Как свинопас боярина перехитрил (окончание)

Сказано – сделано. Сбежались во дворец бояре и купцы разных гильдий, и пошла гульба.

Бедный Ваня никогда в жизни не видел столько блюд, разнообразных, сочных и аппетитных, и чтобы не захлебнуться слюной, взял скромно пряник и стал потихонечку его жевать. А когда кто-нибудь из гостей провозглашал тост о здравии царя-батюшки, женихов или невесты, он брал кружку с медовухой и делал вид, что пьёт. Причём делал это не умело, но на него никто не обращал внимания. Всем хотелось урвать кусок пожирнее да выпить побольше.

А вот Фома себя не сдерживал. Даром, что с утра не ел, теперь старался наверстать всё и ещё впрок брюхо набить. Уж шибко он охочь до этого был.

Для свинопаса пир затянулся до бесконечности. А для боярина… Тот и разогнаться-то как следует не успел, как день к концу подошёл. Светило за лес уже на половину спряталось. Сумерки наступили.

Во дворце свечи зажгли. Светло стало в хоромах, и предстала перед Ваней неприглядная картина. Кроме него, Фомы и Берендея при памяти остались ещё человек восемь. Остальные, отключившись, спали кто где: кто за столом, кто под столом, кто на лавках. Осмотрел Берендей всё это и оценил:

- Хорошо погуляли, молодцы! Ну, а теперь… - он по-отцовски строго глянул на женихов, - пора вам спать укладываться. И помните, что во дворце уборных нет. И если кто-то из вас нагадит, то тому, без разговоров, сразу голова с плеч. Так что сейчас идите во двор. Стража покажет, где нужник находится. И не затягивайте! Я вас здесь буду ждать.

Прежде чем из-за стола выйти, Ваня незаметно спёр пряник и спрятал его в карман. За всё пиршество он так всего один пряник и съел только. Вот и прихватил второй, чтобы позже перекусить. Фома же выпил напоследок кружку медовухи, крякнул от удовольствия, затем вытер уста и пошёл следом за пастухом.

Когда вернулись, слуги уже порядок кругом навели, со стола и с пола всё убрали, кроме вырубившихся гуляк. Эти, похоже, будут спать в таких позах до утра или пока не очухаются.

Опочивальня царевны была большая, кровать тоже. Забава спала посередине. Берендей, чтобы дочь наперекор ему не легла лицом к пастуху, велел дать ей незаметно сон-траву и уложить, когда уснёт, на правый бок. Поэтому боярина он, разумеется, уложил с правого края, а свинопаса с левого. Понял Ваня, что заговор против него затеяли, но ничего не сказал. С царём связываться - себе дороже. Но раз по-честному не получается, решил он тогда хитростью царевну взять.

Вот лежит Ваня, слушает пьяный храп Фомы и думает, что же такое ему придумать, чтобы царевна к нему лицом повернулась. Долго думал и вдруг слышит, заурчало в животе у Фомы, как заворочался он от этого. Обрадовался Иван, так как сразу и план в голове возник.

Крякнул свинопас не громко, чтобы царевну не разбудить, но внимание боярина привлечь, и стал с кровати приподниматься.

- Ты куда это собрался, Ванёк? Из опочивальни выходить нельзя. Ты забыл? – услышал он шёпот Фомы.

- Да живот у меня скрутило, - ответил тот – не на кровати же…

- Ох, и бестолковый! Да тебе же за это сразу секир-башка сделают, - накинулся на него Фома и тут очухался, понял, что не то ляпнул. – Ой, а чего это я? Мне же лучше будет, если ты…

- Ладно, хозяин, потерплю я, пожалуй. А то, как без головы-то?

Лёг Ваня не место. Лежит и прислушивается: как там боярин? А у того дело совсем туго стало. Живот заурчал ещё сильнее. Заёрзал от нетерпения Фома. А Ваня снова подыматься начал.

- Ты куда опять? – накинулся на него Фома.

- Да не могу я терпеть больше, хозяин, - откликнулся свинопас. – Совсем мочи уже нет.

- Терпи, дурак, ведь голову же отрубят. Думай об этом, легче сдерживать себя будет, - снова решил его вразумить боярин, но потом спохватился. – Ой, опять я сам себе свинью подкладываю! Свинопаса от смерти спасаю.

А тот будто не слышит.

- Хорошо, хозяин, попробую…

Лёг Ваня и опять стал ждать. А Фома, бедный, мучается, места себе не находит, что-то бормочет, как в бреду, но не сдаётся. Живот уже не урчит, а клокочет. Жратва, которую он на пиру за обе щеки уплетал, переваренная и переработанная в желудочно-кишечном тракте, теперь изо всех сил наружу рвалась. Послышались характерные звуки, отчего в опочивальне появился неприятный запах. Ну вот, и настало время!

Откинул тогда Ваня одеяло пуховое и встал решительно.

- Всё! – заявил он. – Терпёж кончился. Вот-вот в штаны накладу.

- Так голову же снимут! – напомнил боярин, опять забыв, что это ему на руку.

- Ну и пусть! Лучше голову потерять, чем так осрамиться!

Сел он в углу и стал мыкать, будто бы тужится. Имитировать, то есть. То, что он от пряника, который за весь пир только и съел, заимел, он ещё в нужнике освободился. А сейчас просто боярина провоцировал. Напоследок вздохнул так, вроде как избавился, наконец, положил на пол пряник и вернулся в постель.

А Фома всё держался, никак не мог осмелиться. Но и терпеть дальше сил больше не было. Вот–вот должно было прорвать. И тогда хана… Чтобы избежать этого, он аккуратненько, чтоб не растрясти, слез с кровати и, зажав промежность, чтобы не опорожниться раньше времени, засеменил в другой угол. Добравшись, мигом стянул штаны и сел с облегчением. Понадеялся Фома на то, что Берендей войдёт в его положение, – жених он ему всё-таки да ещё боярин притом, и к тому же не он один облажался. Не будет же он сразу двоих женихов жизни лишать.

Долго он сидел в углу и довольно урчал, освобождаясь от излишек, что наел на пиру. Затем лёг на кровать и, счастливый, уснул.

И приснилось ему, что сидит он на царском троне с короной на голове и с державой, и скипетром в руках и пишет свой первый царский указ. Не успев до конца продиктовать писарю свой указ, он вдруг услышал посторонний звук. Пришлось отказаться от указа и проснуться. И увидел свинопаса, встающего с кровати и чего-то бормоча.

- Ты чего, Иван, опять приспичило? – участливо поинтересовался он.

- Я тут подумал, бог с ней, с этой срамотой, - ответил Ваня. – Это я как-нибудь переживу. А вот как я без головы жить-то буду?

- Ну, и что ты удумал?

- Пойду съем.

- Ты что, ополоумел совсем? Г…но жрать!

- А так голову отрубят, - резонно заявил на это пастух. – А мне это надо?

Подошёл Ваня к углу, встал на карачки и принялся за пряник. Откусит кусок и жуёт эту вкуснятину, но при этом звуки издаёт, словно его наизнанку от этого выворачивает. Закончил он свой спектакль и – прыг в постель. Лёг ко всем спиной, одеялом укрылся и стал ждать, что Фома предпримет. Клюнет или нет?

Разумеется, Фома клюнул. Теперь выходило, что он один царёв указ нарушил. И, следовательно, ему одному голову и отсекут. А пастух его на царевне женится. Допустить такое боярин, конечно, не мог. Заранее предполагая, какие неприятные ощущения его ожидают, он подошёл к своему углу и встал на колени. Запашок был ещё тот, но из дилеммы: съесть или потерять голову, он выбрал первое. Закончив «трапезу», он вылизал пол, чтобы даже и следа от его жизнедеятельности не осталось, и возвратился в кровать.

Ранним утром, после третьих петухов, Берендей, в сопровождении приближённых бояр, зашёл в опочивальню и увидел неприятную для себя картину. Его любимая доча спала, повернувшись лицом к свинопасу!

- Не может быть! – в сердцах выкрикнул он и тем самым разбудил спящих.

Открыв от ора глаза, Забава увидела пред собой заспанное лицо пастуха. Симпатичная мордашка юноши с удивлением в карих глазах смотрела на неё. Когда до неё дошло, что боярин ей не светит, она, недовольно вскрикнув, повернулась к любимому папочке. Помоги, мол. Увидев государя, Фома встрепенулся сел на кровати и, прикрыв ладошкой рот, чтобы не распространять амбре, виновато потупил глаза.

Царь был настоящим мужиком. Человеком слова. Сказал – сделал. Скрипя зубами, он приказал готовить свадьбу царевны со свинопасом.

Когда суета утихла, и Берендей с дочерью остались одни, он только и спросил у неё:

- Как же так, Забава?

- А ты как бы поступил на моём месте, папочка? – ответила та. – От Фомы нужником воняло, а от Ивана пряниками пахло.

Справедливости ради стоит сказать, ежели, конечно, верить слухам, что позже царевна ни разу не раскаялась, что вышла замуж за свинопаса. Он оказался на редкость любящим мужем и заботливым отцом семейства, и хорошим царём.