Полёт

Земля удалялась, я вышла в стратосферу, где были странные серебристые облака никогда не видимые с поверхности. Горизонт сильно выгнулся и зажёгся нежным голубым светом, я подумала, что это сияние жизни - единственной в солнечной системе. Моё знание было прямым и мгновенным, без всяких оснований.

Сила тяготения на меня не действовала, я не обладала телом. Но по мере удаления от Земли ускорялась, освобождаясь от обычных человеческих связей: с местом рождения, с людьми, вырастившими и окружавшими меня, с утренним настильным ветром над травой в поле, с лёгкими январскими снегопадами. Вдруг что-то ослабило полет, кончилось незримое топливо, а я уже готова была покинуть Землю, но началось неуправляемое возвращение.

После неудачного полета память прошлого рассыпалась на маленькие и несвязанные фрагменты, странные, как чужие фотографии, найденные случайно на съёмной квартире. Но то, что мне было необходимо для успешного полета, я знала тем самым прямым пониманием, обретённым в стратосфере.

На Крещатике готовились зацвести каштаны, весна раздавала надежды. Я стала беспощадной к мужчинам, женщинам, детей не замечала вовсе. В этом была особенная прелесть, непонятная непосвященному. Жизнь обрела туннельное направление.

Красота была тем, чем я собирала силы на новый полёт. Рано осознав её могущество, а шепнули о ней еще до рождения, пользовалась случайно, как рыба, в глубоководной тьме привлекая огоньком рыскающих самцов. Но теперь я знала, как ей распорядиться.

Я влюбляла в себя. Как это смешно звучит – влюбить, созвучно с вбить, взбить.

Поисковик навязал мне статью, а он уже давно угадывал мои желания, про технику влияния на людей через их образ, там рассказывалось о нелепой практике, лепке из глины куколки изображающей человека, волю которого нужно изменить. Там глухо упоминалось о каких-то дополнительных таинствах, но меня это не заинтересовало. Я сама нащупывала магию: делала из хлеба символическую фигуру, глядя на фотографию мужчины в телефоне. Схожесть была не нужна, нужна была связь между изображением и прототипом. Мужское семя и было магическим связующим, а получить его было не так сложно. Обмазав фигурку спермой, я получала доступ к душевным силам влюбленного – выживанию, любви, ненависти; это и было топливом звездного полета.

Солнечный свет проскальзывал сразу к столу; трогал чашку синей глазури, листы бумаги с кофейными пятнами; зажигался на баночках с кремом, оживляющим отмирающие ткани. Полку, хотя и она была у самого окна, он никогда не трогал, но именно там, в тени тяжелой шторы и толпились похожие на медвежат фигурки — лепить я совсем не умела. Я вспомнила терракотовую армию императора Цинь, похоже, он собирался долететь до границ галактики, судя по количеству его солдат.

Мой последний герой, тридцать первый, был толст, упруг, небольшого роста и майки носил в обтяжку, чтобы бока, висящие как переметные сумы на ишаке, были заметны. Спину выгибал назад и, толкая вперед живот, дирижаблем раздвигал пространство.

Марик, так его звали, смешно расставлял руки по сторонам, прямые как крылья пингвина. Когда приходилось разглядеть что-то сзади, он чуть поворачивал голову на короткой шее и как сивуч скашивал вбок крупные карие, с желтоватым белком глаза.

Все его помыслы вращались вокруг небольшого богатства: машины, похожей на черную дорогую мыльницу, дачи с башенками, баней с бассейном и бизнесу по ремонту прорванных натяжных потолков. Жена и дети вызывали смешанные чувства, там его власть была неполной. Довольство собой казалось зыбким, он нервничал при малейшей угрозе неприятностей и убытков.

Я слепила его фигурку из жеваного хлеба, купленного в «АТБ»; самый дешёвый батон, в пакете с желтым зажимом, о который я сломала ноготь. Впервые я достигла внешнего сходства – пузатый карапуз, с расставленными ручками и ножками.

Мякиш жевала долго, пока не стал сочиться молочной слюной, так я наполняла его своей энергией.

С Мариком я познакомилась на заправке еще зимой. Серый лед протерт до темного асфальта у самых колонок с бензином. Он выкатился из машины, подпрыгнул, подтянул спортивные брюки, огляделся беспокойно. Скользя, побежал платить. Сунул шланг в бак, встал в ожидании наполнения, откинувшись и глядя куда-то вверх, будто мочась внутрь машины.

Меня восхитило это простое животное начало, показалось, что любое действие он готов превратить в физиологию - поглощение или извержение из себя. Такие мужчины настоящее «ракетное топливо».

Я подошла к нему и попросила помочь справиться с заправкой машины, но настоящей задачей было поймать его взгляд. Увидеть свое отражение на его зрачке и закрепиться там навсегда. Как это сделать, я знала давно.

Однажды я попала к гадалке на Баговуттскую улицу. Дом начала двадцатого века ,напротив монастыря, с мягким обводом окон, стиснут домами моложе, как старый живой зуб, среди искусственных.

Гадалка, худая прокуренная женщина с глазами уставшей собаки, долго мяла мою руку, видимо, выжимая пророчества, смотрела то на ладонь, то в открытое окно, откуда ветер нес шелест листвы из зарослей кленов и крики детей.

- Ты знаешь,… - сказала она низким голосом, и вздохнув, вдруг зашлась утробным кашлем, дергая плечами и жадно глотая воздух, - … многие рождаются просто выжить, выцарапывают место под солнышком… там все просто. Я покурю? – она закурила и успокоилась, вытерла выступившие слезы. - У тебя другой знак. Чего значит – черт знает? Это известно тебе самой. Обрывается все. То ли новая жизнь… или смерть. Не видела такого, не хочу трогать. Ты не слушай меня, я тебе не советчица.

Она мне не сказала нового, что делать с этим предсказанием непонятно, а к «новой жизни» я готовилась и так. Гадания отбирают силы у настоящего, слишком дорогое удовольствие за несколько общих слов.

Марик сильно привязался, искал моего внимания с собачьей настойчивостью, швырялся деньгами, купил странный крапчатый пиджак, отороченный белым кантом, и теперь походил на смешного толстого конферансье.

Но я хотела польстить ему иначе:

- Ты похож на свою тачку. Тебе кто-нибудь говорил это? Я слышала, что люди выбирают машины либо по душевной схожести или по внешней.

- Чо, это как? – Он напрягся, подобрал живот и выпучил лягушачьи глаза. – Чо, я на машину похож?

- Нет. – Я поняла, что задала слишком сложную задачу. – Ты похож на сексуальную машину.

Он успокоился, улыбнулся по-детски просто, удвоив подбородок. Поглядел на меня сияющим взглядом, ожидая продолжения.

От его тела пахло не то что потом, а чем-то чужим, забытым в шкафу тряпьем. Он сопел и нервничал, переживал, что не справится с чем-то необыкновенным, вдруг появившимся на пути. Не мог сосредоточиться на желании, спешил записать обладание в достижение.

- А, ты это, сделай, как это, жена моя… - вдруг выдал он, показывая руками, что я должна сделать. Мне стало смешно от такой детской непосредственности, но нисколько не задело, я знала, чего хочу. Наконец он выдал вперед толчок к началу новой жизни, а назад - газы. Тут я открыто расхохоталась. Марик обиделся и сказал, что у него всегда так, и он думал, что и все так кончают.

- А откуда ты теперь знаешь, что не все? Не расстраивайся – так всегда происходит, это принцип реактивной установки. Поверь моему опыту.

Я аккуратно завернула презерватив с компонентом "ракетного топлива".

Дома вдруг выпала из старой книги фотография, на ней изображена я, в некоем подобии школьной формы с отложным белым воротничком и брошами с красными карбункулами на розовом джемпере, там, где должны быть соски. Рядом со мной женщина, мы склоняем друг к другу головы, видно, что близки, очень похожи. Но я не могу вспомнить кто это. Переворачиваю фотографию, вижу дату и надпись…

Я смотрела на широкий киевский Днепр, спокойный и безучастный он рассекался Венецианским островом и опорами моста, собирался вновь и нёс воду куда-то дальше к югу.

Осенние ветра расправились с листвой и ломаные ветви тополей на фоне угасающего неба казались нарисованными черной тушью. Было очень спокойно. Город казался где-то в стороне со всеми своими страданиями от скопления людей толкотни тел и желаний. Подсвеченная прожекторами «Родина мать», казалась циклопическим роботом – героем, устремленным в темную пустоту космоса.

Новая шуба, купленная Мариком, на мне шевелилась. Живые куницы были воспитаны так, что двигаясь, не оставляли просветов, их приятное шевеление, перемещение сверху вниз и наоборот создавало удивительную игру меха, блеск черных бусинок глаз и промельк тонких белых клыков. Это было последнее достижение технологий, животных не убивали, их мозг настраивали так, чтобы они привязывались к телу покупателя. Особые, тайные, команды заставляли прятаться в специальном саквояже, бежать следом или просто разбежаться навсегда.

Мне хотелось торжественного ухода. Я выбрала Патоновский мост, его пропилеи придавали моему одинокому движению вид древнего языческого шествия. В сумке я несла тридцать одну фигурку, ровно по количеству прожитых лет, чем старше становишься, тем больше энергии нужно, чтобы покинуть землю.

Стемнело совсем. Фонари тянут шеи, пытаясь, увидеть свои отражения в воде. Машины ускоряясь, проскакивают мост, не нарушая моего одиночества. Я шла вдоль отлитых из бронзы колосьев, серпов и звезд на перилах моста – сложной магической символики исчезнувшей страны.

На самой середине остановилась. Ручка ковша Большой Медведицы торчала вверх, я нашла Полярную звезду, она указывает путь рожденным на Земле. Я отпустила куниц, они метнулись темными тенями в разные стороны и исчезли. На мне нет ничего, лишний вес мешает полету. Начинаю поглощать фигурки, глотаю как цапля лягушек, запрокидывая голову. Вспомнились глиняные солдаты Цинь Шихуанди, не знаю, чем он обмазывал их, но глотать их было бы затруднительно - магия была иной. Последняя фигурка - Марик, она даст мне решительное ускорение уже в межзвездном пространстве. Я погладила его брюшко. Наверное, он перевернулся во сне. В полете я растрачу жизненную силу мужчин с которыми была связана. Они не умрут, просто потеряют интерес к существованию, кто-то сопьется, кто-то просто дотянет до положенного срока и тихо умрет, так ничего и не осознав.

Взобравшись на жгущие холодом перила, я уселась спиной к воде. Звезды, казалось, дышали, чуть увеличиваясь и уменьшаясь как диафрагма. Они не казались далекими, я знала, что пространство преодолимо, что мне не умереть на Земле как остальным …

Еще раз проверила ориентир – Полярная звезда чуть справа, в ручке Малой Медведицы.

Я набрала воздуха и откинулась назад…