-доброму улыбаясь.
— Но если, он не сможет…
— Он сможет. Он мой внук.
После разговора бабули Марии с Аристархом Натановичем, к Лёве не стали относиться лучше, но хотя бы перестали коситься. Он всё ещё с трудом мог смотреть на обеды, которые подавали в ресторане. И Лёва заметил, что все блюда из-под шефской руки выглядели одинаково. Зато гости ели и нахваливали, называя это лучшей кухней в Лисьих горах. Ко всему прочему Лёвина бабушка стала и дома готовить по рецепту Карла Карловича. Если на работе Лёва мог отказаться от обеда, то дома он не хотел обижать бабушку.
— Хочу, чтобы и дома было вкусно, — говорила Мария Дмитриевна. — Ты ведь там уже привык к другому уровню пищи.
— Да, бабуля, привык, — отвечал внук и послушно ел бурду с запахом тухлятины. Он скучал по пирожкам с капустой.
Как-то Юля позвала его поработать на день города не в свою смену. По деньгам это было очень выгодно, так как «Полисть» оплачивала такие выходы по двойному тарифу. На подобные торжества требовалось много персонала, звали самых ответственных, лучших из лучших. Лёва был счастлив. Наконец, его приняли.
После тяжёлой смены они большой компанией — официанты и младшие повара — собрались вместе, и пошли в ближайший пивбар. С собой у них была еда Карлыча, которую заботливая Светка Полейчук сложила в контейнеры. Под пиво, а потом уже и под водку Лёва вдруг понял, что еда не так уж сильно пахнет. Чуть сильнее запах копчения, но не более того, а на вкус… На вкус тоже неплохо, хотя и странно. Но ведь везде есть свои специфические блюда? Он слышал, что в Норвегии рыбу вымачивают в щёлочи. Может, и Карлыч делает что-то подобное?
Вернулся Лёвка с гуляния под утро. Он немного побаивался реакции бабушки, но та удивила его, встретив не только ласково, но и как будто гордясь им. А дома бы он за такое ремня получил, как пить дать.
— Поспи, сынок, а завтра бабушка тебе завтрак соберёт, — сказала она, когда Лёвка свалился в свою постель.
Лёва спал и видел сны, и было ему очень хорошо.
После совместной гулянки на работе все как-то потеплели к нему, по крайней мере те работники, что трудились на кухне и обслуживали ресторан. Девушки на ресепшен всё ещё казались недоступны. Они не говорили Лёвке больше, чем привет и пока.
Подходил конец Лёвкиного испытательного срока, и бабушка заранее справилась о внуке. О результате она Лёвушке ничего не сказала, но судя по её виду, была довольна услышанным. Зинаида Маратовна — секретарь управляющего вызвала Лёву в конце его смены, и тот, даже не сменив формы, поспешил на пятый этаж. Он впервые должен был встретиться с самим Аристархом Натановичем. Внутри обыкновенно аморфного Лёвы зародились неясные доселе чувства: радость и гордость, и самую малость страх. Он нетерпеливо ждал в приёмной, пока не затренькала внутренняя связь.
— Зинаида Маратовна, — услышал Лёва голос в трубке секретаря, — пригласите Семиушина.
Дверь в кабинет управляющего была двустворчатой и походила на вход в бальный зал. Впрочем, открывалась только одна её часть. Тяжёлая дубовая, когда-то давно украденная предшественником Аристарха Натановича из кабинета народного комиссара. Кабинет просторный, прохладный. У дальней стены стоял тяжёлый стол, времён даже не прошлой, а позапрошлой эпохи. Аристарх Натанович смотрелся за ним колоритно. Рослый мужчина в дорогом костюме, но не модном. У Аристарха Натановича был глубокий низкий голос и крепкие ладони. Лёвка, пожав его руку, даже растерялся. Но вспомнив о манерах, поспешно поздоровался.
— Похож на бабушку, — по-доброму сказал Аристарх Натанович, не отнимая руки и внимательно смотря на Лёвку. — Как тебе в «Полисти»? Нравится?
— Очень! — тут же сказал Лёвка и закивал, как китайский болванчик. — Коллектив хороший, дружелюбный, — сказал он первое, что пришло в голову. Он впервые так сильно нервничал. Управляющий, наконец, отпустил его руку, кивнул на кресло. Лёвка, с облегчением выдохнув, сел и воззрился на Аристарха Натановича.
— А постояльцы как?
— Всякое бывает, — уклончиво ответил Лёвка. Это было правдой. Люди действительно въезжали разные. И некоторые из них были не всегда довольны. Одна дама из триста девятого номера придиралась ко всему вокруг. Лёвке она предъявила полное незнание меню, еду забраковала, а потом обвинила в том, что он чуть не облил её супом, когда ставил тот перед ней. Потребовав менеджера, мегера долго и с наслаждением выговаривала ему что-то, а потом ушла, уверенная, что официанту устроят взбучку. Менеджер слушал её с вежливой улыбкой и кивал каждому её слову. Никакой взбучки Лёве Сергей Сергеевич не устроил, а только сочувственно похлопал по плечу и сказал: «Бывает». К сожалению, это бывает имело продолжение. Лёвке пришлось обслуживать столик мегеры и на следующий день. Она была расстроена и даже зла на то, что Лёвку не уволили, но надеялась, что сильно наказали. Она вставляла свои ехидные замечания после каждой смены блюд. Лёвка мужественно терпел. Слава богу, постоялица съехала позавчера.
— Всякое бывает, — повторил Аристарх Натанович, прерывая размышления Лёвы об ужасной клиентке. — А как тебе наша кухня?
Лёва нахмурился. Последнее время он ел и не задумывался. А Карлыч и вправду вкусно готовил. И чего он дурак раньше нос воротил? Наверно, не привыкший был.
— Карл Карлович очень вкусно готовит, бабушка даже взяла несколько рецептов, — ответил Лёва, и, судя по довольной улыбке на лице управляющего, не прогадал.
— Это хорошо, на корпоративах мы всегда своё едим. И никогда такого не было, чтобы сотрудники ели что-то другое, — добавил он строже. Лёву суровый тон не покоробил. Он не был против есть своё. — Скоро у нас как раз намечается праздник.
Лёвка приободрился.
— Это какой?
Он пытался припомнить дату, к коей можно было приурочить корпоратив, но в голову ничего не шло. Аристарх Натанович встал и постучал пальцами по столу. Узловатые, но ухоженные, на среднем пальце перстень, какие мужчины обычно не носят — с камнем.
— «Полисть» серьёзно относится к выполнению трудового договора. Того же мы требуем и от своих работников. Мы не бросаем их, когда они становятся нетрудоспособными. Эти правила заложил наш основатель.
Аристарх Натанович кивнул за спину Лёвки, и тот оглянулся. Позади него висело два портрета. Один из них принадлежал нынешнему главе «Полисти», второй — основателю. Оба портрета были написаны одним художником. Лёва с любопытством сравнил Аристарха Натановича с подлинником и нашёл сходство почти поразительным. Второй портрет заинтересовал его меньше. Мужчина на нём тоже был колоритный, но несколько тяжеловесный, у того был суровый взгляд и насупленные брови.
— Лавру Федотовичу исполняется девяносто пять лет. Корпоратив будет в его честь.
Лёва сглотнул тяжёлую вязкую слюну.
— Сегодня заканчивается твой испытательный срок. И я нахожу твои успехи удовлетворительными и даже более того. А как ты находишь нас?
— Я… хотел бы я работать здесь? Да, конечно!
— Хорошо, тогда решение о твоём назначении одобрено. Добро пожаловать, — сказал Аристрах Натанович и протянул руку. В этот раз ту, на которой был камень. Лёвка пожал ладонь.
* * *
Гостиница гудела. На корпоратив собирались все, кроме новичков. Лёвка ощущал себя так, будто выиграл золотой билет. Среди тех, кто отработал чуть больше месяца, только его позвали на корпоратив. Но самое главное, то торжество, на которое Лёвка ранее не попал, было не таким большим. В этот раз собирались все постоянные сотрудники. Кухня работала в две смены. Повара без устали готовили для гостей и для будущей пьянки.
— Сегодня в одиннадцать приедет несколько автобусов, — инструктировала Лёву Юля. Они стояли на заднем крыльце и курили. — Будь готов к этому времени.
— Я хотел заехать домой, — сказал Лёвка неуверенно.
— Забей, — ответила она и потушила бычок о стоявшую на лестнице пепельницу. — Сегодня дел невпроворот, ты нам здесь пригодишься. Надо будет до одиннадцати разгонять всех по номерам.
— Я не взял парадный костюм, — сказал Лёвка. Накануне он зашёл в универмаг «Солнышко» и купил себе брюки и пиджак. Сидели они плохо. Тот, что мать купила ему на выпускной был лучше, но к бабушке Лёвка поехал без него.
— Это необязательно, — сказала Юлька, широко улыбаясь. — Хотя есть, кто по традиции надевает костюм. Аристарх Натанович всегда ездит в нем, но на то он и управляющий. А Карл Карлович надевает защитную форму.
— Зачем?
— Бывший военный, — пожала Юлька плечами. — У него и награды есть.
— А почему он парадную форму не надевает?
— Говорю же, не парься. Увидишь всё.
К одиннадцати вечера, когда Лёвка едва стоял на ногах от усталости, к чёрному входу гостиницы подъехало несколько автобусов. Рогатые Skania выстроились в ряд и ждали пассажиров.
Лёвку нагрузили какой-то снедью, и он был утащен Юлией в первый же автобус. За ними шли что-то бурно обсуждавшие Катя с Соней. В обеих руках каждой было по пакету. Кирилл, проработавший в «Полисти» немногим больше самого Лёвы, чуть отстал. В руках парень нёс коробку и почти ничего перед собой не видел. Сгрузив всё в багажное отделение, они заняли места. Лёвка был рад, что Юля села рядом. Кирилл казался мрачным типом, они с ним так и не смогли найти общий язык.
Лёва смотрел в окно. Толпа сотрудников высыпала на заднее крыльцо. У кого-то гремела посуда, кто-то гоготал на весь двор. С этой стороны гостиницы номеров не было и можно было не таиться. Работники занимали свои места в автобусах, весело переговариваясь. На мгновение Лёве показалось, что люди на улице похожи на муравьёв, или даже хуже того — на жутких чёрных насекомых, не знающих устали, ведомых голодом и потому снующих туда-сюда. Рассовывали по нычкам еду, чтобы потом схватить её жвалами и жадно есть. Почему-то вместо отвращения и страха Лёва ощутил голод. А ведь он перекусывал час назад. Должно быть, всё перегорело, пока он носился по этажам.
— А вон Аристарх Натанович, — сказала Юлька, показывая в окно на управляющего. Действительно, на крыльцо вышел сам руководитель и, не обращая внимания на суету вокруг, неспешно закурил. Лёвка прилип к стеклу, следя за мужчиной. Курил тот красиво, даже как-то манерно. Перстень поблёскивал в полумраке. Лёвка вдруг понял, что освещения на заднем дворе мало, но он каким-то удивительным образом мог рассмотреть всё-всё, даже то, что Аристарх Натанович тоже смотрел на него. Недолго, всего несколько секунд, но Лёва уловил этот взгляд.
Когда люди чуть схлынули, а суета прекратилась, управляющий погасил бычок и пошёл к автобусу, в котором сидел Лёва. Окинув салон довольным взглядом, Аристарх Натанович улыбнулся и сказал:
— Поездка будет долгой, но приятной. Желаю всем хорошо отдохнуть сегодня. Особенно тем, кто едет впервые. Вы это заслужили.
— Ура! — крикнули с первых рядов, и Лёвка понял, что там уже начали разливать. Аристарх Натанович не остался в их автобусе. Он обошёл каждый и сел в последний. Лёва от чего-то был разочарован. Но предстоящая поездка так будоражила его, что он тут же забыл об этом. Куда они ехали? В какой-то клуб? Может, арендовали зал? Тогда почему так поздно ночью? Возможно, они ехали на какую-то базу?
Автобус тронулся. Юлька тут же сунула Лёве под нос пластиковый стаканчик. Принюхавшись, Лёва приуныл, в этот раз начинали с водки. Что ж, это будет долгая ночь.
Они ехали в общей сложности около часа. Всё это время разговоры и смех не утихали. Лёвка тоже расслабился и не думал о том, куда они направлялись. Кто-то из сотрудников не сдал в багаж пакет с нарезкой, и очень скоро автобус наполнился знакомым копчёным запахом. Нарезку Карл Карлович тоже всегда делал сам. У Лёвки слюнки потекли. Дорога была весёлой, и Лёва даже не смотрел в окно, хотя обычно любил это делать. Сказывалось старое увлечение. Когда автобус чуть притормозил, он всё-таки взглянул в окно, но ничего толком не увидел. С его стороны было видно невысокую ограду и деревья.
— Мы что, в парке будем праздновать? — спросил он у Юли.
— Всё увидишь, — сказала она заговорщическим тоном.
— А почему так темно?..
Юлька уже подхватила свою небольшую сумочку и одна из первых пошла по проходу. Лёва чуть протрезвел. Он пил водку небольшими глотками, не хотелось, чтобы его совсем развезло ещё до корпоратива. А сейчас он пожалел. Что-то нехорошее было во всей этой поездке, что-то странное.
— Чего сидишь? — спросил обычно мрачный Кирилл. Сейчас он буквально источал дружелюбие. «Водка что ли на него так действует?» — подумал Лёва.
— Да как-то… — неопределённо сказал он. — А что там?
— На вот, — Кирилл протянул бутылку, на дне которой оставалось ещё грамм пятьдесят. — Лучше выпей.
Лёва послушно опрокинул в себя бутылку. В этот раз он не цедил, и горло буквально обожгло, из глаз полились слёзы. Лёвка, зажмурившись, покашлял. Кирилл понимающе похлопал его по плечу.
— Дуй, давай. Теперь всё хорошо будет, — пообещал он.
Хорошо ничего не было. Вывалившись на улицу, Лёва поёжился от холода, покрутился. Все четыре автобуса стояли на небольшой асфальтированной площади. Витая решётка скрывалась среди стволов деревьев. На широких воротах висела табличка: Городское Лисьегорское кладбище. Режим работы с понедельника по воскресенье с девяти до семнадцати ноль-ноль.
Лёва прочёл табличку трижды, прежде чем до него дошло.
— Посторонись-ка, молодёжь, — услышал он добродушный голос Карл Карлыча.
Лёва отошёл. Карлыч, одетый в спецовку, которая смотрелась на нём удивительно уместно, открыл большим ключом тяжёлый замок и распахнул ворота настежь.
— Ребята! Заноси, — крикнул он и вошёл первым. К Лёве сзади подошел Аристарх Натанович.
— Помню, когда впервые попал сюда, выпил больше, чем за всю свою жизнь, — сказал он. — А я был не из робких.
Лёва посмотрел на управляющего с недоверием и страхом.
— Почему здесь? — спросил он дрожащим голосом. Аристарх Натанович улыбнулся.
— Девяносто пять лет срок, — сказал он философски. — Надеюсь, и ко мне так приходить будут. Луна-то какая, — сказал он, вздохнув полной грудью, и пошёл вслед за остальными.
Карлыч уже руководил заносом складных столов и стульев.
— Сверху клади! Дмитрич, куда понёс? Осторожнее, это тебе не жопу свою мять, — сказал Карлыч и громко захохотал.
Вереница сотрудников шла по главной дороге лисьегорского кладбища и несла кто что. Лёвку нагрузили подушками и пледами, чтобы, значит, сидеть было мягко и тепло, для девушек.
Идти было недалеко. Карлыч, шедший во главе колонны, свернул на тропку, потом ещё два раза и остановился у большого монолитного чёрного камня.
— Эх, запустили мы тебя, Лавр Федотович, — сказал он, встав подле надгробья. — Ну, ничего, сейчас наши девочки приведут тебя в порядок. Люба, Катя, возьмите у меня в рюкзаке тяпки. Я там ещё кустиков прихватил, посадим. В лунную ночь они хорошо приживаются.
Лёва посмотрел на небо. Луна была такой огромной, что казалась неестественной. Заворожённый Лёвка смотрел на неё так долго, пока у него не затекла шея. Когда же он опустил голову и взглянул на коллег, все они оказались трупами — уродливыми, наполовину разложившимися. Другие стали скелетами, как Аристарх Натанович.
Поражённый и напуганный Лёвка отступил назад и повалился на ограду. В последний момент он схватился за кованый наконечник и от боли в ладони, взглянул на свою руку — бледная, набухшая от влаги и гниения, пальцы почернели, что-то копошилось под его кожей. «Черви», — понял Лёвка, и его тут же стошнило выпитой в автобусе водкой.
— Лёв, с тобой всё хорошо? — озабоченно спросила Юля. Лёвка зажмурился, не желая смотреть на неё. — Ну-ну, это пройдёт,— пообещала девушка. — Страшно только по началу.
— Мы же трупы, — ноющим тоном сказал Лёва. — Трупы все!
— Какой я, по-твоему, труп, а? Ну-ка смотри на меня! — потребовала она.
Лёвка открыл глаза, боясь увидеть раздувшееся тело Юли. Но та выглядела как обычно: в ветровке, с тугим хвостом и знакомой улыбкой.
— Мы сотрудники гостиницы «Полисть», — сказала девушка жёстко. — Понял?
— Да? — кивнул Лёва.
— Мы едины! Наша цель — каждый постоялец счастлив! Ну а если нет, то пусть пеняет на себя, — добавила она со смешком.
— Молодец, Юлька! — поддержал Карлыч, показывая ей большой палец. — Какие мы мертвецы, Лёвка?! Мы же вон… — Карлыч обвёл глазами поляну. Он явно хотел сказать что-то ещё, но отвлёкся, заметив Любку со своей сумкой.
— Люб, ну чё ты там копаешься, едрёна вошь! Говорю же сверху там кусты можжевеловые. Смотри с ними аккуратнее!
— Сам тогда свои кусты вытаскивай, — огрызнулась Люба, на самом деле не слишком сердясь на Карлыча.
Дальше организация праздника шла так стремительно, что Лёвка не заметил, как оказался за большим кособоким столом, накрытым яствами от Карлыча. Выполотая могила Лавр Федотыча со свежими кустами можжевельника выглядела презентабельно. Мрамор отполировали специальным средством, а между кустами можжевельника добавили белой гальки.
Стол был один. Лёва спросил, не логичнее ли сделать несколько отдельных, ведь места было мало, и небольшие складные поверхности пришлось соединять в полном беспорядке. Юля сказала, что все сотрудники должны собираться за одним столом, даже если тот был похож на уродливую многоножку, расползшуюся по чужим могилам. Такое правило.
Лёвка с жадностью смотрел на блюда. Желудок давно урчал. Наконец, Аристарх Натанович, сидевший к могиле основателя ближе всех, встал и постучал вилкой по фужеру.
— Лавр Федотыч всегда говорил, что залог хорошего бизнеса — люди. Так это и есть. Сегодня, когда мы чествуем нашего юбиляра, я хочу, чтобы вы все подумали о своём месте в сердце компании. Каждый из вас важен. Если бы не вы, не было бы «Полисти». И Лавр Федотович понимал это. Поэтому сегодня мы пьём за великого человека, за основателя! — прежде чем над столом началось чоканье, Аристарх Натанович добавил: — И мы делаем всё, чтобы постоялец был доволен, а если он недоволен, пусть пеняет на себя!..
Раздался смех, троекратное «ура» и стук бокалов.
«Разве за покойников не пьют, не чокаясь?» — подумал Лёва, но последовал примеру остальных.
— Карл Карлович, — сказал управляющий, кивая повару. — Прошу вас…
— Да, — с места подорвался крупный Карл Карлович, он уже что-то жевал.
Из очередной коробки повар достал огромное блюдо, накрытое высокой металлической крышкой. Лёвка смотрел на него во все глаза. Когда же Карл Карлович поставил блюдо перед ним, Лёвка перевёл недоумевающий взгляд сначала на повара, потом на управляющего. Аристарх Натанович жестом предложил открыть угощение. Лёвка осторожно приподнял крышку, а потом резко откинул её. Сам же парень отпрыгнул от чудовищного угощения и чуть не упал на могилу Дягелевой Анны Сергеевны. Но сидящий рядом Кирилл, вовремя подхватил спинку стула вместе с Лёвой.
На блюде лежала голова той самой постоялицы, которая обвинила Лёвку в том, что он не знал толком меню, сознательно обрызгал её супом и нагрубил. А потом она потребовала менеджера и по третьему-четвёртому разу рассказала об отвратительном обслуживании.
Рот женщины был раскрыт, в зубах она сжимала яблоко, кожа, при жизни густо припудренная, сейчас была нежно-коричневой, политая жиром, запечённая в духовке с вином, словно молочный поросёнок, глаза выдавлены, глазницы набиты красными брусничными ягодами. Язык, подрезанный у основания, был закреплён таким образом, чтобы стал длиннее. Этот орган Карл Карлович ценил и считал одним из самых изысканных деликатесов.
— Разве она не уехала? — спросил Лёва, переводя потерянный взгляд с Юльки, на Карла Карловича и на Аристарха Натановича.
— Она выехала рано утром, — подала голос консьерж Марина. — Водитель отвёз её прямо на вокзал.
— А те, что недовольны, пусть пеняют на себя, — повторил Аристарх Натанович. Лёвка посмотрел на управляющего и, наконец, всё понял. Ему нужно съесть её. Съесть эту грубую неприятную хамку! Эту отвратительную суку, что олицетворяла собой каждого недовольного постояльца. Она с самого начала смотрела на него, как на ничтожество, хотя сама была жалкой и незначительной.
— Ты уже ел это, — подсказала ему Юля. — Но такой деликатес будешь есть впервые. Это очень вкусно.
Лёвка взял вилку и ткнул в язык проклятой мёртвой суки. Мёртвой, не как он, а окончательно и бесповоротно. Язык оказался очень вкусным: нежный, выдержанный в соусе, чуть сладковатый, он таял во рту.
Сотрудники опять кричали «ура» и разливали шампанское; те, кто начал пить ещё в автобусе, пили водку и коньяк. Тосты в честь Лавра Федотыча сменились в адрес Аристарха Натановича, потом выпили за Карлыча — ветерана кухни ресторана «Полисть», потом за Лёвку и его первую добычу. А сам Лёвка обглодал поджаристое лицо, выковырял ягоды из глазниц, и приступил к высасыванию мозга. Это был нежный крем с зеленью и чесноком. Когда с головой бывшей постоялицы было покончено, Лёвке налили штрафную.
— В конце месяца опять будет корпоратив, — сказал ему Кирилл.
— Ещё один заслуженный сотрудник?
— Да, личность почти такая же легендарная, как и Лавр Федотыч.
— Первый бухгалтер гостиницы «Полисть»?
Кирилл покачал головой.
— Классный руководитель Аристарха Натановича.
— Учительница?
— Да, она его в одиннадцатом классе от тюряги спасла. А он её на пенсии пристроил работать в «Полисти». Но она уже женщина пожилая, проработала лет десять, не больше. Наши её очень уважают.
— А ты хоть раз был на её могиле?
— Нет, — покачал головой Кирилл. — Меня не звали долго.
— А у меня у бабушки день рождение в конце месяца, — сказал вдруг Лёва.
— М-м-м, — протянул Кир, налегая на потрошка в кляре. — И сколько исполняется?
— Семьдесят два года, — вздохнул Лёва, — но она у меня бодрая. Кстати, тоже бывшая учительница.
— Круто, — сказал Кирилл. — Эта, говорят, тоже была с характером.
— А как зовут?
— Марина Дмитриевна или Мария Дмитриевна…
— Постой-ка, точно Мария Дмитриевна? — оживился Лёвка.
— Не помню, — отозвался Кир. — Вон, у Юльки лучше спроси, она всех наизусть помнит.
— Чего я помню? — спросила Юля.
— Как ту крутую тётку зовут, что в конце месяца пойдём поздравлять?
— А, — протянула Юля, глядя на Лёву с озорством. — Да тут всё просто, это Лёвина бабушка. Аристарх Натанович всегда о ней тепло отзывается.
Светила яркая луна. На лисьегорском кладбище среди двух десятков могил развернулось пышное застолье и продолжалось оно до самого утра.
Все совпадения с реальными людьми случайны, а события вымышлены
Текст и впрямь несколько странный. Не очень динамичный, с явными передержками. Некоторые места требуют доработки (например, частое «он» в одном абзаце, бросающееся в глаза). Наверно, имело бы смысл вернуться к рассказу годика через два. Многое станет заметно. Мысль интересная, но хорошо бы обыграть её более изящно (по моему мнению, естественно). Или грохнуть так, что мало не покажется. Например, отправить Лёвушку в ту самую психушку, которая так сильно его интересовала…
Борис, в наше время никаких двух лет у автора нет в запасе. Люди по два романа в год выпускают. Читала я как-то днев Ольги Громыко, она бедная еле успевает писать, чтобы на плаву удержаться. А это она ещё известный автор. О новичках чего там говорить…
Не стоит гнать себя. Некоторые вещи у Вас очень неплохо получаются. «Гостиница „Полисть“ мне представляется довольно вымученным продуктом, а вот „Бешенство разума“ летит на одном дыхании. Но никаких советов я Вам давать не могу. Могу только сослаться на рекомендации великих, которые говорят о важности беспрерывности творческого процесса. Наверно, им видней…
По поводу гонки, забавно, но вы не угадали)) Как раз «Полисть» писалась легко, да и корректор была лояльна к этому тексту, мало исправила. Зато «Бешенство»… Это было домашнее задание, я была ограничена в количестве знаков и в сроке сдачи. В конце я этот текст ненавидела, меня от него натурально тошнило. Да и написано скорее от отчаяния, чтобы сдать хоть что-то. Очень тяжело шёл. Но тут, мне кажется, дело вкуса. Цинизм и приземлённость «Бешенства» меня отталкивает. А Полисть кажется этаким забавным дурдомом. Всё вроде плохо, но героям хорошо)) Они все мертвы и счастливы.
Кажется, я понял Вашу мысль: Вы решили повязать действующих лиц не преступлением, а идиотизмом. Это круто…
На самом деле, всем всё пофиг. Пока организация работает, за неё держатся. Перестанет работать — пойдут искать что-нибудь другое. Людям неохота заморачиваться проблемами, которых можно избежать. На этом можно играть.
Вы доводите ситуацию до абсурда… Что ж, имеете право. Главное — делать это талантливо, балансируя между этим самым абсурдом и иронией. Здесь абсурд (на мой взгляд) взял верх. Но по-другому и вряд ли получилось бы…
Наверно я просто хочу положительного среди них найти…
Ок, буду дальше «подножный корм» эксплуатировать
Не люблю переписывать законченное. Мне это неинтересно. На этапе написания могу и по шесть-семь раз переписывать. Всё равно он почти никому не понравился. Пусть будет, какой есть.
Рассказы Ядвиги атмосферны и оригинальны. И «Гостиница „Полисть“ не исключение. С первых строк автор увлекает необычным персонажем и далее подкрепляет действие мистическим сюжетом.
Рассказ длинный, почти на 20 минут, но каждая минута того стоит. Прочитал с удовольствием, чего и вам желаю.