Крах Тимофея Гараева.

…Они встретились в полдень у реки, на песчаной косе чуть левее пляжа, на котором обычно загорали дачники. Чира купался там с тремя ребятами из привокзальных.

Когда он заметил группу пацанов, шедших к ним от начала косы, было поздно. Единственный выход был перекрыт. Разве что вплавь, на другой берег. Чира, наверное, доплыл бы, а вот остальные вряд ли…

- Одеваемся, - скомандовал Чира, глядя на приближающийся отряд. – Чую, по нашу душу идут.

Впереди шёл невысокий толстяк с подбитым глазом. В руке он держал горн с мятым раструбом. Рядом с ним важно шествовал Тимофей Гараев со скрученным в трубку листом ватмана. Ещё четверо пионеров держались чуть позади. Одного из них, Ладыгина, Чира узнал.

Не доходя шагов десять, пионеры остановились. Толстяк продудел в свой горн что-то неразборчивое.

Возникла пауза. Четверо худых и загорелых против шестерых в красных галстуках.

- Здорово, атаман, - нарушил молчание Тимка и вышел вперёд.

Чира не ответил.

- Ты не бойся, мы сейчас тебя бить не будем, - продолжил Тимка.

- Так тебе хочется, чтобы тебя боялись, - сплюнул в песок Чира и спросил. – Чего надо?

- Жалобы на твоих «махновцев» поступают, - сказал Гараев. – Днём к дачникам на станции пристают, ночью по чужим огородам шарят. Огурцы воруют, яблоки рвут. Грядки вытаптывают.

- Эти «махновцы» такие же мои, как и твои, - усмехнулся Чира. – Я им никогда командиром не был, и становиться не собираюсь. Так что не по адресу ты тут топчешься.

- Не прибедняйся, все знают, что ты у привокзальных нэпманов в большом авторитете. Вот и передай своим, что если не прекратят своё беззаконие, мы с ними разговоры разговаривать перестанем. А особенно, чтоб стереглись дач, на которых звезда нарисована. Чтоб, как увидят этот знак, - Гараев похлопал по своему плечу, где на безрукавке красовалась нашивка в виде красной звезды. - Бежали оттуда без оглядки.

- Всё понял? – чуть повысив голос, спросил Тимка.

- Отчего ж не понять, - не стал становиться в позу Чира. – Только и ты услышь меня, если в тебе хоть что-то от нормального человека осталось. Пацаны, что по чужим огородам шуруют, конечно же - не правы. Но тебе, сынку инженера, не приходило в голову, что они не из озорства это делают. Что не у всех по утрам булочку с маслицем под сладкий чаёк подают. Что в иных семьях про завтрак и слыхом не слыхивали. Вот и лезут пацаны с голодухи хоть чем брюхо набить. А что до привокзальных, которых ты нэпманами обзываешь, так заработанное они не на петушки на палочках тратят. В семью несут. Да и сколько они зарабатывают – ну, десять, ну – двадцать рублей в месяц...

- Красиво говоришь, - криво усмехнулся Гараев. – Только ты забыл сказать, сколько ты, да подельник твой – Якушкин, с привокзальных имеете.

- Нажаловался кто? – поинтересовался Чира. – Или по себе меряешь?

- А что, неправда что ли?

- А что, правда?

- Все знают, что ты и Мишка c каждого, кто на станции ошивается, свою долю требуете. Да вот, к примеру, не ты ли с одного приезжего шкета стряс неделю назад десять рублей? Про это все знают. Он, если не забоится и сам это подтвердит…

Небольшой камень-голыш просвистел рядом с ухом Гараева. Командир пионеров испуганно отшатнулся, прикрывая лицо рукой.

Чира оглянулся: самый младший из привокзальных, Сергейка Гарбузян, бледный от ярости поднимал с песка новый камень – и придержал "малька" за плечо.

Шепнул тихонько:

- Не лезь, Гейка. Он же специально нарывается.

- Вот тебе подтверждение, фашист! - крикнул тот. - Морда жабья!

- Я думал, у тебя все запуганные, а оно вон как выходит, - сказал Тимофей, выпрямляясь. – Ты, оказывается, банду подкулачников собрал. Это кто, Гейка, тебя подучил пионеров фашистами обзывать? Ладно, так и запишем.

Чира смотрел на него бесстрастным взглядом, хотя у него так и чесались руки врезать этому комиссарчику по уху.

- Короче, последнее тебе и твоей банде предупреждение, - сказал Гараев. – Не подчинитесь нашим требованиям, будет вам худо.

Чира, не отрываясь, смотрел ему в глаза. Его противник тоже взгляда не отводил.

- Вот, - нарушил Тимофей молчание и протянул Чире свёрнутый в трубку лист ватмана. – Здесь всё.

Чира не двинулся. Тогда Гараев уронил бумагу с требованиями на песок ему под ноги.

- Сроку вам, до понедельника. Не выполните – пеняйте на себя.

- Пошли, Колян, - махнул он рукой трубачу.

«Атаману банды подкулачников и недобитых нэпманов Петру Копейкину по кличке Чира и всем членам его шайки – ультиматум! В виду того, что все вы есть недобитые нэпманы и грабители огородов мирных жителей, пионерская дружина посёлка Грабуны приказывает вам, трусливым негодяям:

1.Не позднее утра понедельника 22 июля 1937 года атаману разбойников Копейкину явится в штаб пионерской дружины посёлка Грабуны со списком всей членов его белогвардейской шайки.

2.Все деньги, в размере не менее пятисот рублей, которые Копейкин отнял у своих подельников и выпросил у дачников, должны быть сданы командиру пионерской дружины Тимофею Гараеву.

В случае отказа от этих требований, пионерская дружина посёлка Грабуны оставляет за собой полную свободу действий

Примечание: тем членам банды Копейкина, кто раскается в своих преступлениях, напишет письменное чистосердечное признание в своих преступлениях и все, что он знает о преступлениях других членов шайки, будет объявлена амнистия».

Чира закончил вслух читать написанное, свернул снова ватман в трубочку, положил рядом на песок. Достал из кармана пачку папирос. Закурил. Подумал: хорошо, что сегодня с ними не было Славки. Тот тоже молчать не стал бы.
Чира вчера вечером, как обычно, забежал за приятелем и узнал новость – заболел. Причём так, что доктор прописал постельный режим. К Славке его, естественно, не пустили, да ещё и озаботили добычей мёда…

- А что значит: полную свободу действий? – обернувшись, спросил Гейка.

Он стоял у реки, бросая в воду камешки. Остальные ребята из их компании, как только ушли пионерские парламентёры, по-быстрому сбежали, сославшись на домашние дела.

- Что захотим, то с вами и сделаем – вот что это значит, - перевёл Чира.

- Ну да! Так ты им и дашь! - сказал Арбузян.

Посмотрел другу в глаза и с надеждой спросил:

- Ведь не дашь же?

- Конечно, - как-то невпопад, ответил Чира и пробормотал. – Знать бы, что этот гад задумал. Ведь не просто так он на солнышко выполз. Чую затевает что-то.

- А почему он про пятьсот рублей написал? – спросил Гейка. – Неужто у тебя есть такие деньжищи?

- Откуда? – невесело усмехнулся Чира. – Он для того столько и написал, чтоб я отдать не смог. Не желает он меня в свою компанию.

Он посмотрел на приятеля и добавил:

- А теперь и тебя тоже.

- Ну и пусть, - сердито буркнул Сергейка Гарбузян и снова бросил камень в реку. – Я к нему и не просился.

- Пятьсот рублей, - мечтательно сказал Чира. – Будь у меня столько, давно бы уехал отсюда в Одессу.

- Куда? - спросил малёк.

- В Одессу, - повторил Чира. – Это город у тёплого моря за тысячу километров отсюда. Поступил бы в мореходное училище, выучился бы на моряка…

- Вот что, - сказал вдруг Гейка. – У меня на хуторе двоюродная сестра живёт, Оксанка. Она с одним пионером, Ванька зовут, через дом соседка. Ванька этот никаких секретов не может хранить, всё ей разбалтывает. Схожу-ка я к ней в гости, попрошу, пускай этого болтуна порасспрашивает. Может, чего узнаю…

- Ну, давай, - кивнул Чира. – Я тоже кой-кого напрягу. Ох, чую, большая нам пакость готовится. Завтра с утра подходи на развалины, расскажешь, что узнал.

На том и порешили.

Ближе к вечеру Чира наведался к Нюрке, дочке молочницы. Та иногда по утрам торговала сметаной и творогом на привокзальном рынке и знала все слухи, которые бродили по посёлку. Завидев Чиру, Нюрка, стиравшая какие-то тряпки в деревянном корыте, приветливо улыбнулась, вытерла руки о передник и открыла гостю калитку.

Усадила за столик около летней кухни, угостила вареньем, намазанным на краюху хлеба и кружкой молока. Поговорив ни о чём минут десять, Чира перешёл к интересующему его вопросу.
К сожалению, ничем особым Нюрка Чиру порадовать не смогла. Ничего такого про Грабуновских пионеров она не знала. Разве что заметила на днях, как Тоха Химаков и ещё двое с красными галстуками крутились у пункта приёма стеклотары.

Киоск этот ещё во времена НЭПа поставил местный кулак Демьян Афанасьев, но дело не задалось. Плоховато у местных было со стеклянной посудой. Афанасьева давно раскулачили и увезли неведомо куда, а пункт этот всё стоял заброшенной будкой с наглухо заколоченным окном в дальнем углу рынка возле деревянного нужника.

Позднее, Чира зашёл проведать Славку. Тот снова спал. От дяди Вовы, курившего на крыльце, узнал, что другу пока не легче: температура, кашель. Огорчился, конечно. Потом Славкин дядя принёс и поставил на столик, стоявший на веранде, закипевший самовар, а тётя Тоня пригласила выпить чаю с пряниками.

За столом сперва беседовали ни о чём. Потом разговор коснулся утреннего Славкиного дежурства на вокзале. Мол, не мог бы Чира, пока «племянник» болеет, ну и так далее. Не задаром, конечно. А Чире чего – сиди себе на лавочке с пацанами, по сторонам посматривай, да ещё и рубль за каждое дежурство. Кто от такого откажется? А что нужно замазать странное слов «СНИКЕРС» которое сам же Чира неделю назад по просьбе дяди Вовы и написал на видном месте у станции, так это ещё проще: замазывать быстрее, да и аккуратности не требуется. И опять же – не задаром.

На прощанье тётя Тоня дала ему большой и восхитительно пахнувший баранок.

Ж Ж Ж

За всеми этими делами стемнело.

Чира темноты не боялся. Но нынче кольнуло сердце нехорошее предчувствие. Он даже поколебался: идти – не идти к развалинам церкви, где обычно собиралась компания привокзальных.

Решил всё-таки сходить. Надо было предупредить ребят о том, что пионерия задумала что-то недоброе. Чтоб настороже были. Да и поспрашивать не мешало. Вдруг кто-нибудь что-то видел или слышал, да значения не придал.

Чира так увлёкся своими мыслями, что пропустил момент, когда из кустов, росших по обе стороны тропинки, которая вела от станции к церкви, выскочили несколько тёмных фигур, молча, метнулись к нему, сбили с ног. Он попытался встать, треснуть кого-нибудь из нападавших кулаком, но было поздно: руки оказались скрученными верёвкой за спиной, а на голову ему надели мешок. И тут же поволокли куда-то, время от времени подбадривая пинками пониже спины.

Чира попытался, было, закричать, но немедленно получил кулаком по затылку, и знакомый голос Петьки Ладыгина прошипел на ухо:

- Ещё раз гавкнешь, сцаную тряпку тебе в рот запихаю!

А другой голос сказал:

- Пущай орёт. Через мешок всё равно ничего не слышно.

- Да что вам надо? – спросил Чира и получил ещё один удар кулаком.

- Заткнись, я сказал!

Путь в темноте казался бесконечным. Наконец остановились. Раздался какой-то лязг, противно заскрипела дверь. Чира ощутил толчок между лопаток, сделал несколько шагов вперёд, и дверь за его спиной с тем же скрипом закрылась.

- Не скучай, атаман, - услышал он глухой голос Тимки Гараева. – Скоро мы к тебе всю твою банду подселим.

- Руки развяжите, - попросил Чира. – Затекли уже.

- Потерпишь!

- Стёпка, - продолжил Тимка снаружи. – Остаёшься сторожить пленника.
- Есть! – залихватски ответил кто-то.

Подождав, пока удаляющиеся шаги затихнут, Чира подался назад, наткнулся на дверь, толкнул её спиной. Та слегка качнулась, но не открылась. Похоже, его заперли на навесной замок. Плохо. Такой изнутри не открыть.

- А-ну, не балуй! – лениво донеслось из-за двери.

По поводу связанных рук, Чира не беспокоился. Брат, когда ещё был на свободе, научил его, как избавляться от веревки, если будет такая нужда. Секрет был в том, чтобы, когда вяжут, изо всех сил напрячь руки. Теперь оставалось разжать кулаки, расслабиться… И – оп-ля! Он легко освободился. Теперь - мешок с головы…

Он находился в небольшом, перегороженном прилавком, помещении с заколоченным окном. Подумал, вспомнил рассказ Нюрки, и понял, что это и есть тот самый киоск для приёма стеклотары. Чира подошёл к окну, аккуратно надавил на одну из досок, прибитых снаружи. Приколочена намертво.

Присел, опершись спиной на стену. Задумался.

По ходу, этот Тимка со своей командой сегодня облаву на развалинах церкви решил устроить. Сколько там будет наших? Человек пять-шесть? Если неожиданно накинутся, вполне может получиться. Ну, хорошо, а что потом? Не оставят же пионерчики их тут с голоду подыхать! Да и днём, если пленники поднимут шум, базарный народ заинтересуется. Им пионерские дела до фонаря. Выпустят. И смысл был Тимке весь этот цирк устраивать?

- Эй, - позвал он. – Стёпка! За каким меня сюда запёрли?

В ответ смешок.

- Скоро узнаешь.

- Сказал бы сразу, что не знаешь ничего, а-то форсу, как у комиссара, - попытался поддеть охранника Чира, и, похоже, ему это удалось.

- Это кто – я не знаю? Да я сам сегодня с Гараевым к председателю ходил, когда он договаривался про вас.

- Интересно, о чём таком он договаривался?

- Скоро узнаешь!

- Ну, так я и думал. Трепло ты!

- Сам ты – трепло! Тимка сговорился с председателем, что изловит вас всех и под замок, а председатель с утра придёт и всех перепишет. И если откажетесь идти на исправительные работы, на учёт в милицию поставит, как малолетних хулиганов и родителям выговор сделает, за то, что растят врагов советской власти, - важно сказал Стёпка.

- Какие такие исправительные работы? – прямо таки обалдел от услышанного Чира.

- Мало в колхозе дел? – хмыкнули из-за двери. - Для начала навоз из свинарника и коровников собрать да тачками вывезти договорились. Потом ещё что-нибудь придумают. Чтоб вы летом полезным делом занимались, а не дурью маялись.

Последние слова он явно повторил за председателем.

- А вы, значит, дурью не маетесь? – спросил Чира.

- Так мы тоже работать будем. Надо ж вас охранять, чтоб вовремя на работу пришли, да раньше не сбежали. Ну, и смотреть, чтоб вы на работе не филонили.

- Не много ли охранников на десяток пацанов?

- Почему десяток? – удивился Стёпка. – Каждый из пойманных должен будет своих подельников выдать. А те – своих. Иначе никак. Иначе – в милицию на учёт. И родителям выговор.

- Вертухаи, - в полголоса пробормотал Чира и плюнул себе под ноги. – Правильно мне брат говорил: потри краснопёрого – вертухай покажется.

Он сел и обхватил голову руками. Тимке, отказалось, палец в рот не клади. Вон, какие планы. Всех местных пацанов под себя загрести хочет.

Гад! И морду ему не набьёшь. Тут же на политику повернёт. Мол, нэпман на пионера покусился.

Отчаянье, густое и липкое, как дёготь, охватило, было, его. Но, заслышав приближающиеся шаги, и глухой гомон, сопровождаемый вскриками, он встрепенулся, надел на голову мешок, встал и кое-как закрутил верёвкой руки за спиной.

Звякнул, открываясь, замок, заскрипела дверь.

- Всем тише, - услышал он Тимкин голос. – Пленных не бить. Как дела, Стёпка?

- Нормально, – сказал Стёпка. – Враг сидит, охрана бдит.

- Давай его сюда. А остальных на его место.

- Пустите, черти! Кони белоглазые! – узнал Чира срывающийся голос Гейки Гарбузяна.

- Кто кричит? – строгим голосом спросил Гараев. – Хулиганить мастера, а теперь боитесь? А, это ты, кулацкий подпевала…

- Какой он кулацкий? – спросил кто-то из пионеров. – «Малёк» совсем.

- Политическую близорукость проявляешь, Антоха, - сказал командир пионеров. – И мягкотелость. Ты думаешь, с какого возраста враг становится врагом? Как двадцать один год стукнет? Или с восемнадцати? А, может, с шестнадцати?

- Ну…, не знаю, - ответил тот, кого он назвал Антохой. – Со скольки?

- Я думаю, - сказал Тимка Гараев. – Как только он стал помехой нашему делу, так и враг. И возраст тут не причём.

- Теперь ты…

С головы Чиры сняли мешок, и он увидел полтора десятка пацанов в галстуках, по ночному времени казавшихся чёрными, которые по-одному или по двое держали знакомых ему «привокзальных» ребят. Пленников было восемь человек. Пионерский вожак махнул рукой и их по очереди завели в будку, прикрыли дверь, навесили, не закрывая дужку, замок.

- Ты ж нам до понедельника время дал, - сказал Чира Гараеву. – Где твоё слово, комиссар?

- Это была военная хитрость, - усмехнулся тот. – Стал бы я ждать, чтоб вы какую-нибудь пакость придумали.

- Развяжите его, - скомандовал Тимка, и один из пионеров подскочил к Чире сзади и стал распутывать верёвку.

- Кто его вязал? Ещё немного и сам бы распутался.

- До утра твоя банда просидит под арестом, - сказал Тимка. – А утром придёт председатель, перепишет фамилии и отошлёт в город, в милицию. Там всех поставят на учёт. Как несовершеннолетних преступников. Ну и родителей вызовут на комиссию и пропесочат, за плохое воспитание.

Внутри киоска кто-то услышавший его слова громко заплакал.

Командир пионеров молчал, глядя в бесстрастное лицо противника.

«Хорошо, что я Стёпку уболтал и заранее всё знаю», - подумал Чира, глядя ему в глаза: «А-то бы не выдержал и дал бы сейчас ему по морде! Ох, дал бы!».

- Но ты можешь выкупить своих бандитов, - огорошил-таки его Гараев. – Скажем, по сорок рублей за каждого. Сколько их? Восемь человек? Итого выходит триста двадцать…Округлим до трёхсот. В общем, жертвуешь триста рублей на нужды пионерской организации посёлка Грабуны, и вся твоя банда на свободе. Согласен?

- Ты же понимаешь, что при себе я денег не имею? – спросил Чира после паузы. – За ними идти надо.

- А ты слово дашь, что принесёшь?

- Дам, - сказал Чира, снова выдержав паузу.

«Только бы отпустил! А там соберу пацанов, отобьём наших…»

-Сколько принесёшь? На всех хватит?

- Хватит.

-Тогда иди. Неси.

Шаг. Другой.

«Главное – не бежать. Идти, себе, как ни в чём не бывало… Неужели поверил?»

- Стоять!

И тут же дорогу ему заступили трое. Ещё двое подошли с боков.

- Ты знаешь, я передумал, - сказал Тимка. – Давай, скажешь нам, где деньги лежат. Мы сходим, возьмём. Если не обманешь – всех отпустим. Слово даю.

- А вот хрена тебе, а не денег, - сказал Чира и тут же получил кулаком в скулу от Ладыгина. Хотел ударить в ответ, но уже схватили за руки.

- Порыпайся у меня, - сказал Ладыгин и снова ударил, теперь в живот.

- Хватит, - сказал Гараев.

Он наклонился к согнутому пополам Чире, потрепал его по голове.

- Ничего, до утра посидишь в будке, может, передумаешь. Главное, ты признался, что денежки у тебя есть. А как их у тебя изъять, мы придумаем.

По знаку Тимки дверь киоска снова раскрыли и пленника с разгона втолкнули внутрь. Чира споткнулся о порог и полетел головой вперёд, наткнувшись на кого-то в темноте.

Сзади раздался гогот и свист пионеров, и дверь захлопнулась за его спиной.

- Так, одно дело сделано, – сказал Тимка с той стороны. – Иван, остаёшься сторожить пленных.

- Нашёл сторожа, - хихикнул кто-то. – Он всех пленных проспит.

- Проспит – на их место сядет!

- Сами вы проспите! – возмутился тот, кого назвали Иваном. – Я в прошлом году две ночи не спал, когда зубом маялся, и ничего – вытерпел.

- Смотри у меня! Ладыгин, Тоха, вы знаете, что делать. Мешки у всех есть?

- У всех, - раздалось ему в ответ.

- Значит, в половину шестого встречаемся здесь. Да не проспите…

Когда шум голосов снаружи, отдаляясь, стих, Чира позвал негромко:

- А ну, кто тут есть, отзовись!

В ответ по очереди раздались голоса. Кроме Гейки Гарбузяна в киоске находился Костян, Стёпка Рыжиков, Гера Колычев и ещё четверо – все из привокзальных. Прихватили их, как и предполагал Чира, на развалинах церкви. Пацаны нападения не ждали, поэтому почти никакого сопротивления не оказали. Разве что Гера успел дать одному из пионеров по уху, потом на него накинулись толпой, и теперь он сплёвывал кровь из разбитой губы.

- Что делать будем? – спросил Гейка Гарбузян.
С верой спросил. С надеждой.

- А мне откуда знать. Тоже мне, нашли, понимаешь, палочку-выручалочку. Ждать будем, - ответил Чира. Помолчал и добавил мечтательно. – Эх, весточку бы Мишке Якушкину послать. Он бы поднял наших: Севку Воронова, Вареника, Пашку Грибова – мы б эту пионерию в бараний рог скрутили бы.

- Так может подкоп? Или через крышу вылезет кто? – спросил кто-то, невидимый в темноте.

- Пол деревянный, без инструментов не пробиться. А если и пробьешься, копать чем? Крыша тоже намертво приколочена. Только дырка для трубы от буржуйки. Так там разве что только что кошка пролезет. Я давно здесь сижу. Всё исследовал.

- И что делать будем? – повторили вопрос в темноте.

- Спать, - ответил Чира. – Утро вечера мудренее, слыхал такую пословицу?

Он старался говорить спокойно, не подпуская в голос паники, хотя сам был в шаге срыва. То, что задумал Гараев, было за гранью всех правил не принятого, но всем известного мальчишечьего кодекса. И как отвечать на такое, Чира попросту не знал.

- А утром? – спросил невидимый в темноте Гера Колычев.

- Ты что, не слыхал – они договаривались собраться здесь на полшестого. Как откроют дверь, пойдём на прорыв. А там посмотрим, чья возьмёт.

Ж Ж Ж

Славка Суворов в последние дни только и делал, что спал. И хотя не сон это был, а так – забытьё какое-то, в котором было жарко и душно, зато не так болела голова и горло, выспался он, казалось на годы вперёд. Поэтому, когда ранним утром в окошко его спальни раздался осторожный стук, он сразу открыл глаза. Обернулся, вгляделся в силуэт, заслонивший робкий утренний свет, и удивился: по ту сторону стояла Нюрка, девочка, с которой его познакомил Чира. Та самая, у которой была вредная коза.

Увидев, что он проснулся, девочка энергично замахала руками, мол, давай – выходи.

Славка двинулся было в одних трусиках, но опомнился, натянул шорты и майку, после чего на носочках двинулся к выходу.

Тётя Тоня и дядя Володя, обнявшись, спали на диване, укрытые тонким одеялом. Осторожно, минуя все скрипучие половицы, Славка добрался до выхода в сени. Прикрыл за собой дверь и, уже смелее, поспешил выбраться из дома.

На улице, пританцовывая от нетерпенья, его ждала Нюрка.

- Ой что творится, - тут же заговорила она громким шёпотом. – Тимка Гараев со своими пионерами пацанов привокзальных заарестовал. И Чиру тоже.

- Как арестовал? – опешил Славка. – Где? Когда?

- Я на утреннюю дойку встала, вывела Зойку из хлева, а она как рванулась, я её и не удержала. Кинулась следом, а эта коза проклятущая по улице и на рынок. Да с разгону рогами в забор, что в дальне углу! И застряла. Смотрю, у Демьяновского киоска Ванька Лыков из команды Тимки стоит. Глаза вытаращил на мою Зойку. Я стала эту скотину бешенную за рога из забора вытаскивать, а она ни в какую. Я Ваньке говорю:

- Помоги!

А тот лыбится и говорит: "Не могу. Я на посту".

А я: "На каком таком посту?"

Он и рассказал, что ночью Гараевские изловили всех привокзальных вместе с Чирой, загнали в Демьяновскую будку и на замок заперли. И что утром придёт председатель их судить.

Я спрашиваю:" за что?"

А этот гад говорит, вот поднимешь юбку до пупа – скажу. И губы языком облизывает. Фу, противно. Меня чуть не стошнило. Он вообще ненормальный. В прошлом месяце его старшие девочки поймали, когда он за ними во время купания подглядывал. Его тогда голой задницей на муравейник усадили. Снова неймётся.

- Погоди ты про муравейник, - замахал руками Славка. – Иван этот ещё чего рассказал?

- Нет, - покачала Нюрка. – Я его послала, козу вытащила и домой отвела. К столбу у сарая привязала и бегом к тебе.

- А чего ко мне? – спросил Славка. – Нужно было к Якушкину или к Варенику бежать.

- Мишку Якушкина отец в город в больницу отвёз. Он занозу глубоко загнал, рука распухла, гноиться стала. А у Вареника по двору такая собака злая бегает – не подберёшься. У Севки я ни разу не была. А Пашка Грибов аж за Совиными прудами живёт, я дом точно не вспомню. Да и далеко до прудов. А солнце уже вот-вот встанет. Нужно торопиться…

- Погоди, я что могу сделать? – спросил Славка. – Даже если я этого часового и скручу, дверь как откроем - без ключа?

- Я всё придумала, - сказал Нюрка. – Я Ивана отвлеку, а ты замок чем-нибудь собьёшь. И всего делов.

- Чем собью? – Славка покрутил головой. Ничего подходящего для такой операции на глаза не попадалось.

- У вас что, топора нет?

Славка сбежал с крыльца, босые ноги обожгло росой, бросился к сараю.

Топор был большой и тяжёлый. Мальчик осторожно положил его на плечо и поморщился.

- Побежали, – поторопила его Нюрка.

Ага, побежали. С топором на плече Славка еле поспевал за девочкой.

Улица, как ватой была укрыта туманом. Славке вдруг представился огромный межзвёздный паровоз, который остановился на минутку, стравил пар на весь мир и умчался дальше по своим неведомым делам. А пар так и остался. Он так замечтался об этом паровозе, что чуть не наткнулся на Нюрку, когда та резко остановилась.

Девочка обернулась, потянулась губами к Славкиному уху и, щекоча дыханием, тихо сказала:

- Обходи слева, вдоль прилавков. А я, если получится, его вправо уведу, к весовой.

Разделились. Славка стал красться, прикрываясь прилавком, а Нюрка открыто двинулась в сторону киоска.

- А ну – стоять! - услышал мальчик. – А, это ты Нюрка. Чего опять припёрлась?

- Заколку потеряла, - угрюмо ответила девочка. – Только на прошлой неделе на неё денег выпросила. Бабка узнает, что потеряла – убьёт!

Славка осторожно выглянул из-под прилавка. Сквозь туман проступили очертания киоска и две фигуры. Нюркина, которая, согнувшись, высматривала что-то на земле у забора и какого-то толстого мальчишки, который вдруг присел, пытаясь заглянуть ей под юбку. Нюрка была настороже. Отпрянула. Сказала:

- Ишь, какой прыткий.

- Ну, покажи…

Нюрка для вида поколебалась, потом спросила:
- А ты мне чего?

- Хочешь, денег дам, - с хрипотцой в голосе предложил часовой.

- Давай, - согласилась девочка и протянула руку.

- А сколько?

- Пять рублей, но только посмотреть, - предупредила Нюрка.

- У меня с собой нету, - сказал пацан, хлопая по карманам. – Ты мне сейчас покажи. А как мы Чиру раскулачим, я тебе из своей доли отдам. Тимка говорил у этого нэпмана пятьсот рублей в тайнике.

- Ага, - отпрянула от него девочка. – Нашёл ты Ванька, дурочку. Или деньги на бочку, или я пошла.

Она сделала вид, что собирается уходить, но названный Ванькой охранник ухватил её за локоть.

- Погоди, - его голос прямо звенел от волнения.

- Пусти, - потребовала Нюрка. – А-то как закричу – полпоселка всполошится.

- Стой, - снова попросил часовой. – У меня есть пять рублей. Дома.

- Ну, так неси, пока я не передумала, - сказала Нюрка, вырвала руку, сделала шаг назад и, дразня, слегка приподняла край юбки.

- Я не могу. Я на посту, – сказал Ванька, заворожено глядя на её исцарапанное колено. – Узнает Тимка – вздует. Давай вечером я за тобой зайду…

- Вечером дороже станется. Да и сегодня бабка меня не отпустит. Мы на вечер постируху наметили, - хмыкнула девочка. – Так что или беги сейчас за «пятёркой», или не обломится тебе, Ванечка, от меня ничего.

- Но пленные…

- А куда они подеваются? – удивилась девочка. – Вон, какой замок висит.

Ванька облизал языком пересохшие губы.

- Короче, давай – решай. Или беги за деньгами. Или я пошла.

Пионер, наконец, решился. Оглянулся на запертый киоск, махнул рукой:

- И в самом деле, - куда они денутся?

- Жди, - бросил он Нюрке. – Я скоро!

И бросился в туман мимо прилавка, за которым прятался Славка.

Мальчик выбрался из укрытия, подошёл к Нюрке. Та стояла, потупившись. Сказала:

- Ты только ничего такого не подумай. Ничего я ему показывать не собиралась.

- А я и не думаю, - ответил Славка и вдруг погладил её по руке. – Ты такая молодец…

Девочка глянула на него с благодарностью.

Славка подошёл к двери и постучал по ней обухом топора.

- Чего надо? – услышал он голос Чиры изнутри.

- Петька, это я – крикнул он.

На плечо легла рука Нюрки.

- Не кричи, - сказала девочка.

- Славка? – удивился Чира за дверью. – Ты как здесь? Ты же больной?

- Потом поговорите, - громким шёпотом сказала Нюрка, становясь рядом с мальчиком у самой двери. – У нас мало времени. Ванька минут через пятнадцать вернётся. У нас топор. Говори, что делать?

- Нюрка? А ты что тут…, - голос Чиры осёкся. – Да, потом поговорим.

Он на миг задумался.

- Нужно забраться на крышу. Там труба. Спустите по ней топор.

Славка, не дослушав, сунул топор девочке, а сам стал забираться на забор, с него – на крышу соседнего сарая, а оттуда на крышу киоска.

Когда топор со звяканьем канул в небольшую трубу, Чира крикнул:

- Молодец! Теперь слезай. И это – давай, дуй домой. А-то совсем простудишься. Дальше мы сами.

Только теперь мальчик ощутил, что майка его насквозь мокрая от пота. Он спустился на землю, но уходить не стал. Накатила слабость, закружилась голова. Он сел спиной к сараю, не зная, сможет ли самостоятельно встать.

Изнутри киоска раздались глухие удары. Четыре нижних доски, которыми было заколочено окно, зашевелились и, одна за другой отогнулись в сторону. В щели показался Чира.

- Быстро, - приказал он. – Быстро!

Один за другим восемь пленников выбрались наружу. Последним покинул киоск Чира. Быстро прибил доски на место обухом топора.

- Ну что – дёру? – спросил Стёпка Рыжиков.

- Тикайте. Только осторожно, не попадитесь на глаза этому пионерчику озабоченному. Встретимся днём на речке, у Щучьего мыса, - Ответил Чира, проследил за приятелями, исчезавшими в тумане, Придержал за плечо Гейку.

- Погоди.

Подвёл его к Славке, вдвоём помогли своему спасителю подняться. – Ты как?

Тот, молча, кивнул.

Чира протянул Гарбузяну топор.

- Гейка, помоги Славке. Доведи до дома, ладно?

- А ты? – спросил Гарбузян.

- А у меня есть ещё кое-какие дела.

Гейка обхватил Славку за пояс, закинул его руку себе на шею и почти потащил в сторону, противоположную той, куда умчался Ванька.

Чира подошёл к отдельно стоявшей Нюрке, положил ей руку на плечо:

- Спасибо, Анютка.

Не привыкшая к такому имени девочка покраснела, пискнула было что-то в ответ, но тут раздался приближающийся топот, и они поспешили укрыться за прилавком, где до этого прятался Славка Суворов.

Как они и ожидали, это примчался Ванька, сжимавший в потной руке пятирублёвую купюру. И тут обнаружил, что девочки нет.

- Нюрка…, - позвал он, упавшим голосом. Ответа не последовало. Внезапно он побледнел,бросился к замку… Осмотрел. Потом приложил голову к двери, прислушиваясь. Снова осмотрел замок, подёргал. Обошёл киоск и, успокоившись, сел на перевернутый ящик, и стал угрюмо ковырять в носу.

- Пойдём – шепнул Чира.

Когда они, крадучись, отошли подальше, чтоб туман укрыл и киоск с Ванькой, и он прошептал Нюрке на ухо:

- Всё Анютка, спасибо тебе ещё раз. Иди теперь домой. Я вечером к тебе зайду.

- А ты? – повторила девочка вопрос Гейки.

- И я следом. Вот только разузнаю кое-что…

- Уходил бы и ты. Если попадёшься, они знаешь, что с тобой сделают?

- Знаю, - Чира погладил её по плечу.

Девочка застеснялась, вздрогнула, но не отпрянула.

- Не попадусь, не бойся. Иди.

Анютка грустно покачала головой и ушла в туман.
Чира огляделся. Потом, пригнувшись, вернулся к прилавку, под его прикрытием добрался до промежутка между двумя складами к забору и дальше по узкому проходу, служившему для некоторых туалетом, до кирпичного закрытого на большущий замок, дома Культуры. Знал он там одну лазейку: по раскидистой иве можно добраться до пожарной лестницы и далее – на чердак, заднее слуховое окно которого выходило в сторону тупика, где стоял Демьяновский киоск. Чира однажды, когда тётка сильно уж злобствовала, даже ночевал там, но ему не понравилось из-за летучих мышей.

Расположившись у слухового окна, он принялся ждать. По его прикидкам было где-то около пяти утра, а значит, примерно через пол-часа должны были появиться Ладыгин, Тоха и остальные, с кем Тимка назначил здесь встречу.

Чира и сам до конца не понимал, зачем он остался. Наверное, хотел посмотреть, как отреагирует Тимка, когда узнает, что пленники сбежали. А ещё хотел до конца понять, в чём был замысел пионерского командира? Ведь не мог же Гараев в серьёз верить, что, представ перед председателем колхоза, «привокзальные» так испугаются, что сознаются в том, чего не делали. И чем тогда этот гад докажет, что это они по огородам шуруют?

Так, за своими мыслями Чира закемарил и проснулся от громких голосов.

Ладыгин отчитывал Ваньку за сон на посту, а тот вяло отбрехивался. Мол, не спал, а просто задумался.

Чира осторожно выглянул в щель. Туман рассеялся, ярко светило восходящее солнце.

Внизу стоял Петька Ладыгин и ещё три пионера из хуторских, а напротив них переминающийся с ноги на ногу Ванька. Ещё один пацан в красном галстуке ловко вскарабкался на крышу киоска.

- Вот погоди, придёт Тимка, я ему всё расскажу, - закончил Ладыгин.

- Он не придёт, - сказал  Химаков, вынырнувший из тумана с каким-то мешком на плече. – У него дядя из города шестичасовым приезжает. Я его только что встретил, он на станцию пошёл. Сказал, чтоб делали дело и уходили. Сбор в штабе в десять часов.

- А с председателем он сюда один заявится, - сплюнул Ладыгин. – Мол, я один всё сделал, принимай работу. Вот вечно он так. Ладно, на собрании я этот вопрос подниму. Тоха, давай - принимай.

Только сейчас Чира рассмотрел, что у ног каждого стоявшего у киоска стояли мешки, наполненные чем-то наполовину и больше. По очереди пионеры подали их на крышу. Принимавший груз Тоха, сложил всё у трубы, потом вдруг подпрыгнул и грохнул пятками по обитой жестью крыше.

- Эй, нэпманы, подъём! – крикнул он.

Изнутри не донеслось ни звука. Тогда он стал мешок за мешком опорожнять их в трубу. Загрохотало так, что если б кто-то внутри и спал, теперь бы обязательно проснулся. Чиркнув по трубе, покатилось по крыше и шлёпнулось на землю рядом с пионерами яблоко. Большое, румяное.

- Ты смотри там! – крикнул Химаков, отскакивая. Один из мальчишек, стоявших у киоска, поднял яблоко, потёр о рукав, надкусил.

- В тебя, Санька, ещё лезет? – сказал Ладыгин. – Я после сегодняшней ночи долго смотреть на них не могу.

Так вот он что! - догадался, наконец, Чира. – Нынче ночью они сами обчистили чей-то участок. Наверняка, ещё и грядки вытоптали. Теперь подбросят яблоки в киоск и всё. Тем, кто внутри не отвертеться. Кто ж поверит в то,  что это всё пионеры устроили?

- Эй, - крикнул Тоха. – Завтрак прибыл. Жрите, сколько влезет. Мы ещё насыплем.

И снова ответом ему была тишина.

- А это вам вместо чая, - разозлился Тоха на выдержку пленников и помочился в трубу.

Снизу раздался смех. Даже унылый Ванька оценил его выходку.

- Вот сволочи! - прошептал видевший всё Чира.

Вот только Ладыгин не смеялся.

Он подошёл к двери и изучил замок. Потом, так же, как час назад Ванька, обошёл вокруг киоска.

- Чира, – позвал он громко. – Готов разговаривать?

Нет ответа.

- Чира? – снова позвал Ладыгин и обернулся к часовому. - Их там нет!

- Как нет? – от волнения Ванька стал заикаться. – К-куда ж они… Я ж в-всю ночь… Г-г-глаз не сомкнул…

- Может, хитрят? Специально не открывают? – спросил пацан, которого назвали Санькой.

- А вот сейчас посмотрим, - сказал Ладыгин, полез в карман своих шаровар и гордо достал оттуда плоский электрический фонарик. Подошёл к двери, потянул, открывая створку на сколько хватало дужки замка, и посветил внутрь.

- Я вас всё равно вижу, - громко сказал он. Прислушался и вынес вердикт. – Точно сбежали!

 Он повернулся к часовому и с каким-то сочувствием сказал:

- Всё ты, Ванька, проспал. Даже не знаю, что теперь с тобой Тимка сделает. А если подумает, что ты их специально выпустил – вообще труба!

- Я не при чём! – крикнул несчастный Ванька и вдруг расплакался. – Я не виноват… Я всю ночь… У меня даже ключа нет.

- В самом деле, Петька, - обратился к Ладыгину Химаков. – Ключи только у тебя и Тимки. Как они вылезли?

- А вот сейчас увидим!

 Ладыгин вытащил из другого кармана ключ и решительно открыл замок.

 Все пионеры столпились за его спиной, когда он распахнул дверь. Секунда, другая. Никто не бросился на прорыв. 

 Первым зашёл, подсвечивая фонариком Ладыгин, остальные потянулись следом. Остановились внутри, оглядывая пустое помещение с разбросанными по нему яблоками. Остро воняло мочой.

- Капец тебе, Ванька, - сказал кто-то.

- Чего там? – суетился за их спинами горе-часовой. – Кудой они? Подкоп? Через крышу?

И в этот момент за его спиной вдруг возник Чира.

Ж Ж Ж

Выяснив всё, что хотел, Чира спустился с чердака дома Культуры и хотел, было, уже сматывать отсюда удочки, но выглянув из-за угла, застал картину: все пионеры, кроме Ваньки, были внутри киоска. И только его бывший охранник топтался на пороге.

Чира прямо вспотел от посетившей его безумной идеи. Сначала на цыпочках, а потом уже во всю прыть, он рванулся из-за угла и врезался в обернувшегося, на топот Ваньку. Тот нелепо взмахнул руками и влетел внутрь киоска, натыкаясь спиной на чью-то спину, и тут же перед его носом захлопнулась дверь.

Пока внутри никто ещё не понял, что случилось, а Чира уже продел дужку замка в запоры и повернул, запирая ключ.

И замер, потрясённый тем, что совершил. А потом стал смеяться, как ненормальный.

Изнутри дверь сотряслась от ударов, раздались крики и звуки оплеух – похоже, лупили Ваньку - а Чира всё никак не мог успокоиться.

- Что, суки, - сквозь смех кричал он. – Получили? Давайте теперь – жрите свои обосцаные яблоки! А не сожрёте, будете перед председателем объяснять, откуда они там у вас взялись!

С этими словами он запулил ключ от замка куда-то в сторону забора и побежал прочь. От пережитого волнения у него кружилась голова, пот крупными каплями стекал по лицу. Подул ветерок, и ему стало холодно в мокрой насквозь рубахе.

Чира бежал без цели сначала по улице, потом по меже между огородами, потом вдоль реки. Мелькнула мысль: может искупаться? Но не хотелось останавливаться. Его переполняло чувство победы. Именно это чувство его и подвело. Слишком поздно он заметил, как что ему наперерез бежит пацан в рубашке с нашитой красной звездой на рукаве. И только когда Тимка выскочил на тропинку, перегораживая ему дорогу, Чира остановился, тяжело дыша. Узнав Гараева, он не испугался. Мелькнуло только сожаление: эх, и этого бы комиссарчика в киоск. Для комплекта.

Гараев не спешил подходить, тоже стараясь отдышаться.

Наконец, выпрямился.

- Сбежал? – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал он.

- Как видишь, - не стал вдаваться в подробности Чира.

- Не желаешь, значит, разоружиться перед Советской властью, - криво усмехнулся Тимка. – Отбыть наказание, заслужить прощение. Перековаться.

- Прощение за что? – в свою очередь спросил Чира. – За то, чего не делал? Твои пионерчики участок вытоптали, а отвечать мне?

- И это знаешь? – удивился Тимка. – Кто проболтался?

Он присел, и стал поправлять шнурки на своих полуботинках.

- Никто, - ответил Чира. – Сон я видел. Вещий.

- Ну, тогда, наверное, ты и это видел?

Тимка вытащил из ножен, пристёгнутых к голени, большой охотничий нож. Выпрямился.

И вдруг метнулся к Чире, резко сокращая дистанцию.

Чира отшатнулся и, не удержавшись, сверзился спиной вниз с небольшого обрыва на мокрый прибрежный песок.

Тимка спрыгнул следом.

- Дурачок, - сказал он, надвигаясь. – Ты думал, я с тобой по-честному драться буду? Я пионер, будущий большевик. Мне не надо по-честному. Мне надо, чтоб по-моему!

- Ты охренел? – крикнул Чира, пятясь вдоль воды. – Это ж убийство! За это в тюрьму или в колонию…

- Это самозащита, - ухмыльнулся Гараев, медленно наступая. – Это ты на меня напал. За самооборону не посадят.

Он снова метнулся вперёд и чуть не ткнул ножом Чиру в живот. Тот успел отпрыгнуть и мельком оглянуться: песчаный берег заканчивался. Дальше начинались кусты.

Чёрт!

И берег слева был высоковат, без разбега не запрыгнешь, нужно карабкаться.

Что делать?

В воду? Попробовать уплыть?

Ага - так этот придурошный Тимка ему и даст!

Брат учил если против тебя кто с «пером», можешь убежать – беги. А если не можешь…

Чира одним движением снял майку и стал скручивать её в короткий жгут.

- Ух ты! – восхитился Гараев. – Ты никак «приёмчики» знаешь? Ну, давай!

И он снова бросился к Чире, целясь ударить его ножом в шею.

Чира уклонился, но неудачно: лезвие пробороздило глубокий порез на плече. В ответ он хлестнул одним концом жгута Тимке по глазам. Тот ойкнул, попятился и тут же со всей дури получил ногой в пах. Резко согнулся и упал на бок, что-то булькая. Чира перепрыгнул через него и в мгновение ока вскарабкался на берег. Оглянулся.

Гараев так и лежал на боку спиной к нему. Ноги пионерского вожака конвульсивно дёргались. Чира, не веря собственной догадке, сместился вдоль берега. Открывшаяся ему картина вызвала у Чиры позывы рвоты. Одну руку Тимка держал зажатой между ног, а другой, он всё ещё сжимал нож, лезвие которого глубоко вошло ему в шею. Вокруг набухал красным песок. Кровавый ручеёк бежал от шеи Гараева, впадая в реку.

- И ведь никто не поверит, - подумал Чира, пятясь. – Вот теперь – конец.

Он оступился, еле устоял на ногах и повторил вслух:

- Теперь – точно конец!

Рассказ является отрывком из 2-й книги из серии «Восемнадцатая вечность осени» под рабочим названием «Дачники».