Эх, крокодилы

– С Днем армии и военно-морского флота, – хрипловато прозвучало из старенького радио, и Толян опрокинул очередной стакан, наполненный на треть известно чем. Затем промычал нечто невнятное, уронил голову на стол и захрапел….

Пробуждение сопровождалось душераздирающими стонами, сквозь которые прорывалось чуть слышное подвывание. Голова, естественно, раскалывалась надвое; от десны к десне, казалось, раскинулась пустыня, а пальцы шевелились сами собой, словно выстукивая на фортепьянных клавишах какую-то мелодию. В общем, организм срочно требовал опохмелки.

Отодрав чугунную голову от стола, Толян простер трясущуюся руку к спасительному зелью – и замер, как нищий на паперти. Сердце бухнулось в пятки, глаза же наоборот скакнули на лоб. На какой-то миг Толян даже позабыл о горящих – да чего там! – адски пылающих «трубах».

По левую руку от него на столе сидел самый настоящий чертенок. Был он размером с собаку, имел бурое грушевидное тельце, поверх которого была насажана груша поменьше, из нее же торчали пара свинячьих ушек, немного вздернутый пятачок и, конечно, рожки – какой же черт без рожек.

– Во, Синякин! – обрадовался бес, будто увидев старого друга.

Толян икнул.

– А чего это, а? – сорвалось с его пересохших губ, хотя глубоко-глубоко, в бездне мозга, там, куда еще не ступала этилово-суррогатная нога, начала рождаться верная мысль. Но чертенок ее опередил:

– Delirium tremens, – отчеканил он, обнажив ряд острых игл-зубов. – По-научному.

– А? – переспросил Синякин, глядя в миндалевидные бесовские глаза.

– Ох, и чурбан ты неотесанный, – вздохнул бесенок. – Белочка у тебя. Понял?

В этот момент мысль окончательно сформировалась и, с боем прорвавшись сквозь похмельные преграды, звякнула Толяна со всей дури мерзким выводом.

Синякин покачнулся.

– Дошло, наконец, – заключил бесенок. – Ну, долго глазеть будешь? Пей давай, – прошипел он и стукнул коготком по граненому стакану. – Не один ты такой. Ко всем успеть надо.

Толян ухватился за бутылку обеими руками – цепко, как альпинист за выступ. И застыл в позе Отелло, душащего невинную возлюбленную.

Нет, выпить Синякину по-прежнему хотелось. Но...

С чего вдруг бес так настаивал на этом? Вряд ли он пекся о человеческом самочувствии – черт он ведь и в раю черт, нечистая сила как-никак. Тогда выходит: недоброе замыслил. Так хлебнешь ненароком – и того...

Толяну тотчас привиделась огромная раскаленная сковорода, посреди которой задавалось золотистой корочкой его обнаженное тело, а его новый «друг» стоял неподалеку и, хихикая, подбрасывал дровишки в костер.

Поражаясь собственной силе воли, Толян медленно разжал ладони. И кто бы знал, чего стоило это решение! Даже бесовское отродье удивленно захлопало глазами.

– Не понял, – обозлился черт. – Ты че, алкаш, – презрительно бросил он, – пить не будешь?

Синякин покачал головой. А бес зашипел, как пробитая шина, и сжал кулачки, видимо, намереваясь воспользоваться ими по назначению.

И тут Толяна как молнией пронзило. Чего он, собственно, какого-то чертенка испугался? Ну черт, ну горячка. К примеру, Коля Кривошеев после месячного запоя поужаснее выглядел.

– Да не страшный ты, – вдруг сказал Толян и добавил: – Ваське вон однажды крокодилы померещились.

Удивленный черт, разжимая кулачки, хмыкнул.

– Это ж, откуда им взяться-то, крокодилам? – заинтересовался бес.

– Откуда, откуда, – забубнил Толян. – Оттуда. – Кивнул он на шкаф, заляпанный календарями и плакатами времен «очаковских и покоренья Крыма». – Из шифоньера. Васька сказывает: дверцу-то приоткрыл, а они – прямо на него. Глазищами сверкают, челюстями клацают. Вроде как сожрать хотят... Да это еще что! Вот Лехе Стародубцеву сама Костлявая явилась. Это да.

– Ну и как... помер?

– Кто?

– Стародубцев твой.

– Не-е-ет, – протянул Толян. – Откачали.

Черт вздохнул.

– Поэтому она вас, алкашей, и не любит. Нажретесь до полусмерти, а дохнуть – не дохните. Я только одного не могу понять, ты-то чего упрямишься?

– Не хочу, и все, – огрызнулся Толян и зажмурился.

Не помогло. По телу по-прежнему металось стадо колючих полоумных мурашек. Кроме того, если раньше вожделенная бутылка манила лишь отблесками стекла, то теперь нашептывала чарующим голосом, чтобы он немедленно схватил ее и выпил до дна.

– НЕ БУДУ! – вскрикнул Синякин сдавленно.

После чего стек со стула и, приняв коленно-локтевую позицию, перебрался на диван, где зарылся головой в подушку.

***

Тишину то и дело нарушали такие словеса, что даже у исчадия ада уши не просто вяли, а скручивались в трубочку и порывались опасть. C полчаса Толян ворочался, силясь заснуть. Не получалось.

По телу бегали уже не мурашки, а нечто другое. Толяну это «нечто» виделось группировкой злобных ежиков, что кубарем скатывались с шеи к пяткам, а потом вновь поднимались. Внутри же, будто разверзалась сама геенна огненная. К тому же, стоило только прикрыть глаза, как в темноте сразу вспыхивали жуткие для его нынешнего состояния картины, причем цветные и поражающие своей реальностью. То миловидная девушка подносила ему рюмашечку, то мультяшный усатый персонаж таращился на него с летящего «кукурузника» и, улыбаясь, постоянно восклицал: «Еще бутылочку, еще бутылочку!», то русские богатыри предлагали ему бароновскую землю за согласие выпить, то... В последнем кошмаре какой-то толстяк, спасая ящик пива от огромного роя безумных пчел, с криком пронесся мимо.

– А-а-а! – не выдержал Синякин и вскочил с кровати, вперив взгляд в бутылку.

Бес по-прежнему был в комнате. Правда, теперь он парил над столом, помахивая крохотными перепончатыми крылышками, и покуривал цигарку.

– У-уу, – сквозь зубы промычал Толян. – Труба ты забитая! Думаешь, победил?

– Уверен, – спокойно ответил черт, затушив бычок о ладонь.

– А как тебе это?

И Толян перекрестился.

– Поздно ты о боге вспомнил, – упрекнул его бесенок, опускаясь на стол. – Раньше надо...– он вдруг осекся. А Синякин почувствовал, как запылала левая щека.

Над левым плечом возник из небытия ангелочек. Все как полагается: сияющий нимб, пара крыльев, в руке – пламенный меч. Словом, ангел ангелом, только махонький совсем.

– Прочь! – грозно воскликнул он, и, что называется, понеслось.

Вечные противники сцепились. Полетели перья, клочья шерсти, к ногам Толяна прыгнул нимб, завертелся вокруг своей оси – и упал.

«Того и гляди, убьет ангелочка, – со страхом подумал Синякин, поглядывая на повизгивающих драчунов. – А ведь спросят потом на Небесах...».

Тут он запустил руку в ком шерсти и перьев, стараясь разнять драчунов, и случайно опрокинул бутылку. Сердце на такое событие отреагировало незамедлительно и заныло нестерпимо, а глаза, полные боли, уставились в пол, где ручейками ускользало под диван содержимое священного «сосуда».

Осмысливая такую трагедию, Синякин даже не сразу заметил, что в комнате воцарилась тишина. А когда наконец-то оторвал глаза от мокрого пола, то обнаружил, что небесных созданий и след простыл, как будто их и не было вовсе.

– Выходит, это я сам, бутылку-то. Без всяких там потусторонних сил, – прошептал Толян и вздрогнул, когда раздался звонок.

Ища беса глазами, Толян косолапо зашлепал в прихожую, чтобы посмотреть, кого это принесла нелегкая.

Нелегкая принесла знакомого собутыльника. По ту сторону порога покачивался сам Коля Кривошеев в фуфайке нараспашку и шапке набекрень.

– Выпить есть? – спросил гость, дыхнув на Толяна перегаром, где бывалый нос уловил одеколон, дихлофос и сигареты «Прима».

Толян покачал головой.

– А у меня есть, – усмехнулся потенциальный собутыльник.

Он было полез в карман за тем самым «есть», как вдруг вздрогнул и попятился, испуганно глядя чуть повыше головы удивленного хозяина. Бог знает, что привиделось Кривошееву, но Толян сделал один разумный вывод.

– Допился до чертиков, – с тоном заядлого трезвенника упрекнул он его и, театрально захлопнув дверь, стек по ней, тяжело дыша.

***

Тем временем черт и ангел невидимками парили себе неподалеку и изредка поглядывали на обосновавшегося в коридоре Толяна.

– Чуть всю операцию не провалил, – сказал бес, вздыхая. – Хорошо хоть пуганным оказался.

– Ну, а я как сыграл? – Ангел поправил нимб.

– Немногословно, – усмехнулся черт и поежился. Пятачок тотчас провалился в лицо, уши прижались к вискам, рога втянулись в макушку, хвост лег вдоль позвоночника, а за спиной распахнулись белоснежные крылья. Отряхнувшись от шерсти, оборотень в белом чихнул. И сказал с улыбкой: – Чур, в следующий раз ты будешь чертом.

– Хорошо, – нехотя согласился ангелочек.

– Ладно, у нас еще два вызова. Тут вроде все в порядке... Эх, крокодилы!