Голубиная почта

Рыцарь сидел на крышке около вентиляционной трубы и писал в блокноте.

- Что вы делаете?

- Ты не больно-то вежливая девочка, но раз спросила, отвечу: пишу историю о том, как я сюда попал. А это мне подарил старый друг, - он показал мне ручку, всю погрызенную, и блокнот, исписанный мелким убористым почерком.

- Рыцари умеют писать?

Рыцарь почесал лоб под шлемом и вытянул ногу по железному скату крыши.

- Следи за языком, девочка, тебе от него одни проблемы.

Его конь, оруженосец, и мул оруженосца обнюхивали вентиляционную трубу.

- Я хочу прочитать эту историю, - сказала я.

- Эта крыша принадлежит твоему отцу? – спросил рыцарь.

Я покачала головой.

- Ты – служанка, милая девочка?

- Я?

- Ты.

- Мы с дедом садимся обедать, хотите с нами?

- Боюсь, мы не можем принять приглашение вашего деда, нам нужно спешить на поиски старого друга. – сказал рыцарь под недовольным взглядом оруженосца. – Передайте деду, как его зовут, кстати?

- Антоний.

- Что же ты раньше не сказала, девочка? Веди нас у нему, скорей. И скажи, что пфальцграф Ансельм возвращается в Париж и заскочил выразить ему свое почтение.

Коня и мула я завела на чердак, откуда вылетела сотня-другая голубей, всех мастей и повадок. А дедушкины почтари жили тут же, в клетках. Домоуправление много лет воевало с дедушкиной голубятней, но нежилая мансарда теперь стала приносила квартплату, так что они закрыли один глаз и открыли другой.

Коням я отнесла овса и сена из зоомагазина. Дед Антоний велел заготовить все заранее перед визитом гостей.

- Здравствуй, друг.

Рыцарь стиснул высокого и тощего деда Антония своими лапищами.

- Я вижу, что ты ни малость не постарел за эти годы, - произнес рыцарь и задумался. – Не изволите ли объяснить старому рыцарю, милая девочка, где я могу отпустить телесные надобности? – он улыбнулся мне.

А я уставилась на него.

- Туалет, - подсказал Антоний.

Я проводила рыцаря и его оруженосца, и они до того увлеклись тем, как спускается вода в унитазе, что не заметили, как прибыли остальные гости. Через час за столом сидели по часовой стрелке: я, старик Антоний, графиня Элеонора Де Вермандуа (1149-1213, последняя суверенная графиня Вермандуа, как просил меня пояснить Антоний), пфальцграф Ансельм (жил в VIIIвеке, приближенный Карла Великого, погиб в битве при Ронсевале), Гудрунн Энслинн (1940-1977, одна из лидеров Фракции Красной Армии в ФРГ, погибла в тюрьме с остальными лидерами группировки), Мирза Мелько-Хан (1833-1908, иранский просветитель, поэт и драматург).

- Мы собрались здесь, чтобы проводить нашего старого друга в далекий путь. – возвестила графиня, ей было лет пятьдесят на вид, но я своими глазами видела ее вставную челюсть и лысину под париком, подняла бокал вина и подивилась его прозрачности. – Ну, хоть что-то научились делать за столько лет.

- Мы не имели чести познакомиться, графиня, - ответил Ансельм и наклонился к графине с целью пошептаться.

- Я похоронила четырех мужей, и никто не удосужился сделать мне детей. – а графиня собиралась напиться.

- Куда это ты собрался? - я спросила Антония.

- Помнишь комету, которую мы с тобой ждем сегодня. Она прилетает раз в две тысячи лет: я на ней прилетел и на ней же улечу.

- А я мечтаю превратить Иран в гуманное государство и вернуть ему былую славу страны мыслителей и поэтов. – прибавил Мирза.

– А как же я? – спросила я Антония и перебила всех гостей разом. – А твоя голубиная почта?

Все, кто сидел за столом, затихли. Праздник был испорчен.

- А я борюсь с государством, которое уничтожает людей, - сказала вдруг Гудрунн. – И мы будем действовать так же, как и оно: будем убивать его представителей. Листовки не помогут.

- Ты наслушалась Майнхоф или это твои собственные мысли? – спросил Антоний девушку.

- А ты внимательно следишь за нами, - ответила Гудрунн.

- Народ не способен управлять государством, - сказал Мирза, - Но и низводить его до уровня скотины, безусловно, нельзя.

Гудрунн выложила на стол содержимое сумочки. Пистолет, несколько непонятных деталей (взрывчатка и детонатор, просветил меня Антоний), листовки и несколько поддельных паспортов.

– Это я тебе советовал заняться домашними заготовками, Гудрунн. – покачал головой Антоний.

- Я и занялась.

- На свою голову, – прибавил старик.

- Ваш народ, - сказала Гудрунн. – Это скотина, мясо, плоть. Мы готовим из себя фарш, чтобы государство могло забить ненасытное брюхо.

- А ты, дитя, откуда? – спросила графиня. – Как имя твое божье?

- Ваш Бог – не для таких, как я, - ответила я и подняла руку. На запястье вытатуирован мой номер. – Вот как обращаются с атеистами в том времени, откуда я сюда попала.

- Так ты не сбежала из колонии? – спросил Антоний. – За воровство.

- О, да, сбежала. Евангелисты заперли нас в высоких домах, куда не проникает солнечный свет. Я украла в столовой яблоко, настоящее яблоко, и это было мое преступление.

- Какое Евангелие они проповедуют, эти еретики? – спросила графиня.

- Самые жестокие - лукисты. – сказала я. – Я не верю в вашего бога. И в вашего тоже, - это я сказала Мирзе.

- На все воля Аллаха, милая девочка.

- Из какого ты времени? – спросила Гудрунн.

- Двадцать пятый век.

- А как же ты попала сюда? – спросил Ансельм. – Я шел через горы и попал в сумрачный лес. В нем водятся даже львы.

- В мое время здесь будет стоять здание высотой до облаков. Я пошла искать маму. Она сказала, что идет к соседке за солью. Я обошла все этажи своего дома, а их было сто, этажей. Вышла на крышу, поняла, что мама просто сбросилась вниз, как многие. Когда я вышла на крышу, то увидела вокруг живой город и деревья, услышала пение птиц. И решила не возвращаться.

- Так мама твоя тоже здесь? – спросила Гудрунн.

- Не думаю. Антоний говорит, что сюда попадают только в определенные дни.

- Она, наверное, ищет тебя, - сказал Мирза. – А отец твой кто?

- Ушел к исламистам. В ваше время они были?

- Исламисты?

- Они продолжают вести Священную Войну с христианами, христиане воюют с атеистами, и эта война будет последней.

- Никто не знает этого, дитя. И тем более маленькая несмышленая женщина…

- Комета прилетит через час, - сказал Антоний. – Не будем ссориться. Расскажите мне о том, что собираетесь делать со своими несчастными жизнями, и я расстрою ваши планы.

- В пятый раз вышла замуж, - сказала графиня. – Но уже не рожу, это точно.

- И правильно, - сказал Антоний. – Тебе умирать через двенадцать лет.

- Собираюсь и дальше скрываться от закона. Число сторонников наших растет, и мы победим, - сказала Гудрунн.

- Тебя скоро арестуют, и ты умрешь в тюрьме, - ответил Антоний.

- Я скорее застрелюсь, чем буду сидеть в их фашистской тюрьме.

- По официальной версии ты застрелишься, - сказал Антоний.

- Возвращаюсь в Тегеран после долгого путешествия по Европе и собираюсь возродить Общество забвения. – сказал Мирза.

- И тебя снова выгонят из страны. Лучше пиши свои пьесы.

- Я иду в поход со своим королем, - сказал Ансельм.

- И сложишь голову вместе с ним от рук басков.

- Этих дикарей? Не смеши меня, старик.

- Эти дикари перебьют вас, как котят, в ущелье Ронсеваль.

- Не улетай, Антоний, - вдруг расчувствовался Ансельм. – Кто будет посылать мне письма и эти чудо-перья с голубями? - он поднял ручку. 

- Она, - Антоний показал на меня.

- Я застрелю себя, –сказала вдруг Гудрунн.

- Ты и так умрешь.

- А я приму яд. – графиня погладила кулон на шее.

- Я убью своего коня. – сказал Ансельм.

- Ну, а я умирать не собираюсь. Я дам вам стулом по башке. – прибавил оруженосец Ансельма.

Мирза промолчал. Для него слова имели вес.

- Я две тысячи лет терпел христианство, средневековье, новое время, темное время, индустриализация, прогресс, строительство и войны, грязь, вонь, инквизиция, пытки христиан, пытки язычников... Хватит. - сказал Антоний. 

- Я перевела часы, и твоя комета сейчас пролетает над нами, - сказала я, и Антоний выбежал.

Когда мы вышли за ним, то его уже не было.

- Антоний! – я споткнулась и чуть не съехала по скату и продолжала орать.

Пфальцграф Ансельм заглянул в телескоп, который мы выставили тут же, чтоб не пропустить комету.

- Вон он, машет нам с кометы.

- Правда? – спросила я.

Мирза заглянул в телескоп тоже.

- О, да!

- Комета уже пролетела, с другой стороны, - сказала я. – И у вас телескоп не включен.

Я хлопнула дверью так, что она чуть не упала. Пока я обижалась в комнате, гости собирались в дорогу. Запрягали коней, бряцали оружием, шуршали колесами повозок и карет. Шепот у моей двери нарастал.

- Милая девочка, мы не можем вот так уйти, - начал свою речь Ансельм. – Мы должны попрощаться.

- Прощайте, - сказала я через дверь. – Скатертью дорога.

- Но ты должна проводить нас, иначе мы собьемся с пути, - сказал Мирза. И этот научился врать.

Я вышла из комнаты.

- Как вы попадете домой? – спросила я графине, которая уже стояла на кромке крыши.

- Так же, как и сюда. Достаточно спрыгнуть с крыши, и мы вернемся в свое время, - сказала графиня.

- А может, вы просто погибнете?

- В прошлый раз я тоже боялась, на, как видишь, до сих пор жива и здорова, - сказала графиня.

- Но у вас нет зубов.

- Кто тебе сказал? – графиня проверила свою вставную челюсть.

- Здесь не всегда был этот дом, - сказал Мирза. – В мое время здесь был замок.

- Постоялый двор. – сказала графиня.

- Сумрачный лес. – сказал Ансельм.

- А в мое – здесь должен быть бутик, в который я шла за одеждой, - сказала Гудрунн.

Они вспомнили, как выходили отсюда в прошлый раз:

- Чтобы вернуться в свое время, достаточно было выйти из леса по тропинке….

- Уйти с постоялого двора…

- Шагнуть с крыши замка…

- Выйти через окно бутика.

Затем они стали звать меня с собой:

- Хочешь ли ты поехать со мной, девочка? – спросил пфальцграф, - и вкусить все прелести восьмого века от Рождества Христова.

- И?

- Ты обручишься с моим сыном, он твой ровесник. У тебя есть приданое?

- Расскажи мне о своем сыне.

- Он создан для великих побед и свершений. И проведет он полгода в бою и полгода дома, где ты…

- Да, что буду делать я?

- Родишь ему одного за другим десяток детей и умрешь в тридцать.

- Слишком круто для меня, ваше высочество.

Графиня расправила юбки:

- Хочешь ли ты стать мне вместо дочери, дорогая?

- Я буду охотиться и стрелять из лука?

- Ты будешь массировать мне ноги, учить древние языки, молиться два раза в день и выйдешь замуж за французского наследника, в четырнадцать, ни днем позже, обещаю.

- Нет, спсб.

- Я тебя не возьму с собой. – сказал Мирза. – Была бы ты хотя бы мальчиком, а так ты далеко не уедешь. Украдут.

- Я отправляюсь в семидесятые, бороться капиталистами, взрывать врагов. – сказала Гудрунн. – Но сначала куплю платье.

- Тебя же арестуют, - сказала я. – Не ходи в бутик.

- Не могу взять тебя с собой, прости, - ответила Гудрунн.

- Жаль.

Я всхлипнула.

- Прощайте все!

Я махала им, пока они не спрыгнули с крыши по очереди.

Рассылать голубиную почту просто. Надо лишь написать письмо человеку из прошлого и будущего, иногда определенному, иногда наугад, и привязать письмо к лапке голубя. Голубь всегда возвращается, если не погибнет в пути. Часто приносят голуби письма потрепанные, средневековые, и я расшифровываю их со словарями Антония. Иногда приходят письма из будущего, и я всегда с трепетом их раскрываю: вдруг написал кто-то из моего времени. Однажды я расскажу вам, как попасть на эту крышу. Но это будет совсем другая история.

• -