Бабочки в животе

  • Опубликовано на Дзен
Автор:
Trashyrashii
Бабочки в животе
Аннотация:
В этот момент я понял, что пропал. Утонул. Сгинул. Оставил на асфальте только свою бренную оболочку, а сам устремился в небо, взмыл до самого купола стратосферы и камнем упал вниз, на землю. К ней под ноги.
Текст:

Она приходит ко мне каждую ночь. Садится на край кровати. Под тяжестью её тела тонкое одеяло натягивается и сползает с моей головы. Каждый раз, ложась спать, я думаю, что стоит привязать его к голове, прибить гвоздями к изголовью, но страх задохнуться останавливает меня. По крайней мере она не трогает меня. Девушка, которую я убил.

***

Стояла ранняя весна. Я выбрался из дома рано утром. Солнце тогда только набирало силу, несмело пробовало на ощупь город, выползая из-за линии горизонта. Заморозки сковали землю и превратили пешеходные дорожки в блестящую застывшую скользкую массу. Пахло так, как пахнет в городе каждый март: свежестью вперемешку с выхлопными газами, набухающими почками и пылью, сладостью перепревшей с осени листвы.

Ещё в детстве я научился видеть красоту повсюду. Особенно мне удавалось фотографировать. Поэтому после школы я решил податься в профессиональные фотографы. Снимая городские пейзажи для размещения на платном фотостоке, я и встретил её.

Она выскочила из-за поворота и влетела в меня с разбега: видимо торопилась. Фотокамера на груди приняла на себя удар. Я чертыхнулся и уставился на неуклюжую девушку.

Чёрное пальто, пёстрый шарф, короткие обесцвеченные волосы. И глаза. Испуганные, извиняющиеся, огромные карие колодцы на пол-лица.

— Простите, вы целы? — донесся тихий мелодичный голос из покрытого розовым блеском рта.

— Я в порядке, но не уверен насчет моей камеры, — процедил я сквозь зубы и принялся доставать аппарат из чехла.

— А вы фотограф? Круто!

С недоумением поднял взгляд и натолкнулся на её искреннюю улыбку. В этот момент я понял, что пропал. Утонул. Сгинул. Оставил на асфальте только свою бренную оболочку, а сам устремился в небо, взмыл до самого купола стратосферы и камнем упал вниз, на землю. К ней под ноги.

— Да, я немного фотограф. Хотите поснимаю вас? Кстати, Андрей.

— Лена, — ответила она и пожала протянутую руку.

Следующий час по пути в полузаброшенный парк я слушал рассказ о том, как Лена проспала учёбу, куда и бежала по скользкой улице. Как ей нравится учиться на программиста. Как она мечтает получить работу за рубежом и уехать. Много ненужных и неинтересных фактов о ней и её жизни. Мои мысли занимало лишь одно — желание обладать Леной, подчинить её, узнать вкус её розового блеска и гладкой кожи, подсвеченной естественным румянцем.

В парке я сделал несколько удачных кадров. Подумал, что неплохо будет их оставить на память и повесить в комнате в рамках, разбавить серость обстановки, вдохнуть в моё обиталище жизнь. Девушка на удивление очень легко согласилась прогулять пары в обмен на фотосессию. Может быть, учёба была не настолько интересна, как она говорила мне. Может быть, ей понравился я, и она надеялась закрутить внезапный роман. Объективно, я хорош собой. Весь в мать.

Лена сначала явно не поняла, что происходит. Потом подумала, что я хочу её изнасиловать и принялась орать: «Помогите, насилуют». О, как она кричала, визжала, что свинья на бойне. Всё очарование её молодости и красоты спало, как только из глотки вырвались противные, бьющие по ушам звуки.

Я повалил её на землю и грубо подмял под себя, зажал коленями бледные руки. Вдохнул запах ненавязчивого цветочного парфюма и лизнул щёку. Ненакрашенная. Сладкая как зефир. Упругая, как свежий персик. О-ча-ро-ва-тель-но.

Крик.

Мольбы, сменяющиеся проклятьями.

Неловкие попытки оттолкнуть моё окаменевшее тело.

Громко приказал ей заткнуться и наотмашь ударил по ещё мокрой от моей слюны щеке.

Лена завыла:

— Пожалуйста, п-прошу, не надо! Андрей, Андрей, останови-и-ись!

Она извивалась подо мной. На красном от криков и слёз лице гримаса ужаса сменялась мордашкой, вымаливающей пощады. Я не спешил. Я знал, что никто её не услышит. Играл с ней, как дельфин играл бы с тонущим человеком, отталкивал его в открытое море, ломал ему ребра или слишком долго удерживал под водой — дальше жертва обычно умирала сама.

Когда Лена выбилась из сил и не могла дальше сопротивляться, я перешёл к основному действию.

Мама появилась в тот момент, когда я пытался откусить Лене губу. Зубы проскальзывали по жирному блеску. Да, не так уж просто оказалось откусить часть живой плоти. В фильмах всё сильно приукрашивали.

Она возникла сбоку и встала на колени у наших застывших в странной позе фигур. Спутанные русые волосы клочьями свисали по бокам бледного лица с выпученными глазами и раскрытым перекошенным ртом, из которого вывалился разбухший язык, чувствовался приторный трупный запах. Она выглядела так же, как когда приходила по ночам в бабушкину квартиру.

Я так скучал, мама.

Мать покончила с собой из-за развода с отцом, когда мне было тринадцать лет. Я пришел из школы, и первое, что я увидел с порога, был её труп, натянувший компьютерный шнур, примотанный к ручке туалетной двери.

Сейчас она стояла на коленях посреди оголившейся земли, присыпанной прошлогодней листвой и грязным снегом. Протягивала ко мне синюшные руки и открывала рот. Я не слышал ни звука.

Лена тоже затихла.

— Лена, познакомься, это моя мама. Мама, это — Лена.

Взглянул вниз и по округлившимся ещё больше глазам жертвы понял, что мать видна только мне. Что ж. Тогда нет нужды расшаркиваться.

Опьянение. Так я назвал бы это чувство. Чувство, которое охватило всё моё естество, когда я понял, что Лена мертва. Оно заполняло меня изнутри, сочилось сквозь поры и мурашками пробегало по спине. Опьянение и гордость.

Мама, посмотри, какой я молодец.

Вкус железа на губах казался мне мёдом. От обглоданного лица с остекленевшими глазами исходил запах триумфа — запах фейерверков, танцев и медных труб, звучащих в этот день в мою честь. Я провозился с Леной почти до вечера, и всё это время мать находилась рядом. Мне казалось, что она была мной довольна.

Бабочки в животе — поэтическое клише, описывающее влюбленность. В тот момент я понял, что бабочки действительно начинают порхать внутри, когда по пищеводу проваливаются куски сырой плоти.

Я никогда не слышал голосов, как обыватели рассказывали о шизофрении. Просто видел и знал. Знал, что и когда мне нужно сделать.

***

С диагнозом я жил уже лет пять. Меня привела к специалисту бабушка, когда мои ночные крики и разговоры с самим собой окончательно её допекли. Я сильно обиделся на неё тогда: как только выписался из клиники, уехал к отцу в другой город. Ему было по большей части всё равно на моё здоровье, да и в огромном трехэтажном доме из комнаты в мансарде меня никому не было слышно. Элитный институт накрылся. Престижная работа тоже. Белый билет как белый флаг, который я поднял перед своей жизнью, сдаваясь, принимая те крохи, уготованные мне с общего стола.

В психушке меня научили врать. Парни, лежавшие со мной в одной палате, поднаторели в искусстве обмана системы. Шепотом мне было указано скрывать правду, если я хочу оттуда выйти. Притворяться нормальным. Пить таблетки по расписанию. Кивать. Улыбаться врачу.

Сейчас, достигнув двадцати лет, я оглядываюсь на себя тогдашнего и смеюсь, как за просмотром юмористической передачи. Наивный подросток. Ещё верил, что кому-то на меня не плевать, ещё смел рассказывать бабушке о том, что ко мне по ночам приходит мать, поёт колыбельные, ласково гладит по волосам, а потом её утаскивают в темноту две чёрные фигуры, появляющиеся из ниоткуда. Мать перестала появляться, когда я уже лежал в клинике. Препараты работали безотказно. Я тосковал.

***

Спустя несколько дней после убийства Лена стала приходить ко мне.

Она всегда сидела на краю кровати, а я не мог пошевелить и мускулом. Лена молчала, только карие глаза ловили отблески уличных фонарей и свет фар проезжающих мимо коттеджа машин. В тишине проходили несколько часов, пока не наступал рассвет.

Так я решил бросить пить таблетки. Хотел услышать, что она хочет мне сказать, когда смотрит, не мигая. Может, и мать сможет посещать меня чаще. Как прежде.

***

— Зачем ты убил меня, Андрей? Теперь мне холодно. Холодно и грустно. Так одиноко.

Одеяло сползает, оголяя моё тело. Лена придвигается ближе и кладёт свою голову мне на грудь, как любимому человеку. Чувствую, как нас склеивает холодная липкая кровь, как отпечатывается лицо, зияющее провалами выдранного мяса, как царапает плечо неестественно выгнутая рука. Сквозь паралич слышу бешеное биение сердца, настолько сильное, что собственный пульс отдаётся в висках. Дыхание перехватывает. Будто тело моей жертвы просачивается сквозь кожу, мышцы, рёбра и заполняет альвеолы полусгнившей массой.

Нечленораздельно мычу, не в силах разорвать сжатые зубы.

Лена отрывает лицо, оставляя в волосах на груди отвалившиеся куски мяса и сгустки запёкшейся крови, смотрит прямо мне в глаза и говорит:

­— Так одиноко, Андрей. Мне нужна подруга.

До меня медленно доходит смысл её слов. Пресловутые бабочки гурьбой прорываются сквозь кишки, щекоча внутренности, устремляются к глотке и вырываются наружу, рассыпаясь в пространстве искрами.

Мои губы расползаются в довольной улыбке.

***

— Ваши тревожные сны прошли, Андрей? — говорит психиатр устало и смотрит на меня сквозь узкие очки пристальным взглядом.

Я прихожу отмечаться каждый месяц, и каждый раз он задает ряд формальных вопросов. Праздный разговор всегда предшествует выписке рецепта на препараты группы «А», которые, как он думает, я всё ещё пью.

— Нет, они случаются каждую ночь, Валентин Алексеевич. С нашей последней встречи ничего не изменилось.

— Славно, — кивает мне врач, он будто радуется тому, что несколько часов в день я провожу в состоянии ужаса, — славно, Андрей. Кроме снов что-то беспокоит?

Держу спину прямо и стараюсь не крутить в руках взятую со стола ручку. После небольшой паузы отвечаю максимально спокойно:

— Нет, ничего.

— Таблетки принимаете регулярно? Работаете? Бывают приступы тошноты, головокружения? Другие побочные эффекты?

Отвечаю, что всё в порядке. Как обычно. Аккуратно кладу ручку параллельно кромке стола и забираю рецепт из рук Валентина Алексеевича.

— Печать поставите в шестом кабинете, они работают до трёх, успеваете со свистом. До встречи в следующем месяце, Андрей.

Неспешно покидаю кабинет, прохожу мимо образовавшейся за несколько минут очереди, и уже на лестнице меня пробирает мелкая дрожь.

Пару минут собираюсь с мыслями, стараясь, чтобы никто меня не заметил, и выхожу из клиники.

Брюнетка в красном пуховике идёт мне навстречу, улыбаясь. Я улыбаюсь ей в ответ самым очаровательным образом, поправляю фотокамеру и весело спрашиваю:

— Желаете прогулочную фотосессию, леди? Вы о-ча-ро-ва-тель-ны!

+1
09:31
650
23:23
Все чаще приходится убеждаться, что понятие «нормальный» человек, слишком расплывчатое… Слишком. Каждый нормален лишь для себя самого.
Рассказ кровожадный, герой тот еще гурман! А врачам повысить зарплату и улучшить рабочие условия, чтобы не пускали кого попало на волю!
thumbsup
Загрузка...
Маргарита Блинова

Другие публикации