28. Новый старый дом.29.Кот

Оксану изводил зуд, это делало и без того дурное настроение граничащим с истерикой, она с трудом держала себя в руках. Когда ворота дома открылись, выпустив на волю пыль и запах запустения, оказалось, что за ними тоннель в никуда. Дневной свет проникал не глубже двух-трех метров, дальше была темнота. На границе света и тьмы с потолка свисала неуместная тут голая лампочка на длинном витом проводе.

– Интересно, откуда они брали электричество, – сварливо спросила девушка.

– Странно, что об этом не спросила Маша, обычно она задает неуместные вопросы, – не оборачиваясь, сказал Директор. Оксана оглянулась вокруг, девчонка куда-то сбежала. Они вошли в тень тоннеля, выкрашенного казенной зеленой краской, и увидели, что в конце его находится обычный дверной проем, может, чуть больше обычного, но вполне человеческий, двери в проеме не было, ее выставили вместе с косяком и бросили тут же. Из проема робко выглядывал полумрак большого помещения.

– Хотя бы там не совсем темно, – почему-то ее стала тревожить темнота. Кощей обернулся к ней.

– Как ты себя чувствуешь? – встревожено спросил он.

– Все чешется, – откровенно ответила девушка.

– Потерпишь? Или оставайся снаружи, на стол накрой, скоро все соберутся, надо пообедать, – он волновался, и такое участие удивило Оксану.

– Нет, я пойду с вами, – скорее из вредности, чем из любопытства решила она. И они пошли. За дверью их ждал квадратный вестибюль. Ей он напомнил Большой Театр, в котором они были с отцом, это воспоминание отдавало чувством вины. Напротив входа возвышалась парадная лестница, усыпанная разноцветным стеклом. Она оканчивалась площадкой с пустым проемом разбитого витража, из которого дул свежий ветер и лился дневной свет. Стекло сверкало, ловя лучики, и мнило себя россыпью драгоценностей, это было красиво. Площадка делила лестницу на две, и уже эти лестницы поднимались на второй этаж. Их украшали кованые перила в стиле арт-нуво. Справа искусный узор изображал стаю волков, бегущих вверх, так что под определенным углом они казались волнами; слева решетка перил состояла из поднимающихся наверх странных рогатых олених с оленятами. Оксана не могла оторвать глаз от этой красоты и думала, что вот там, наверху, они встретятся, и будет страшная бойня с непредсказуемым финалом, но крови будет много, будет много крови. Она сглотнула слюну. Ее отвлек голос Кощея.

– С этой мозаикой произошла забавная ситуация, – он указал себе под ноги на еле различимый под слоем грязи рисунок. – Здание это строилось для тайного общества оккультного толка. Они вложили в фундамент мощные артефакты. Сколько было потрачено денег и времени на проект, материалы и строительство! На полу пришедших должно было встречать изображение золотой пентаграммы на красном фоне. Но мастер, которому поручили собрать эту мозаику, был ссыльный раскольник, почти неграмотный. Словей таких он не знал, барин ему нарисовал. Тот крутил и так и эдак, и в результате на полу появилась Вифлеемская звезда, – Кощей громко расхохотался, эхо радостно подхватило смех и потащило, стуча им по стенам, к высокому потолку. – Ну сами понимаете: какой оккультизм с Вифлеемской звездой на входе? А там революция, не до того стало.

– А что тут было после? – спросила Хозяйка, рассматривая на полу клочки наспех уничтоженных документов.

–Психбольница ГУЛАГа, – очень обыденно ответил Директор. – Куда дальше? Налево или направо? – по обеим сторонам вестибюля располагались высокие двери с облупившейся масляной краской и разбитыми стеклами. Туда тоже проникал свет.

– Пойдемте налево, патрон, – Хозяйка уверенно направилась к двери, стало понятно, что она привыкла и начинает принимать здание, как свое будущее царство. Она решительно открыла двери и вошла. Вытянутое помещение открывалось справа. Было много света и воздуха, на полу тоже была мозаика. Она повернулась лицом к дальнему концу. На глухой левой стене были расположены десять пилястр в виде деревьев. Напротив такие же деревья образовывали аркаду, их ветви продолжались барельефом и переплетались на высоком сводчатом потолке. Потолки сохранили чудесную лепнину только за счет своей недоступности, но время не пощадило росписи, заполнявшие когда-то стены, рисунок даже не угадывался. Страшными, уродливо ровными рядами стояли железные столы и лавки, безжалостно прикрученные к полу, немым упреком напоминая о прошлом. Здесь была столовая скорбного заведения. Поруганная красота кричала от боли, и Хозяйка слышала этот крик, едва сдерживая подступивший к горлу ком жалости.

Она не решилась идти дальше одна и дождалась попутчиков. Кощей встал рядом и взял за локоть:

– Ничего-ничего, мы все исправим, – успокаивал он ее, обращаясь скорее к помещению. Они прошли к аркаде, огороженной балюстрадой. Хозяйка заглянула вниз, и у нее закружилась голова, за балюстрадой был десятиметровый провал, она схватилась за перила. То, что она увидела внизу, было иллюстрацией худшего в человеческой природе, плотину прорвало, и слезы сами полились из ее глаз…

Глава 29. Кот

Он пошел за Машей, которая, тихонечко отстав, в дом не пошла. Она вышла на площадь, повертелась и направилась обходить дом. С настойчивостью, достойной лучшего применения, она пробиралась через бурелом и заросли кустарника, внимательно рассматривая здание снаружи. Но надо сказать, рассматривать там было нечего. Со всех сторон были голые стены, без окон, дверей или других улыбок архитектора. Зрелище было унылое и безрадостное, поэтому она решила прогуляться по заросшему саду. Кот отправился за ней, не привлекая внимания. Яблоневый сад, видимо, долго сопротивлялся беспородным местным захватчикам, но все-таки сдал позиции и зарос колючим кустарником одичавшей малины и ежевикой. Пробираться было трудно. Как девочке удавалось так шустро передвигаться – кот пока не понял, но старался не отставать. Ее платьице мелькало как флажок среди веток. Он только на секунду отвлекся на стройную яблоню, на которой не было яблок, хотя другие деревья были усыпаны золотыми и красными шарами плодов, и этого хватило, чтобы она добралась до зарослей вишни. Он, было, кинулся вдогонку, но она уже пропала в лесу. Кот сел и задумался. Солнышко по-осеннему ласково пригревало. «Куда она денется? Сама вернется», – подумал Баюн, улегся и уснул.