Нас возвышающий обман

Творить — это жить дважды.

(Альбер Камю, «Миф о Сизифе»)

Серега сел в кресло. Прежде, чем предлагать услугу окружающим, следует испытать ее на себе.

— Запускай.

Леха набрал побольше воздуху и по старинке ткнул пальцем в клавиатуру. Покосился на начальника:

— Запустил. Как себя чувствуешь?

— Как я себя чувствую?! — взвился Серега, едва не пооборвав датчики на висках. — Хреново!

— Угу, — флегматично кивнул Леха. — Значит, изменений нет. Сиди спокойно, а то все по новой настраивать придется.

Уныло потянулось время. Серега чувствовал себя, как на смертном одре. Или как в утробе роженицы. Сходные понятия, как выясняется…

Компьютер пискнул. Серега опять дернулся, завертев головой. Леха ухмыльнулся:

— Сергей свет Генадьич, поздравляю вас и объявляю первую часть эксперимента успешно завершенной. От себя добавлю, что весишь ты чуть меньше нашего сервака, видно много кушал в детстве.

Серега безмолвно взирал в монитор, вяло отчпокивая с висков датчики.

— И я там весь?

— Практически. Можешь пересаживаться в любого младенца. Или старика. Тело достал?

— Достал, данные в моей папке. — Серега развернул виртпанель на запястье и пошерудил там дрожащими пальцами. — Я переименовал тебя в Леха Бог. В телефоне.

— Богом я буду, когда пересажу, — скептически скривился Леха. — Но это завтра. Скомпоновать надо, настроить… Давай, Генадьич, проживи последний день с пользой.

— Угу, — кивнул начальник, встал и направился к двери, — попробую.

Через четыре часа Сергея Геннадьевича, обладателя рака легких третьей степени, главу ушлой, подозрительной компьютерной фирмы, сбила машина. Сбила, когда он, крепко задумавшись, слепо побрел через дорогу, где не положено. Покидая существующую реальность, Серега был очень обижен. А бог кибернетики Леха Хак, он же в разные периоды деятельности Леха Бот и Леха Чума, в этот момент ошарашено взирал на обнуленные данные.

***

Темные пещерные своды, едва просматриваемый мрак. Вонь. Иней на грубых каменных уступах. По виду или по какой-то непонятной, глубинной уверенности, вонь и холод, но ни того ни другого тело не ощущало.

Паника.

Серега, слепо шаря руками по искрящейся стеночке, побрел вперед. Гробовую тишину нарушала лишь далекая, усиленная эхом капель. Это ад, мать его, к бабке не ходи. Хотя что-то другое напоминала эта унылость, из давно позабытых детских книжек. Огненных котлов, по крайней мере, не наблюдалось.

Он вскоре вышел к реке — черной как смоль и почти такой же недвижимой. Дымящейся. Со сводов вяло лился мертвенный свет.

Из-за скального гребня показалась лодка. Огромное облегчение или, скорее, узнавание детских декораций Серегу развеселило.

— Эй! — заорал он темной фигуре у правила, и долгожданное эхо заплясало по сводам, возвращая ощущение реальности. — Никак сам Харон собственной персоной?! А как же «каждому да по вере его?» Че за развод, я не понял?!

Ответа он не удостоился. Лодка ткнулась в прибрежные камни, темная фигура требовательно протянула руку. Ладонь — старческая, узловатая, но крепкая — единственное, что явилось взору. Под черным капюшоном, казалось, клубилась тьма.

Серега шутовски похлопал себя по карманам и протянул свою руку запястьем вверх.

— Безнал. Пойдет?

Фигура провела ладонью над запястьем.

— Средств нет, — пророкотала тьма из-под капюшона с некой даже иронией. — Ищи обол, обманщик.

Усмешка у Сереги мигом слетела. Он примерно представлял себе, что тут случается с теми, кого не берут в лодку. Монету для Харона, насколько он помнил, умершему клали под язык. Вряд ли родня сообразила похоронить его по древнегреческому обряду, но Серега послушно начал обшаривать карманы нелепой хламиды. Вообще это сильно начало напоминать сон. Или небезызвестную "белочку". Обманщик, надо же…

Обол и вправду обнаружился в левом кармане. Серега скривился. Ну "белочка" же, вызывайте санитаров! Ткнув монету в протянутую ладонь, он, уже беззастенчиво отодвинув с дороги Харона, безуспешно попытался сплюнуть в дымящиеся воды, и, нахохлившись, уселся на носу лодки. Разговаривать с галлюцинацией он более не собирался, а та и не настаивала.

Лодка заскользила по водам, будто оснащенная бесшумным плазменным движком. Или скорее поползла, подобно змее. Воды сами несли ее, степенно и торжественно.

Плыли на удивление долго. Харон правил куда-то явно не туда — то по узким протокам, то сворачивая в незаметные мрачные отвивы. Это не переправа, а такси. Но столь неожиданным и сложным оказался маршрут, что Серега снова стал склоняться к мысли, что вокруг не его воспаленный бред, а какая ни есть реальность. Относительная, правда.

Лодка ткнулась в берег. Никакого обещанного древними баснями Цербера в пределах видимости не наблюдалось — ну и хорошо. Ходячих кошмаров ему только недоставало. На берегу стояла женщина. Богиня. Серега отвел глаза — смотреть больно. Глядя под ноги, шагнул на берег, неумело изобразил поклон.

— Я Персефона, владычица Тартара. За мной иди, обманщик, и не мешкай.

Ошарашенный Серега молча пошел куда велено, благо было, о чем подумать. Снова обманщик! А ведь она про безнал не слышала, значит… Значит, обманщик — его статус. Так, что ли? Категория прибывшего арестанта. А с какого перепугу? Кого он обманул-то? Че за поклеп?…

Тропа вилась меж заиндевелых скал. Это же скольким бедолагам надо было тут пройти, чтобы проложить — нашаркать — тропу в голой скале? Без обуви! Впрочем, ни холода, ни боли он так и не чувствовал — значит, телесные страдания здесь ему не грозят. Будем надеяться, не грозят.

Тропа обогнула последнюю скалу, величиной с дачный дом среднего пошиба, и Серега ахнул, застыв как вкопанный. Стылый пещерный сумрак бугрился небольшими горами, уходящими в бесконечную даль. И по каждой кто-то вкатывал на вершину камень. Видны, по сути, были только камни, нелепо ползущие по крутым склонам — люди, гораздо меньшие по размеру, едва угадывались в потемках. Персефона обернулась и удовлетворенно отметила ошарашенный Серегин вид.

— Кто Смерть дерзнул обманом миновать, века влачит, закатывая камни.

— Что за бред! — не выдержал Серега, дерзко взглянув в глаза ослепительному божеству. — Да сейчас каждый второй смерть обманывает! «Пользование медицинскими услугами» называется.

На лицо Персефоны набежала тень, она чуть помедлила с ответом.

— Асклепий нам не враг. И здесь не пациенты.

— Какой продвинутый персонал, — проворчал Серега, отводя глаза, — о пациентах они знают… о средствах на счетах. Век информации, ни дать ни взять.

— Мы знаем все. За вами наблюдаем. И все пороки видим наперед.

Серега снова посмотрел на далекий, сумрачный, бестолковый труд ради труда.

— А почему камни такие огромные? Это же нереально!

— Растет и сила мышц, и камень с ними вместе.

— Какие мышцы?! — опять вскинулся Серега. — Если тут все бестелесные. Я, например, ни усталости, ни холода не чувствую.

— Как к камню подойдешь, так ощутишь в избытке.

Вот это ваще прелестно. Приплыл, называется…

После бесконечных блужданий они подошли к подножию очередной горы, неотличимой от всех прочих, уже пройденных. Человек, бугрящийся сказочной мускулатурой из комиксов, неспешно спускался вниз, как-то странно косясь на провожатую. Камень, размером с двукратный рост самого атлета, лежал у подножия горы. Грохот его падения, да и само падение трудно было не заметить. Персефона снова обернулась:

— Коль есть вопросы, можешь задавать. Его Сизиф зовут, и он тебе ответит.

— Что, тот самый?! — Серега впился взглядом в подходящего к ним страдальца. Что-то не тянул этот крендель с горы на Сизифа — у того, небось, камень за прошедшие тысячелетия стал размером с саму гору. Хотя черт разберет этих полубогов с их заморочками… Может, и вправду перед ним герой древнегреческих мифов, почему нет? А чего спрашивать-то?..

— У тебя тоже обол взялся неизвестно откуда? — глупее вопроса трудно было представить, и Серега замахал руками: — Стой! Не то! Нафига ты его таскаешь? Что он для тебя? Сват? Брат? Цель? Богатство?

Получилось лучше, но все равно по-идиотски. Но Сизиф в лице не изменился. Бесстрастность царила на его лице — равнодушие или даже тупость. Серегу передернуло.

— То камень мой. И я его качу.

— И…

— Он будет на вершине.

— Понятно. Ваше темнейшество, пошли отсюда. Как можно работать без мотивации? Тьфу.

Сизиф равнодушно направился к своему камню, а ее темнейшество, вроде как даже довольная неизвестно чем, повела Серегу дальше. К соседней горе. Рядом сиротливо лежал валун — Сереге эдак по пояс.

И тут же заныли босые ступни, появилась легкая одышка и заледенели пальцы рук. Серега охнул. Персефона положила руку на валун.

— Вот камень твой. Вкати его на гору.

— А он оттуда скатится, — ядовито хмыкнул Серега.

— Как знать…

— А если я откажусь? Цербера свистните?

— Зачем?! — простодушно изумилась Персефона, став от этого еще прекраснее. — Все этого хотят. И ты сильнее прочих.

Это было правдой. Руки чесались, ноги пританцовывали. Прилив сил распирал грудь, едва не лишая воздуха. Закачу ведь! Ух, закачу…

Сопротивление разума пало, обнажив тылы. И азарт, драйв — потребность, стремление — налетели с флангов и наголову разбили взбунтовавшийся немощный очаг рассудка. Камень, как намагниченный, звал, манил. Требовал. Серега сдался.

Уперся, подкатил к горе. Фигня ведь — массы кот наплакал. Ух, закачу!..

Весь остальной мир исчез. Осталась только гора, камень и жгучая потребность действия.

…Мне ведь, вроде, нужна была мотивация… Нахрена?.. Ладно, пусть будет. Это... качалка! Слеплю из себя Шварценеггера… — Камень двинулся в гору, сразу утяжелившись раза в два. — …Ух ты! Нет, не просто качалка — это моя воля! А наверху… пьедестал. Как чего-то достигать, если не проявлять… волю. Каждый день, каждый… миг. При каждой заморочке… в каждом деле. Перед… самим собой. Перед другими… перед ней…

…Даже если... он и скатится — тем лучше. Каждый раз нужно... проявлять волю! С нуля! Каждый день. Это лишь делает нас… сильнее! Снова и снова! Пробовать!.. Делать! Создавать…

Камень перевалил через вершину и с оглушительным грохотом покатился вниз. Обозленный и немного разочарованный Серега потрусил за ним, снова уперся, крякнул и начал новое восхождение. Дальнейших падений он уже не отслеживал.

…Чем мы, в сущности… зарабатываем? Камни таскаем. И они… иногда падают, да. Это ведь нас… не останавливает, не ломает… Раз за разом мы впрягаемся… в очередной блудень и стремимся… тащим на вершину… самомнение, гордость… реноме. И ведь закатываем, не сдаемся…

Шаг. Подпереть справа. Шаг. Уступ. Ямка. Отлично. Перевести дух. Шаг…

…Я основал фирму с нуля. Развил. Преумножил… Тот же камень, и такой же неподъемный... Здесь — то же самое. Обол — стартовый капитал… Гора, вершина — фазы развития. С уступа на уступ… здесь конкурентов нет, налоговой нет — сказка… Делай свое дело, никто не мешает…

Не только работа — вообще любое дело — виртуальный камень. И чем чаще он скатывается — тем мы становимся сильнее... Опытнее. Орешек знаний тверд. Мы хотим всем рекордам… сила — в движении. Эйнштейн, Ньютон, уравнение Бернулли... Если мы приложили силу, должен быть выхлоп. Вся природа заточена на преодоление сопротивления… Камень с горы — камень в гору. Равновесие. Гармония. Закон жизни, закон природы… Камень с души, камень на душе, камнем вниз. Движение, совершенствование, апгрейд. Выход на новый уровень…

…Камень растет — там тоже растет, значит… возможностей больше, планка выше. Решение более сложных задач. Космос. Гармония, красота. Неземная красота, недостижимая. Такая же недоступная и нереальная, как камень на пике. И все, что пасть должно, падет в конечном счете. Все нереальное становится реальным. Или не становится. Замкнутый круг, уроборос. Тщета предрешена, а камень — тот же камень. Обманщик, говорите? Точно. Обманом мы живем, но здесь он ни к чему. Оставь надежду, камень упадет. И должен пасть, он круглый и тяжелый…

…Профит всей жизни — крошечный обол. Ступень развития и старт для продвиженья. А камень — инструмент. Работай — все придет. Придет и красота и совершенство. И тела красота, и мыслей, и речей. Лишь во плоти она недостижима… Вот правда жизни — прочь самообман! Мы пользуем его, чтоб выглядеть успешней… Но ныне спал покров…

…Смерть обмануть — не больно шибкий грех. Обман стремлений — вот где непотребство. Нет, не обман, но шоры на глазах. Там шоры нам нужны, а здесь они убоги…

…Иди вперед, и ты взойдешь на пик…

…Гора и камень. Истина в движении…

Камень перевалил за вершину и, набирая скорость, грохоча и подпрыгивая, привычно обрушился вниз. У подножия горы кто-то стоял. Кто-то из его грез. С кем-то.

— …сама ты Сизиф, — фыркала тщедушная фигура в хитоне. — Это же Генадьич! Серега, здорово! Сколько лет, сколько зим!..

Он не понимал. Не узнавал. Недоумевал. И не отводил взгляда от смутно знакомой женской фигуры…

Богиня! Вспомнил, надо же… А ее попутчик так и горлопанил на всю округу:

— Сергей Геннадьевич! Ты меня не узнаешь, что ли? Эй! Алле!!!

Тщедушная фигура подсеменила к нему и ощутимо шлепнула по щеке. Точно! Камень! Камень должен быть на пике горы. Только Она могла отвлечь его от дела всей жизни. Засмотрелся, а надо работать.

Он подошел к огромному камню. Уперся могучим плечом, катнул к горе. Затем на гору. Выше, выше. К совершенству. А оставшаяся парочка, похоже, начала ссориться.

Рядом вдруг оказалась та самая, тщедушная, нелепая личность. Горлопан. Неумело переступая по камням, охал, тоже упирался и толкал, толкал необъятную глыбу. Наверх. Что-то они уже вдвоем тягали… но сознание на краткий миг скупо одарило его лишь памятью об ощущениях, не более.

На пике горы личность переползла на другую сторону камня и снова принялась орать:

— Левее, Генадьич! Чуть на меня! Стой! К себе! Стой!

Камень стоял на пике. Как влитой. Из-за камня тяжело сопели.

Он опустил руки. Камень стоял. Гора, казалось, дрогнула под ногами. Пошла волнами — камень стоял. Нет, не гора — это он сам шатался. Близкое сопение переросло в вымученные стоны. Со звериным прирыком.

Он растерянно оглянулся. Все? И что теперь?..

Что?! Теперь?! Делать?!

Его растерянный, панический взгляд устремился вниз, к подножию горы. Зашарил, забегал, заплясал по камням. Там лежал схожий валун. Огромное облегчение вернуло его к жизни.

Привычно перескакивая с уступа на уступ, он направился вниз, к своему новому камню. Сосредотачиваясь на подъеме и внутренне ликуя.