Гильотина для короля

Глава 1

Король перед казнью.

  Семён с грустью опустил взгляд на маленький настольный календарь, прилепленный полоской прозрачного скотча к краешку рабочего стола. Два дня, всего два дня, - обречённо пробормотал он. Невольно взгляд остановился на печально плывущих вдаль, насыщенных дождевых облаках, за просторными двухметровыми окнами офиса, пересекаемых рамами крест-накрест. Перед мысленным взором промелькнул любимый исторический герой Семёна - король Людовик, смотрящий в маленькое зарешёченное окошко на точно такие же дождевые облака. О чем думал великий правитель за два дня до казни на площади Согласия? Может о народе, а может о семье, а может быть о том, как потратить последние часы своей жизни. Искал ли он выход? В мыслях Семёна Людовик сидел на холодном каменном полу тюремной камеры, подперев голову рукой на манер древнегреческих мыслителей. Он почему-то был в пышном белом парике, уже начинающем съезжать вниз от тюремной сырости, расшитом бархатном камзоле и пышном жабо, а в небольшой железной миске слипшейся кучей лежал остывший «Ролтон».

  Семён аккуратно выглянул из-за монитора и, удостоверившись, что никто из работников офиса не обращает на него внимания, тихо вздохнул. Без трёх минут восемнадцать, а значит, пора собираться на автобус. Семен быстро прощёлкал несколько сайтов, пролистал почту на наличие «крайне важных сообщений» и, погасив экран, отправился выливать остывший Ролтон, споласкивать кружку с уже давно запекшимися пятнами кофе, и прилипшей корочкой не растворившегося сахара. А ещё спустя десять минут, он вместе с группой коллег уже садился в автобус. Это была первая остановка, и все места ещё были свободны.

  Словно подчиняясь какому-то древнему ритуалу, люди начали рассаживаться по местам в строго определённом порядке. Незримая нить, на девять часов связывающая коллег по работе, на входе, словно перерубаемая незримым палачом, исчезала в мгновение ока, и люди, с которыми Семен мило беседовал в течение дня, вмиг становились чужими. Его королевское величество, подчиняясь негласному ритуалу, занял своё место в предпоследнем ряду у окна. Две пышнотелые бухгалтерши, заговорчески шептались у окна о распиле монаршего бюджета. Королевский дегустатор, а по совместительству главный инженер, бесцеремонно поправ кресла грязными коленями, перегнувшись через спинку сиденья, рассказывал своим подчиненным о преимуществах «гильотины». Челядь уныло разглядывала смартфоны.

  Сегодня набухшие от воды тучи, грозящие вот-вот разразиться потоком на медленно двигающейся по загородной дороге автобус, приблизили ранние осенние сумерки ещё быстрее. На дальнем конце улицы зажегся одинокий фонарь. Семён положил на колени свою потертую, но всё ещё прилично выглядящую сумку-планшетку, и отточенным движением потянул за язычок молнии. Внутри сумки лежал маленький набор личных увлечений Семёна. Но сегодня, вопреки обыкновению он выбрал не электронную книгу, и не небольшой блокнот для штриховых набросков, а маленький плеер, и вечно спутанные, слегка заедающие на одну сторону наушники. Автобус тронулся одновременно с тем, как заиграла первая композиция. Однако, даже любимый джаз Французского короля не мог вызвать в его душе, какой-либо отклик. Проплывающие мимо окон улицы небольшого поселка, где находилось предприятие, на котором работал Семён, постепенно сменились угрюмым осенним пейзажем лесной посадки. За окном стало совсем темно. Монарх, болезненно красными от недосыпа глазами, в глубокой задумчивости уставился на автобусное стекло. Прозрачная холодная поверхность, медленно побелела капельками влаги прямо напротив лица Семёна. Невольно, словно подчиняясь кому-то другому, рука мужчины поднялась, и в два касания вывела цифру пятнадцать.

  Приближалась Гильотина. За стеклом желто-оранжевый маячок возвещал о начале ремонтных работ. Мимо в полутьме проплыли белые и красные пластиковые дорожные бордюры, за ними туда-сюда сновали палачи-рабочие. Где-то вдали медленно двигался каток.

Семён ненавидел эту новую дорогу. С самого начала, как только её начали делать, в его сердце тоненькой змейкой заползло подозрение, затем, со временем оно лишь крепло. Эта дорога предрекает крушение монаршего спокойствия всего уже через два дня. Автобус, высадив пару человек на небольшой остановке, двинулся дальше через ещё один посёлок по извилистому маршруту, чем-то напоминающий серпантин. Там во тьме, почти на самой последней остановке, его ждет маленькая однокомнатная квартира, полуторогодовалый малыш и жена. И день понесётся ещё быстрее.

  Семен и Лариса переехали в область N, как только на резюме Семёна дали положительный ответ. Предприятие предлагало работу, предлагало жильё, пусть и за сорок пять минут езды на автобусе. Работы для узкой специальности Семёна в их родном городе не было, жена в положении, с родственниками как-то отношения не сложились: тогда, переезд за две тысячи километров казался хорошей идеей. Теперь же их сыночку полтора года, он как всегда радостно топая маленькими пухленькими ножками, выбежит отцу навстречу, и пропищит что-то восторженно непонятное на своём «детском языке». Семен подхватит его на руки, слегка подбросит, поймает, послушает чистый радостный смех, поцелует жену и станет переодеваться. Затем скоротечный ужин, чаепитие, вечерний выпуск новостей. Лариса, за весь день намаявшаяся с маленьким полуторагодовалым торнадо, хочет отдохнуть. Она не говорит этого, но Семён видит это всё по её глазам. Он подхватывает на руки сына и идёт в комнату играть.

  На часах половина девятого, наследник престола наигрался в небольшую железную дорогу, королева Франции гремит на кухне посудой. Монарх устало садится за компьютер, открывает почту, разгребает небольшой объём деловой переписки, затем звонит на работу, интересуется, как там его подчиненные, не развалили ли за время его отсутствия предприятие.

  На часах двадцать два ноль. Сын недовольно сопит в маленькой кроватке, монитор потушен, чтобы не тревожить чуткие детские сны, Семён и Лариса на кухне пьют чай. Жена очень по нему соскучилась. Семён видит это, по все такой же милой, как и четыре года назад, робкой улыбке. Главы королевской семьи тихо переговариваются. Лариса рассказывает: как гуляла с ребёнком по парку, как звонила к себе на родину. Муж рассказывает о работе.

  Время - половина двенадцатого. Осталось освежиться в душе, почистить зубы и ложиться спать, иначе завтра на работе Король будет овощем.

  Тяжела жизнь монарха, пять дней в неделю, впрочем, на шестой и седьмой день не лучше. Нужно съездить в магазин закупиться, нужно съездить в большой город погулять, сводить куда-то жену, чтобы она не загнулась с тоски. Позаниматься с ребенком……

  Вот и получается, что времени на самого себя у короля всего сорок пять минут. Всего три четверти часа до работы и обратно. В сумме полтора часа свободы. Время, в которое он может делать что хочет: слушать любимую музыку, читать исторические романы, рисовать проплывающие пейзажи: монарх обладает многими талантами, но времени, как всегда, ни на что не хватает. Сорок пять минут счастья. Проклятая дорога - просто гильотина для Семёна. Она будет ровной струной соединять два больших участка трассы и автобус уже послезавтра станет двигаться по новому маршруту. Он будет короче ровно на пятнадцать минут.

  Автобус медленно выехал с «серпантина», проехал мимо уже построенного участка дороги, замершего в нетерпеливом ожидании утра. Уже через день он примет на себя огромный поток машин. Если бы дорога могла испытывать эмоции, то она бы радовалась. Люди, смотрящие на неё из окон автобуса, радовались, особенно главный дегустатор, когда-то давно работавший проектировщиком «гильотин». Челядь бросала шапки вверх, радуясь казни монарха. Они были счастливы, что теперь их путь станет короче. Дома радовались жена, и маленький сынишка, наверное, тоже.

  И только монарх не радовался. Он с отчаянием утопающего искал. Искал спасения от гильотины, хищным блеском зависшей над его шеей. Они были необходимы ему как глоток свежего воздуха. Пятнадцать минут дороги. Пятнадцать минут его личной жизни

Глава 2

Голова короля.

  Я тебе ещё раз повторяю: семнадцатого «deadline», генеральный с меня голову снимет, если оборудования в срок не будет на площадке. А я сниму её с тебя, - Семён Геннадьевич добавил в голос каплю угрожающе-мстительного тона, достаточную, что бы королевский распорядитель на том конце телефонной линии понял, что дело серьёзно, но не достаточную, чтобы обвинить самого монарха в мелочности или же мстительности. «Да мне все равно, что отдел логистики сказал, об этом надо было думать раньше, планёрки три назад», - и не дожидаясь возражений Король Франции завершил звонок.

  Спустя, несколько мгновений, черты лица Семёна разгладились, и повернувшись на сто восемьдесят градусов на удобном вращающемся кресле, голова монарха уставилась на неожиданно голубое, для столь поздней осени небо. Лёгкие, перистые облака, крупитчатые и невесомые, словно зимняя позёмка, медленно пересекали голубую ширь. На заслоняющей половину оконного вида котельной трубе, между прочем совсем недавно покрашенной в рамках ремонта в белый цвет, причудливо извивались тени от проходящих сквозь клубы дыма лучей солнца. И даже почти полностью лишившиеся своего осеннего покрова деревья выглядели вполне симпатично под приветливыми лучами полуденного солнца. Король кисло улыбнулся. Где-то там за его затылком призывно зазвонил телефон, напоминая о проблемах в огромном королевстве. На мгновение взгляд задержался на лежащем у самого телефона блокноте для штриховых набросков. Рука же привычным резким движением подняла трубку, смахнув с кожаного переплета трехлетнюю, несуществующую из-за маниакальной жажды чистоты, но тем не менее вполне легко представляемую пыль. Слушаю, - произнесла голова.

  Семь вечера. В мавзолейной, пропахшей дорогим одеколоном и растворимым кофе, наконец то тихо. Из коридора раздаётся противное скрябанье ведра с моющим средством по полу и легкое пение на «Недостойном монаршеского изучения языке». Семён поднимается из-за стола, разрывая липкую нити рабочих дел и проблем, что незримой паутиной оплетали его, превращая под вечер в настоящий кокон. Он подходит по чистой, слегка поскрипывающей под его туфлями плитке, к шкафчику с верхней одеждой, и открыв дверцу, ни к кому в общем то не обращаясь декламирует завершающие строчки любимого стиха: «Висит на вешалке пальто… В ничейной… и ничьей вселенной». Пусть оно висит дальше, на улице сегодня тепло, - Семен щелкает выключателем, погружая новенький кабинет, с выкрашенными в белые тона стенами, сегментированным натяжным потолком и огромным, по масштабу кабинета окном в вечерний сумрак. Голова монарха покидает свой пыльный и темный чулан.

  Домой Семен едет на собственном автомобиле, аккуратно, как и подобает начинающему водителю вписывается во все повороты, осторожно совершает обгоны, по радио фоном неправдоподобно веселый ди-джей ведет «драйвовый» прямой эфир с «популярной» личностью местного масштаба. Подъезжая к гильотине голова монарха в очередной раз поворачивает направо, на столь знакомую и необремененную воспоминаниями долгую дорогу. Она в очередной раз будет длиннее на пятнадцать минут. Монарх должен радоваться, ведь в отличие от простого народа теперь у него есть выбор куда свернуть.

  Но после гильотины лишь одна дорога.

  Без десяти минут восемь вечера. Несколько раз выругавшись сквозь стиснутые зубы, Семён все-таки умудрился вытащить из кармана ключи от квартиры, которые словно в насмешку провалились куда-то в самую глубину, и наотрез отказывались оттуда доставаться. Переложив шуршащие пакеты из местного ларька в одну руку, монарх отпирает дверь своего дворца.

  Внутри темнота. Она словно вышла за ним из кабинета, и обогнав его в дороге, забежала перед ним в квартиру, чтобы приветливо встретить его, всмотреться в усталое лицо и позлорадствовать те несколько мгновений, пока щелчок выключателя не изгонит её. На время. Семён проходит по через коридор на кухню, раскладывает по полкам в холодильнике свежие овощи вперемешку с полуфабрикатами, готовит себе скромный ужин, пьет противный кофе без сахара, смакуя на языке горечь от кофейной жижи, ибо не повернётся язык называть этот гущей. Чувствую горечь… чувствую, что-то… - проносятся мысли в голове монарха.

  На часах уже половина девятого. Пора нельзя больше откладывать. Семен с внутренним трепетом набирает знакомый номер.

  -Алло - голос Ларисы на том конце трубки сух и сдержан.

 - Лариса, привет, как вы там? – король пытается придать своей речи спокойный тон, где-то внутри себя отмечая, что спустя два года попыток у него начинает получаться.

  -Все хорошо…- отвечает когда-то самый родной человек.

  Как всегда, хорошо… - мысленно продолжает неоконченную мысль монарх.

  -Позови пожалуйста Сережу к телефону, - спустя два года попыток голос почти не дрожит.

  - Пивет папа, - голос сына на той стороне счастливый, - мы севодня иглали в мясик.

  - Ух ты! – губы Семёна трогает улыбка, - ты забил кому-нибудь гол?

  - Забииил, - с детской гордостью подтверждает Серёжа.

  - Молодец, ты у меня футболистом станешь, когда вырастешь, - обещает Папа. По щеке монарха катится одинокая слезинка.

  Чувствует ли отрубленная голова боль? Пожалуй, только её она и чувствует.

  На часах уже девять вечера. До того, как лечь спать ещё два часа. Не так-то уж мало если вдуматься. Это время можно потратить на когда-то любимые увлечения Семена, попытаться продолжить рисовать неоконченный набросок, послушать музыку, дочитать исторический роман. У головы короля по-прежнему много увлечений. Но вместо всего этого она опять начала искать.

  Что такое гильотина? Машина по отрубанию голов? Абстрактное понятие неизбежности перемен? Быть может период жизни, когда в судьбе происходит поворот и вот, уже она двигается дальше по совершенно иному пути? Семен не знал ответов на этот вопрос. Но для себя он точно понял, гильотина она есть у всех. И она ждет. Одно неверное слово, навязчивая идея, нервный срыв. Что угодно может стать той последней деталью, что приведет ужасающий механизм в действие.

  Р-раз и у головы больше нет монарха. Она по-прежнему существует, открывает рот, выпучивает глаза. Она страшна, ведь чувствуя вкус пищи, ей больше не почувствовать насыщения. Нос ощущает запахи, но сердце более не бьется радостным трепетом. А хуже всего то, что больше нет возможности прикоснуться к тому что любишь. Проверенный на собственном опыте факт: отрубленную голову обратно не пришьёшь. Хотя…

  Бытует среди челяди в королевстве мнение, что где-то в сокрытом от глаз посторонних месте находятся источник с мертвой водой. Говорят, что умеет она исцелять раны, и даже отрубленная голова для неё не является неразрешимой проблемой. Какое-то время голова монарха думала, что это алкоголь, но ей свойственно совершать ошибки. Нет это что-то другое…

  Со стороны покажется, что голове без тела лучше. Увеличилась работоспособность, карьера пошла в гору. Появилось много свободного времени. Никаких обязательств или запретов.

  Голова мертвого монарха сидит в удобном кресле, свет потушен, и впереди до следующего рабочего дня ещё много ненужного свободного времени. Она смотрит в стену, невидимую из-за накрывшей все вокруг темноты. Но это не значит, что монарх не помнит её до мельчайших деталей. Он вновь и вновь пытается найти ответ на простой вопрос.

  Где найти источник с мёртвой водой? Как начать жить?