Как мне анекдот помог

На обложке книжки «Африканские россказни», которую можно купить в бумажном варианте на OZON, написано: «Ироничные, забавные и поучительные сказки и байки, персонажи которых фантазией автора перенесены на Африканский континент». И читателю сразу понятно, что к чему и почему.

А здесь, на сайте, почти после каждой сказки все недоумевают, спрашивают: «А почему негр – татар»? «Так негр или хохол»? Ну, и так далее. Вот я и решил объяснить, почему в Африке хохолы, татары, руссы и евреи появились. И почему именно они. Сразу заверяю – никакого национализма здесь нет.

Все мы люди, все мы человеки и потому бываем всякими-разными: скупыми, жадными, хитрыми, хитромудрыми, добрыми, добродушными, простодушными, простодырами, ну, и так далее. Но не только к людям, но и к целым нациям прилипает какое-нибудь прозвище, название. Стоит его произнести, и каждому становится понятно про какую нацию идёт речь.

Например, французы – лягушатники и хорошие любовники; итальянцы – макаронники и тоже хорошие любовники; хохолы – почему-то считается, что только они одни любят сало, хотя русский люд тоже не мыслит свой рацион без оного вкусного закусона. То же самое с картошкой. Считается почему-то, что только беларусы одни её любят, выращивают и едят. За это их даже бульбашами прозвали. А ведь народ российский без этого овоща вообще жить не может. Помрёт, пусть не сразу, но когда-нибудь непременно, если его макаронами и лягушками начать кормить.

Теперь о евреях. Хоть сто раз пусть меня назовут антисемитом, но за этой нацией еще за тысячу лет до рождения тех, кто обозвал меня столь неприличным словом, закрепился образ богатого и хитрющего - прехитрющего скупердяя. Хочу заострить внимание – за всей нацией, а не за конкретным дядей или другим чьим-то родственником.

А татары? Их жадность и любовь к золоту известна ещё со времён татаро-монгольского ига. Помните, как в мультике «Алёша Попович и Тугарин змей» они с Ростова дань собирали? А ещё они считают себя самыми хитрыми. Лично сам не раз слышал, как они заявляли: «Да еврей заплакал, когда узнал, что татарин родился!» Впрочем, точно такое же изречение я слышал и от хохолов. И тут, я думаю, хохолы правы. Недаром же за ними закрепилось прозвище «хитромудрый».

А руссы? Какими бы они не были, но за ними крепко-накрепко прилип ярлык ленивых и простодырых любителей выпить.

Вот эти прозвища, в виде имён, я и решил использовать в «Россказнях». Вот почему три родных брата имеют имена разных национальностей. Изя, старший брат, - хитрый-прехитрый. Махмуд, средний брат, - хитрый и ленивый. Ну, а Иван – простодырый и бестолковый, попросту дурак. И если бы не его умные братья, всю жизнь ковырялся бы в золе. Но Иваны в русских сказках всегда в конце становились героями или просто везунчиками.

А теперь расскажу, почему я перенёс эти истории в Африку.

В 60-е и 70-е годы по нашей стране ходило очень много анекдотов про Василия Ивановича, Петьку, Аньку и Фурманова. Возможно, их и ранее было не меньше. Не знаю, я те времена не застал. Так вот. Ах, да… Для тех, кто впервые слышат эти имена я сделаю небольшой экскурс.

Василий Иванович Чапаев в первую мировую войну был награжден тремя орденами Святого Георгия (для сравнения, это что три ордена «Боевой Славы» в ВОВ), в гражданскую воевал с белогвардейцами, был командиром дивизии. Погиб, когда переплывал реку Урал.

Фурманов был комиссаром у Чапаева и следил за политическим настроением в дивизии.

Петька был ординарцем у Василия Ивановича.

Анька была пулеметчицей и зазнобой Петьки.

В конце 70-х мне рассказали анекдот, который впоследствии и повлиял на моё решение.

В дивизии, как известно, народу много, но вот балагуров и шутников, способных рассмешить не один десяток мужиков, по пальцам можно было пересчитать. В роте, что деревню охраняла, где штаб дивизии расположился, тоже такой балабол нашёлся. Как начнёт в той же столовой языком плести, так служивые от хохота про еду забывали.

А Петька тоже шутник был ещё тот, но до этого балабола ему было (ох!) как далеко. И решил он догнать пустобрёха и перегнать. Чтобы только его одного слушали. А Петька-то – он такой, что задумал, то завсегда выполнит. Стал он тренироваться, так сказать, язык разминать. В общем, месяц не прошёл, а он уже своего добился. Как начнёт что балякать, так народ сразу ротного краснобая-то бросает и к нему бежит послушать. Понравилось Петьке такое внимание, и стал он, пока командир его боевые задачи решал, всякие разные смешные истории придумывать, да короткие, чтобы долго не рассусоливать. Придумает, и в первую очередь к Василию Ивановичу бежит. Кто как не он должен самым первым это услышать? А потом уже остальным рассказывает.

Поначалу любители посмеяться сами за ним бегали, просили: «Расскажи да расскажи». Месяца через два, когда уже приелось ежедневное хохотание, стали его потихоньку избегать. Ещё через неделю стали они прятаться от него. Задолбал ведь уже в конец! И послать – не пошлёшь. Ординарец самого Чапая как ни как. А Фурманов за субординацией строго следил, и за её нарушение карал ещё строже.

Петьке такой расклад не понравился. А что делать? Вот поймает он кого-нибудь, кто прытью особой не отличался и давай ему истории свои рассказывать. До смерти не изведёт, но до боли в печени, гад, доведёт точно. Дошло до того, что выйдет он из штаба, а в деревне никого. Пусто. Ни солдат, ни деревенских. Даже Анька со своим пулемётом куда-то исчезла. Всех достал своими историями! Только караульные одни маячат. Да и те при виде его по привычке замаскироваться норовят. Хоть и знают, что комдив строго-настрого ему наказал их не трогать, дабы они могли службу свою исправно нести. Ну, с деревенскими-то Петьке понятно было. Заперлись в избе, и спрятались под кроватью, чтобы он их через окно не увидал. Вроде как нету их дома. Но вот куда служивые-то с Анькой подевались? До этого Петька так и не допетрил.

Но от забавы своей он всё равно не отказался и продолжал сочинять. А вдруг кто замешкается, а он его поймает – и раз, новую историю ему изложит. А тому вдруг понравится, и он перестанет от тебя прятаться. И другим расскажет, что ты совсем не злодей. В общем, Петька не терял надежды восстановить остывшее к нему внимание сельчан и служивых.

И вот однажды, придумав новую историю, Петька, как всегда, прибежал к командиру.

- Василий Иванович, я тут новую историю придумал! – радостно сообщил он с порога.

Строгий комдив по-отечески относился к своему ординарцу и считал его увлечение невинным чудачеством. Ну, кому плохо от смеха-то? Знал бы он кому! Да только никто не решался ему об этом сказать. Действительно, человек тебе смешную историю рассказывает, а ты него жаловаться. Как-то не серьёзно это.

- Ну, рассказывай, Петька, раз пришёл, - вздохнул Василий Иванович, и получилось у него это как-то обречённо. Потому как ординарец и его достал. В последнее время в его историях было в основном два персонажа: русский и татарин. И как бы смешно не было, присутствие этих двоих надоело уже, ну, обрыдло просто. И почему именно они Петька так и не смог объяснить.

- В общем, так, - начал вдохновенно Петька, - идут русский с татариным…

- Стоп! – прервал его комдив (опять эти двое!) и, чтобы не расстраивать своего ординарца, сделал вид, что только что вспомнил о важном. – Знаешь, Петька, я тут получил письмо из штаба армии. Я собирался его почитать, а тут ты… Извини, некогда мне. Чапай читать будет, а ты к Фурманову сходи. Он оценит.

Ну, а Петька-то не дурак, понимает что письмо из штаба Армии важнее его истории. А потому даже не обиделся и побежал к комиссару. Но тому он тоже порядком надоел, но только вот отсылать-то ему его было некуда. Знал он, по штату положено, что вся деревня от него прячется, и солдаты тоже. Да что там солдаты, Анька и та от него шорохается. Всех замордовал своими историями.

Начал Петька рассказывать, а Фурманов трубку свою любимую покуривает, ждёт, кто же на это раз героем его истории будет. Как только услышал «русский и татарин», сразу его прервал. Оскомину эти два парня у него набили.

- Знаешь что, Петруха,- комиссар решил обойтись с ординарцем по-комиссарски, рассказать всю правду, – задолбал ты всех своим русским с татариным. Поэтому от тебя все и попрятались. Ты смени пластинку…

- А это как? – сразу заинтересовался Петька. Он, хотя и не имел понятия, что такое пластинка, нутром почуял, что это должно ему помочь.

- А это расскажи про другую страну… Расскажи про негров, например. Как они в Африке куралесят.

- А это идея! – воодушевился Петька и собрался, было уходить, но вдруг остановился.

- А у них там тоже революция? – поинтересовался он.

- Нет, - честно ответил комиссар, - но будет. Как только белых разобьём, так за Африку и возьмёмся.

- Здорово! - обрадовался этому ординарец и, подумав ещё, спросил. – А интернационал там есть?

- А ты про какой спрашиваешь! – Фурманов хитро прищурился и посмотрел на Петьку сквозь табачный дым от трубки. – Второй и третий?

Тот поначалу растерялся. Это слово он слышал от Чапаева, когда тот как раз на эту тему с Фурмановым разговаривал. Толком не знал, что это такое, но понимал, что это должно быть чем-то величественным и значимое. Он тут же вспомнил, как выпутался из этого казуса его командир, и спросил в свою очередь.

- А Ленин какой интернационал создал?

- Третий, - ответил комиссар, улыбаясь тому, как ловко тот извернулся.

- Вот я про третий и спрашиваю.

- Пока нет, - помотал Фурманов головой, но заверил, - но будет. Обязательно.

- Так это ж, тогда они получаются наши братья! – опять обрадовался Петька и бросился к выходу. – Так тогда я… Да я же…

Ушёл он и пропал. День проходит. Второй. Третий! Нету Петьки! Деревенские стали потихоньку из домов выходить, осторожно так, оглядываются. Вдруг объявится, окаянный, опять до коликов смеяться заставит. На четвёртый день служивые стали откуда-то вылазить. А Василий Иванович уже беспокоиться начал. Куда это его ординарец запропастился?

Неделя прошла. А Петьки всё нет. Будто сквозь землю провалился! Осмелел народ. Деревенские музыканты инструменты свои повытаскивали: кто балалайку, кто гармонь. Песни послышались, то тут, то там.

Но тут появился Петька. Никто не понял, откуда он взялся. Увидели только, как он по улице к штабу бежит. Оборвалась песня на полуслове, лопнула струна на балалайке, на гармони меха порвались. Даже собака чья-то на кого-то тявкавшая, заткнулась. Не успел Петька до штаба добежать, как деревня опять опустела.

Одним махом заскочил Петька на крыльцо и распахнул дверь.

- Василий Иванович, я новую историю придумал! – как всегда с порога закричал он.

Обрадовался комдив, что ординарец его объявился, но на всякий случай спросил:

- Поди опять про русского и татарина?

- Нет, про негров!

- Негров? – опешил бывалый командир. – Это кто такие? Контра?

- Они в Африке живут, - пояснил Петька, улыбаясь незнанию командира. – Фурманов сказал, как только всех беляков порубаем, так сразу к ним, в Африку пойдём, революцию делать и интернационал открывать.

- Вона как? – удивился Василий Иванович и усы свои поправил. – Ну, тогда давай, послушаем, что ты там про негров придумал.

- В общем, так, - начал вдохновенно Петька, - кругом песок, солнце жарит, воды ни капли. Пустыня, короче. И вот идут по этой пустыне два негра: один – русский, другой – татарин…

И вот спустя много лет, когда я написал первую сказку, я вспомнил этот анекдот и подумал: «А почему бы не перенести эту историю в Африку. Там саванны, баобабы, львы, жирафы, бегемоты, обезьяны, пальмы. Экзотика! Посчитал, что так интереснее читать будет. И, судя по вашим отзывам, не ошибся.

Счастливого вам прочтения!