Призрачный выбор

Призрачные кони сперва примчали в сны жителей деревни. Стремительные и свободные, они словно летели над землёй вместе с ветром, бесшумно высекая из воздуха искры. Страшные и гипнотизирующие, будто сошли с изображающих ад картин – кости, видимые сквозь призрачную плоть, чуть светились зеленым, как фосфор. Невозможно было оторвать взгляд от них -- сильных и свободных.

Во снах может многое привидеться, но где и когда было, чтобы у всех один и тот же сон возник? Да еще и повторялся ночь за ночью. Неудивительно, что стали грешить на темное колдовство.

В деревне, собственно, имелась своя колдунья ‒ Сагаха, Маленький Олень, так она представилась. Настоящего имени этой невысокой гибкой женщины никто не знал. Самые старые жители деревни рассказывали, что пришла она чуть ли не из-за Голубичных гор, из городов на границе Ридда, где можно встретить людей со всего света. В любом случае, пришелица была непохожа на местных – высокая, слишком белокожая, да черты лица четче, острее, чем у остальных. Также говорили, что когда Сагаха пришла в деревню, было ей на вид столько же лет, сколько и теперь. Может, сорок, а может, и все пятьдесят. Тогда на женщину тоже смотрели косо, но пришлая на удивление быстро нашла общий язык с соседями, помогала всем хворым, обнаружив обширные познания в свойствах трав. Да и у жрецов, что с инспекцией однажды прибыли в деревню, никаких подозрений не вызвала. Позволили ей остаться, хотя по-настоящему своей Сагаха не стала. Бежали к ней по всякому поводу – болезнь убрать, удачу привлечь, домового ублажить, если поссориться умудрились.

Рассказывали ‒ по вечерам, когда совсем темно, и девки к ней молодые приходили за приворотами. Сагаха кому-то отказывала, а кого-то принимала со всей душой. Сама она держалась нелюдимо, в ответ на слова могла и нагрубить. Деревенские не жаловались – кто еще захочет к ним в знахарки пойти. Храма и жрецов тут отродясь не было. Глушь она глушь и есть, а без ведуньи в деревне худо. Даже само присуствие Сагахи являлось благом. Дожди шли вовремя и ровно столько, сколько нужно, урожаи были на диво хороши, а лесное зверье не смело больше приближаться к стаду.

Вот и отправились к Сагахе за помощью. Ближайший город – далеко, да пока там аудиенции добьешься у какого-нибудь колдуна, а тем паче, жреца – конец света придет.

Жила Сагаха на краю деревни, чуть поближе к уходящей на запад тропе, что вилась между болотом и лесом. Туда и направились староста, его жена и пара мужиков что покрепче голосом, чтобы выслушать, да на всю деревню проорать так, чтобы слышно было, что сказала Сагаха.

***

Альтелле спалось плохо. Несколько раз она просыпалась, ворочалась в постели и вновь проваливалась в темную пучину, то ли совсем без сновидений, то ли заполненную какой-то вязкостью, с уродливыми лицами и мерзкими голосами, вызывающими не отвращение, а жалость. Сны часто предупреждали Альтеллу о будущем. Но в этот раз она не могла ни управлять повторяющимся видением, ни объяснить его.

Утром пришли люди из деревни ‒ рассказали уже о своих снах. Только тогда начало появляться понимание. И страх. Много усилий стоило Альтелле скрыть его, чтобы, излучая уверенность, расспросить получше. Впрочем, деревенские сами ничего не понимали, были напуганы и просили помощи.

‒ Сколько продолжаются эти сны? – спросила она, прикладывая титанические усилия, чтобы голос не дрожал и не предал ее.
‒ Дак уже с две недели как. Сначала только малышня их видела. Теперь все.
‒ Так. ‒ сердце бешено колотилось, Альтелла старалась его унять. – А что вы чувствуете в момент сна?
‒ Кони красивые, ‒ произнес староста мечтательно. Жена тоже задумалась, закивала, а на лице у нее появилась улыбка, взгляд устремился в пустоту. Да что там жена! Два амбала залыбились, вспоминая призрачных коней.
‒ Но страшно, ‒ тут же сказал староста. – Страшно и при этом красиво. И манит к себе. Поутру понимаешь, что это неправильно, не так. Сердце болит от предчувствия нехорошего. Помоги, Сагаха, только ты у нас есть. Сама понимаешь, никто не озаботится нашими проблемами, пока мор не начнется. Да и то…

Староста махнул рукой. Не так давно мор нашел на деревню Гнилуш. В соседних мора не было, а в Гнилушах был. Прислали и колдунов и жрецов, и отряд воинов. Людей собрали в одном большом строении и просто сожгли. Также все здания предали огню, вместе с домашней скотиной. Потом колдуны приступили к работе, чтобы зараза с этой земли не распространилась дальше.

‒ Так что просим, Сагаха, подсоби. Скажи нам, неразумным, что вообще эти сны значат.
‒ Вы видели лошадей, ‒ медленно сказала Сагаха. ‒ А псов?
‒ Каких псов?
‒ Больших, больше Тата, что на цепи у кузнеца Перкина сидит, – ответила Сагаха, помимо воли впадая в состояние транса. ‒ Огромные, дикие, хищные псы, что подчиняются только Охотникам. Они быстры и никому не убежать от них. Белые одни, и только уши у них красны, как еще теплая кровь малиновки. Зеленые другие, светящиеся, словно болотные огни, светом не сильным, но ядовитым и режущим глаза смертных. Черно-угольные третьи, лишенные глаз, но видящие все.

Закончив монолог, Альтелла бессильно облокотилась на спинку стула.
‒ Дивные? Охотники? Нечистая Пара? – спросил староста, и в голосе его слышалось как удивление, так и ужас, ‒ Разве они не были изгнаны? Разве смеет Неблагой Двор появляться в землях Единого? Да и Благой тоже.
‒ Единого? – Сагаха окончательно пришла в себя. – Вы… мы ведь сами всегда говорим, что нам не познать никогда до конца всей мудрости и желаний Единого? Да и на самом деле нет никакого Благого и Неблагого двора, нет Благих или Неблагих Дивных – это все выдумки людей. И Пара одна. Не чистая, не нечистая. Королевская

Староста лишь махнул рукой. Ему было наплевать на Дивных.
‒ Как же нам быть? Ты уверена, Сагаха? Что нам делать? Если то, что ты говоришь, правда, мы должны сообщить жрецам Единого.
‒ А если Сагаха ошиблась? Кто примет сказку за истину? – затараторила жена старосты. -- Что нам скажут жрецы? Ты же сам знаешь, лучше не обращать на себя излишнее внимание. Как нас накажут за ложь? А если… если тоже начнут подозревать в связи с нечистью?
‒ Сначала проверю все сама, ‒ сказала спокойно Сагаха. ‒ Я ничего не чувствую. И сны странные мне не снились. Так что, возможно, и ошибаюсь. Если верить легендам, пока в сны вслед за призрачными конями не придут псы, время есть.
‒ Это все, что ты можешь сказать?

‒ Дайте мне несколько дней. За это время я смогу узнать больше.

По лицу старосты было видно, как он разочарован и испуган. Чуть поклонившись, он направился к выходу. За ним потянулась и его благоверная, а также два амбала, оставшиеся на этот раз без работы.

Альтелла, проводив их, закрыла дверь и буквально сползла на пол, обессилев. Закрыв лицо руками, она сидела так некоторое время. Размышляла. Долго искали ее, надо сказать, – хорошо спряталась. Все же ‒ нашли. Даже не смогла сдержаться, чтобы не выдать информацию о Псах. Значит, сила ее народа уже действует исподволь.

Альтелла вспомнила свою молодость, свои дни при Дворе. Четвертая по руку Королевы на пирах – какая честь! Одна из первых в загонщицах. Как прекрасно было мчаться в свите Охотников, слушая лай псов. Смеяться, и смеяться, и смеяться, радуясь своей силе и власти. Чувствовать близость Пары, непередаваемое ощущение, которое не выразить человеческим языком. Да и в любым языком. Ибо как передать восторг перед существами столь прекрасными, великими, священными? Радость от того, что просто находишься рядом.
А потом… Все поменялось. Как же быстро иногда крутится Колесо, и как больно, когда на твоей душе появляется кровавая колея от него. А ведь тогда, поначалу, ей казалось, что ее проступок пусть и значительный, но стоит только повиниться, и все будет по-прежнему. Не поверила поначалу, когда объявили наказание. Как? За что? Так же нельзя!

Поверить пришлось. Принять не смогла, не хватило сил отвечать за себя.
Альтелла опустила руки и посмотрела в окно на быстро сгущающиеся сумерки. Она хорошо спряталась в прошлый раз, и убежать было легко. Так почему бы не повторить? В конце концов, о ней просто забудут. Кому нужна оступившаяся Дивная, почти утратившая свою силу.

Если она сбежит, то её сородичи в гневе могут уничтожить деревню. Жаль, тут живут неплохие люди. Весьма глупые и невежественные, но добрые сердцем. В любом случае чем-то приходится жертвовать. А спокойствие и безопасность одной из Дивных всяко стоит больше, чем жизнь даже десятка таких деревень.

Альтеллла произнесла заклинание, открыв невидимую доселе дверь прямо в стене дома. Никто бы не догадался, что тут вообще может быть подобное. Альтелла усмехнулась. Да, смертные вполне могли представить себе тайную дверь. Но никак не комнату в тонкой стене.

Дверь закрылась за Дивной, когда та прошла в помещение. Там стоял лишь кованный сундук, да на гвозде висела черная уздечка, усыпанная сапфирами: камни стали светится изнутри, как только Альтелла подошла. Женщина сняла уздечку и судорожно сжала в руках, словно впитывая силу от вещи, последний раз греясь теплом воспоминаний. Теперь даже эту единственную вещь из прошлого придется оставить.

Просто бежать сейчас было бы бесполезно. Нужен план, чтобы обхитрить преследователей.
Альтелла чувствовала себя так, будто вывалялась в грязи. Но уже ступив на эту дорогу, иначе не могла. То, что она задумала, было, если верить книгам Дивного народа, не так уж и сложно. Считалось это вещью мерзкой, и тот, кто пробовал подобное, уже не мог жить среди своих соотечественников. Слишком велико было отвращение к нему.
Заснула она в эту ночь не сразу ‒ пару часов проворочалась без толку. Забытая давно магия давалась с трудом, но Альтелла смогла проникнуть в детские сны. Она просмотрела их, очень осторожно, нежно. Пока, почти уже совсем отчаявшись, не нашла то, что искала: Итка, девчонка-приемыш семьи кузнеца, идеально подходила. Смущало лишь то, что все же дочь кузнеца, пусть и приемная, а сам кузнец не является магом. Перкин, добрый малый, был на удивление простодушен. И, всю жизнь работая с огнем и железом, не понимал их слов.

Много раз, заходя к нему в кузницу, Альтелла слышала, как огонь пытается что-то сказать кузнецу, а тот был глух, хотя в его крови Альтелла чувствовала силу. Перкин был кузнецом уже в пятом поколении, и уж точно среди его предков маги имелись.

В любом случае, Альтелле ничего не оставалось, как надеяться на дочь кузнеца.

Как и всех сновидцев, девочку тянуло к видениям сна, но и пугали они ее преизрядно. Альтелла с легкостью приняла вид призрачной кобылы и легко смешалась с несущимся табуном. Только вот ее кости не были видны – просто слабо мерцал полупрозрачный силуэт лошади. Альтелла пробежала немного, а потом вернулась к девочке, которая, еще не проснувшись, стояла на покрытом мхом холме и во все глаза смотрела на лошадей.

Альтелла аккуратно, чтобы не спугнуть, подошла к ребенку и наклонила голову. Глаза Итки стали еще больше, и девочка охнула от восхищения, увидев перед собой красивую светящуюся лошадку с серебряной гривой и золотыми глазами. При этом вовсе не страшную. Впервые в жизни девочка во сне осознала, что спит. Итке было всего лишь восемь. Она слышала рассказы об ужасах окружающего мира, сама живя в любящей семье. Покрикивал иногда Перкин, ворчала его жена Арика, но Итка была уверена — с ней точно ничего страшного не случится. Тем более во сне. Без страха она погладила особо ярко светящееся пятно на голове призрачного существа и обнаружила, что мех прохладный, очень приятный на ощупь. И, когда кобыла покорно легла возле девочки, приглашая ее сесть, Итка не медлила долго. Она залезла на спину лошади, вцепившись в гриву. И они, сначала медленно, потом все быстрее, понеслись вместе с табуном.

Итка не сразу решилась открыть глаза. А когда открыла, закричала от восторга. Они бежали под полной луной. Девочка ощущала себя частью табуна, она уже не держалась за гриву, так как знала – никуда не упадет. Даже когда кобыла резко взвилась вверх и поскакала по воздуху, Итка не испугалась – она была восхищена. Потом они стали подниматься все выше и выше, и Итка уже с трудом различала табун на земле. Девочка заволновалась, попросила спуститься. Это оказалось бесполезно. Итке стало трудно дышать. Может, от страха, а может, от того, что резко похолодало. При каждом вздохе грудь изнутри кололи сотни ледяных иголочек. Итка закричала что есть мочи, и боль в груди стала совсем невыносимой. А потом перед глазами все потемнело.
***
Прошло уже больше недели, а Сагаха не появлялась в деревне, и староста опять решил пойти к ней. На этот раз один и под покровом ночи, чтобы не смущать деревенских. Дверь избы ведуньи была открыта. Прежде такого никогда не случалось. Войдя, староста обошел весь дом. Никого. И печь не топлена уже, судя по всему, давно.

Староста остановился в недоумении. Неужели сбежала? Так и знал он, что нельзя доверять чужакам.
Староста задумался, а потом хмыкнул. С другой стороны, теперь можно попробовать вызвать жреца Единого и рассказать ему, что виновата во всем пришлая ведьма. А то, что столько лет не сообщали о незарегистрированной знахарке – так из города приезжала инспекция жрецов и Сагахе никаких претензий не высказала. Видать, и их загипнотизировала, ведьма проклятая.

Честно признаться, именно подобное несколько лет нашептывала на ухо старосте жена. И то, что чужачка всегда чужачкой останется, и то, что странная она – как бы и сама не из Дивных, мало ли, что их вот уже сколько десятилетий не видели. И что их первая задача – охранять своих односельчан, а перед Сагахой никакого долга нет. Даже учитывая то, что она подлизывалась к деревенским, спасая людей и скот.

Все это умом понимал староста, но уж больно сладко да мягко было жить, не страдая от мора скотины, от волков и медведей, от потравы полей, от людских хворей.
Теперь же пришла пора вспомнить все, что говорила жена по этому поводу, и проявить мудрость. Признать, что он, как староста деревни, готов ради общего блага даже поступиться своей мужской гордостью.

***
Псы пришли через неделю. Вой их, скрывающихся в тумане и тьме, заставлял деревенских поначалу лишь просыпаться в ужасе. Прошло не так уж много времени, как Резна утром обнаружила рядом с собой еще не остывшее тело мужа с порванным в клочья горлом. Заголосила так, что, кажись, даже духи-лесавки из ближайшего леса услышали.
Произошли и другие случаи. Всего девять: три мужика, три ребенка, три бабы. Староста, после того, как отправил гонцов в ближайший город, из дома не показывался. Да оно и в доме-то несладко. Неровен час – сожгут.

В такой суматохе исчезновение девки-приемыша кузнецовского, Итки, не взволновало никого. Раньше бы весь лес мужики прочесали, а сейчас не до того было. Только кузнец с женой ходили за деревню. Звали, искали.

В ту ночь, после сна о полете на кобыле, Итка проснулась со странным ощущением – смесью страха, предвкушения и радости. Разобраться в своих чувствах девочка не успела. Странная сила повлекла ее из дома. Дед заворочался, просыпаясь, но тут же губы Итки прошептали набор непонятных слов, и старик затих. Двум собакам тоже достались слова, и они упали там же, где стояли, чуть повизгивая и суча лапами во сне. Итка точно знала, что их сторожам, не видевшим в своей жизни ничего, кроме родного двора, сейчас снится охота. Жаркая, свободная, быстрая гонка за зверем, вливающая силу в кровь.

Итка шла дальше, через деревню. Перед ее глазами проносились тени каких-то животных, слишком большие, чтобы принадлежать реальным зверям. Девочка вздрагивала от ужаса, но уже через пару секунд страх проходил. Этих теней еще нечего бояться – страшиться надо тех, кто придет за ними. Откуда она это знала и кто придет – Итка не могла понять. Возникали в мыслях образы высоких мужчин и женщин, с чуть вытянутыми лицами, невероятно бледными. Все они могли похвастаться роскошью пышных одежд, сверкающих драгоценностями. При этом, даже в таких нарядах, они казалисьь то эфемерными, легкими, как перья птиц, то тяжелыми, хотя невероятно гибкими и быстрыми, при этом, похоже, способными оставить следы даже на голом камне.

Эти видения приходили Итке на несколько секунд, а потом исчезали, чтобы появиться снова через какое-то время. И девочка никак не могла разобраться в них. Через пару часов сил идти просто не осталось. Вокруг была незнакомая чаща, совсем близко выли волки, чьи силуэты Итка прекрасно видела. Новое зрение, с помощью которого в непроглядной тьме под переплетенными кронами деревьев девочка могла видеть каждый сучок, тоже было необычно. Но сейчас сил не было даже на удивление. Итка была рада лишь, что звери ее не трогают.

Девочка уже не соображала ничего от усталости и боли в ногах, когда странная сила, которая увлекла ее в лес, отпустила тело. Итка упала, как подкошенная, и, не успев ничего сообразить, уснула.

***

Было уже позднее утро, когда к Велушкам – небольшой деревеньке на краю леса – вышла девочка. Было пришелице лет восемь от силы. Ноги разодраны в кровь, темные юбка и кофта – в клочки. Белое, без кровинки, лицо выглядело осунувшимся, волосы спутались, испуганный взгляд был направлен куда-то вдаль. Поначалу девчонку приняли за лесовку, и дети, играющие у кромки леса, с визгом разбежались. Лишь Щеголка – плотная, добрая жена мельника, прибежавшая на их крики с реки, где занималась стиркой, оказалась посмелее. Она подошла к девочке. Та подняла на нее умоляющий взгляд и прошептала:

‒ Помоги…
‒ Ой, Единый, да кто же ты такая, ‒ Щеголка сняла с себя теплый платок и обмотала хрупкую девичью фигуру, ‒ кто ты, милая? Откуда?
‒ Я… я Итка. – Девочка замолчала, пытаясь вспомнить. ‒ И… я шла через лес. Но я не знаю, откуда… Я… не помню.

Сказав это, девочка расплакалась, уткнувшись носом в мягкий теплый живот женщины.

‒ Ну, ну, детка, ‒ причитала та, ‒ все будет хорошо. Пойдем-ка.

У мельника и его жены детей не было. И девочку, которая, когда её вымыли, причесали да приодели, оказалась на редкость хорошенькой, они оставили. Правда, поначалу сводили в местный храм Единого, чтобы жрец определил, не является ли девчонка нечистью пакостной, что приняла такой вид, дабы навести порчу да смутить умы. С Иткой оказалось все в порядке, и пришли к единодушному мнению: девочка потерялась в лесу, а потом, вынужденная пробыть там невесть сколько, от ужаса и страха, забыла, что с ней случилось до этого. А может, и такое было – заблудилась, а лесовки тут как тут, забрали к себе. Первым делом духи лесные память о прошлом истребляют из своих жертв, чтобы стала девушка или девочка лесовкой без человеческих чувств. Иногда такие все же вырываются из плена, но ничего не помнят, и много времени проходит, прежде чем вновь родных узнают.

Так и осталась Итка в семье мельника. Деревня была большая, богатая, не голодали, и Итка, на хороших хлебах, выросла в красивую румяную девушку, похитительницу сердец деревенских парней. Часто под ее окнами шмыгали. Итка же все дома сидела. Работала одна, на вечерки не ходила, а если и пела, то тоже сама, одна-одинешенька. Странной ее называли, даже родители. Бывало день щебечет, как птица, а потом день ходит грустная, чуть ли не слезами заливается. Спросишь, отчего – скажет, не знаю.
Итка так и не вспомнила, откуда взялась и где жила до того, как вышла из леса, но этому мельник с женой даже рады были. Привыкли они к своей дочке приемной, привязались.
Сама Итка часто задумывалась, глядя на кромку леса или на небо. Что-то не отпускало ее взгляд от этих картин, некое странное чувство. В такие моменты Итке казалось, что это она и не она. Словно в ней жила еще одна, другая Итка, которая пряталась где-то внутри.

Иногда девушке хотелось выйти за околицу и идти куда-то далеко, туда, где, как она чувствовала, ее ждут. Но, когда Итка делала шаг в сторону леса, то становилось страшно и она сразу же возвращалась домой, чтобы занять себя делами, вытряхнуть из мыслей неясные образы, что так манили и пугали одновременно.

Так и прожила она спокойно до шестнадцати лет. По деревенским меркам – уже чуть ли не перестарка, еще немного, и останется старой девой. Приемные родители с Иткой постоянно об этом говорили, и сваты приезжали даже из дальних деревень, а девушка всем отказывала. Не раз говорила и даже спорить решалась о том, что видит свою дальнейшую жизнь вовсе без мужа и детей. Мельник сначала думал, что блажь, пройдет, потом покрикивать начал, но пока терпел. Лишь когда на девушку уже стали недобро посматривать в деревне, мельник не выдержал. Однажды зазвенели бубенцы предсвадебного поезда во дворе дома приемных родителей Итки. С удивлением девушка смотрела в окно — она никому не давала согласия на свадьбу. Еще больше удивило ее, когда в избу вошла высокая пожилая женщина, чуть прихрамывавшая, с плотно сжатыми тонкими губами и пронзительным взглядом еще не выцветших голубых глаз. Рядом топтался черноволосый парень. Стоило только взглянуть в его глаза, чтобы понять – сын. Пусть и остальными чертами не похож – мягкие они у него были, и улыбка приятная. Но что было Итки до улыбки его. До того, как отец вошел вслед за чужаками, уже догадалась, что мельник задумал.

‒ Вот, Итка, тебе будущий муж – Ирван. Он тоже мельник. В прошлом году отец его погиб ‒ утонул в реке. Так Ирван прекрасно справляется с его делом. Живут они в Лотарках – по соседству считай. Так что знакомься, да мать Инвара не обидь, в ножки поклонись да поклянись слушаться, как родную мать. Да…

Не успел приемный отец Итки договорить, как девушка выбежала из дома и понеслась по дороге, к лесу, который сейчас стал манить особо сильно. Вслед ей неслись крики и топот сапог. Её собственные ноги словно обрели крылья, как у воздушных духов из детских сказок.
Итка бежала, не разбирая дороги, потому что слезы застилали взор. У кромки леса она обернулась последний раз и увидела вдалеке бегущего приемного отца. А после, без колебаний, ступила на тропку, уводящую в лес.
Здесь, в лесу, было здорово. И Итка не понимала, чего так боялась раньше. Лес принял её, как родную, – девушка чувствовала это всей душой. Тут ей стало так легко, как не было никогда и нигде. Итка немного успокоилась, а ситуация, из-за которой она оказалась в лесу, отошла на второй план.

В тени деревьев, под едва пробивающимися лучами летнего солнца, было так приятно помечтать о том, что на самом деле она, Итка, и не Итка вовсе, а какая-нибудь графиня, герцогиня, а то и дочь самого короля, которую прятали от злобных слуг королевы, чтобы спасти ей жизнь. Или ее в младенчестве украли разбойники. Детские мечты. Раньше, когда Итка грустила или злилась, это помогало успокоиться.

Девушка никак не могла понять, за что? Разве она не говорила, что хочет остаться со своими приемными родителями? Что ей плевать на взгляды и шипение местных о странной девке, что не хочет замуж, как полагается? Что она останется перестарком, если не согласится на предложение сватов в этот год? А местные, обиженные невниманием парни уже готовились под праздник забрасывать дом мельника тухлыми яйцами да конским навозом рисовать на стенах, предупреждая всех -- в этом доме живет цацка-недотрога, что нос от парней воротила, пока сама никому не нужна стала. Ну так год-два побесятся и перестанут.

Перестарки тоже нужны. Кто в хомуте деревню обходить будет, чтобы миновала падучая скот? Кто ночью зажжет три свечи на погосте, чтобы мертвецы не поднимались и живых не тревожили? Ясно дело – только не испытавшая священного обряда объединения душ.

В своих мыслях Итка то переходила на мечтания о том, как вот-вот её найдут мрачные рыцари и повезут в замок, где она встретит благородного седого лорда, который расскажет о том, как много лет назад его маленькую дочь украли разбойники, то все же начинала думать об оставленных в деревне. И никак не могла– да и не хотела– понять приемных родителей. По-прежнему считала предательством поступок мельника.

Итка так погрузилась в свои мысли, что и не услышала стука копыт по тропинке. И лишь когда рядом с ней осадили могучего коня, повернулась. Она увидела, высокого, статного юношу в дорогой одежде. Его руки лишь слегка, казалось, придерживали поводья серого жеребца. В конских глазах читалось нетерпение и ярость от того, что его остановили. Юноша смотрел на мир с абсолютным равнодушием и скукой. За спиной висели лук и колчан, но не чувствовалось, что всадник едет с охоты или на охоту. К тому же, не слыхать было ни охотничьих рожков, ни лая своры.
Итка отступила на шаг и почтительно поклонилась. Это только в сказках лорды благородны и прекрасны. А в реальности простым девушкам лучше держаться от них подальше. Правда, в данном случае Итке ничего не угрожало – смотрел благородный на девушку абсолютно холодно, и она надеялась, что, если будет достаточно вежлива, ничего плохого не произойдет.
‒ Послушай, ты, девка. Где ближайшая деревня? ‒ сказал юноша. Его голос был самой музыкой. И настолько не сочетался с грубыми словами, что Итка поначалу опешила и ничего не отвечала
‒ Ну? – юноша повысил тон.
‒ Если вы поедете по этой тропе на восток, мой господин, то скоро увидите дома.

Юноша опять хмыкнул и чуть натянул поводья, поворачивая коня. Итка отошла чуть подальше, склонившись в неуклюжей пародии на реверанс. Она никогда не встречала благородных и на самом деле вовсе и не желала встретить их. Поэтому была рада, когда парень поскакал к деревне. Как только он скрылся из виду, Итка пошла дальше.
Девушка уже совсем успокоилась было, когда почувствовала, что что-то не так. Она не успела ничего сделать, прежде чем ее схватили и усадили в седло. А ведь звука топота копыт не было. Последним, что Итка услышала, прежде чем страх поглотил остатки разума, был шепот:

«Кто ты такая?»

Итка не смогла ответить. Испуганная, совершенно не понимающая, что происходит, девушка лишь чувствовала, как они несутся сквозь лес на огромной скорости. Правда Итка все же смогла заметить, что конь никуда не сворачивает, а ведь тропинка петляла, и подчас весьма круто. Возникало впечатление, что они проходят сквозь кусты и деревья, словно призраки.

Полностью очнулась девушка тогда, когда была весьма грубо сброшена с лошади, но ничуть не ушиблась и сразу же вскочила на ноги, озираясь. Парень гарцевал на жеребце, и сейчас в его глазах не было и тени скуки. Правда, Итка не могла сказать, чего в этом взгляде больше – презрения, удивления или чего-то еще?

Находились они на поляне, половину которой занимала трава -- высокая, по пояс Итке, яркая, сочная. Даже, наверное, слишком яркая и сочная. Обычно к этому времени года зелень выцветает. Упругие травинки были тонкими, но когда Итка случайно прикоснулась к одной, то вскрикнула – руку оцарапало, словно ножом.

‒ Кто ты такая? – спросил парень вновь. – Ты не Дивная – нет-нет, Дивные не бывают такими уродами. Ты охотилась на моих соотечественников, чтобы пить их кровь? Тоже нет – ты слишком проста. Да и давно уже не было Охотников среди вашего мразотного племени. Так почему в тебе ощущается наша сила?

Итка вскрикнула, прикрыв рот рукой. Дивные? О них Итка знала только из рассказов. О том, что жил такой народ чуть ли не с сотворения мира. Люди, появившись, сначала поклонялись ему, потом пытались изгнать. Жрецы Единого уверяли, что им это удалось. Согласно поверьям, Дивные разделялись на Благой и Неблагой двор. И если первые могли как даровать добро, так и причинять зло по настроению или в ответ на поступки людей, то от вторых ничего хорошего никогда ждать не приходилось. Раньше представители рода Благого Двора считались прекрасными, магическими созданиям. Неблагие Дивные же были скопищем злых духов земли и неба, тварей болот и лесных чащ, участники Дикой Охоты, что кружит зимними вечерами, загоняя не зверей – одиноких путников. Девушка не могла поверить. Всадник от человека ничем не отличался. Разве что был слишком бледен.
‒ Я… я искала одну целебную траву по просьбе нашей ведуньи и заблудилась, ‒ пролепетала она, не отводя взгляда от юноши.
‒ Ты хочешь сказать, что я, приближенный Королевской Четы, мог ошибиться? Не ври, девчонка, иначе я награжу тебя такой болезнью, что каждую минуту из отведенных тебе будешь страдать от боли и не сможешь даже прервать свою никчемную жизнь! Где и когда ты сталкивалась с моим народом? Может, ты украла что-то у нас?
‒ Нет! – девушка отошла назад и уперлась в ствол дерева. А потом обернулась и хотела бежать, но нижние ветви деревьев и кусты сплелись в непроницаемую преграду, не пуская. Магия, против которой у простой смертной нет защиты. Только подумать успела Итка об этом, как ветви попытались расступиться перед ее рукой. Всего лишь на несколько секунд.
‒ Ты обладаешь силой Дивных! – раздался голос позади.
Перед глазами девушки замелькали цветные пятна, а сознание провалилось в блаженную темноту.
***

Альтелла воспользовалась эффектом неожиданности. Один взмах рукой заставил расступиться ветви, заклинание скрыло ее, оставив на том месте, где только что была девичья фигура, смерч из черных вороньих перьев. Сама Альтелла уже бежала вперёд, практически не разбирая дороги. Глупо использовать такую магию против самого Лорда Феалла, но ничего другого она сделать не могла.

Девушка остановилась только у озера, находившегося практически в середине леса. Тут Альтелла вынуждена была в буквальном смысле слова упасть от усталости. Чуть-чуть уняв боль в ногах и восстановив дыхание, вновь разбудила свои чувства, которым не просто было проснуться в человеческом сознании. Нет, не чувствовала она Дивного.

Вздохнув, задумалась, завспоминалась. Сейчас, когда сознание Итки крепко спало, а она обрела единоличную власть над телом девочки, Альтелла могла себе позволить сделать некоторые выводы из ситуации. Когда Дивная заперла свою собственную душу в тело Итки, спряталась в ее сознании, она вынуждена была сама находиться в состоянии некоего полусна, в котором мало видишь и чувствуешь, а соображаешь еще меньше. Иначе и смысла бы не было в столь ненавистной ее соотечественниками магии. Как же получилось, что Феалл распознал ее? Может, дело в их предыдущей связи? Она сама, даже в том пограничном между сном и бодрствованием состоянии, в котором пребывала все эти годы, узнала бывшего жениха.

Альтелла задумалась. Ведь сейчас она могла вместе с мужем путешествовать по лесам, радоваться охоте и жизни, веселиться на пирах Извечной Пары. Если бы только… Если бы только она не была настолько беспечна раньше. Если бы не потеряла по беспечности и гордыне дар Высших.

Великая Золотая Олениха – единственная, что носила ветвистые рога из всех Оленей. Она была дарована самим сущим и принадлежала Королю и Королеве. В свое время Сущее создало же тело Прекрасного Оленя, самца, чье тело было сплетено из ветра, солнечных лучей и света звезд. Лишь с одной целью пришел он на землю – чтобы оплодотворить Важенку. И, когда понесла она, самец растворился в ветре, воде, земле.

А Самка стала бережно вынашивать плод. С тех самых пор не оставляли ее одну, и каждый день присматривал за чудесным животным кто-то из Дивных, ходя за ней, наслаждаясь теплом, исходящим от дара божеств, следя за тем, чтобы даже тень тьмы не коснулась его. Это была честь, однажды выпавшая и Альтелле.
Ветвисторогая в тот день ушла на дальние луга, за сочной перелист-травой. И особо нужно было следить за ней, ибо близился уже час родин. Когда же начался он, то Альтелла должна была быстро позвать целителей, чтобы проследили за всем. Но девушка не стала, понадеявшись на свою силу. Да и что случится с тем, кого охраняет само сущее? Только потом осознала Альтелла, что ее обуяла гордыня, и не стала она сообщать о начале родов, так как хотела первой увидеть новую важенку и принести весть о том, что свершилось. Возможно, тьма незримо вошла тогда в Дивную, воспользовавшись ее наивностью. Когда осознала Альтелла, что все идет не так, как должно, и позвала на помощь, было уже поздно. И чудесное животное, и ее еще не рожденное дитя, погибли.

А Альтелла, испугавшись строгого наказания, просто сбежала, не в силах даже принять на себя ответственность за сотворенное. Поначалу долго жила среди смертных, а когда ее нашли, пришлось принять более существенные меры и затаиться уже в сознании человека. Это была не жизнь, так, прозябание. В любой момент Альтелла могла выгнать Итку настоящую, занять ее тело полностью. Дивная так и собиралась поступить. Опять боялась. Каждый год говорила себе – еще немного, пусть забудут. Хоть и знала, что подобное не забывается и не прощается.

Теперь же она вновь не знала, что делать. Возвратиться в деревню не могла. Даже если Лорд решил не преследовать ее, то уже скоро пошлют псов. На это раз, Альтелла была уверена, с предупреждениями церемониться не будут. До сих пор Альтелла не понимала, в честь чего соотечественники решили, что ее можно выманить на страдания низшей расы только потому, что она с этой низшей расой прожила какое-то время?

Домой она вернуться тоже не могла. Отступница, на которой лежит тягчайшее преступление, побег, да еще и захват человеческого тела. Притом, что свое собственное она уничтожила, просто растворив с помощью магии в мире. Не смогла бы его сохранить, как в таких случаях делали это Дивные, чтобы было куда возвращаться. А теперь – ей осталось только вновь бежать, скрываться. Альтелла не представляла, как и где? Уж даже если нашли ее в этом облике, спрятанной в сознании человеческой девчонки.

‒ Тебе нужно вернуться, ‒ раздался голос совсем близко.
Альтелла вскочила и обернулась. На нее смотрел ее суженый. Сейчас Альтелла опять ощутила к нему. Нет, не любовь – они не любили друг друга, их брак был бы взаимовыгодным сотрудничеством между семьями. Очень теплые дружеские чувства.
‒ Куда? Как? ‒ Альтелла почувствовала себя невероятно уставшей, силы оставили ее. Даже встать на ноги сейчас, наверное, не получилось бы.
‒ Домой, ‒ проговорил Феалл. ‒ Я буду ходатайствовать за тебя перед Парой. Они позволят.
‒ Нет, -- резко прервала его Альтелла. ‒ Нет. Если ты испытываешь добрые чувства ко мне – просто никому не говори. О нашей встрече.
‒ Но.
‒ Я трусиха. Трусиха, понимаешь?! И я заслужила то, что со мной произошло. Тогда, после смерти Оленихи, меня собирались отлучить от двора, лишить части силы, всех привилегий придворной. На годы и годы. А я испугалась. Трудностей, позора. Что я, такая важная, стану ниже тех, с кем общалась лишь кивком головы. Нет… Я сама думала, что грех мой не стоит сурового наказания, представляешь? А потом, когда чуть осознала, – перетрусила и сбежала. Нет, не просто трусиха. Гордыня ‒ поистине смертный грех. Тут люди правы.
Альтелла развела руками в бессилии.
‒ Я понимаю, ‒ сказал Дивный. ‒ Что же, этого стоило ожидать. Страх не порождает ничего хорошего. Но у тебя есть выбор.
‒ И кто мне его предоставит?
‒ Королевская Пара, ‒ Феалл ухмыльнулся. Взгляд его при этом оставался печальным. ‒ Ты удивлена? Ну да, Кони и Псы. Тогда это было предупреждение тебе. И твой шанс. Пара надеялась, что ты сама поймешь, сможешь принять судьбу, взять ответственность… Впрочем, это уже неважно.
‒ Они знали, ‒ прошептала Альтелла.
‒ Разумеется. Они знают все, что случается с их подданными.

Альтелла вздохнула и опустила голову. Она вспомнила Королевскую Пару, когда в последний раз видела их на Охоте. Король и Королева. Она -- женщина. Или девушка. Или почти девочка. Или старуха. Никто не мог назвать Её возраст. Никто. Она всегда была легка, очаровательна, могуча. А её глаза – прекрасны, и в них сквозила мудрость, неизведанная никем, кроме Её супруга. И такая же неизведанная никем печаль. Вот только печаль Её принадлежала только Ей, и даже Её супруг не имел права разделить с Ней эту ношу. И вся старость мира была в глазах Её вместе с невинностью того времени, когда мир только родился. Даже когда смеялась, в Её глазах была вся мудрость и старость мира. Даже когда уста Её изливали мудрость, в глазах Её была невинность и неискушенность новорожденного. И Он – легкий телом, но с неожиданно тяжелыми шагами, которые, казалось, смогли бы расколоть и камень. Похоже, вся земля содрогалась от них и глупые птицы, рассевшиеся на ближайших деревьях, взлетали, крича от страха, хоть и знали, что бояться нечего. На губах Его была часто улыбка, но кто вообще мог сказать, о чём Он думает и чему улыбается? Только Его супруга. Никто больше. Супруги были похожи. И отличались. Если Она была одновременно всем – старухой, женщиной, девочкой, девушкой, то Он в любой момент принимал любую из этих форм – старика, зрелого мужчины, хрупкого юноши, мальчика. Его облик был не текуч, как у Супруги, но это была иллюзия. Он тоже был всем. Лишь предпочитал показывать себя по-другому. Не сочетая во внешнем виде всех форм сразу, а меняя по настроению или необходимости в данный момент.. А глаза Его тоже вмещали мудрость. Только эта мудрость гораздо лучше маскировалась то в холодном, то в тёплом взгляде. Лучше всего -- во взгляде безумца, форму которого Он любил иногда принимать. Не часто. Лишь чуть чуть чаще, чем форму дурачка, которую Он использовал, чтобы принести очередной глоток воды в решете или если вновь нападала блажь заняться подсчетом бесконечных звезд. А ещё в этом взгляде был смех. Такой же вечный смех, как вечная печаль во взгляде Его Супруги. Правда, никто не знал, принадлежит ли этот смех только Ему или он делит свою ношу с Супругой. И поговаривали, что даже Он сам не знал этого.
Как вообще можно было бы подумать даже о том, что сможешь обмануть их? Альтелла невесело рассмеялась. Плечи девушки опустились, дыхание давалось с трудом, спина согнулась ‒ сам воздух стал невероятно тяжёлым.

‒ И что же Пара велела передать? – спросила она у Феалла, который все это время молчал, ожидая, когда она найдет силы для вопроса.
‒ Ты не можешь так, это правда. Ты должна оставить тело этой девочки.
‒ Это смерть, ‒ прошептала Альтелла
‒ Самая легкая из возможных, ‒ кивнул Феалл. ‒ После этого твоя душа вновь сможет воплотиться среди Первого Народа.
‒ А если я откажусь?
‒ Тогда тебе придется вступить в бой с девчонкой. Ты знаешь, кто она? Потомок охотников на нас. Человеческих Охотников, что обладали достойной магией и поначалу были покорны воле храма. После того, как они показали свою силу, жрецы и маги Единого сами испугались их мощи и независимости, ибо волки уже не хотели становиться псами. И Охотники прятали своих детей, заперли свою силу, чтобы сохранить свои семьи и потомков. Сила никуда не делась, передаваясь по крови. Служители Единого тоже знают о потомках Охотников. И охотятся уже за ними. Сейчас в девчонке сила спит. Если ты попытаешься выгнать ее – проснется. Или ты можешь и дальше существовать на пороге ее сознания. Если тебе нравится такая не-жизнь.
Альтелла вздрогнула. Сейчас, даже под гнетом боли и усталости, она ощутила, как много потеряла – мысли, ощущения, саму себя, пока спала в сознании Итки. Она просто не сможет опять позволить себе впасть в такую кому, ощущая, что растворяется, будто крупинки соли. Даже не была уверена, а сможет ли она вновь прийти в сознание когда-нибудь, если поступит так. Ведь Феалла рядом уже не будет. Никого не будет.
‒ Это же не все? – только сейчас она обратила вновь внимание на бывшего жениха
‒ Да. Не все. Неважно, победишь ли ты или будешь вынуждена покинуть тело девчонки не по своей воле – ты никогда не сможешь стать одной из нас больше. Ты никогда не увидишь Эрдолианн, не узришь Великую Пару, не сможешь проскакать в составе Охоты по кромке заката. Никакой магии или памяти. У людей тоже есть магия, но не одна жизнь пройдет прежде чем ты сможешь заполучить ее. Это все, что тебе могут предложить. И...
‒ И только я сама виновна в подобном… Я знаю.
‒ Что ты ответишь?
‒ Откуда мне знать? – неожиданно для себя, Альтелла разозлилась. ‒ Откуда мне знать, как поступить. Я… я уже… я просто не могу решить!
‒ Твой ответ я буду ждать завтра. Здесь. – Феалл повернулся и пошел прочь.
‒ И это все? Ты мне больше ничего не скажешь? – закричала Альтелла в спину.
Феалл остановился. И, не оборачиваясь, проговорил:
‒ Я сказал все, что мог. Только вижу, мне и это не стоило говорить.

Он уже давно скрылся из виду, а Альтелла все еще была у берега озера. Потом встала и медленно поплелась в деревню. Идти ей больше было некуда. Та надежда на возвращение, что на миг появилась в ней при разговоре с Феаллом, исчезла. И Альтелла точно знала ‒ теперь ее жизнь связана со смертными, к которым она раньше относилась с таким презрением. Видения прошлого все еще преследовали ее, правда, какими же они были тусклыми теперь, после стольких лет жизни вдали от дома. Девчонка, потомок Охотника? Ну, это ничего. Альтелла пока не потеряла свою силу. Она победит Итку и выгонит ее из сознания, из тела, из жизни. На этот раз она не побежит. Просто начнет все с чистого листа. И даже хорошо, если у нее не останется памяти о прошлом: ей с этим прошлым больше не по пути.