Пан Межирический, холопский сын Главы 29-32
29.
Василёк бродил по Москве думая что делать дальше. Он понимал, что скорее всего его ищут на Польском Подворье и, значит, соваться туда нельзя. Ему надо где-то достать лошадь, выбираться из города, скакать домой. Все деньги, что у него были, он отдал Надюше, ни гроша себе не оставил. Лошадь купить было не на что, и Василёк решил, что к вечеру подойдет к подворью и разведает, как и что. Если повезёт и он увидит Ваську, тот знал, где деньги достать.
Неожиданно начали звонить колокола. Трезвонили сначала на кремлевских соборах, а потом разошлось по всему городу. Толпа повлекла его с собой на Красную Площадь. Скоро Василёк стоял перед лобным местом, на котором толпились бояре, среди них мелькнуло лицо Морозова. Борис Годунов отделился от толпы и заговорил громко, отчетливо, так что слышно было на всю запруженную народом площадь: «Сегодня представился государь наш, Иоанн Васильевич! Молитесь за упокой души его и за здоровье сына его, государя Фёдора Иоанновича!». Толпа глухо зашумела, заволновалась, бабы заголосили, даже многие мужики начали плакать. Василька будто встряхнуло: царь был мертв. Теперь уж им заниматься не будут, не до того. Надо было торопиться, и он начал пробираться через толпу.
Когда Василёк подошел к подворью, то осмотрелся внимательно, но засады не подметил. Вдруг заметил Ваську который стоял, привалившись к забору, и рыскал глазами по толпе ища своего пана. Василёк подкрался к нему сзади и предостерегающе положил руку на плечо. Васька, не издав ни звука, обернулся:
- Ну, задал же ты мне и Петьке страху, пан Василий, стрельцы тебя везде искали.
- Все ещё там?
- Нет, час назад ушли.
Их впустили на подворье и Василька сразу повели к Сапеге. Тот сидел сгорбившись за столом, обхватив голову руками. Как только увидел пана Межирического, покраснел, вскочил из-за стола, кричать на него начал:
- Ты что царя убить хотел? Чуть всех нас не погубил!
- Хотел убить, да не убил. Сам он помер.
- Помер? Откуда знаешь?
- Годунов только что всему народу на площади сказал.
Сапега немедля сел за стол и начал писать по латыни короткое послание. Когда дописал, то запечатал свиток и подал его Васильку вместе с мешочком с деньгами.
- Пан Василий, это письмо Баторию, в собственные руки. Возьми лошадей и скачи в Варшаву, нигде не останавливайся и ни с кем не разговаривай.
- Не бойся, письмо твоё в руки королю доставлю или позабочусь, чтобы никому не досталось.
Василёк кликнул Ваську, выскочил на улицу, стал наблюдать за воротами. К подворью уже подходили стрельцы. Через пол часа, они вывели на улицу пана Сапегу. Тот оглянулся по сторонам, заметил Василька в толпе, и сказал нарочито громко:
- Дьяк Щелканов пусть не беспокоится. Зачем меня в тюрьму сажать? Я ему обещаю не писать королю, пока он сам его о смерти царя не уведомит.
Когда посол снова обернулся, пана Межирического уже нигде не было. Василёк, с помощью Васьки, купил лошадей у мрачного и подозрительного мужика на базаре. Стражи у Смоленских ворот не обратили никакого внимания на одетых в простые тулупы и войлочные шапки всадников. Как выехали из города, Василёк гнал лошадей, как будто за ним гналась погоня и останавливался, только когда Васька начинал валиться с седла. Они старались на постоялые дворы не заезжать, а привал разбивали где-нибудь в лесу, или в хату стучались переночевать. Василёк немного успокоился и почувствовал себя в безопасности только когда пересек русскую границу.
Они въехали во двор Варшавского замка вечером десятого дня, грязные, пыльные, валящиеся с ног от усталости. Василёк приказал доложить о себе королю, но слуга окинул их взглядом, презрительно отметил их мужицкую одежду, и не двинулся с места. Василёк ухватил слугу за шиворот:
- Я не для того от Москвы до Варшавы за десять дней доскакал, чтобы ты мне тут рожи корчил. Иди, скажи королю, что пан Межирический письмо из Москвы привез, срочное.
Слуга, впечатленный его угрожающим тоном, убежал докладывать. Василёк отпустил Ваську отдохнуть, а сам остался ждать во дворе. Слуга вернулся довольно быстро:
- Король тебя примет, пан Межирический. Следуй за мной.
Василька отвели в какую-то узкую длинную комнату с тёмными обитыми деревом стенами и оставили одного. Он свалился на стул и, уже не в силах сопротивляться охватившей его усталости, заснул.
Его разбудил мощный толчок. Открыв глаза, Василёк увидел нависающего над ним Батория.
- Что в Москве, пан Межирический? Какие вести такие срочные что из совета меня вызвал?
Василёк попытался встать, но король остановил его легко положив руку на плечо:
- Сиди уж.
Василёк вытащил из-за пазухи письмо Сапеги и король, нетерпеливо сломав печать, пробежал свиток глазами. Потом он с изумлением уставился на Василька:
- Ты пытался убить царя Ивана?
- Пытался, да не убил. Он сам, собака, сдох. Десять дней назад. Посла под стражу взяли, чтоб не упредил тебя. Я да слуга только из Москвы утечь успели.
- Ты не перестаешь меня удивлять, пан Межирический. За что ты хотел убить царя?
- Свои у меня с ним счеты. Он отца моего замучил. Только был он трус смердящий, руки мне о него марать не захотелось.
Баторий кивнул с пониманием и сказал милостиво:
- Сослужил ты мне службу верную, награды проси.
Василёк только покачал головой:
- Награды не хочу, всегда служить тебе рад. Только вот лошадей загнал, дай мне других, до дому доехать. Я потом тебе обратно пришлю.
- Добро. Когда домой выедешь?
- Как от тебя уйду.
Баторий снял с шеи золотую цепь, подал Васильку.
- Прими от меня в награду.
Василёк опять попытался встать и поклониться, но король удержал его:
- Если хочешь, отдохни у меня, выспись, потом поедешь.
- Не держи, домой хочу, по жене, по сыну соскучился.
Король еще раз хлопнул его по плечу и вышел из комнаты.
Василёк с трудом поднялся, веки его смыкались, но вышел на двор и разыскал спящего на сене для лошадей Ваську. Тот долго не хотел просыпаться, наконец разлепил глаза:
- Что? Где? Не виноватый я!
Василёк засмеялся.
- Служба наша кончена, домой едем.
- Прямь сейчас?
- Я больше ждать не могу.
30.
Они опять скакали во весь опор и въехали на свой двор через несколько дней, под вечер. Василёк бросил Ваське поводья, мол иди отдыхай. Сам он в дом не пошел: увидел свет в столовой и подкрался под окно. Настя стояла у стола, держала на руках ребенка. Елизавета сидела, смотрела на них, что-то говорила. Алёна накрывала ужин. Все было такое привычное, мирное. Василёк смотрел на свою семью и не мог оторваться. Вдруг Настя подняла глаза, увидела его в окне, узнала, что-то сказала невестке. Елизавета вскочила и побежала к двери. Василёк побежал ей на встречу, и они сошлись на крыльце.
Елизавета была одета и причесана просто, по-домашнему, но Василёк ошалел от любви и счастья. Он подхватил её на руки и понес по лестнице, в спальню. До постели они не добрались, прямо у двери сорвали друг с друга одежду и опустились на ковер. Елизавета чувствовала его тело, жаркое, возбужденное, жаждущее, она отдалась безумию встречи. Они лежали голые на полу, посреди разбросанной одежды и не очень понимали как там оказались. Они начали смеяться, свободным, необъяснимым смехом, смехом облегчения. Они не могли остановиться. Этот смех смыл всю тоску, страх и напряжение разлуки. Они прижались друг к другу и им было хорошо. Заснули только под утро, от усталости, а не потому что насытились.
Утром Василёк попытался было сказать жене самое трудное, что неверен ей был, но она не хотела его слушать.
- Я знаю, что были у тебя в Московии другие женщины, но ты ко мне вернулся, живой, и всё.
- Откуда знаешь?
- Я ведь всё чувствовала, и когда тебе тоскливо было, и когда холодно было, и когда стыдно было.
Василёк не нашелся что ответить, только поцеловал её жадно.
Малыш за время его отсутствия подрос, уже сидел, ползал и даже пытался на ножки встать. Поначалу отца не узнал, конечно, но скоро опять привык и с удовольствием засыпал у него на руках.
Настя хотела знать, что произошло в Москве, но обычно открытый сын молчал и не отвечал на её вопросы. После многих увещеваний сказал только, что умер царь Иван от того, что сгнил изнутри. А ещё поведал, что на могиле отца был и видение светлое видел: просил отец сказать ей что любит её, навсегда. Настя закручинилась, затосковала опять. Она чувствовала на себе вину за то, что живёт, что хорошо ей, что внука растит и не могла найти себе покоя. Васильку пришлось её утешать. Он ей рассказал, что помощника Малюты видел, что тот иноком стал, раскаялся. А отец любовь чувствовал, когда умирал, даже Малюту простил. Настя кивнула, будто сама это уже знала.
- А коль он Малюту простил, так думаешь, он бы не хотел чтоб ты счастлива была? Если бы я домой не вернулся, я б хотел, чтоб Елизавета себе счастье нашла.
- Спасибо, сынок, прав ты, - кивнула Настя. - Только все равно, горько.
Прошло некоторое время, и Елизавета позвала Василька поговорить на веранду. Она светилась счастьем:
- У нас еще дите будет. Видно, когда вернулся ты, и случилось. Оба знали, что иначе и быть не могло, от такой ночи. Они ждали ребёнка с нетерпением.
31.
Василёк поехал в Миляновичи, навестить своего первенца, которого не видел уже год. Но сначала заехал в усадьбу поговорить с княгиней Курбской. Княгиня была на тридцать лет моложе князя, всего на несколько лет старше Василька. Она была из захудалого обедневшего шляхтецкого рода Семашко и ужасно этим кичилась. Когда князь был жив, внимания княгиня Александра на Василька не обращала, а если и замечала его, то как к холопу относилась. А тут подошел он к её руке, и она на него откровенно, с интересом глянула. Ему стало неприятно, но он приехал по делу. Василёк сидел в знакомой гостиной дома князя, только она была теперь не узнаваема. При князе, убранство было простое и тёмное: тяжёлая дубовая мебель и тёмные шпалеры на стенах. Между окнами висели охотничьи трофеи - белёсые черепа оленей с ветвистыми рогами. Княгиня всё переделала по своему вкусу, а вкуса у нее не было. Все было слишком ярко, аляповато, нарочито модные итальянские кресла и диванчики дорого желтовато-коричневого орехового дерева с витиеватыми резными спинками, малюсенькие столики.
Василёк начал с ней разговор:
- Княгиня Александра, я хотел бы у тебя вольную попросить, для крестного сына моего, Андрея, да родителей его.
- Все знают что сын он тебе родной, а не крестный, - презрительно усмехнулась она.
Василёк покраснел, но продолжал:
- Я выкуп хороший заплачу. Ты скажи, сколько хочешь.
- Изменился ты, Васька, - она посмотрела на него жеманно. - В паны влез. Только холопское-то не скроешь. Я дам твоему сыну и девке твоей вольную, если заплатишь как следует и еще кое-что.
Она назвала цену. Цена была огромная. Василёк сглотнул, кивнул:
- Хорошо, я заплачу. А еще что надо?
- Это я тебе вечером скажу, когда на ужин ко мне придешь.
Но он и так ее понял.
Черноглазая красавица, мать его сына, которую Машей звали, ещё дочку родила и уже опять беременная ходила. Васильку стало любопытно, от мужа ребёнок или ещё от кого, но он спрашивать её не стал. Она с порога потребовала:
- Ты в прошлый раз сказал вольную нам выправишь. Сделал?
- Княгиня цену заломила, - покачал головой Василёк. - Это бы ничего, но она и еще кое-чего хочет. Так что не выйдет пока.
- А что она хочет?
Василёк молчал. Маша сама догадалась:
- Княгиня после смерти князя на мужиков бросается. Ты ей, чтоль, приглянулся?
- Похоже.
- Ну, так в чем дело? - Она окинула его оценивающим взглядом. - У тебя с этим проблем раньше не было. Ляжь с ней, да и все дела.
- Женат я. Не нужна она мне.
- Ну и что, что женат! - разозлилась Маша. - Ломаешься, словно красна девица! Сделай вольную, а то сына своего больше не увидишь! - и захлопнула перед ним дверь.
Василёк редко думал об Андрюше, видел его еще реже, но он любил его и хотел видеть почаще. Он хотел, чтобы его сын знал отца.
Хоть и не в радость, но пошел Василёк на ужин к княгине. Она пригласила еще несколько гостей, панов и пани из окрестностей Ковеля, которые много пили поданные наливки, говорили о развлечениях да нарядах. Василёк скучал, но старался виду не подавать. Было уже за полночь, когда все разошлись по своим комнатам. Василёк собрался ехать домой, но княгиня остановила его. Она подсела к нему очень близко, сказала горячим пьяным шепотом:
- Знаешь, чего я от тебя хочу? - и погладила его по колену.
- На что я тебе сдался? - ответил Василёк. - Всегда за холопа держала, да и сейчас как о холопе думаешь.
- Слышала я, будто любовник ты отменный, хочу посмотреть, правду ли говорят, - её рука скользнула выше.
- Я женат, княгиня, - и Василёк резко скинул её руку.
- А, да, на гордячке этой, княжне Острожской. Надо и её, и тебя, на место поставить.
- Если хочешь, в два раза больше заплачу тебе. А больше ничего не получишь, - и Василёк поднялся уходить.
- Ты ведь сына любишь, добра ему хочешь? А я могу так устроить, что и у него, и у девки твоей, жизнь потяжелее будет.
- Не посмеешь!
- А что ты мне сделать можешь? - она зло усмехнулась и её лицо исказилось то ли ненавистью, то ли завистью. - Так что подумай, да назад приходи. Посмотрим, на что ты годен.
Василёк с трудом сдержался, чтобы не вспылить, не хотел, чтоб она видела его ярость. Это только давало ей власть над ним. Он ехал домой и думал: почему они все его так ненавидят, все эти шляхтичи? Все эти Точевские да Семашко? Что он им поперек горла встал? Что жребий свой, холопий, не принял? Что на солнце осмелился посмотреть да не ослеп? А теперь эта женщина держит в руках судьбу его сына. Ему претили её развратные глаза, мокрые губы; её слишком откровенные наряды, навязчивый запах духов. Он знал, что если захочет, она зайдется от блаженства, кичливость свою потеряет, будет кричать его имя. А потом он может унизить её, так что на коленях будет его молить, чтобы не оставлял. Но он не хотел от неё ничего.
Дома, Василёк старался и виду не показать, что что-то не так. Елизавета, как всегда чуткая, погладила плечо мужа и спросила:
- Как съездил? Как Андрюша?
- Не видел его. Маша дверь в лицо захлопнула.
- А почему?
- Я ей ещё до Москвы обещал вольную у княгини для всех выкупить, да не получилось.
- Сколько княгиня хочет, то и заплати.
- Она не только денег хочет, хочет меня унизить, да и тебя.
- Это как?
- Меня хочет, а мне она противна. Грозилась жизнь ему испортить.
- Она же знает, что ты женат, - нахмурилась Елизавета
- Знает. Может потому и хочет.
Елизавета задумалась, но больше ничего мужу не сказала. Когда утром Василёк проснулся, её рядом не было. Он спустился по лестнице, спросил мать:
- Где княжна?
- Ни свет ни заря поднялась, велела карету запрячь, взяла Митьку, да еще человек десять, и уехала.
- Куда?
- Я думала, ты знаешь. Мне она не сказала.
Василёк ничего не понимал:
- Может в Острог поехала, к родителям?
- Не думаю. Костика на меня оставила, а так бы взяла с собой.
- В какую сторону поехала-то?
Конюх ему показал, он сразу за ней поскакал, но не нагнал. Елизавета как испарилась. Василёк вернулся домой ни с чем. Он всё ждал, не будет ли от жены каких вестей, места себе не находил.
32.
Княжна приехала в Миляновичи. В деревне спросила, где Маша живет. Та открыла дверь, и удивилась - они с Елизаветой никогда друг друга не видели.
- Я жена пана Василия, - просто сказала Елизавета.
- Вишь, на ком Василёк женился! - Маша подбоченилась и насмешливо осмотрела стоящую перед ней женщину. Похоже, ровесницы они. У той были светлые волосы и голубые глаза. Лицо красивое, одета в платье дорогое и держится гордо. Елизавета тоже рассматривала Машу, черноглазую и черноволосую, очень беременную. Потом попросила:
- Можно мне в дом войти?
- Тебя Василёк послал?
- Нет, он не знает, что я здесь.
- Что ты хочешь? На меня посмотреть или на сына его?
- Я поговорить с тобой хочу.
- Ну, давай, разговаривай.
- Пан Василий сказал, что ты его в дом не впустила, сына увидеть не дала.
- Я хочу, чтоб он вольную нам всем сделал.
- Я сделаю вам вольную, только обещай, что между ним и сыном его никогда не встанешь.
- А ты не ревнуешь его ко мне?
- А что ревновать? Либо любит он меня, либо нет. А я знаю, что он меня любит.
- А ведь и правда, хорош он? - Маша покачала головой. - А как мужик, так и вообще лучше нет! У меня до сих пор от одной мысли о нем коленки дрожат.
Елизавета взглянула ей прямо в глаза:
- У меня тоже. И дух захватывает.
- С этим она вышла из Машиного дома.
Затем Елизавета поехала к княгине. Приказала подскочившему слуге госпоже доложить, мол жена пана Межирического говорить с ней хочет. Княгиня Александра приняла Елизавету в гостиной. Они вежливо поздоровались, и Елизавета протянула княгине тяжелый мешочек. Та посмотрела на неё с непониманием.
- Я привезла деньги за вольную Андрея, сына моего мужа, и его семьи.
- Я еще не согласилась дать им вольную.
- Я знаю что ты сказала моему мужу. Он не хочет тебя. Этих денег достаточно, чтоб целую деревню выкупить. А у тебя с деньгами плохо. Знаю, долгов много понаделала. Возьми, не ломайся.
Княгиня Александра смотрела на Елизавету с презрением:
- Васька ещё когда здесь у мужа моего жил, не по-холопски себя вел. Возомнил о себе. Да и муж мой ему больно потакал. Ну а ты-то, ты ж княжна древнего рода, как же ты до холопа опустилась?
Елизавета на секунду перестала дышать. Она хотела кинуться на Александру и выцарапать ей глаза, но с трудом сдержалась:
- Я вышла замуж за пана Василия, потому что он за любовь ко мне на смерть готов был, а ты за князя, потому что он долги семьи твоей заплатил. Так кто из нас опустился?
Тут уж Александра губы закусила:
- А коль за холопа замуж вышла и ты, выходит, холопка. Вот послужишь мне неделю, дам ублюдку мужа твоего вольную.
- Хорошо, - кивнула Елизавета. - Только я тебе не доверяю. Грамоту об уговоре нашем подпиши.
Василёк проснулся от внезапного понимания, куда исчезла Елизавета и сразу поскакал в Миляновичи. Слуга провёл его в дом к княгине. Он опять сидел в этой противной гостиной и ждал. Вошла княгиня Александра, а за ней женщина в простом льняном платье и чепце. В руках женщина несла поднос, на котором стоял гранёный графин с наливкой, две чарки и тарелка с закусками. Василёк взглянул на неё да и обомлел.
- Елизавета!
- А, ты, пан Межирический, Лизку мою знаешь? - насмешливо сказала княгиня.
Василёк ничего не мог понять, только переводил взгляд с одной женщины на другую.
- Лизка мне неделю холопкой служить будет, за вольную для ублюдка твоего.
- Не надо, любовь моя...
- Не бойся, - успокоила его Елизавета, - неделя быстро пройдет.
- Приходи вечером, пан Межирический, Лизка на стол подавать будет. Только без всяких там вольностей, а то я дом строго держу, если что, могу её и выпороть приказать.
Василёк подошел к княгине очень близко, сильно тряхнул за плечи:
- Если хоть пальцем жену мою тронешь, я тебя убью. Потом перед королём ответ держать буду.
Княгиня Александра испугалась. Она поняла, что он сделает то, что сказал.
Этот вечер тянулся для Василька необычайно долго: всё те же скучные паны и пани, никчемный, пустой разговор. Один из панов засмотрелся на Елизавету:
- Новая девка у тебя, княгиня, обед подает, смазливая.
- А, Лизка, её в саду с холопом поймали, бесстыжая она.
Когда Елизавета вошла с переменой блюд, пан хлопнул её пониже спины. Она вздрогнула, но промолчала. Рука Василька рванулась к ножу, но он поймал взгляд жены и остановился. Он знал, что княгиня Александра старается как можно больше их обоих унизить и что ему надо терпеть. Одна из пани напрямую откровенно его рассматривала. Потом подсела ближе, положила руку ему на плечо. Елизавета как раз вошла в столовую, да так и замерла на пороге.
- Что стоишь, как дурочка, - сказала княгиня.
Елизавета закусила губу. Василёк отодвинулся от пани:
- Пана, я женат.
- Женат-то женат, да что-то часто сюда заглядываешь.
- Дело у меня тут неотложное.
- Сын у него незаконнорожденный, от девки из деревни, - ехидно добавила княгиня.
Василёк опять сдержался.
- Я уверенна, - жеманно сказала пана, - что на тебя, пан Василий, не только деревенские девки засматриваются.
Елизавета уронила тарелку, дымящиеся мясо упало на пол. Княгиня Александра ударила её по щеке. Василёк вскочил, заслонил Елизавету собой и та быстро вышла. Пана была удивленна:
- Ты что-то пан Василий к этой холопке неравнодушен.
- Сам своих людей не бью, и другим не позволю при мне кого бить.
Княгиня Александра покраснела, но ничего на это не ответила.
Василёк знал княжеский дом хорошо, ночью пробрался к каморке, где спала на соломе Елизавета, встал на колени, начал целовать ей руки. Она проснулась и её глаза наполнились слезами.
- Ну что ты здесь делаешь?
- Я не могу позволить тебе это терпеть, всё ради меня.
- Я хочу сделать это ради тебя. Ты бы сделал это для меня.
- Я другое дело, я мужик. Я умереть за тебя готов. Я не могу видеть, как она над тобой измывается.
- Это ей кажется, что она меня унижает, -серьезно сказала Елизавета. - Но мне это не важно. Я знаю кто я, и кто она.
Василёк поцеловал жену долгим поцелуем, легко дотронулся до груди, погладил её ноги. Она улыбнулась ему, слегка раздвинула колени.
- Иди ко мне, пока не застали тебя.
Он осторожно и нежно провел рукой по её телу, она затрепетала, и муж уже не сдерживался, начал целовать её, ласкать, раздеваться.
Вдруг в закуток ворвалась княгиня Александра, слуги со свечами толпились позади. Она увидела Василька, обнаженного, возбужденного, целующего свою жену, и приросла к месту. Он не смутился и не закрылся, стоял красивый, разгоряченный, бесстыдный; смотрел шальными, издевающимися глазами, усмехался чувственными губами:
- Что тебе, княгиня Александра, здесь надо?
Она видела его тело, загорелое до пояса, молочно белое ниже, видела то, что только угадывалось под одеждой, зашлась от желания обнять его, почувствовать его. Но вместо этого закричала:
- Вон отсюда! - и сама убежала, захлопнув дверь.
Василёк нежно поцеловал Елизавету в щёку:
- Жаль, что нам помешали, любовь моя.
Потом неторопливо оделся и опять наклонился над ней, протянул нож:
- Возьми, спрячь. Если что, если кто... не бойся, я на себя все возьму, - и вышел.
Поутру княгиня Александра позвала Елизавету к себе в спальню. Смотрела на неё, как всегда, презрительно; злилась на себя, что жаждет сына холопского, да завидовала, что он другую любит. Елизавета стояла спокойно и прямо. Княгиня приказала ей распустить волосы. Золотые волны сбежали по спине Елизаветы ниже пояса.
- Девка ты бесстыжая, а потому как с девкой с тобой и поступать надо. Я тебя могу холопам отдать на забаву.
Елизавета похолодела внутри, порадовалась, что под платьем нож спрятан, но продолжала молчать. Княгиня вдруг схватила со стола ножницы, и отхватила Елизавете клок волос. Та дернулась от неожиданности.
- Не двигайся!
Княгиня продолжала резать со злобным удовольствием, а Елизавета с ужасом смотрела, как её гордость, её золотые косы, устилали пол толстым слоем. К ужину она подавала без чепчика и Василёк увидев её короткие, как у отрока, волосы, обомлел. Та же пана поймала его взгляд:
- Ты, пан Василий, и вправду на холопку эту заглядываешься!
- Мужика у неё вчера нашла, - презрительно усмехнулась княгиня Александра, - пришлось наказать. Уж не знаю, что и делать, вот волосы обрезала, чтоб все её грех видели.
Василёк смотрел на жену с таким обожанием, что она заметила, покраснела, и другие заметили.
- Похоже, пан Василий не прочь с ней позабавиться.
- Ты, Елизавета, с короткими волосами еще красивее, - Василёк не смог сдержаться.
Княгиня поджала губы, все остальные смешались.
Ночью Елизавета почувствовала, что лезет к ней кто-то, грубо, по-хозяйски. Она начала судорожно отбиваться, нащупала нож под соломой, прижала в бок обидчика. Тот от укола остановился, прохрипел:
- Ты что, с ума сошла? Княгиня сказала, ты c кем угодно ляжешь.
- Врет она всё. Замужем я, только мужа и привечаю, - Елизавета чуть надавила ножом.
Это был один из панов, гостей княгини. Он вдруг сообразил, что говорит она с ним по-польски, правильно, как дворянка, и с удивлением отстранился.
- Кабы не одежда твоя холопская, поклялся бы я, что видел тебя где-то раньше.
- Видел, в Варшаве, у короля на приеме, - ответила Елизавета, уже спокойнее.
- Да кто ж ты такая?
- Я жена пана Василия.
- Дочь князя Острожского? А почему ж ты тут холопкой служишь?
- Сын у пана Василия здесь. Княгиня Александра условие за вольную для него поставила.
- Как же ты, княжна, на такое согласилась? - пан, видно, еще больше удивился.
- Я очень люблю пана Василия, - просто ответила Елизавета.
- Прости мне вольность мою, княжна. Не знал я.
- Прощаю, - тут он поцеловал ей руку.
На следующий день, все гости княгини собрались да уехали, с ней не попрощавшись. Она не могла понять, в чем дело.
Всю неделю, княгиня пыталась сделать жизнь Елизаветы как можно хуже: задавала самые тяжелые, грязные работы, корила, придиралась, издевалась, как могла. Но Елизавета молча всё терпела. На седьмой день, вошла в гостиную:
- Срок вышел, княгиня, бери деньги, пиши вольную.
Тут княгиня Александра было заупрямилась, но Елизавета этого ожидала:
- Я тебе не дите малое, чтоб обижать. Коль уговора не выполнишь, отец мой сюда с армией подойдет, с конницей да пушками. Будешь рада живой остаться.
Княгиня Александра сдалась и подписала бумагу.
Когда Елизавета вышла на крыльцо дома, Василёк уже ждал её с каретой да со своими людьми. Княгиня, хоть и не в радость, но не сдержалась, всё же вышла на него посмотреть. Елизавета помахала вольной грамотой, Василёк легко взбежал по ступенькам, посмотрел княгине в глаза, усмехнулся:
- Дай тебе Бог, княгиня, то что тебе по делам твоим полагается.
Потом счастливо улыбнулся жене, подхватил на руки:
- Не хочу, чтоб туфельки пачкала! - и донес до кареты, усадил, крикнул Митьке, - Коня моего возьми. Я с княжной в карете поеду.
Последнее, что видела княгиня, было его наклоненное к жене лицо, ласковое да весёлое. Княгиня поджала сухие, никому не нужные губы.
